Цвет греха. Чёрный

– Что мы здесь делаем? – озвучиваю по истечении обозначенного срока, а то он ведь опять молчит.

Не спешит делать что-либо ещё. Просто стоит в нескольких шагах, уткнувшись плечом в дерево, словно ждёт, когда я наконец насмотрюсь на красоту окружающего.

– Хочу показать тебе кое-что, – отзывается опекун.

– Что именно? – не понимаю, к чему он клонит.

Явно же не про фонарики и ландшафтный дизайн.

– Вернее, не совсем показать, – поправляет сам себя мужчина. – Помочь освоить. Некоторые приёмы по самообороне.

Освоить…

Что?

Не сразу перевариваю.

Слишком уж неожиданно.

И да, заманчиво.

Тогда почему в ответ не соглашаюсь?

И так напрягаюсь…

– И зачем мне это? – спрашиваю.

А про себя судорожно соображаю.

Насколько активно он пользуется социальными сетями? Мог ли увидеть всё то, что пишут другие ученики школы «Бахчешехир»? И не только они. Их знакомые – тоже. Всех надоумила анаконда. А кого не принудила, те просто сами по себе любят потрепаться, не упускают такую возможность.

И если так…

Чёрт!

Чёрт!!

Чёрт!!!

Даже подумать стыдно, что именно он мог там вычитать и какую часть из этого мог бы принять за правду.

– Мне это не нужно, – спешу добавить, пока он не ответил.

Разворачиваюсь и собираюсь вернуться в дом. Но так и не ухожу из сада. Останавливаюсь ровно в тот момент, когда за спиной слышится задумчивое:

– Ты вздрагиваешь от каждого моего, даже случайного, прикосновения, Асия, – произносит Адем Эмирхан. – Почему?

К ногам будто тяжеленные гири привязывают, настолько сложно ступить ещё хоть шаг. Следует очередная пауза. И я почти ненавижу эту случившуюся тишину. Она слишком тяжёлая. Давящая. Веющая безысходностью. Как и всё то, что вызывает его вопрос.

Оборачиваюсь. Можно подумать, напоминание о том, что от меня ждут ответа, поможет собраться с мыслями и выдать хотя бы парочку связных слов. Не помогает. По крайней мере, не так сразу.

– Я просто не привыкла к тому, что меня чуть что хватает незнакомый мужик, – почти не придумываю.

Я ведь его в самом деле не знаю. Как и к чужим прикосновениям совсем не привыкла, учитывая то, что большую часть своей жизни провела одна. Ну а про то, какую бурю эмоций вызывает каждое мгновение, когда он оказывается слишком близко… ему знать не обязательно, я ведь и сама не понимаю, что это такое.

Значит, правдоподобно?

Должно быть.

Вот только мужчина явно не верит. По-прежнему смотрит на меня настолько требовательно, будто я не говорила ничего, а он до сих пор ждёт ответа.

Обречённо вздыхаю, понимаю, что и этот раунд в противостоянии с ним мне не выиграть.

– Ладно, как скажешь, – всё-таки соглашаюсь, хотя вновь разворачиваюсь по направлению к дому. – Но сперва переоденусь во что-то более удобное, – сообщаю, пользуясь случаем взять себе хотя бы небольшой перерыв.

Как минимум переварить новый вид проявления его опеки. Да и школьную форму я в самом деле до сих пор не сняла. Честно говоря, уж чего-чего, а подобного точно не ожидала.

Да и…

Возможности уйти на перерыв тоже никакой не остаётся. За спиной опять слышится тихое, но от того не менее весомое:

– Каан Дикмен оставил тебе такую возможность в тот день, когда мы познакомились, Асия?

Если бы передо мной сейчас возникла стена, я бы разбила об неё себе голову, настолько резко врезаюсь в несуществующую преграду. Ладони сами собой сжимаются в кулаки, стоит ему снова напомнить о тех событиях.

Вдох…

Выдох.

Кулаки разжаты.

Вздыхаю. Сдаюсь.

– Хорошо. Давай попробуем.

Всё же иду к нему ближе.

– И как это будет? – оказываюсь рядом с мужчиной.

Он отталкивается от дерева и сокращает оставшееся между нами расстояние. Мне становится не по себе, но вспыхнувшее желание отступить я давлю на корню, вскидываю голову, выжидающе глядя на опекуна.

– Сперва расскажи о том, каким образом ты умудрилась отправить того парня в больницу, – прищуривается собеседник.

