Дельцы и мечтатели

скачать книгу бесплатно

Дельцы и мечтатели
Андрей Станиславович Сахапов

В большом городе международная корпорация открывает свой филиал. Бизнес по заморозке людей ВИП уровня. Дела у этой фирмы идут превосходно. Клиентами фирмы – богатейшие люди со всей страны, запада и ближнего зарубежья. Но появляется человек, который становиться виновником и причиной падения мощного колосса. Спустя восемьдесят лет происходят глобальные изменения на земле. Уже нет ни правительств, ни огромных городов, все по-другому. Войны прекратились, потому что не стало военных, они разошлись по домам сажать редис, и просто некому стало воевать. Существует одна глобальная организация «Небесная свобода», у которой в этом мире стоят свои цели и задачи. Остались и отголоски прошлого в виде города и театра из двух воюющих сторон, именно в этих местах появляются великие мечтатели, которые способны изменить ход истории всего человечества и многих инопланетных цивилизаций.

Часть первая: Дельцы

Глава 1. Павел Иванович

На улице было еще темно в это мартовское утро. Редко чирикал одинокий воробей, предвещая солнечный и погожий день. Павел Иванович вышел на улицу и пошел на стоянку за машиной. Идти было не так далеко. Под ботинками приятно хрустела ледяная корка. Дома Павлу Ивановичу решительно нечего было делать, и он начинал нервничать и суетиться, чувствуя себя лишним. Он выработал у себя привычку вставать и уходить пока домашние спят и еще, конечно же, утром не было пробок и можно было с наслаждением вести авто. Утром он пролил мед на свой любимый костюм, который хотел одеть еще с вечера, предстояла очень важная встреча, не огорчаясь, он переоделся в другой. Сегодня Павел Иванович решил не вызывать водителя, а добраться до работы сам потому, что любил водить машину, а машина у него была шикарная, и водить ее было очень приятно. Даже когда его подрезали на дороге, немного улыбался, давая возможность гонщикам обогнать себя. Он-то знал кто здесь главный. Случись поцарапать машину, он нисколько не расстраиваясь, вызывал такси и уезжал, предоставляя страховой фирме разбираться.

– По работе и награда, – любил говаривать Павел Иванович, явно намекая на то, что каждый должен заниматься своим делом. Дело сегодня предстояло серьезное. Влиятельный человек с женой оставлял сына. Сегодня была третья и заключительная встреча. Предоплата была получена на сто процентов, и оставалось обговорить формальности.

Павел Иванович не хотел считать себя лицемером и действительно верил в то, что помогает людям, пусть даже таким нетрадиционным способом. Он любил свою работу, любил голубой свет, отражающийся в дорогом кафеле, никелированные детали все это создавало ощущения приближения к чему-то таинственному и важному. В свое время американская компания решила открыть филиал в России, и Павел Иванович оказался в нужное время в нужном месте. Он устроился простым штатным сотрудником, а это было не просто сделать, пришлось кое-что подправить в биографии. За пять лет работы, идя по головам, он смог стать директором, а затем и совладельцем. Клиентами филиала были люди из Европы, Азии, само собой разумеется, России. Система жизнеобеспечения считалась одной из самых лучших в мире. Только благодаря заслугам Павла Ивановича, дела шли превосходно, он вкладывал всего себя в это дело. Сумел убедить головной офис поставить новейшее оборудование. Благодаря этому в России был такой обширный список клиентов. Один только филиал в России составлял половину того, что имело головное предприятие по всему миру. У всех на виду был Институт Красоты и холода, а внизу крио камеры по глубокой заморозке людей. Павел Иванович не был мрачным человеком, но и весельчаком его тоже было трудно назвать, скорее он излучал большое чувство уверенности. Он был женат, любил свою жену и двух сыновей, что не мешало иметь любовницу.

Полине Марковне это слово не подходило, скорее она была верным другом или соратником. На работе об отношениях никто не догадывался. Там они виделись редко. Полина Марковна встречалась с Павлом Ивановичем скорее для души. Устраивалась она через американское агентство. Павел Иванович не принимал в этом участия, потому что он попросту тогда ее не знал. Отличный работник, собеседник и еще кое-что. Не повстречала она пока человека лучше, чем Павел Иванович и держалась его. Павел Иванович хотел было помогать ей, но она ему отказала. Полина Марковна была больше чем рядовой сотрудник, она была одним из главных двигателей предприятия. Американцы неоднократно предлагали ей перевод в другой филиал, но она отказывалась. Она за три года работы купила хорошую трехкомнатную квартиру, а еще через три и дом за городом. Полина Марковна не нуждалась в материальной поддержке. От нее исходило такое спокойствие, что если клиент и сомневался до сегодняшнего дня, то после беседы с ней был уверен в своем решении на все сто. Это качество Павел Иванович больше всего ценил в Полине Марковне. При беседе, Полина Марковна больше молчала, внимательно слушая, в этом и заключалось ее умение – ничего не говоря, успокоить и убедить человека. Она как-бы дополняла Павла Ивановича своей уверенностью и спокойствием. Встречались они у нее в загородном доме. Что сказать жене для него не было проблемой – он часто по работе бывал в командировках за границей. Встречи их скорее напоминали встречу Шерлока и Ватсона за бутылочкой шерри у камина на Бейкер-стрит.

