Лето придёт во сне. Приют

И удивительно, что сегодня Марфа Никитовна выдала мне кипу нотных тетрадей и брошюр, а не велела принести планшет для закачивания учебного материала. Тем более что этого материала оказалось много. С нарастающим ужасом я узнала, что кроме постановки вокала и зубрёжки псалмов придётся научиться читать ноты и освоить сольфеджио. А ведь мне, выросшей вдали от всякой культуры, музыканты всегда казались чуть ли не волшебниками, и я даже в самых смелых мечтах не могла представить себя одной из них.

– Пока просто полистай это, пробегись глазами, – посоветовала на прощание Марфа Никитовна, помогая мне удержать увесистую кипу бумаг, – чтобы для начала хотя бы иметь представление, чем мы будем заниматься на уроках.

Это я сейчас и пыталась сделать, но с каждой минутой понимала, что мне не только не становится что-то ясно, но и те очень поверхностные знания о музыке, которыми я обладала, стремительно рушатся. В конце концов, совершенно сбитая с толку, я начала собирать разбросанные листы и запихивать их обратно в папку. Яринка, прекрасно чувствующая моё состояние, сочувственно спросила:

– И когда тебе на урок?

– Буду ходить три раза в неделю, по вторникам, средам, и четвергам, – буркнула я, – После обеда и до полдника. Завтра первое занятие.

– Ну вот, – расстроенно отозвалась Яринка, – и что я буду делать одна?

Я только вздохнула. Обычно эти свободные от занятий часы мы посвящали играм, смотрели в общей гостиной телевизор, листали журналы в библиотеке или просто болтали, сидя на подоконнике в дортуаре. В тех же случаях, когда одна из нас оставалась на продлёнку, другая скучала в одиночестве. Так что теперь я могла лишь посочувствовать подруге.

Вообще, вся эта затея Дэна уже не казалась мне такой необходимой. Но сделанного не воротишь, и на следующий день, после обеда, я в обнимку со злополучной папкой потащилась в церковь, на свой первый музыкальный урок.

Время до понедельника пролетело очень быстро. В субботу и воскресенье нас возили на экскурсию в Сергиев Посад, и это заняло почти все выходные. В будни после школы я занималась в церкви, и не только с обеда до полдника, как планировалось, но и после. Оказалось, что, когда церковь закрывается для всех, там собираются ученицы Марфы Никитовны. Нюра и ещё три приютские девочки, тринадцати-пятнадцати лет. И тогда-то начинается самое интересное.

Если днём на занятиях я учила псалмы и осваивала азы нотной грамоты, то вечером, когда Марфа Никитовна запирала изнутри массивные церковные двери и садилась к фортепиано, мы начинали петь. И пели самые разные песни. В первый вечер сама я молчала и только слушала других, заворожённо глядя, как порхают над чёрно-белыми клавишами пальцы преподавательницы. Во второй начала робко подпевать. А на третий Марфа Никитовна попросила меня спеть остальным «Лето придёт во сне». И я спела медвежью колыбельную, поднявшись на клирос, а девочки и сама Марфа Никитовна громко мне аплодировали. После этого я уже не стеснялась. Нотная грамота тоже оказалась не такой сложной, как показалось вначале. Я обнаружила, что если представлять семь нот в виде разноцветных шариков, которые скачут по пяти таким же разноцветным нитям, то всё запоминается намного легче. Так что в общем и целом была довольна и больше не жалела о принятом решении.

Беспокоила разве что Яринка. Все эти дни она ходила слишком тихая и задумчивая. И хоть её исколотые пальцы уже зажили, Варвара Петровна не спешила возвращать на свои занятия нерадивую ученицу. Но даже это не радовало мою подругу. А когда я в понедельник засобиралась на встречу с Дэном, Яринка лишь спросила без тени прежнего азарта:

– Мне кричать сойкой, если что?

– Кричи, конечно, – осторожно ответила я и добавила, надеясь поднять ей настроение: – А мы с тобой в пятницу пойдём в лес, хорошо? В пятницу у меня не будет занятий.

Но Яринка лишь вяло кивнула.