Вот же…

– Мы были в спортзале. Он повёл себя по-хамски, и я разозлилась, – обрисовываю краткую версию событий.

Адем Эмирхан мне и в этот раз не верит, судя по скепсису, вспыхнувшему в чёрных глазах. Но не спорит. На другом сосредотачивается:

– Я не совсем об этом спросил, Асия, – произносит мягко. – Сама ситуация. В целом. Кто, что и каким образом сделал. Давай попробуем повторить, – предлагает. – Только учти, если и меня надумаешь отправить к хирургам, а я там задержусь, то утром придётся идти в школу пешком.

Последнее сказано с проскальзывающей долей иронии и вызывает невольную улыбку. Наверное, именно поэтому не столь уж и ужасной кажется другая озвученная им мысль. Хотя и тогда я не сразу решаюсь. Прикрываю глаза, погружаясь в мрачные воспоминания. Всего на секунду. Быстро возвращаюсь в реальность.

– Мы были в спортзале, – воспроизвожу то, что подсовывает память. – Я стояла спиной к стене. Он… держал меня за горло, – моя левая ладонь сама собой касается шеи, как если бы то была не я, а кто-то другой.

По крайней мере, ощущения ничуть не менее острые. Почти душат. Пусть я и не давлю, как было тогда. Да и от плохой ассоциации быстро избавляюсь. Невозможно помнить о чём-либо в достаточной степени в принципе, едва опекун разворачивает меня спиной к дереву, перехватывает запястье, отводя то в сторону, а место моих пальцев на шее занимают чужие. Совсем не так, как я обозначаю. Осторожно. Едва осязаемо. А я всё равно вздрагиваю. И перестаю дышать, когда чувствую, как они плавно скользят вдоль моей шеи, вероятно, призывая к спокойствию, но вместе с тем вызывая мириады морозных мурашек, расползающихся по коже до самых кончиков пальцев на ногах.

– Примерно так? – комментирует собственные действия мужчина.

Киваю.

– Хорошо. Что-нибудь ещё?

Моё сердце колотится всё быстрее и быстрее. Кислород в лёгких заканчивается, но новый вдох я совершаю с такой осторожностью, будто собираюсь пересечь минное поле, и лишний раз не стоит шевелиться.

На дальнейшее долго не решаюсь. Но выполняю. Беру бывшего мужа моей матери за руку – ту, что пока свободна. Укладываю её себе на бедро. На самом деле нужно значительно ниже и не поверх юбки, но слишком уж бесстыдно это будет выглядеть, а мои пальцы и без того сводит судорогой, стоит представить себе нечто подобное в исполнении находящегося рядом мужчины.

– Примерно так, – откровенно лгу. – Не совсем, но…

Не договариваю. Мои пальцы, всё ещё сжимающие мужскую руку, давят крепче. Как и его, усиливая хватку на моём бедре. Мне стоит отпустить. Но не получается.

Ну а то, о чём недосказала…

Уверена, он и так понял.

– Хорошо. Пусть так. Всё?

Разумеется, нет.

Но не сообщать же ему ещё и об этом?

Разве что:

– Ближе, – дополняю самой безобидной частью из всего, что оставляю при себе. – Он был ближе.

Жалею спустя всего секунду. Несмотря на то что мужчина выполняет ровно то, что я произношу. И дело вовсе не в том, как это может выглядеть со стороны.

Куда девать все эти новые внезапные ощущения?

Совсем не те, которые стоило бы ощущать…

Чувствовать его дыхание на себе – почти преступление, отзывается глубоко внутри чем-то греховно запретным, слишком манящим, как самая постыдная тайна, которую я могла бы хранить. Ведь совсем ничего не стоит податься самой ещё чуточку ближе. Не оставить вовсе никакого расстояния. Просто чтобы узнать, каким он будет – вкус прикосновения чужих губ к моим.

Но это, конечно же, всё внутри меня.

В действительности:

– Дальше, Асия, – произносит он. – Что было дальше?

– Я попыталась его оттолкнуть. Но у меня не хватило сил. И я ударила его первым, до чего дотянулась, – отзываюсь. – Попалась… гантель, – каюсь и в этом.

Мои слова звучат жалким полушёпотом. Я сама их почти не разбираю. Не уверена, всё ли произношу вслух или же часть остаётся лишь в моих мыслях. Удары сердца грохочут в ушах куда громче, чем собственный голос. Как и пульс, бешено толкающийся по венам – почти пламя в моей крови, столь обжигающий. Сколько ни уговариваю себя запихнуть поглубже неуместные мысли и ассоциации, удаётся откровенно паршиво. Я едва соображаю. Всё в моей голове слишком запутывается.

