скачать книгу бесплатно
Толкала, толкла
Ксения Салихова
О чём может писать красивая девочка?О королевах и цветах. Вот Ксения Салихова и пишет. Только они странные, эти королевы, и цветы пахнут землёй.В Ксении Салиховой есть главное, что должно быть у поэта: она слышит, как бежит кровь. В нас, в ней самой (кровь всегда бежит одинаково), во всех. Ксения знает, какая она там бежит, и не боится её.(При поддержке АНО «Молодая русская литература») Книга содержит нецензурную брань.
Толкала, толкла
Ксения Салихова
Художник Камиар Рюккерт
© Ксения Салихова, 2021
ISBN 978-5-0050-9426-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
О чём может писать красивая девочка? О королевах и цветах. Вот Ксения Салихова и пишет. Только они странные, эти королевы, и цветы пахнут землёй.
Я обогрею вас и осушу
горячей и густой смолой
на тополиной вате.
Иначе нам просто не о чем разговаривать:
на своей жизни учиться скучно,
интересно – на чужой
и мёртвой жизни, пейте,
пейте, милые,
этот сок лесной.
Это новая оптика: настоящая профессия (врач) даёт другой объём, иную подсветку. Если королева, то королева-король. История бедной девочки, которую одевали как мальчика и воспитывали как будущего короля, потому что не дал родителям бог сына. Она – за него.
Я обогрею вас и осушу
горячей и густой смолой
на тополиной вате.
Иначе нам просто не о чем разговаривать:
на своей жизни учиться скучно,
интересно – на чужой
и мёртвой жизни, пейте,
пейте, милые,
этот сок лесной.
По-другому теперь в стихах и не бывает: ушли нормальные слова, не шипят. Надо искать свои. Но слова – они везде одинаковы, и тогда понимаешь: ты просто должен шагнуть туда, куда никто ещё не шагал. И Салихова шагает.
щеки прозрачней белого дня
губы твердеют
язык хороня:
положил мне ребёнка
мимо меня
Я знаю, как рождались некоторые стихи. Ксения присылала мне большой текст, а я говорил: «Тут золото, тут ландыши, тут прах. А это пыль. Уберите пыль. Это обычная пыль, не смертная, как на пианино». И через день КС присылала мне новый вариант. Где были только ландыши и золото.
мой папа всегда меня очень любил
пока я делала вид что сплю
в соседней комнате пьяный он обронил кому-то
мне иногда кажется ксюша это христос
пред тем мы ругались
я плакала била его по щеке
он подставлял другую
ещё он любил другую
женщину, другую,
и ещё другую, и ещё другую, и ещё
В Ксении Салиховой есть главное, что должно быть у поэта: она слышит, как бежит кровь. В нас, в ней самой (кровь всегда бежит одинаково), во всех. Ксения знает, какая она там бежит, и не боится её.
А ещё имя «Ксения» означает «посторонняя». То ли чужая, то ли просто смотрит со стороны.
Не бойся смотрящего на тебя со стороны – он сможет тебе однажды помочь. Больше, чем трепетные, другие. Хотя бы тем, что расскажет тебе о тебе.
Дмитрий Воденников
…потому что только бесчувственными руками
можно сдержать детские коленки и слово
не написать об этом стихотворение
вот я и держу
Жребий
***
1.
В приёмной врача эстетической клиники многолюдно:
красивые люди с плотными, до кости, губами,
прокрашенными лиловым, бордовым, густым веществом;
красивые дети с маленькими руками,
большими глазами, наполненными
неизвестным мне веществом.
И ещё, прислонившись к стене, сидит одноглазая мама,
большая, тёплая мама с редкими волосами,
с толстой кожей поверх левой глазницы,
а правый глаз смотрит на сына-подростка, он рядом.
Он в чёрном старом спортивном костюме,
он в старых очках с крупными стёклами, он коротко стрижен,
с птичьим профилем, сухой плотной кожей,
покрывающей тело его как будто не полностью.
Я спрашиваю врача: «Приглашаю к нам мальчика?
Он там, он в приёмной, он, кажется, следующий».
Но врач, понижая голос, снимая маску,
мне врач говорит: «Это девочка, девочка.
Я тоже сначала подумала – мальчик, мальчик.
Потом слышу – глагольные окончания ала-ала.
Это девочка, посмотри запись, зовут Ирина.
Приглашай, позови, пусть проходит».
И Ирина проходит,
действительно, точно – Ирина.
Я смотрю на ирины руки, они – красивые.
С пальцами женщины, девушки, девочки,
С правильными ногтевыми пластинами.
2.
У Господа так не принято – предупредить:
«Это девочка, девочка».
В приёмной всё смешано и, как всегда, многолюдно.
Возможно, что ассистент Бога смотрит и думает:
«Мальчик. Я приглашаю?»
Или не успевает спросить и думает:
«Мальчик. Я приглашаю».
И приглашает, назвав его Павлом, Петром, Андреем,
и девочке долго приходится соглашаться.
Из уважения, из воспитания, из смирения.
3.
Так нас зовут, и так мы приходим,
так приглашают, и мы идём —
двуполые,
смешанные,
одетые не по погоде,
не по половому признаку
и не по возрасту,
а так,
словно бы не успевала,
накинула первое попавшееся тело
и мамин живот скорее освободила,
где долго потом было слышно:
ала-ила,
да кто же теперь разберёт.
***
Каждое утро мы снимаем слепки с детских челюстей. Ложку и мягкую массу помещаем в рот ребёнка, прижимаем к зубам и удерживаем там, пока масса не застынет.
Это совсем не страшно и не больно.
Но иногда очень страшно и больно – когда у ребёнка развивается рвотный рефлекс. В такие моменты чувствуешь себя беззащитным, ничтожным, жалеешь то себя, то ребёнка, а чаще себя именно потому, что ребёнок задыхается и кашляет, но держится и даже не трогает твою руку, не пытается оттолкнуть.
Ты же стоишь перед ним и продолжаешь давить, ждать, потому что нужно сделать эту работу качественно, потому что от неё зависит всё остальное, а он кашляет, и трудно дышит, и хрипит, и это всё какой-то ад.
Но есть такой приём.
Песенка.
Очень простая: состоит из одной буквы – «А».
Мы просим ребенка сидеть с ложкой во рту и петь песню «ааа».
Срабатывает физиология: мягкое нёбо принимает такое положение, что рвотный рефлекс ослабевает, дыхание идёт только через нос, ребёнку становится легче.
Вот этот приём – обоюдная работа мягкого и твёрдого, физиологии и звука – это мои стихи.
Когда тошнит, когда нечем дышать – нужно просто начать говорить. Произнести хотя бы один звук, первую букву алфавита.
Чью-то большую руку изо рта ты всё равно не вынешь. А дышать и говорить – сможешь.
***
В ожидании осадков,
над гипсовочным столом,
отливаю модели
детских маленьких ротиков,
взрослых ртов.
