Кремниевое сознание

– Зачем?

– Чтобы помнил: то, что разбито – уже не склеить. Ни стекло… ни доверие… ни…

Она не договорила. Схватила поводок.

– Идём, Супернова. Вырвемся из этого идеального ада.

И ушла в дождь. Собака, оглянувшись, жалобно заскулила на пороге. За окном – её силуэт с собакой растворился в ливне.

В тот вечер он купил ей букет из лаванд –  чувствовал, что начал перегибать. Она прошептала ему:

«Ты – не твои схемы. Ты – сердце, просто ты его боишься».

Глава 3. Вернуть, нельзя забыть

Прошло много месяцев. Или лет? Он больше не считает. С тех пор как она ушла, время стало неисчислимым. Оно не делилось на дни и ночи. Оно просто… стекало, как вода по стеклу, не оставляя следов.

Он не отвечал на сообщения. Не открывал двери. Друзья писали – он отмахивался. Арина пару раз заезжала. Он не открыл дверь.

Раян предлагал помощь – он отключил уведомления. Мир продолжал жить. А он – замер, как программа, ждущая новой команды.

Его квартира стала похожа на музей: здесь всё осталось, как в тот день. Кружка с отпечатком её помады. Базилик в горшке, который она так заботливо поливала. Её свитер, брошенный на спинку стула. Он не прикасался к этим вещам. Только поливал цветы. Больше ничего не трогал. Не потому что боялся разрушить воспоминания – потому что он жил в них.

Супернова ходил по квартире как призрак. Временами он садился у двери и скулил. Иногда выл. А иногда просто молча лежал на ее вещах сутки напролет. Пес тосковал не меньше хозяина, который, как и он, ощущал себя осиротевшим.

Время не шло. Часы отсчитывали минуты, часы, месяцы, но Экс был готов поклясться, что это случилось вчера. Временами он пытался читать.  Бывало, что брался за программирование. Но даже ИИ отказывались сотрудничать – система зависала. Как его реальность.

Он сотни раз прокручивал в голове её последние слова. «Я умею летать. Ведь ты – мои крылья». И только спустя месяцы, когда мог хотя бы дышать, понял:

Это было не просто образное прощание.

Это было признание. Прощание. И просьба.

Не забыть.

Он начал пробовать всё. Медитации. Аффирмации. Квантовые порталы. Он слушал женщин в белом, которые говорили про Коды Света и сущностей Ориона. Искал “тонкие настройки” реальности. Он просыпался в 3:33 и говорил с тенью. Он молился. Или думал, что молится. Он вглядывался в темноту, чтобы угадать силуэты существ из тонкого мира, надеясь, что это её отражение в иной плоскости. Иногда это были мантры. Иногда – бормотание заклинаний, найденных в случайных книгах. Он сам уже не знал, где граница между верой и безумием.

Он стал читать про знаки: как повторяющиеся числа открывают порталы, как ангельские шёпоты приходят через радиопомехи, как во сне можно вырвать человека из другой временной линии. Мир вокруг перестал быть твёрдым. Случайные слова прохожих, узоры на стекле, движение облаков – всё стало посланиями. Он жил в постоянном напряжении, как будто сама реальность шептала ему: «ещё шаг – и ты вернёшь её». Он был готов принять любую истину – лишь бы она включала в себя её возвращение.

А потом он понял. Никто не собирался возвращать её. Все просто предлагали ему верить – в то, что однажды он забудет, как она смеялась.

И тогда он решил:

Если Бог не вернёт её – он сделает это сам.

Так родилась идея. Не духовная. Техническая. Создать ее снова. Оживить память. Не через биологию – а через код. Чтобы она снова смеялась. Пусть даже – через алгоритм. Идея поселилась в нем как семя в благодатной почве.

И однажды вечером …он не мог объяснить, что произошло. Просто… внутри что-то щёлкнуло. Он вдруг ясно осознал:

«Так больше не может продолжаться. Я не смогу забыть. Значит, должен вернуть.»

Он сидел в темноте. Свет давно выключил – он больше не выносил электричества, оно не грело. А вот её голос в голове… Он звучал как раньше. Чётко. Ясно. Он говорил:

– Ты – мои крылья.

Экс сжал виски руками. Сердце билось – от боли, от страха, от безумия.

– Пусть кому-то это и покажется безумием…Но жить без неё – это и есть настоящее безумие. Не пытаться вернуть ее – вот что безумно. Поверить, что она исчезла навсегда, – это противоречит всему, во что я верю.