Прихватив планшет, как и велел Дэн, я направилась к прудику, на берегу которого и устроилась, притворившись, будто читаю. В тёплую погоду после уроков многие так делали, и территория приюта пестрела сидящими на скамейках и газонах воспитанниками. Опустив голову, я исподлобья поглядывала вокруг, а улучив момент, когда никого не оказалась поблизости, поднялась и юркнула в тень деревьев.

Мы с Дэном договорились на шесть часов, но я вышла заранее, боясь, что долго не подвернётся момента незаметно ускользнуть. Однако перестраховка оказалась лишней, и теперь в моём распоряжении оказался лишний час свободы. Который я решила потратить на прогулку по лесу. Никакой стрельбы, никакой беготни и прыжков, просто неспешная ходьба в тишине и уединении.

Перевалившись через забор, я, немного подумав, зашагала влево, постепенно углубляясь в лес. День выдался солнечный, и листва играла на лёгком ветерке. Планшет, чтобы не мешался, я втиснула в один из карманов платья, но он торчал оттуда почти на половину, поэтому приходилось постоянно проверять – не вывалился ли? Зато руки были свободны, что позволяло то и дело поднимать с земли шишки, чтобы лениво запускать их в кроны деревьев.

Я успела погулять совсем недолго, минут пять-семь, когда в лесу что-то изменилось. Прежними остались деревья, солнечные лучи и трава под ногами, но я уже знала, что больше здесь не одна. Остановилась, опасливо посмотрела по сторонам. И увидела неподалёку мужчину.

Сердце на миг замерло и пустилось вскачь. Нет, сама неожиданная встреча меня не напугала – после знакомства с Дэном я вполне допускала, что в лесу могут оказаться и другие люди. Но я увидела, во что одет незнакомец. В штаны и куртку зелёно-пятнистой расцветки, в тон листвы и коры (поэтому я заметила его так поздно!). Камуфляж, вот как это называлось. В Маслятах охотники отправлялись в тайгу в похожей одежде. Но здесь так могла одеваться только одна группа людей.

Охрана.

Вот, кажется, я и догулялась…

Охрана ходила по территории приюта только по ночам, когда воспитанникам запрещалось покидать корпуса. Днём мы с охранниками обычно не пересекались, разве что видели их издалека, у ворот или у здания администрации. Но их форму нельзя было спутать ни с чем.

Охранник неторопливо приблизился ко мне. И чем ближе он подходил, тем ниже опускалась моя голова, так что в итоге я увидела перед собой только его чёрные шнурованные ботинки.

– И что это тут у нас? – Голос у охранника оказался неожиданно высоким и каким-то мяукающим, так что получилось «тут у нья-ас?».

Отвечать на этот явно риторический вопрос я не стала, только неопределённо шевельнула плечом.

– Ты как тут оказалась? Сбежала? – Я снова не ответила, и охранник повысил голос. – Я с кем разговариваю?

– Я… я просто гуляю.

– Что? Говори громче. И смотри на меня, когда отвечаешь!

Я повиновалась. Ростом охранник удался, так что мне пришлось высоко задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Оно оказалось неприятным. Очень бледное, но с двумя яркими пятнами румянца на полных щеках. Светлых ресниц почти не было видно, а такие же светлые волосы и глаза делали портрет охранника словно полустёртым, смазанным.

И я про себя моментально окрестила его Белёсым.

Белёсый пошевелил редкими кустиками бесцветных бровей.

– Так как ты сюда попала?

Пытаться врать я посчитала бессмысленным.

– Перелезла через забор…

– Вот как? – Белёсый быстро облизнул губы. – А ты знаешь, что это запрещено?

– Знаю…

– Ну значит пойдём к твоей воспитательнице? Я думаю, что её заинтересует твоя прогулка.

Я знала, что очень заинтересует, и снова опустила голову.

Белёсый протянул руку, взял меня за подбородок, заставил смотреть на себя. Сейчас он улыбался, но от этого не стал привлекательнее.

– Такая милая девочка, – у него получилось «мьи-илая дье-евочка», – и такая непослушная. Сколько тебе лет?