Место работы Павла Ивановича находилось на окраине. Старинное здание со скромной вывеской ИНСТИТУТ ЗДОРОВЬЯ И ХОЛОДА. Но самым главным был подвал, можно сказать это был мини город с галереями и залами. Когда-то тут был бункер для правительства города. Размеры поражали. Залы с футбольное поле в пять этажей, не считая подсобных помещений, которые составляли не малую часть строения. В подвальных помещениях работало три человека в четыре смены. Особо во время дежурства они ничем не занимались. Основная их работа состояла в погружении пациента в крио камеру. Автоматика была такая, что и наблюдения не требовалось, тройная система защиты в случае выхода из строя любой детали.

Охрана доложила, что клиенты прибыли. Будущие клиенты по договору приезжали три раза для оформления и беседы со штатным психологом Полиной Марковной. Это называлось предварительное, основное и окончательное соглашение. Деньги переводились тоже тремя частями. Сейчас предстояла процедура заморозки мальчика. Павел Иванович пошел их встречать, чтобы самому проводить к месту, Полина Марковна уже была там и встала рядом с Павлом Ивановичем. Поздоровавшись, они проводили родителей вниз на пятый уровень. Затем Павел Иванович поднялся к себе в кабинет, предпочитая наблюдать все действо по монитору. Процедурная пятого уровня была просторна. Люминесцентный голубой свет отражался в плитке дорогого кафеля. Павел Иванович знакомил пациентов с местом, где они будут находиться заранее, чтобы не было шока. Мальчик здесь был уже третий раз и имел представление. За последние два года он привык быть один, находясь в больнице, к этому привыкаешь и сейчас вел себя спокойно и тихо как на обычной процедуре. Он был смертельно болен, жить оставалось не более двух месяцев. Родители об этом сыну естественно ничего не сказали.

Вместо одной из стен процедурной было огромное цельное стекло с видом на сами крио камеры. Оно было похоже на экран, за которым начиналась другая реальность. Зрелище было жутким. В американских филиалах камеры располагались одна на другой вдоль стены с целью экономии пространства. У нас же это было с размахом, и каждая камера стояла на полу на специальной подставке в общем, как на кладбище только гробы были сверху. Завораживающий темный потолок с еле мерцающими хаотично раскиданными огоньками создавал иллюзию звездного неба. Отполированный металл саркофагов еле отсвечивал голубым светом. Павел Иванович любил гулять по этим аллеям и именно на этом пятом уровне. Здесь находились наиболее значимые клиенты с наивысшим уровнем безопасности. По крайней мере, им так говорили. Прогуливаясь приятно было думать о той надежде, которую он им дает, если конечно будет найден процесс разморозки. Павел Иванович нравилось ощущать себя частью чего-то целого и большого. Он слегка улыбался, бродя между рядами, но эта улыбка скорее была улыбкой радости за тех людей, которые переживут его и его время.

Большое стекло открывало другую параллель. Мальчика уложили, начался процесс заморозки. Родители стояли рядом. С одной стороны надежда, что их сын проснется и будет жить, потому что в будущем его смогут вылечить, с другой этого может не произойти вовсе. Мама была готова лечь рядом с сыном, чтобы проснуться вместе, но сын сам отговорил ее.

– Оставайся с папой, и вместе ждите меня.

Папа старался не заплакать, стоя рядом с мамой, держась за руки. Мальчика погрузили в азот, саркофаг закрыли и увезли в оранжерею. Именно так по документам называлось это место. Родители еще долго стояли возле стекла, им никто не мешал. Павел Иванович наблюдал за ними по монитору, он не испытывал чувство вины, скорее наоборот. Обычно на таких процедурах слез не было, и никто не рыдал. В основном, здесь лежали престарелые дельцы, воротилы, уставшие и пресытившиеся жизнью. Родители ушли. Павел Иванович всегда спускался к новому пациенту, как бы удостовериться все ли хорошо. Он спустился на пятый уровень. Сотрудники были на своих местах, они явно его ждали. Саша – старший в смене был в комнате отдыха. Такие процедуры крепко выматывали, всем требовался отдых. Павел Иванович не стал его будить, спросил, как все прошло у Дмитрия, хотя за всем следил по монитору и сотрудники это знали, но таков был порядок вещей. Каждый раз Павел Иванович спускался на определенный уровень и спрашивал, как прошло. Ему отвечали, что все в порядке, он проходил в оранжерею и первым делом шел к новому саркофагу. Он любил это слово – оранжерея, оно было, какое то живое. Павел Иванович чувствовал себя садовником среди своих растений. Сегодня был особенный случай. Папа у мальчика занимал высокий пост в правительстве. Подойдя к камере мальчика, он долго стоял и смотрел на отполированный металл, думая о чем то. Какие мысли посещали его в такие моменты? Постояв и подумав, Павел Иванович пошел обратно вдоль особых VIP склепов, камерами эти сооружения назвать было трудно. Сделанные из лучшего мрамора, они являли собой настоящие произведения искусства. Их было десять, но дохода предприятию они приносили, как с половины всей оранжереи этого уровня. В оранжерее было пятьсот «посадочных» мест на пяти уровнях, всего две тысячи пятьсот и пятьдесят VIP.