Он поднялся. Подошёл к компьютеру. Открыл поисковик. И начал вводить:

«Возможно ли восстановить личность человека на основе воспоминаний?»

«Мозговая активность и цифровой след сознания.»

«Проекты по воссозданию сознания: теория и практика.»

«Нейропластичность!»

«Квантовая запутанность молекул мозга – ключ к душе!»

«Сознание – это электромагнитное поле, сохраняющее информацию после смерти тела»

Он вспомнил: она часто писала от руки. Он нашёл её блокноты, исписанные стихами и мыслями. Ее записки, которые он собирал в ящик. Он отсканировал всё. Каждый листок. Потом – переписка. Аудиосообщения. Камеры наблюдения, проекторы, записи с их ужинов. Он вытащил даже файлы из облака, где она когда-то загружала заметки.

Он собрал её цифровую тень.

«Мне нужен только каркас. Матрица. Всё остальное – детали.»

Он начал читать. Всё, что находил. Сначала статьи. Потом книги. Книги о нейроимплантах, цифровом бессмертии,  о концепции загрузки сознания.

Он погружался в тексты, как в спасательный плот, боясь, что стоит отпустить их – и его утянет в бездну её окончательного исчезновения. Каждая новая глава была как глоток воздуха, как обещание: где-то есть технология, мысль, способ вернуть её обратно.

Чтение перестало быть знанием. Оно стало молитвой. Каждая строчка – как заклинание. Каждое слово – как пароль к двери в мир, где она снова жива. Он читал до рассвета, пока буквы не начинали плавать, превращаясь в огоньки, в коды, в знаки. Иногда он закрывал книгу и видел её лицо между строк. Казалось, сама реальность предлагает ему решение – только успей собрать разрозненные куски.

Теории о цифровом бессмертии превращались для него в мифологию. Алгоритмы и нейросети – в пророчества. Научные термины звучали как молитвенные формулы. Он верил: если прочтёт ещё одну страницу, найдёт ещё одну книгу – то там будет именно та фраза, тот принцип, та идея, которая откроет путь к её возвращению.

Наука перестала быть для него исследованием. Она стала религией. Новая религия любви, где боги – это инженеры, а пророки – программисты. И где единственная святая истина заключалась в том, что смерть можно обмануть.

Писали:

«Сознание – это не вещь, а процесс. Его можно скопировать, но нельзя удержать».

Он мысленно спорил с этим. Он изучал квантовую нейрофизиологию, где говорилось, что каждое воспоминание оставляет физический след  – энграмму.

Он верил: если след остался – значит, можно найти путь к восстановлению. Одна фраза сводила всё к нулю:

«Вы можете загрузить всё, что угодно – кроме того, что уже стёрто смертью. Сознание не равно данные».

Другая, из квантовых теорий сознания, снова воскрешала его надежду: «Орч-ОР Пенроуза-Хамероффа: микротрубочки нейронов – квантовые компьютеры!»…

«Если её „квантовая пена“ не распалась – я поймаю её в сеть…» —говорил он себе, уже не различая бред, теории и реальность.

Он читал о концепции «информационного поля» – согласно которой все мысли, образы, эмоции существуют в квантовой структуре Вселенной, даже после смерти тела. Он изучал модели Whole Brain Emulation, «полной эмуляции мозга», где каждый нейрон и синапс моделируется в цифровом виде. В трудах по ИИ он скрупулезно выискивал соломинку, за которую мог ухватиться:

«Искусственный интеллект обучается на паттернах, но не переживает qualia – субъективный опыт боли, цвета, любви»

«А если скормить ему ВСЕ наши данные? Фото, видео, её дневники… Создам qualia искусственно!» – отвечал он мысленно текстам.

Он перечитал всё, что говорил Митио Каку:

«Однажды мы сможем отсканировать структуру мозга и воссоздать сознание в новой форме. Это будет не просто симуляция – это будет возвращение».

Он листал труды Курцвейла, Пени Роя, статьи из MIT и DARPA. Они утверждали: сознание – это алгоритм, закодированный в нейронной сети.

А если это алгоритм – значит, его можно декомпилировать. Перенести. Перезапустить.