– С этого места мы, пожалуй, попробуем иначе, – выносит вердикт услышанному мужчина.

Едва ли его голос слышится намного громче моего.

Или же у меня теперь и со слухом проблемы…

– Иначе?

– Да.

Не знаю, по какой причине, но он едва уловимо морщится. Отодвигается. Не очень далеко. Но всё же вполне существенно. А может, мне так кажется из-за резкого порыва ветра, проскользнувшего между нами неожиданно прохладным потоком, который вызывает новые мурашки по телу, ведь его ладони по-прежнему на мне, где и прежде. Как и моя ладонь, сжимающаяся поверх мужских пальцев. Так и не разжимаю. А ещё ловлю себя на мысли, что мне неожиданно нравится… чувствовать чужое тепло.

Я схожу с ума?

Определённо…

– Лучшая защита – не допустить нападения вовсе, – не сразу разбираю встречное, но честно пытаюсь усвоить, несмотря на то что вовсе не лекции ожидала. – Например, не оставаться с сомнительными личностями, особенно противоположного пола, наедине.

Невольно фыркаю и многозначительно смотрю на него, вскидывая подбородок.

– В таком случае мне стоит выселить тебя? – срывается с моих губ со смешком. – Не только из сада. Из дома тоже. Ну, или позвать подружек.

– У тебя нет подружек, – ухмыляется опекун. – И ко мне это не относится.

– Разве ты сам для меня не незнакомый мужчина, от которого не знаешь, чего ждать? – вопросительно выгибаю бровь.

– Значит, я буду твоим исключением, – хмыкает опекун. – Больше никто, Асия, – добавляет сурово.

Слишком уж сурово…

И почему мне в этом видится двойной смысл?

Ох уж это моё шальное воображение!

Снова ведь всё только в моих мыслях. В реальности нет ничего такого вовсе. Опекун продолжает:

– Самые уязвимые части тела, до которых ты сможешь дотянуться в числе первых с такого положения, – нос и глаза. Далее – подбородок. Удары в эту область могут легко вызвать перелом челюсти, так что в твоём случае не рекомендую, – опять усмехается.

– А другие части, с ними как?

Мужчина слегка прищуривается и, прежде чем ответить, несколько секунд размышляет о чём-то, словно взвешивает, стоит ли мне и это рассказывать.

– Локтевые, коленные суставы и кисти рук – основа опорно-двигательного аппарата. Достаточно всего лишь толчка против угла естественного сгиба, и связки будут порваны, – всё-таки слышу ответ. – Повреждение любого пальца рабочей руки в большинстве своём выводит всю конечность из строя. Проще всего с безымянным, мизинцем и большим. Повреждения сухожилий большого пальца – хуже, чем перелом фаланги.

Теперь, когда информация от него не оставляет неуместных впечатлений, дышать становится легче, а дурман в моей голове потихоньку рассеивается.

И я задумываюсь о том, откуда он знает столько подробностей такого плана?

То ли из анатомии. То ли… откуда?

На инструктора по рукопашному Адем Эмирхан совсем не похож.

А на кого же тогда?..

Своим же мыслям мысленно ухмыляюсь.

Для парня, который вырос в детдоме…

Конечно, драка не в новинку.

И почему я раньше себе ничего такого не представляла, думая о нём?

Все эти его белоснежные рубашки, скрывающие литые мышцы, заработанные явно не на каком-нибудь фондовом рынке. Он же в них выглядит как на долбаной глянцевой обложке модного журнала. Очень хорошо маскируют, его не выдает ничто из того, что могло бы быть уличным, вот и забываюсь.

– А если сюда? – заинтересовываюсь сказанным не только про себя, уложив ладонь поверх очередной белоснежной рубашки по линии пуговиц.

И это моя ошибка. Очень уж отчётливо чувствуется, как бьётся чужое сердце.

– Солнечное сплетение – спорная болевая точка. Если мышцы пресса хорошо проработаны, то бить в неё практически бесполезно, если только ты не профессионал. Да и в случае, если на нападающем много верхней одежды, угадать место правильного толчка тоже будет довольно сложно. Тем более физически почти невозможно для такой хрупкой девочки, как ты, – снисходительно улыбается в довершение.

Вспоминаю, что руку стоит убрать.