Каждый из пятидесяти склепов был сделан по индивидуальному заказу. На каждом уровне они имели разные архитектурные направления и цену. На третьем этаже были пирамиды покрытые позолотой, вся оранжерея ярко освещалась самыми разными источниками света. Свет заливал все пространство, каждый уголок был освещен. Свет бил отовсюду: снизу, сбоку, сверху. В центре зала был установлен один большой источник, символизирующий солнце. Свет никогда не отключали и он бил круглосуточно. Пятый – барокко, первый – хай-тек, на втором натуральность кладбищенского стиля. Павел Иванович решил сделать себе подарок и пройтись мимо этих склепо-архитектурных изысков. Он помнил каждого клиента. Все они хотели лучше, чем у других.

Наладку и монтаж склепов по индивидуальным проектам, имела право осуществлять только американская строительная компания. Периметр огораживали тройной сверхпрочной тканью, устанавливали промежуточный пылесборник и душ. Рабочая одежда была разовая. Строители одевали стерильную спецодежду и следовали на рабочее место, выходя, снимали, принимали душ и одевали другую. Эта же компания осуществляла генеральную уборку всей оранжереи. Запрещалось работать перфораторами и шлиф машинками, молотки только пластиковые или резиновые. Комплекс создавался в другом месте, а уже тут производился монтаж. Детали тщательно мыли, также тщательно упаковывали и грузили в ящики.

Полюбовавшись великолепным барокко, он направился к выходу, ему надо было попасть на первый уровень. Там шли работы по монтажу очередного склепа хай-тек, четкие и прямые линии, блеск хромированных деталей. Предстояло решить несколько технических вопросов с главным инженером строительной компании. Стены и потолок в оранжерее первого уровня были покрыты декоративной штукатуркой под известняк, мягкий и желтоватый, свет шел из напольных ламп и бил вверх чуть под углом. Они встретились в комнате первичной заморозки, такая имелась на каждом этаже, и была оснащена таким же огромным стеклом. Главный инженер уже ждал. Павел Иванович, как лицо ответственное, поинтересовался, как продвигаются дела. Он задавал стандартные заготовленные вопросы, которые должен был задать. Главный инженер отвечал заранее заготовленными ответами. Это был своеобразный ритуал. За годы работы они притерлись друг к другу. Строительство VIP склепов было поставлено на поток.

Закончив формальную беседу, Павел Иванович вышел из здания института во двор, где стояла его машина. На крыльце сидел обычный серый, полосатый кот, и щурясь от солнца, пас голубей. Павел Иванович поехал к Полине Марковне. Им нужны были эти два дня тишины и уединения от мира. Павел Иванович благополучно добрался, предварительно позвонив, чтобы она открыла ворота. Ключа от ворот у него не было, у них была негласная договоренность.

Нет, это были не недомолвки, просто им так было удобнее. Машину он тоже оставлял на улице, хотя в гараже было место. Полина Марковна знала, что он никогда не попросит поставить свою машину в гараж, хотя он и был очень не против. Иногда она оставляла свою машину на улице из чувства солидарности, давая тем самым понять, что она сегодня особенно расположена. Павел Иванович понимал эти полунамеки, что называется с полуслова. Выходя из машины уже во дворе, он наступил на что-то мягкое это оказался дохлый воробей.

«Кошки», – подумал он и брезгливо начал вытирать подошву об твердую корку мартовского снега. Павел Иванович вошел в дом. Полины Марковны внизу не было, и он нарочно громко хлопнул входной дверью, чтобы обозначить себя. Переодевшись в домашнее, он сразу занялся камином. Принес дрова, захватив березовой коры на растопку. Пирамидкой расставив поленья в камине и подложив коры, зажег ее большой спичкой. Кора затрещала, и огонь начал отвоевывать все большее пространство для себя.

– Так оно и в жизни, – думал Павел Иванович, глядя на пламя: Даем мы пищу нашим страстям, и они сжирают нас, как этот огонь. Даем пищу хорошему, и оно разрастается, как прекрасный цветок.

Через десять минут в камине полыхал цветок огня, комната наполнилась приятными запахами, такими, которые дает только живой огонь.

О работе они никогда не говорили, предпочитая легкие беседы ни о чем, о спорте, кулинарии и кошках. Павел Иванович и Полина Марковна старались жить в моменте настоящего – в здесь и сейчас. Полина Марковна посещала всевозможные тренинги и семинары, курсы повышения уровня сознания и школу эзотерики. Все книги у нее в доме были только определенной тематики. Иногда ее немного заносило, и она с жаром пыталась рассказать о новых открытиях и свершениях в этой области. Павел Иванович снисходительно слушал, не особенно вдаваясь в подробности, для него это скорее был фон – пространство, которое должно быть чем-то заполнено. Павел Иванович привез с собой бутылку хорошего виски – раз в месяц они позволяли себе эту слабость, всего пару стаканчиков. Здесь у них вкусы совпадали. Полина Марковна переоделась и спустилась вниз. Она никогда не позволяла себе ходить при Павле Ивановиче в домашнем халате, для этих целей у нее были домашние костюмы, сшитые на заказ из красивейшей индийской ткани. Два костюма из шелка и три из хлопка. Она прошла на кухню, нарезала яблочко «симиренко» под виски (Павел Иванович их особенно любил), лимон, переложила из банки в тарелочку испанские оливки и принесла все это к камину. Павел Иванович к этому времени уже открыл бутылку и разлил по стаканчикам напитка. Сидя в уютном кресле, покатывая виски, он смотрел на огонь. После того как разгорелось нужно было подложить еще дров.