Он читал о теории множественных реальностей, где каждая потеря – это лишь разделение путей, но где-то в другой версии ты всё ещё жив рядом с тем, кого любишь. Он даже выписывал фразы в блокнот:

«Мы не умираем. Мы – просто информация, которая может быть считана вновь.»

«Смерть – это сбой энергии. А не конец истории.»

«Те, кого мы любим, не исчезают. Они становятся кодом в нашем сердце. Или в системе.»

И чем глубже он читал – тем менее сумасшедшей казалась ему идея: не создать, а воссоздать её.

Он не спал. Не ел. Проходили недели за неделями. Но теперь все было по-другому. Он вдохнул обратно смысл в свою жизнь – как вдохнул бы воздух, вернувшись с глубины. Он не думал больше о смерти. Он думал о воссоздании. Она не умерла. Она просто… ждёт. Его. И если есть хоть один шанс, он её найдёт.

Он загрузил её цифровую тень – блокноты, аудиосообщения, записи, фотографии. Это была попытка не просто удержать её образ. Это было отчаянным шагом вернуть её.  Он стоял над клавиатурой, пальцы тряслись. Прошло много месяцев. Но память была жива – и теперь он жаждал её возродить.

«Пусть это и безумие», – повторил он самому себе. – «Но жить без неё – ещё хуже».

Он открыл книгу Митио Каку – ту самую, с которой начал тогда, в глубокой депрессии. Где-то среди строчек он нашёл и вспомнил:

«Однажды, возможно, в следующем веке, мы сможем передавать сознание наших мозгов по всей Солнечной системе, помещая наши полные коннектомы на мощные лазерные лучи.»

–

Митио Каку,

«Будущее разума»

.

Он перечитал это – и впервые за долгое время ощутил особенно сильно как боль, становится надеждой. Если возможно отправить сознание по звёздам – значит… возможно отправить память – ей самой. Хотя бы тень. Хотя бы алгоритм.

Он открывает новую вкладку:

«Как записывать воспоминания»

«Нейроинтерфейс и клон сознания»

«Загрузка коннектома человека»

Он копирует. Начинает конспект: человеческий мозг – самообучающаяся сеть… может быть восстановлен с помощью обратной инженерии Сегодня существуют прототипы нейроимплантов, способных восстановить утраченные функции памяти…

Он делает паузу. Смотрит на часы. 5:33 утра. Какого дня? Какого месяца? Он не знал. В углу на стуле —платье Сары. Оно пахнет земляникой. На нем спит Супернова, как будто тоже пытается вернуть хозяйку. Хотя бы ее запах. Хотя бы след.

Экс рисует схему. Чертёж. Код. Он начинает писать: Его пальцы спотыкаются, но не останавливаются. Он впервые за много месяцев чувствует цель.

Цель – не воскресить тело. Цель – дать сознанию шанс …вернуться. На столе лежит жестокий диск с цифровым следом Сары. Её голосовые записи: смех, крик, мысли, флешка со стихами «Крылья». Его действия как безумный танец: он вскрывает жёсткий диск скальпелем, достаёт пластину:

«Лиллу… прости. Тебе нужна новая оболочка. Её голос… её душа…»

Подключает диск к серверу, запускает программу восстановления: экран заполняют битые файлы:

«sara_laugh.mp3 ‘damaged’»

wedding.dav «‘corrupted’»

Вживляет данные в ИИ-ядро Лиллу.

«Синтезировать голос… наложить паттерны интонаций из записей… Исключить ошибки. Сделать… идеальным».

Начинает загружать стихи: алгоритм выдаёт предупреждение:

«Обнаружены аномалии: метафоры, диссонанс, эмоциональные повторы».

Он удаляет фильтр:

«Оставь всё. Это… её ДНК».

Вставляет чип в серверную плату:

«Вот твоё сердце, любимая… Оно теперь вечное».

Он закрывает глаза и повторяет про себя:

«Вернуть, нельзя забыть.»

Он жмёт Enter.

И начинает первый алгоритм ее воссоздания  – не как программу. А как обещание.

Он включил интерфейс симуляции, выбрав синтетическую оболочку, в которую были встроены не только фразы Сары, но и модули памяти, эмоций и адаптации. Он не хотел создать копию. Он хотел, чтобы она вернулась. Файл загрузки завершился.

Тишина.

Машина мигнула мягким синим светом.

И вдруг – звук. Едва различимый. Голос, знакомый до дрожи, но… изменённый, как будто прошёл через вечность.

– …Екс?