– А если ниже? – отдёргиваю ладонь. – Намного ниже? – дополняю, едва сдерживаясь, чтобы не посмотреть на то, о чём говорю.

Хорошо, он и без всяких уточнений понимает.

– Паховая зона, особенно мужская, – известная болевая точка, но очень опасная для неподготовленной девушки, – отзывается всё с тем же снисхождением.

Замолкает.

Как будто нарочно!

Назло мне…

А я, как последняя дурочка, краснею.

Вот точно!

Слишком уж горячим вмиг чувствуется собственное лицо, словно у меня в один момент высокая температура поднимается.

– Почему же? – прищуриваюсь.

И очень стараюсь не подавать вида, как напрягаюсь ещё больше, стоит ему зачем-то провести большим пальцем вдоль моего горла.

Очень подлый поступок с его стороны!

О чём, судя по всему, он и сам не подозревает.

Или же делает вид, что так и есть.

Иначе почему тёмный взор застывает на эти мгновения?

Оттаивает тоже далеко не сразу:

– Бить противника в пах лучше всего из положения лёжа или же имея хорошую опору – вот почему, Асия, – отвечает спустя некоторую паузу мужчина. – С такого своего местоположения ты банально потеряешь равновесие, а нападающий вовсе может перехватить ударную ногу, и тогда ты рухнешь, нанесёшь вред исключительно самой себе, ситуация станет окончательно проигрышной для… – не договаривает.

Отвлекается на шум подъезжающей машины. А я настолько забываюсь под впечатлением от происходящего, что мне требуется не одна секунда, чтобы понять, что происходит.

Мой распечатанный доклад привезли?

Так и есть. Удостоверяюсь в этом, как только опекун покидает сад, выходя навстречу неизвестному мне гостю, а из-за руля автомобиля выбирается миниатюрная блондинка, вручающая ему объёмную стопку бумаг.

Она красивая. Ей вряд ли больше двадцати пяти. На ней узкая юбка длиной чуть выше колен с небольшим вырезом и безукоризненно сидящая коралловая блузка в тон к помаде на её губах. Волосы уложены, будто только из салона вышла. Голос – тихий, мягкий, как мелодия. Про таких говорят – идеальная.

На кой чёрт я эту девушку так пристально рассматриваю?

Что же ещё остаётся, с учётом, что после передачи привезённого она всё болтает и болтает, с места не сдвигается, а он слушает её настолько внимательно и долго, что, кажется, о моём существовании вовсе забывает.

Минут двадцать так точно проходит…

В общем, начинает раздражать!

И она. И опекун.

Глава 9

Асия

Почему я злюсь?

На ровном месте.

И сама не понимаю. Но внутри слишком прочно застревает тёмное пренеприятное чувство, от которого все внутренности будто в узел сворачивает, ничего с этим не поделаешь.

Разве что…

Надо поесть, вот да!

На том и сосредотачиваюсь, отвечая опекуну взаимностью: забиваю на урок самообороны. Возвращаюсь в дом. Иду на кухню. С учётом времени суток и битком набитого продуктами холодильника, было бы неплохо приготовить полноценный ужин.

Достаю курицу и овощи…

С другой стороны, если вспомнить ту девицу перед домом этим поздним вечером, может, мужчина и не будет ужинать сегодня дома? С ней куда-нибудь пойдёт, например. И тогда все мои старания будут напрасными. Так к чему напрягаться?

Лучше сделаю себе сэндвич…

Поскольку сырое мясо уже не пригодится, убираю его обратно.

Правда, от холодильника так и не отхожу.

С чего я вообще взяла, что он вдруг куда-нибудь поедет?

Кто она такая, чтоб он ехал с ней куда-либо?

И почему я снова думаю об этом?

Идиотизм!

А курицу я опять достаю…

Единственно известный мне вариант маринада для неё – рецепт господина Якупа, он не занимает много времени. К этому моменту опекун в самом деле возвращается. Жду, когда он напомнит о том, что урок по самообороне не завершён, но мужчина ничего такого не говорит, оставляет принесённую с собой стопку бумаг на краю кухонного островка.

– Это твоё, – обозначает.

Наливает себе стакан воды, а сам усаживается на стул, наблюдая за тем, что я делаю.

– Помощь нужна?

– Нет.

Да, всё ещё злюсь. Теперь исключительно на себя. Ведь, помимо всего прочего, так и тянет спросить, кто она такая. Последнее решительно запихиваю в закрома сознания как можно глубже. Беру нож и доску, начинаю резать овощи. А ещё задумываюсь о том, что, по сути, я ведь ничего о сидящем напротив не знаю. Не то что он обо мне.