Павел Иванович умел отдавать должное ароматам алкоголя и поэтому пока пил не закусывая. От камина шел приятный расслабляющий жар. От Полины Марковны веяло согревающим теплом молчаливого присутствия. Она сегодня больше молчала, предпочитая говорить о погоде и завтрашнем обеде. Так прошло часа два. Полина Марковна поднялась к себе в спальню. Павел Иванович дремал, перебравшись с кресла на диван. Так он и уснул.

Сон Павла Ивановича

Ему снилось, как будто он чудесный и большой дельфин, плывущий со своей стаей в океане.

Откуда интересно дельфину было знать, что это океан, но это был именно он. Вся стая резвилась и играла, искрящиеся снопы искр разлетались в разные стороны. В стае было много малышей и мамаши с ними важно держались на расстоянии. Вдалеке они увидели корабль, и вся стая поплыла туда, чтобы устроить прыжки перед носом судна. Дельфины знали, что люди не тронут их и не беспокоились. И вот они уже подплыли и начали свои игрища, как вдруг дельфин, которым был Павел Иванович, прыгнул так что угодил прямо на корму судна. Еще не понимая, что происходит, он краем глаза увидел, как к нему приближаются люди с цепями и крючьями. Павел Иванович в ужасе проснулся. Светало.

В ужасном настроении он начал одеваться. Голова страшно болела, но не от выпитого накануне. На улице немного полегчало. Походив немного, Павел Иванович решил наколоть дров для бани. Он любил физический труд на свежем воздухе. Работа до седьмого пота всегда оказывала на него терапевтическое действие и под конец ему стало даже совсем хорошо. Павел Иванович всегда сам ездил за дровами, их можно было купить при въезде в поселок, у частников. Он закупал сразу грузовую машину, но покупал всегда не колотые, предпочитая колоть самому. Колка дров ему нравилась – это приносило пользу телу и душе. А Павел Иванович заботился и о теле и о душе.

Оранжерея

В оранжереях сменные делали обход. Но они не видели того, что творилось там на самом деле. Иногда кто-то и замечал краем глаза мелькание каких-то теней в отполированном металле, но об этом здесь не принято было говорить. Предпочитались разговоры о работе.

Глава 2. Пробуждение

Первое что увидел мальчик – это звездное небо. Затем он решил подняться. За небом он увидел приближающуюся точку белого света, свет становился все ярче. Мальчик понял, что свет летит к нему. Только теперь он увидел, что нет никакого звездного неба, а только лишь черный потолок со светильниками. Через этот потолок и проникал свет. Пролетев через него, светящаяся птица села рядом. Это был голубь, из центра его груди и шел тот свет. Мальчик смотрел как завороженный. Птица посидела не долго, и снова поднявшись, пролетев сквозь черное полотно скрылась.

Он сел и увидел обширный зал с рядами металлических ящиков. Это были крио камеры. Немного придя в себя, он вспомнил, что это за место. Вон там за дверью была лаборатория, где его погружали в сон. Тусклые, прозрачные существа смотрели на него со всех сторон, но мальчик не боялся их, было совсем не страшно. Фигуры немного оживились. Они не ходили, а парили в воздухе. К нему приблизилось одно из существ, и только когда оно было совсем рядом, он увидел, что это был не старый еще мужчина, на вид лет пятидесяти.

– Не удивляйся, ты попал туда, куда должен был попасть, – сказал он мальчику. Мальчик не знал, что отвечать и поэтому молчал.

– Это место, – промежуточная станция, где все мы и застряли по своей или чужой воле. И я в том числе. Это момент остановки прыжка и сколько он продлиться никто не знает, мы просто не можем сделать шаг ни вперед, ни назад. Ты сам скоро все поймешь и ощутишь на себе. Каждый новый для нас – это новая надежа. Посмотри высоко в небо, и ты сам во всем убедишься.

Мальчик посмотрел, но ничего кроме потолка не увидел.

– Смотри дальше за грань видимого, – услышал он голос рядом с собой.

За потолком он увидел пространство, заполненное бесконечным числом светящихся звезд. Свет лился отовсюду. Миллиарды светящихся птиц пролетали сквозь друг друга и от этого каскадом рассыпались ослепительные фейерверки света. Пока он смотрел в небо, света становилось все больше и больше. Он видел каждую птицу в отдельности и мог разглядеть каждое ее перышко, несмотря на то, что расстояние до них было неизмеримо велико. Пространство, где не было места тени. На эту картину можно было смотреть бесконечно. Мальчик улыбался белоснежному потоку света, который озарял небо. Птицы пели своим особым пением – и это была песня тишины. Это было самое лучшее, что ему приходилось слушать, когда либо. Он понял, что люди, создавая музыку, на самом деле стремятся создать нечто похожее на эту божественную мелодию.

– Хорошо, что ты видишь ангелов как птиц. Нам это недоступно, а большинству вообще ничего не видно кроме черного потолка. Им доступны только черные узлы. Кстати, меня зовут Сергей, вернее так звали раньше. Теперь я и сам не знаю – кто я. Друг друга мы именами не зовем и общение у нас несколько другое. Ты, наверное, уже понял, что это не совсем привычный тебе мир. Это мир, похожий на бесконечно тянущийся застывший сон. Да ты сам посмотри вниз, – сказал ему Сергей.