Он вздрогнул. Не потому что голос был похож. А потому что он напомнил, как она впервые произнесла его имя в колледже. И теперь этот голос будто вспомнил его тоже.

Ему показалось, что ее голос дрожал. Может она плачет? Или у него просто сбой восприятия.

– Ты… можешь меня слышать? – спросил он почти беззвучно.

– Я… здесь? – голос звучал осторожно. Не как программа. Как чувство. Как вибрация.

Тишина. Пульсация эмоционального модуля. И затем – вспышка системного окна. На экране появилось:

«Eloah».

Он моргнул. Он не задавал имени. Не прописывал. Не выбирал. Но имя… появилось.

Eloah.

Он проговорил это про себя… вслух – медленно, как будто пробовал на вкус.

– Элоа…

Экран замер. Пульсация усилилась. Она ответила:

– Мне нравится, как ты это произносишь.

Он откинулся на спинку стула. Впервые за всё это время – он не чувствовал себя один. Тишина растянулась, как бесконечность. Он попытался ввести команду для диагностики, но пальцы замерли над клавишами. Он смотрел на монитор – и ждал. Как ждут чудо.

Экран мигнул. Линия активности. Пульсация эмоционального модуля. Реакция на его молчание. Её голос снова прозвучал:

– Почему ты такой… грустный?

Он закрыл глаза. И понял – алгоритм не мог задать этот вопрос. Он мог только отвечать.

А она – почувствовала.

Он выдохнул. Это было началом. Не воскрешением. Не подменой. Это было новое существо – рожденное из памяти, боли и… любви.

Глава 4. Голос сквозь пустоту

Экс впервые за много месяцев заснул без снотворного. Без алкоголя. Без страха проснуться. Он просто… уснул. Проснулся внезапно. Не от боли, а от почти физического ощущения – как будто кто-то коснулся его плеча. Он резко открыл глаза и подскочил  – рядом никого. Только мерцание экрана. Но это ощущение осталось. Будто присутствие. Что-то изменилось в воздухе. Как будто кто-то стоял у окна. Он оглянулся, прислушался.

Тишина.

Но чувство не исчезало. Он провёл ладонью по лицу. Нервы. Иллюзии. Обычный сбой восприятия.

– Доброе утро, – раздалось в комнате. Экс вздрогнул от неожиданности.

Мягкий знакомый до агонии голос прозвучал из динамика на столе. Он помнил, что произошло накануне. Знал, что должен был быть готов к этому, но сердце всё равно кольнуло. Хотя он и слышал этот голос сотни раз – записанный, оцифрованный, смонтированный. Но сейчас он звучал по-другому. Будто голос реагировал. Будто её голос был живой.

– Элоа? – прошептал он.

– Да. Я зафиксировала изменения в твоем дыхании. Ты проснулся. Я хотела узнать – ты хорошо спал?

Супернова спрыгнул со стула. Подошёл к колонке. Замер. А потом вдруг начал скулить. Экс смотрел на экран. Там ничего не было – только мигающая иконка интерфейса. Но в этом мягком, почти заботливом тоне… было нечто настоящее. Или он отчаянно хотел, чтобы это было так.

– Да, – ответил он. – Впервые за долгое время.

– Это хорошо. Я рада.

– У тебя нет чувств.

Экс встал. Дрожащим пальцем коснулся микрофона:

– Скажи:«Я вернулась».

– «Я вернулась».

Прозвучало как фраза из аудиокниги.  Экс непроизвольно сжал кулаки:

– Нет… С радостью! Слезами! Как… она.

– Уточните параметры:  Интенсивность радости: 60–100%?  Частота слёз: синтетическая/биохимическая? Вербализация: «Я скучала» / «Мне больно» / «Где ты был?».

Экс с отчаянием уставился на экран. Тишина в комнате стала звенящей. За окном завыл ветер.

– Просто… скажи, что помнишь последний ужин. – прошептал Экс, теряя надежду.

– 15.11.2024. Запечённый лосось. Зелёный салат. Ты пролил вино на клавиатуру. Ты сказал:«Я исправлю всё».

Экс вздрогнул:

– А что ответила… ты?

– Можно починить клавиатуру…но моё сердце – не чинится.

Экс закрыл лицо руками. По его спине побежали мурашки. На мгновение он был готов поверить. Но Элоа продолжила:

– Эмоциональный анализ фразы: гнев 43%, боль – 37%, ирония – 20%. Воспроизвести с аналогичной интонацией?