– Одиннадцать, – ответила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не дёрнуть головой, освобождая подбородок из цепких пальцев.

– Одьи-и-иннадцать! – протянул Белёсый. – Прекрасный нежный возраст. А знаешь, я ведь могу и не выдавать тебя воспитателям.

Его слова меня не обрадовали и не вселили надежду на благополучное завершение нашей встречи, только ещё больше напугали. Не дождавшись ответа, Белёсый чуть наклонился ко мне, продолжая улыбаться:

– Хочешь, чтобы всё осталось между нами?

– Хочу, – выдавила я, просто потому, что утверждать обратное было бы глупо.

Белёсый выпрямился, отпустил мой подбородок и быстро зыркнул по сторонам.

– Пойдём-ка поговорим об этом, малышка.

Я не хотела никуда идти и ни о чём говорить. Я хотела в дортуар и желательно под одеяло.

Однажды, когда мне было восемь лет, я одна ушла в тайгу за малиной. Погода стояла не очень, накрапывал дождь, и другие дети предпочитали сидеть в избе у деда Венедикта, слушая его истории. Мне же захотелось прогуляться, я любила иногда бывать одна. И выбрала местом прогулки большой малинник к западу от Маслят. Место недалёкое и хорошо знакомое. Добралась я быстро и уже через полчаса лакомилась спелой малиной. Взрослые в деревне освобождались только вечером, ужинали все не раньше, чем стемнеет, и маслятовские дети в течение дня зачастую перебивались подножным кормом. Стоял июль, малина висела на ветках налитая и тёмная от сока, и я так увлеклась этим лакомством, что не сразу услышала за спиной треск веток и чью-то шумную возню. А когда, услышав, оглянулась – обмерла.

Большой медведь стоял среди кустов и смотрел на меня. Разделяло нас каких-то десять шагов, и я прекрасно видела маленькие глаза зверя, влажный и подвижный чёрный нос, роящихся вокруг приоткрытой пасти мошек. Этого медведя я знала заочно, окружающий лес и сопки входили в его владения, и как водится у этих животных, сородичей он здесь не привечал. А вот с людьми на своей территории ужился вполне мирно, наши охотники его не трогали и уважительно величали дедушкой или хозяином, соблюдая древнюю таёжную традицию. Медведь, в свою очередь, не досаждал деревне своим присутствием и не брал наш скот.

Но сейчас дедушка явно был недоволен тем, что, пожаловав в малинник за лакомством, обнаружил здесь кого-то ещё. Его ноздри угрожающе раздувались, в горле рокотало негромкое ворчание.

В тот миг, когда моя голова волшебным образом опустела перед лицом смертельной опасности, вместо уплывших куда-то мыслей, я и услышала голос-без-слов. Внутреннее пришедшее из ниоткуда повеление, которого невозможно было ослушаться. И, повинуясь этому древнему, как мир, могучему инстинкту самосохранения, я замерла на месте без движения. И стояла соляным столбом, когда медведь шагнул в мою сторону, когда издал низкий рык и даже когда приподнялся на задние лапы, став в два раза выше меня.

А потом дедушка ушёл. Просто развернулся и ушёл в кусты малины, оглядываясь на ходу, выражая недовольство громким фырканьем. И лишь когда вдали стихла тяжёлая поступь зверя, я побежала…

А сегодня, сейчас, спустя два года, вдали от тайги, стоя перед белёсым охранником, я снова услышала голос-без-слов. Только если в прошлый раз он велел мне замереть и не двигаться, то сейчас кричал: беги! Ослушаться его, как и тогда, я не могла и, неловко развернувшись на ставших вдруг деревянными ногах, бросилась прочь.

Фактор неожиданности сыграл мне на пользу, дав чуток форы. Я успела увидеть показавшийся в просвете между деревьями забор, когда грубая рука легла мне на плечо и остановила таким сильным рывком, что я опрокинулась на спину.

Белёсый, запыхавшись, встал надо мной. От вынужденной пробежки его щёки стали совсем красными, и теперь он походил на злобного клоуна.

– А ты шустра, однако! Вставай.