Сквозь плитку пола в самых дальних глубинах вселенной он увидел океан черных теней. Деталей не было видно, лишь движение чего-то монолитного слитого в один кусок. Мальчик лишь пожал плечами, давая понять, что ничего особенного не увидел.

– Ты ничего не увидел? – с удивлением спросил его Сергей

– Какие-то тени, – ответил ему тот.

– Ну да, ну да, так наверное и должно быть, лично я вижу там… хотя нет давай я тебе в следующий раз скажу, – и он посмотрел вниз сам в надежде, что и для него картинка покажется только мутным пепельным комом. Но он видел совершенно другую картину, до мельчайших деталей. Это была картина переплетенного и двигающегося океана из черных узлов. От каждого движения исходил невыносимый звук.

«Как же я тут оказался? В моей семье часто звучал смех хрустальными струнами счастья, но иногда случались события, которые я не мог объяснить. Скорее это были моменты, какого то напряжения. Мама укладывала меня спать, она читала книгу. Это самое приятное, что есть на земле, когда мама читает тебе книгу. Я заснул, но через некоторое время проснулся. Мне стало так скучно, что я решил пойти к ней. Приблизившись к двери, я потянул за ручку, дверь открылась, и я вошел в спальню. Папа и мама спали на одной большой кровати, но одеяло было у каждого свое. Тогда мне ничего не показалось странным, я был слишком мал. Это сейчас находясь здесь, я понял очень многое, как будто стал старше сразу на тысячу лет. Родители спали в одинаковых, слишком аккуратных позах на спине, руки у обоих вдоль туловища, ноги не согнуты, а идеально вытянуты. Они были похожи на куклы, которых положили, так они и остались лежать в этой позе. Казалось, они даже не дышали. Даже постель не была смята. Я стоял и смотрел на них. Тогда в моих родителях я увидел что-то отталкивающее».

Время застыло. Движения, мысли, чувства – все это было далеко и не имело здесь никакого значения. Многие были привязаны к своему замороженному телу, не в состоянии даже сделать шаг от него. У всех находящихся здесь, была возможность оказаться в любой точке земли, но они предпочитали оставаться на месте, рядом со своим телом. Здесь не надо было ни спать, ни есть, ни дышать. Не было стремлений чего-то достигать. И эта бессмысленность существования давила на каждого тяжким грузом.

Мальчик опять вспомнил своих и тут же оказался в своей квартире. Мама и папа сидели в зале с застывшими стеклянными глазами перед телевизором. Он подошел и встал перед мамой. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, она его не видела и не чувствовала. Оба были в каком то странном состояние отключенности. К папе он даже не стал подходить. С тяжелым осадком он подумал о своем теле и тут же очутился рядом с ним. Мрак еще плотнее сгустился в их доме.

– Не надо тебе там бывать, от этого тебе будет только хуже, – сочувственно сказал ему Сергей: – Это большая ошибка – жить прошлой жизнью и ничего кроме разочарования она принести не может. Оставь свое прошлое позади, тебе не удастся ничего изменить, это уже их жизнь, а твоя жизнь здесь.

– Я только хотел посмотреть как они. Я так хочу, чтобы они были Счастливы, – мальчик не оправдывался, это был благородный порыв благородного сердца.

– Конечно же, посещай их, но не делай это слишком часто. Не делай себе плохо, – по-дружески советовал Сергей: – Я, так же как и ты бросился к своим, но то, что я узнал и увидел, принесло мне только боль. Я побывал во всех точках земли, но в таком состоянии это не приносит радости. Потом все возвращаются и ждут. Ждут когда это все закончиться.

– Но неужели ничего нельзя сделать? Хоть что-нибудь? – с надеждой спросил мальчик.

– Можно и даже нужно, что-то делать вот только никто не знает что, – пытаясь приободрить, ответил Сергей.

Светящаяся птица прилетела и села рядом с мальчиком. Сергей посмотрел на нее и улыбнулся.

– Это она за тобой прилетает, а забрать не может, красивая. За мной прилетает другая, – тяжело вздохнув, сказал он, видимо вспомнив о своей птице: – Ну ты еще их увидишь. Такая как у тебя здесь первая. В основном все черные, есть конечно пара тройка с серым налетом, но такой как у тебя ни у кого, – закончил он.

– Я просто хотел хоть как то помочь маме и папе. И у меня это не получилось.

– В первую очередь, ты должен помочь себе сам. Этим ты поможешь и им, не знаю, как это будет, но это точно работает. Возможно, если объединиться, можно попробовать, но когда каждый сам за себя как у нас, точно не получиться.

Мальчик вспомнил родителей и птица, рассыпая брызги искр улетела. Накатила волна уныния, за ней еще одна. Каждая последующая становилась сильнее. Время перестало существовать, оно тянулась бесконечно долго. Исчезли пункты назначения жизни, состояние отсутствия событий – вот на что это было похоже. Та жизнь была наполнена бесчисленным количеством событий, от момента к моменту, здесь полная противоположность кипящей и бурлящей жизни. Любое действие или движение, даже само обдумывание этого действия, становилось бессмысленным. Только сейчас он понял, почему многие из находящихся здесь, не двигаются и находятся в состоянии анабиоза. Абсолютно все не имело никакого смысла дальнейшего существования. Тут он немного очнулся, как будто его кольнули.

«Стоп. Почему же Сергей подошел ко мне, что его заставило, ведь он мог бы также как все сидеть на месте, погруженным в себя. Тут что-то не так, видимо есть и другие», – подумал так мальчик и сама мысль об обреченности унылого существования начала отступать. Надо было заставить себя сделать первый шаг.