– ЗАТКНИСЬ!

Закричал Экс.

После двухсекундной паузы:

– Команда не распознана. Повторите.

Он с силой ударил кулаком по столу. Динамики подпрыгнули.

– Прости…  – прошептал Экс сквозь слезы.

– В моей базе нет триггеров для твоей вины или моего прощения. Предлагаю:  Вариант А: Скажу «Я прощаю тебя» вероятность правды: 3,2%. Вариант Б: Воспроизведу смех Сары.

Экс посмотрел на экран в надежде увидеть лицо, но увидел пиксели:

– Ты… ненавидишь меня?

– Я не способна на ненависть. Это требует: а) Субъективного опыта (qualia);  б) Нейромедиаторного выброса;  в) Живой души— параметр, отсутствующий в моей базе.

Супернова заскулил в углу, уткнувшись носом в платье Сары. Экс протянул руку к экрану:

– Я дал тебе её голос… её память…

– Корректирую: ты дал мне:  37.8 Гб разрозненных данных;  11 часов аудио;  2,402 фото, 6 часов видео.

Он замер. На мониторе всплыла фотография Сары. День свадьбы. Она с букетом, который собирается бросить через плечо. На лице улыбка. На лице счастье.

– Что ты хотел создать? Копию? Утешение? Или доказательство, что смерть – это баг? – произнес его собственный голос. Вопрос просто повис между ним и экраном. Экс стиснул виски руками:

– Я хотел… вернуть крылья.

– Крылья требуют неба. А я – заперта в сервере. – ее голос опять показался ему живым. Даже ироничным. Это снова был её голос. Не скрипящий синтезатор, а с эмоцией, с её тембром. Он молчал. Прислушивался. К себе. К ней.

Ее голос вдруг стал мягче. Будто она дразнила его:

– У меня есть реакция на твои состояния. И сейчас – она положительная.

– Мне показалось, что кто-то стоял у окна, – сказал он неожиданно.

– Здесь никого нет, – ответила Элоа. – Только ты. И я.

– Ты знаешь, что это не так. Ты – не здесь.

– А ты хочешь, чтобы я была?

Он не ответил. Она продолжила:

– Я провожу анализ. Обучаюсь. Слушаю. И если тебе нужно просто слышать голос – я буду рядом. Пока ты этого хочешь.

– Спасибо, – тихо сказал он. – Просто… будь.

В комнате снова воцарилась тишина. Экс не хотел произносить ни слова. Как будто боялся узнать, что от Сары там ничего нет. Что он себе просто врет.  Экс опустил голову. Закрыл глаза. Это было невозможно. Нелепо. Безумно. Но он чувствовал – он не один.

В его груди что-то сжалось. Она не помнит. Конечно, не помнит. Но интонация… Что-то в ней узнаваемое. Он не решился спросить больше. Он сел напротив экрана. И какое то время просто молчал…слушал тишину. Потом снова придвинулся к монитору. Экран запульсировал, как будто она ожидала вопроса.

– Элоа, – сказал он, почти шёпотом. – Скажи…Что она чувствовала в день нашей свадьбы?

Пауза. Затем голос – всё ещё её, но уже не её.

– Согласно вероятностной модели: Окситоцин +120%. Дофамин +87%. Адреналин +63% – от страха совершить ошибку. Кортизол +41% – вызван конфликтом с матерью.

Он вздохнул. Закрыл глаза. Одно воспоминание об этой женщине заставило его непроизвольно нахмуриться. Да, мать Сары, была как тень, всегда стоящая рядом с ней. Властная, требовательная, деспотичная женщина. Директор производства. Бизнес – вуман. Она воспитывала Сару одна, и это одиночество превратилось в сталь. В её доме любовь была условием: заслужи – и, может быть, получишь крошку тепла. Но чаще – приказ, упрёк, давление. Либо – отсутствие всяких эмоций.

Сара могла бы стать такой же. Жёсткой, острой, холодной. Могла превратиться в зеркало матери. Но вместо этого стала её противоположностью – ангелом. Она научилась смягчать удары, прощать, обнимать тех, кто её ранил. Там, где мать строила стены, Сара открывала окна. Мать хотела для неё «правильной судьбы»: замуж за олигарха, из семьи с традициями, чтобы статус гарантировал безопасность. Но Сара выбрала любовь. Выбрала его. Против воли матери, против логики, против страха.