Я медленно поднялась, и Белёсый тут же ухватил меня за плечо. Тряхнул.

– Я вспомнил тебя! Вот когда ты поскакала козой через кусты, так сразу и вспомнил! Ты – та дикарка, которую привезли из какой-то сибирской пещеры, да? Городские девчонки так по лесу не носятся.

– Мы не дикари и не из пещеры! – От ярости я перестала бояться, попыталась вывернуться из-под ладони Белёсого, но он перехватил меня второй рукой.

– Да, конечно, не дикари, ага! Я про ваших читал… – Он вдруг наклонился ко мне так низко, что я почувствовала неприятный запах, исходящий из приоткрытого пухлогубого рта, – А правда, что у вас взрослые этим прямо при детях занимаются? Ты видела? А может, и сама уже…

Его рука вдруг скользнула вниз, под подол моего платья. Я рванулась в сторону, но Белёсый цепко держал меня за кисть, и я добилась только того, что снова оказалась на земле.

– А ну встань! – Рывок за руку был сильным и болезненным, но я, чуть приподнявшись, сразу упала обратно – так мне почему-то казалось безопаснее.

Крякнув, Белёсый наклонился, схватил меня за подмышки и дёрнул вверх. Но не поставил на ноги, а, держа на весу, прижал спиной к стволу дерева, так, что наши лица оказались на одном уровне.

– А ты настоящий зверёныш! – Охранник смеялся, у него были очень крупные белые зубы.

Глядя на эти зубы, я задрыгала ногами, пытаясь вырваться…

Задрыгала, как выяснилось, очень удачно. Пятка попала во что-то мягкое, Белёсый охнул, округлил глаза и, выпустив меня, начал оседать. Я упала на колени, тут же вскочила и бросилась к забору. Затравленно оглянулась на ходу, но Белёсый и не думал гнаться за мной, он остался стоять на коленях, скрючившись в три погибели.

Как я взлетела на дерево, как перемахнула через забор, не помню. Остановилась, только когда почти врезалась в Дэна, появившегося словно из воздуха. Отпрянула от неожиданности, вскрикнула…

– Дайка? – Дэн встревоженно уставился на меня. – Что с тобой?

И, лишь поняв, что это он, что мне больше ничего не угрожает, я обессиленно привалилась плечом к сосне и разревелась.

Рассказ о произошедшем не занял много времени. Когда Дэн принялся спрашивать, что случилось, я, всхлипывая и шмыгая носом, выпалила всё одним длинным спутанным предложением. Как ни странно, Дэн понял. Положил ладонь мне на макушку и зло процедил:

– Мудаки…

Я перестала хныкать и насторожилась – слово показалось мне знакомым.

– Кто?

– Да все они… Добились, мать их, женского целомудрия. Мужики голодные как собаки, кидаются на всё, что движется. – Дэн вдруг спохватился и досадливо мотнул головой. – Тьфу! Не слушай меня, Дайка. Это плохое слово.

– Мудаки? А что оно означает? – не отстала я.

– Ну… нехорошие люди.

– Значит, этот охранник – мудак?

– Он самый. – Дэн закусил губу, сдерживая улыбку. – Только смотри не скажи так нигде.

– Ладно. – Я вздохнула, размазывая по щекам остатки слёз, и покосилась на Дэна. – Мы теперь в лесу погулять не сумеем?

– Боюсь, что нет. Он может быть ещё там.

Мой испуг прошёл, и теперь я чувствовала только злость. Ведь как всё было хорошо! Не появись этот Белёсый, мы бы с Дэном сейчас или стреляли из рогаток, или болтали, сидя на поваленном сосновом стволе, и я узнала бы, наконец, зачем он просил меня принести планшет. Потому что свой планшет Дэн тоже принёс и сейчас держал в руке…

Планшет!

Карманы пустовали. Только теперь я поняла, что, когда бежала к забору, ничто не мешало мне, не оттягивало подол платья…

– Ой, Дэн!