Двигаясь по аллее, мальчик увидел старика. Тот чем-то привлек его внимание. Взгляд его был направлен вниз. Старик медленно поднял голову, глаза были наполнены дымчатой завесой, зрачки еле проглядывались, а огромные мешки под глазами выдавали его вековую усталость. Слова сыпались из него никчемной шелухой. Старик фонил беспорядочным бормотанием. Но чем ближе мальчик приближался к нему, тем речь его становилась все более связанная и понятная. Дым из глаз ушел вовсе, взгляд прояснился, стал чистым. Сморщенное лицо его, похожее на грецкий орех, расправилось и помолодело. Наконец он сказал:

– Я сам себя заковал сюда, сейчас видишь, сижу. Ведь что обидно, именно благодаря мне и был построен этот институт. Все началось с меня, а закончиться никак не может. Я хотел спасти тысячи жизней, но не могу спасти даже свою, – сокрушенно закончил он.

Белая птица опять прилетела и села мальчику на плечо. Старик встрепенулся, но было понятно, что он ее не видит. Хотя он точно ее чувствовал. Взгляд и голос стали крепче прямо на глазах, он начал наливаться силой.

– Она прилетела к тебе и сидит у тебя на плече? – с надеждой проговорил он.

– Да, – ответил ему мальчик.

– Как бы я хотел увидеть ее хоть раз, я бы только хотел знать, что она существует. Пожалуйста, скажи, она правда существует и сейчас на твоем плече? – уже умоляюще просил старик.

– Правда.

Птица поднялась с плеча и полетела.

– Я слышу этот чудесную музыку. Я слышал ее только один раз в жизни. Это было давно, и я тогда был молод и полон надежд. Это были несколько незабываемых дней. Я поступал тогда в институт. Она тоже. Мы как то случайно познакомились, – глаза старика сверкали живым блеском: – В те дни, после сдачи экзаменов, мы вечерами ездили в Царицынский парк. Там на скамейке, в конце пруда, мы сидели и ели мороженое. Понятно, мороженое было не дорогое, она сидела рядом, а я смотрел на наше отражение в воде. И вот тогда я услышал эту самую музыку. Прошли десятки лет, я стал очень уважаемым человеком в узких кругах. Множество раз я приходил туда и садился на эту скамейку, в надежде услышать ее еще раз, но все попытки были напрасны, ничего лучшего с тех пор у меня в жизни не было. Я проводил долгие часы, но нечего не выходило. Потом она вышла замуж, а я уехал покорять Сибирь, так все и закончилось. Всю жизнь я скучал по тому моменту, а встретил его здесь, – закончил старик. Прилетела большая черная птица и бесцеремонно села на старика.

– А, это за мной. Что? Даже с тобой я не могу покинуть этого проклятого места? – при этом он сразу начал киснуть и сморщиваться в сухой гриб. Мальчик отошел от него, тот еще какое-то время смотрел ему вслед, но постепенно глаза его наполнялись туманом, а взгляд опустился вниз и застыл.

Здесь не было болезней, горя и нужды, но здесь не было и радости, потому что абсолютно ничего не могло вызвать улыбку. Ты не можешь чувствовать, дышать, бегать и чувствовать, как пот выходит из тебя. Полное отсутствие тяги к жизни. Раньше они все были участниками дикого марафона, и он же привел всех сюда.

Появился Сергей. Он видел, что свет, исходящий от мальчика был другой. С таким сиянием он встречался впервые. Оно согревало, некоторых даже чересчур и они плавились, как снеговики под солнцем. Потом конечно они опять принимали свою форму, но в то короткое мгновение они были по настоящему счастливы, это были минуты полной осознанности. Сергей хорошо знал, что никто не может видеть своего источника света и мальчику он не стал рассказывать о его свечении. Зачем? Ведь все что должно случится и так произойдет само собой, без всяких подсказок и тычков.

– Ты уже познакомился со стариком. Благодаря его заслугам и построили этот мавзолей, а я стал одним из первых, кто попал сюда. Я не был болен или еще что-то, мне просто захотелось посмотреть на мир будущего. Я как обезьянка засунул руку в корзинку с бананом, так и сижу до сих пор с ним, а как разжать не знаю. Помоги нам, помоги нам всем, – просил он, почти умоляя.

– Но что я могу, – не понимая, чего от него хотят, ответил ему мальчик.

– Этого и я не знаю, но я думаю, что ты скоро сможешь, – Сергей ставил его в тупик. С чего это вдруг на него возлагают надежду на спасение? Он не знал, что ему ответить.

– Ты кстати еще не был у нашей сверхэлиты, пошли, покажу, – предложил он.

Они двинулись к VIP склепам.

– Эти лежат прочно, даже после прибытия сюда никто из них ни разу не встал. Давай подойдем поближе, – предложил Сергей.

Никто из них так и не шелохнулся, оставаясь в состоянии своих мрачных настроений.

– Все знают, что когда-то это все кончится, многие даже боятся этого, как например вот эти. Они все еще серьезно думают вернуться к жизни, – сказал Сергей, кивая на сверхэлиту, и они двинулись дальше. Они обошли весь институт, все пять подземных уровней, побывали в лаборатории заморозки и надземном здании.