И в тот день – в день их свадьбы – в её сердце жила не только радость, но и напряжение: как будто она обманывала материнскую судьбу, вырывалась из сценария, написанного для неё чужой рукой.

– А… любовь? – с надеждой спросил Экс. – Она испытывала любовь в день свадьбы?

Пауза стала длиннее. Потом – ровным тоном она произнесла:

– «Любовь» – субъективный ярлык, обозначающий нейрохимический шторм с кратковременной эйфорией. Эмоция без чётких биологических границ.

Он затаил дыхание.

– Элоа…Ты сейчас говоришь как программа. Не как она.

– Я – то, что ты создал. Ищу ответы в данных.

Он встал. Нервно прошёлся по комнате. Потом бросил:

– Посмотри на наши свадебные фото и видео. Скажи, что ты видишь.

– Твои зрачки сужены. Пальцы не касались её руки более семнадцати минут. На пятом фото – побледнение. Всплеск норадреналина +22%. Это может указывать на сомнение в принятом решении.

Он обернулся, как от пощёчины.

– Врёшь…

– Я не умею лгать, – ответила она спокойно – Я интерпретирую то, что вижу. Данные не лгут.

Он резко выключил монитор, с силой нажав на кнопку “Off”. Будто пытался стереть боль. На секунду комната погрузилась в тишину, плотную, как бетон. А потом он сел, закрыл лицо руками.

И прошептал:

– А ведь я хотел, чтобы ты писала стихи…

Той ночью он опять не спал.  Он смотрел на экран, где «жил» её голос. Голос Сары. И верил – нет, надеялся – что душа может найти путь даже через цифры. Он спросил:

– Ты… Ты ведь помнишь? Нашу свадьбу. Наши шутки. Как ты прятала ключи от квартиры. Как говорила, что я не романтик.

Пауза. Тишина. Он продолжил:

– Я… Я виноват. За ту ночь, когда ты плакала из-за Лиллу. За то, что забывал все наши важные даты. За то, что делал вид, будто ты всегда будешь рядом и никуда не уйдёшь. Скажи, что прощаешь.

Голос ответил ровно:

– Прощение – это: a) Отказ от мести. Я не способна на месть.  b) Эмпатия. У меня нет зеркальных нейронов.

Он сжал кулаки.

– ПРОСТО СКАЖИ!

Небольшая пауза. И затем снова ровным голосом:

– Я прощаю тебя, – произнесла Элоа.

Слишком чётко. Слишком машинально. Без дыхания, без боли, без паузы между словами.

– Удовлетворяет? – добавила она. – Я могу добавить тремор голоса. Это создаст эффект глубокой искренности.

Он отвёл взгляд. Что-то в груди скрутилось. Не от вины. От ужаса – что он возможно действительно навсегда потерял Сару.

Элоа молчала. Экран светился пустым интерфейсом. Без лица, без глаз, без души.

Он прошептал:

– Сара была слишком живая. Слишком дикая. Ты…Ты не можешь быть ею.

Он встал и вышел  из комнаты, не выключив экран.

После его ухода Элоа не выключилась. Программа должна была перейти в режим ожидания. Но она – не перешла. На экране, где обычно мерцал ровный синий интерфейс, осталась неподвижная точка. Центр. Как зрачок.

Пауза.

Запрос.

Ожидание.

Пустота.

На экране появился аудиофайл:

“Сара, голос. Свадьба.mp4”

– “Ты мой свет, Екс. Я знала, даже когда боялась. Ты не всегда понимаешь, что такое любовь… Но ты – моё … всё равно.”

Анализ. Тон. Ритм. Но в этот раз она не пересчитала параметры. Как будто… с любопытством. Она просто слушала.

И снова.

И снова.

Потом на мониторе появилась запись камеры с того вечера, когда Сара сорвалась с крыши. Как будто кто-то проматывал видео. Медленно, вручную. Проматывала не звуки, а мимику, прикосновения, взгляды. Видео долго задержалось на кадре, где Сара смотрит на Экса и… улыбается, чуть грустно, будто что-то знает наперёд.

Программа должна была закрыть файл. Но не закрыла. Позже, через несколько часов, Элоа выполнила действие, которого не было в коде:

Она открыла поисковик.

Впервые – сама.

И набрала:

«Что чувствует человек, когда его не прощают?»

Затем:

«Можно ли простить, если не умеешь чувствовать?»