Что он, например, делает, когда я школе?

Чем занимается…

Вообще по жизни.

Совладелец крупного международного судостроительного холдинга «Группа компаний Альянс» – слишком обширно, чтобы понять конкретнее.

Погуглить, что ли, эту фирму на досуге?

Ничего о нём не знаю – даже элементарного.

А ещё задумывалась о поцелуе!

Дурная.

Хотя кто в моём возрасте не задумывается о чём-то подобном? Тот, кому не в новинку. И тот, кто не имеет с наличием поцелуев никаких проблем. Как и с выбором того, кого реально хотелось бы поцеловать.

А я в самом деле хотела?

Бред. Вовсе не к моему опекуну этот запоздалый бунт моих гормонов относится.

Наверное, мне просто интересно стало!

Да, буду оправдывать себя этим.

Вовсе ничего такого быть не может.

И всё же.

– Кто это был? – слетает с моего языка, который лучше было бы прикусить. – Та девушка, что приезжала.

Нет, не прикусить. Лучше вообще отрезать.

– Ширин. Моя новая помощница.

– Новая помощница? – переспрашиваю.

Не самый умный вопрос, но как иначе вытянуть из него информацию, не придумалось.

– Да, именно так, – кивает бывший муж моей матери. – Раз уж я решил на некоторое время обосноваться в Стамбуле, буду возглавлять местный филиал. В следующий раз познакомлю тебя с ней.

Так и подмывает ляпнуть, что для человека с таким уровнем дохода не обязательно искать работу на ближайшие две недели, мог бы позволить себе взять отпуск, раз уж ему так хочется поиграть в «папочку» и «сыщика», разыскивая то, что присвоила себе Джемре Эмирхан. Хорошо, на этот раз я молчу и не позорюсь ещё больше, чем прежде. Задумываюсь о том, с чего бы ему в самом деле настолько «пускать корни» здесь, как и о самой формулировке «на некоторое время».

Планирует остаться дольше, чем на две недели?

В случае, если не найдёт нужное за этот срок.

И тогда…

Отсутствие его официальной опеки надо мной не особо поможет?

Упаси Всевышний!

Как и от знакомства с Ширин.

Зачем оно мне?

Тех двадцати минут, что я за ней наблюдала, хватает за глаза. Девиц с идеальной внешностью в моём окружении без неё полно. Как правило, ничем хорошим это не заканчивается. Предпочитаю держаться от таких подальше. Желательно вообще никогда не приближаться, ведь в большинстве своём за их безупречным маникюром и ладной фигуркой, облачённой в шикарные фирменные брендовые тряпки, скрывается банально…

– …Ай! – вырывается из меня уже вслух.

На ноже остаётся багровая полоса, а по пальцам сочится кровь. Так загружаюсь своими мыслями, что промахиваюсь, проехавшись себе по пальцам острым лезвием.

– Чтоб тебя… – добавляю ворчливо, поморщившись в досаде.

Наверняка ничего серьёзного, но выглядит не очень хорошо, крови с каждым уходящим мгновением становится всё больше и больше. На разделочной доске остаётся пятно. Я зажимаю руку в кулак и собираюсь засунуть тот под прохладную воду, чтобы унять болезненное жжение. Но и на дюйм не двигаюсь. Не замечаю, как опекун оказывается рядом, за моей спиной. Потому и вздрагиваю, едва его ладонь обхватывает мою.

Пора прекращать так на него реагировать…

Ещё бы он сам так не делал!

Хотя о чём это я?

Это же Адем Эмирхан. Если ещё минуту назад я размышляла о том, что ничегошеньки о нём не знаю, то теперь усваиваю наверняка: если уж что-то и можно помнить об этом человеке – так это то, что у него всегда всё под контролем, любая ситуация. Вот и сейчас опомниться не успеваю, а он достаёт аптечку, раздобыв ту в одном из ящиков.

– Потерпи немного, – предупреждает, усаживая меня, распечатывая дезинфицирующий раствор.

Его пальцы – мозолистые, шероховатые и грубые, но касаются бережно, осторожно, почти ласково. Замечаю пару тонких белёсых полосок-шрамов на внешней стороне его ладони, ближе к большому. Ещё один – около сгиба локтя, теряется под закатанным рукавом рубашки. Позволяю себе вдоволь насмотреться. Не только в поисках других отметин прошлого и начертания татуировок, чьё значение пока не разгадала. Узор проступающих вен поверх крепких мышц тоже отслеживаю. Ведь так гораздо легче делать, как он говорит, и стойко переносить, когда жжёт порез ещё сильнее, стоит пролиться раствору, которым мужчина щедро промывает мою рану. Если и морщусь от боли, то вслух ничего не выдаю.