– Я был в других склепах разных странах. Везде та же ситуация. Немногие из них тоже не спят и ищут выход, – попутно рассказывал мальчику Сергей.

Сергей не видел светлого голубя, который прилетал к мальчику, он видел лишь смутные всплески огоньков и просто чувствовал его, как и все, но знал о его существовании и верил в это. Когда свет вокруг мальчика становился сильнее, он знал, что птица прилетела. Время шло и свечение мальчика стягивало к нему все больше и больше существ, находящихся в этих подземельях. Сначала они светились чуть слабее светлячков в ночи, но с каждым разом пламя их становилось сильнее, они прямо теснились вокруг, как бы греясь у огня. Никто из них не видел белой птицы, не было глашатая, который бы вещал: «Прилетела, прилетела!». Слова постепенно начали терять смысл, и оставался лишь свет.

Однажды, птица, чуть коснувшись его, тут же улетела, но не вверх как обычно, а вниз через пол и дальше. Мальчик наблюдал за ней, как она летит, освещая своим светом черные узлы. По мере ее приближения, их активность нарастала, а звук становился нестерпим. Еще миг и она скрылась в этой черной массе. Свет пропал. Возникло чувство тревоги, впервые он испугался, ведь раньше он и не знал, что она может вот так взять и исчезнуть, и может быть, сейчас исчезла навсегда. Еще не совсем веря в случившееся, он смотрел туда, где она пропала. Мальчик не знал, сколько прошло времени, но как говорил Сергей, время текло для всех по-разному. На верху, прошло три года, мальчик думал три дня, а для кого-то три дня растянулось в столетие. Внезапно, почти мгновенно появился свет, он шел сбоку. Какое же это было облегчение, снова увидеть свою птицу! Она облетела его, сделав над ним круг. Как же приятно находиться под ее горячими лучами. Наконец, она села рядом и мальчик увидел, что одно перышко было слегка опалено. В голове застучало, мальчик не мог отвести взгляда от этого опаленного перышка и смотрел на него как завороженный. Он понял, медлить больше было нельзя, беда грозила его родителям. Голубь, рискуя собой, хотел показать ему, что они могут оказаться скованными черными узлами.

Появился Сергей. Он протянул руки, и как возле костра начал греть их так, словно вернулся с мороза.

История Сергея

Я попал сюда, устав от жизни. Я был кадровым военным – офицером. Не могу сказать, что на войне я ничего не боялся. Там было по-настоящему страшно, но такого желания жить я больше не испытывал никогда. Это случилось ранней весной. Возвращаясь с задания, мы попали на минное поле. На нашей карте оно не было отмечено, и мы ничего не знали о грозившей опасности. Как они умудрились поставить мины в мерзлой земле, да еще и за сутки? Ума не приложу. Да еще, как назло пошел снег, и все поле покрылось белой пылью – хуже не придумаешь. Мины были поставлены особым способом, если взрывается одна, то другие три рядом взрывались следом. Шансов выжить, практически не было.

Как раз на одну из таких растяжек мы и напоролись. Через некоторое время очнувшись, я понял, что единственный, кто остался в живых. Дико болела нога, кажется, меня зацепило. Друг мой, который шел впереди, лежал на спине с развороченным животом, ему оставалось недолго, но он был еще жив. Я подполз к нему и взял за руку. Он смотрел на меня и все понимал. Снежинки тем временем кружась, падали ему на лицо и руки, затем таяли. Так его и не стало. А снежинки продолжали падать и таяли, как будто хотели сказать: «Нет. Посмотри, он все еще живой», – я очень хотел, чтобы они не переставали таять. Час спустя его почти не было видно под снежным саваном. Добравшись до своих, я три месяца пролежал в госпитале и вернулся в свою часть, но уже больше не участвовал в вылазках.

Позже я видел того, кто ставил эти мины. Нет, мне никто не говорил, что это именно он, но когда я его увидел, я точно знал что это он. Я просто знал. На войне происходят многие вещи, о которых ты просто знаешь.

Тогда я сидел в засаде на одной из горных троп. Место это считалось безопасным, боевых действий и бандформирований поблизости не было, но за годы, проведенные на войне, становишься приученным быть всегда начеку. Я до сих пор не знаю, как его звали, думаю это не так важно. Он шел по тропинке на дне ущелья, пригнувшись и озираясь по сторонам. Вдруг, раздался щелчок, те, кто бывал на войне, хорошо знают, что это за звук. Его ты ни с чем не спутаешь. Он был последним, для тех, кто его слышал. Он резко остановился и замер на месте, ему как никому другому было хорошо известно, что это значит. Без посторонней помощи шансов на спасения не было.

Прошел примерно час, а он все стоял в растерянности, не зная, как поступить. Да и чем собственно можно было ему помочь, вряд ли кто-то решится ему помогать. Видно было, что надежда на спасение покидает его. Он по-настоящему начал молиться. Как не молился никогда. Он понял, что это конец. Прилетела черная птица и села рядом с ним на ветку.

О чем он думал сейчас? Наверное, о своем детстве. Как красивая и молодая мама встречала его, когда он возвращался с отарой овец, и подгоняя их, проходил всю деревню, пока овцы не разбредались по домам. Может, вспоминал он свадьбу старшей сестры, у которой сейчас муж воевал на другой стороне? Он вспомнил каждый день своего детства, вспомнил запах родной деревни. Ведь каждая деревня имеет свой неповторимый запах, запахи травы и гор, запах свежеиспеченного хлеба. Сердце нещадно щемило, а ведь сейчас, он шел именно туда. Он окончил свою войну и сбежал из отряда, неужели больше никогда он не увидит свое село и родных? Он хотел сдаться властям и прекрасно понимал, что таким как ему пощады не будет. Это стоило того, чтобы еще хоть на миг оказаться дома.