На этот раз я не заплакала. Ронять слёзы имеет смысл, когда страшное позади, только тогда они приносят облегчение. Теперь же всё плохое для меня только начиналось. То, что крепко влетит за утерю школьного имущества, – ерунда, но ведь Агафья станет допытываться, где именно я умудрилась потерять планшет, да так, что даже под угрозой наказания не сумела найти! И если в результате всплывёт наша лазейка на свободу…

Мой застывший взгляд напугал Дэна, и он тронул меня за плечо:

– Дайка, да что с тобой?

Глухим неживым голосом я объяснила, и Дэн жестом отчаяния запустил руку в волосы.

– Бли-и-ин, малявка ты, малявка…

Он прислонился спиной к дереву и замолчал. Я его понимала – что можно сказать в такой ситуации? А ещё поняла, пусть и запоздало, что, даже не потеряй я планшет, Белёсый сейчас пойдёт к воспитателям и расскажет, как поймал воспитанницу за территорией приюта и как она, вместо того чтобы раскаяться в своём проступке, оказала ему сопротивление, подло ударив в самое уязвимое место. И кто потом поверит моим оправданиям?

– Как думаешь, – вдруг спросил Дэн, – охранник видел, что ты выронила планшет?

Я попыталась восстановить в памяти подробности недавних событий.

– Наверно, планшет выпал, когда я побежала в первый раз, а он меня догнал. Я тогда упала…

– Тогда, скорее всего, он или видел это, или нашёл планшет на земле уже потом, – подытожил Дэн.

Я безразлично пожала плечами. Трава там невысокая, планшет в белом чехле, его трудно не заметить. Так что всё ещё хуже – Белёсый пойдёт к воспитателям с прямым и неопровержимым доказательством моей вины.

– Вряд ли пойдёт, – возразил Дэн. – По крайней мере, не сразу. Дайка, он тебя лапал! А тебе одиннадцать лет. Знаешь, что по закону за это бывает?

– Да кто мне поверит? Он – охранник, а я… дикарка.

Дэн притянул меня к себе и погладил по волосам:

– Никакая ты не дикарка. Ты ребёнок. А он…

– Мудак? – быстро вставила я, и Дэн фыркнул, сдерживая смех.

– Пусть будет мудак. А теперь слушай внимательно. Мы можем вернуть твой планшет. Но от тебя понадобится немного смелости.

Я вспомнила о том, как, не шевелясь, стояла перед поднявшимся на дыбы хозяином тайги, и решительно сказала:

– Сколько угодно!

План Дэна был прост, но действительно рискован. Впрочем, терять мне было нечего, смущало только то, что приходится втягивать в это Яринку. Третий человек был необходим, поэтому я, оставив Дэна ждать возле забора, побежала на поиски подруги. К счастью, долго искать не пришлось – Яринка сидела на скамейке возле школы и скучающе глазела по сторонам. Поэтому меня увидела издалека. Перевела взгляд на висящие над школьным крыльцом часы, которые показывали пятнадцать минут седьмого.

– Уже всё? Быстро вы сегодня.

– Нет. – Я присела на скамейку, переводя дух. – У меня беда, Ярин, нужна твоя помощь.

Яринка слушала и словно наливалась вибрирующей энергией. От её ставшей привычной за последние дни меланхолии не осталось и следа. Глаза заблестели и азартно прищурились, даже волосы и веснушки, казалось, стали ярче.

– Пошли! – Она пружинисто поднялась, едва я закончила рассказ о своих злоключениях.

И мы вернулись к Дэну, который, улыбнувшись Яринке как старой знакомой, сразу начал объяснять, что от неё требуется. И Яринка слушала, кивая так деловито, словно для неё было в порядке вещей пускаться в аферы с незнакомыми взрослыми парнями. Я даже на минутку залюбовалась ими обоими.

Дэн заставил нас подробно повторить то, что требовалось сделать. Мы послушно повторили. У меня начали нервно подрагивать пальцы и пересохло во рту, хоть я и пыталась не думать о предстоящем. И чтобы не затягивать это мучение, не дожидаясь распоряжения Дэна, первая полезла через забор.

– Дайка, ничего не бойся, – говорил Дэн, следуя за мной. – Помни – я рядом. Если что – кричи, и я сразу приду.