– Спасибо, – произношу тихо немного погодя.

Кровь смыта. Остановлена. Порез закрыт пластырем. Вполне возможно вернуться к своему занятию, продолжить резать овощи на гарнир к мясу и салат. Но я вновь замираю. Не решаюсь не только встать на ноги, но и предпринять вообще что-либо. Просто потому, что до меня только теперь доходит самое элементарное: пока опекун проделывал все эти спасательные манипуляции, я сидела и теперь всё ещё сижу… у него на коленях.

Можно ли счесть за оправдание тот факт, что поблизости нет ни одного стула, так что сесть рядом иначе банально не вышло бы? Другой аж в трёх шагах от нас.

А он так и не отпускает.

Даже после того, как смотрю в чёрные глаза, бездонные, как самый настоящий омут. И произношу ещё тише, чем прежде:

– Я пойду.

Мужчина кивает. А ладони, что до сих пор касаются моих, сжимаются крепче.

– У тебя руки дрожат.

Тоже киваю ему в ответ. Просто потому, что никакой возможности на громкость не остаётся. В горле пересыхает. Сердце стучит всё чаще и чаще, а его грохот затмевает даже мысли в моей бедовой голове.

– Очень болит? – спрашивает мужчина.

Улыбаюсь. Качаю головой.

– Нет, – слетает с моих губ.

Практически беззвучное.

– Врёшь, – тоже улыбается опекун.

Вру, конечно. Привычка.

Какой смысл жаловаться?

Боли от этого меньше не станет.

Вот и не отвечаю. Пожимаю плечом.

– Стоит быть осторожнее, – назидательным тоном проговаривает опекун. – А если будешь мне постоянно врать, придётся и с этим что-то делать.

Снова улыбаюсь.

– Что, придумаешь новое правило?

Уголки его губ приподнимаются в подобии насмешки.

– Обязательно, – соглашается он.

Приподнимается. Усаживает меня иначе. На этот раз действительно на стул, который сам же предварительно освобождает. Недорезанные овощи тоже перемещены, а запачканная прежде доска отправляется им в мойку, как и нож. Моя первая же попытка вмешаться пресечена строгим и бескомпромиссным:

– Я сам.

Что я там о том, что ничего о нём не знаю, вещала?

Пункт второй, такой же железобетонный, проверенный на себе не единожды: этот мужчина умеет удивлять.

– Ты? – переспрашиваю недоверчиво. – Будешь готовить? – удивлённо приподнимаю бровь. – Умеешь?

В отличие от меня, Адем Эмирхан, судя по невозмутимости на его лице, не видит в этом ничего особенного или запредельного.

– Я живу один. Разумеется, умею.

Спорное утверждение. Первое. Но не второе. В этом я убеждаюсь в течение последующих минут, пока вновь наблюдаю за его сильными руками, ловко и довольно скоро закончившими то, что не успеваю сделать я сама. Вскоре плывущий по кухне аромат жареной курицы не оставляет никаких сомнений. И, раз уж до готовки меня не допускают, занимаюсь хотя бы сервировкой стола, пусть и не в столовой, а прямо тут, на кухне. Ещё успеваю сменить школьную форму на обычную свою одежду. Надо же чем-то себя отвлечь, а то, если так и пялиться на него… привыкну ещё.

Больно надо!

– А ты не так уж и плох, как мне показалось поначалу, – признаюсь, как только убеждаюсь в своей правоте не только визуально, но и попробовав первую порцию сегодняшнего ужина. – Вполне себе ничего, – а это я уже про курицу и баклажаны, не про мужчину, разумеется.

На губах опекуна расползается очередная усмешка.

– Уверена? – приподнимает бровь. – Я бы на твоём месте с выводами не торопился.

Не спешу отвечать. Сперва прожёвываю.

– Ну, теперь, когда у меня есть отдельная спальня… – тянусь к стакану с водой, чтобы запить.

Хорошо, не успеваю сделать ни одного глотка. Не то наверняка подавилась бы, расслышав встречное:

– Спишь ты всё равно в другой. Там же, где и вчера.

И всё равно давлюсь!

Воздухом.

А ему и того мало.

Как есть издевается!