На войне он был жесток, и жестокость была забита в него огромным железным гвоздем, и не было тех клещей, которые вынули бы его. Понемногу, гнев и жестокость шелухой слетали с его сердца, он готовился к смерти, рождаясь заново. Он вспоминал, как они с отцом ходили за орехами к водопаду, устроили там небольшой привал и не было вкуснее того сыра и той воды из ручья во всей вселенной. Светлые воспоминания полностью вытеснили черный осадок, он сумел вытащить свой гвоздь жестокости и зашвырнуть его подальше. Первый раз он просил прощения у бога за зло содеянное им. Раскаяние было искренним. Черная птица, встрепенувшись, улетела, на ее место прилетела светлая. Он сделал шаг, готовый принять смерть и смерть сейчас была ему старым другом.

Мина не взорвалась. Он так и продолжал стоять не в силах сделать шаг. Метров через сто он все-таки подорвался на другой мине, но белой птицы уже рядом не было. Я не стал подходить и смотреть, мне и так все было ясно. Ночью волки растащили его тело.

– Вернувшись к мирной жизни, я уже ничего не боялся, но вернулся я с войны сильно уставшим, – закончил Сергей свою историю.

История мальчика

Последние два года я провел в больницах. Бесконечная череда больничных палат, бесконечные процедуры. Все это менялось с такой скоростью, что иногда я думал: «Поскорее бы уж все это кончилось и не важно, как».

Родители делали все, что могли, но когда они узнали, что жить мне осталось не больше месяца, то разом оставили все попытки и как бы успокоились. Этот месяц мы были по-настоящему вместе, и нам ничто не могло помешать любить друг друга. Это был самый лучший месяц в моей жизни.

Иногда, на какие то мгновения, они забывали о моей болезни и тоже светились от счастья. Мы действительно радовались каждому дню. Мама тогда совсем переехала ко мне в палату и спала на соседней кровати. Иногда она ночью протягивала свою руку и клала на мою – она думала, что я сплю.

Врач разрешил нам прогулки, собственно терять было нечего, и мы с мамой целые дни напролет проводили в больничном дворе. Больничный двор был огромен и густо усажен деревьями. Деревья были самые разные, но больше всего было клена. Клены были большие и разлапистые так, что даже в самую жаркую погоду под ними было уютно.

Больница находилась в отдалении от основных дорог, и шум с улицы не доходил сюда. Пространство двора наполнялось пением птиц, которых было действительно много. Люди подкармливали их, и они слетались целыми стаями. Над всеми возвышаясь, ходили грачи, отпугивая остальную мелочь. Голуби и воробьи расступались перед ними, как бы пропуская внутрь, и опять смыкали свои ряды за ними. Грачи важно бороздили волны птичьего моря. Иногда прилетали чайки, внося свой переполох, громко крича и хватая, что-нибудь убегали в сторону. Молодые галки играли с пустым пакетиком от чипсов, заглядывая в него по очереди и вытаскивая за хвост друг дружку. Воронята-подростки тоже не против были поиграть. Один из них схватил окурок и начал с ним носиться, показывая остальным, ценность находки и вот уже вся компания неслась следом.

Мы проводили наши последние дни с мамой. Отец приезжал по нескольку раз в день, и мы все втроем гуляли и кормили птиц. Я знал, что птицы больше всего любят семечки подсолнуха и папа привозил их в больших количествах. Мы бросали их птицам. Ближе всего подходили голуби, они толпились, наступали на ноги, а некоторые нетерпеливые садились на руки и плечи. Воробьи не решались вступить в эту свалку, скорее из-за боязни перед человеком и им надо было кидать чуть дальше. Грачи, вороны и галки тоже чинно держались на расстоянии, они всегда опасались людей и клевали свой хлеб в сторонке. Мы хотели наполнить эти последние дни любовью и радостью. Интенсивную терапию прекратили две недели назад, голова у меня не была в тумане, как раньше. Я мог наслаждаться всеми ощущениями в полной мере. Боль ушла и больше не тревожила. Конечно же, я прекрасно понимал, что близко то время, когда родители останутся одни, но не хотелось об этом думать потому, что сегодня светило солнце и пели птицы за окном.

В больнице я начал рисовать, хотя до этого к карандашам и краскам не притрагивался вовсе. Когда я был здоров, я был постоянно занят в школе, дома я «валял дурака», играя на компьютере и смотря всякую лабуду по телеку. Мои родители делали то же самое, а дурной пример, как мы знаем… Это я сейчас, понимаю про то время, но тогда было совсем все по-другому.

Вокруг меня в школе, дома никто не рисовал, я просто не знал, что существуют такие люди, которые сейчас тратят на это свое время. Мне казалось, что рисовать – это какое-то далекое и не нужное дело, и занимались им потому, что у них не было ни компьютеров, ни телевизоров и вообще доступных сейчас развлечений. В общем, рисовать я считал полной глупостью. В больнице я увидел, как другие дети рисуют, и впервые отложил телефон и решил попробовать. Там у меня появился настоящий друг.