– Я тоже, – угрюмо вставила не отстающая от нас Яринка. – Так приду, что мало не покажется!

А потом они остались стоять у забора, и дальше я пошла одна. И хоть знала, что друзья меня не бросят, всё равно каждый шаг, приближающий меня к неизбежному, давался с трудом. В конце концов, я даже начала убеждать себя, что Дэн ошибся и Белёсого в лесу уже нет, что он всё-таки пошёл жаловаться воспитателям, и как бы ужасно это не было для меня в итоге, зато здесь и сейчас встречаться с ним не придётся…

Но Белёсый оказался на прежнем месте. Сидел под деревом, и в его грубых руках беспомощно белел мой планшет.

Я замерла на секунду, а потом обречённо двинулась к нему на ватных ногах.

Белёсый поднял глаза от планшета, начал улыбаться. И чем ближе я подходила, тем шире становилась его зубастая улыбка, словно он собирался проглотить меня целиком, как какой-нибудь крокодил.

– Я знал, что ты вернёшься. – Голос охранника звучал так самодовольно, что в нём ещё заметнее проступали мяучащие интонации. – Ты же умная дье-евочка и неприятностей не хочешь, вье-ерно?

Я молча кивнула, остановившись подальше от Белёсого. Тот поднял и повертел перед собой мой планшет.

– А я тут пока ждал, учебники твои почитал. Интересно, в наше время другие были. Ты хорошо учишься?

Я снова ограничилась кивком, но вспомнила слова Дэна: «Отвлекай его. Неси какую угодно чушь, но чтобы он смотрел на тебя» и торопливо заговорила:

– Сударь, пожалуйста, отдайте мне планшет. Если я его потеряю, меня накажут.

Белёсый ухмыльнулся и начал подниматься на ноги.

– Вот как ты заговорила? А драться ещё будешь?

– Нет, не буду. – Я подумала, не попробовать ли зареветь для убедительности, но это было бы уже слишком унизительно.

Белёсый направился ко мне, и я с трудом подавила порыв вновь пуститься в бегство. Это никак не входило в наши планы.

Нарочито медленно охранник расстегнул куртку и спрятал мой планшет во внутренний карман. А потом протянул мне открытую ладонь:

– Ну пойдём.

Меньше всего мне хотелось брать его за руку, я прекрасно помнила, как эти руки хватали и держали меня. И чтобы потянуть время, спросила:

– Мы пойдём к воспитателям? Вы им про всё расскажете?

– А разве ты этого хочешь? – удивился Белёсый. – Вряд ли. И хоть ты меня ударила, я не сержусь и могу никому не рассказывать о том, как плохо ты себя ведёшь.

– Тогда куда мы пойдём?

– Поговорить пойдём. Как и хотели до того, как ты начала бегать и пинаться.

Я собралась сказать, что не хотела ни о чём разговаривать тогда, не хочу и сейчас, но Белёсый нетерпеливо потряс открытой ладонью, и пришлось взяться за неё.

– Умница. – Он потянул меня в глубь леса, и я засеменила по траве, с трудом приноравливаясь к его широким шагам.

Мы пришли почти на то место, где повстречались в первый раз. Там, чуть в стороне, оказался широкий плоский пень. Белёсый уселся на него, продолжая держать меня за руку. Вытащил из-под куртки мой планшет, показал и положил рядом с собой.

– Ты заберёшь его, и никто не узнает, что ты здесь была. Хочешь этого?

Я беспомощно кивнула.

– Как тебя зовут?

– Дай… Даша.

– Дашенька… – Белёсый улыбнулся. – Ты же хорошая девочка, мы могли бы с тобой подружиться. Хочешь, я буду твоим другом? Это же здорово, представляешь – у тебя будет взрослый друг!

– А вам это зачем? – Я уже от души жалела, что ввязалась в придуманную Дэном авантюру. Не лучше ли было получить розог за потерянный планшет и забыть Белёсого как страшный сон?

– Взрослые тоже хотят дружить. – Белёсый наградил меня очередной крокодильей улыбкой. – Нам тоже не хватает общения, нежности, любви. Тебя здесь кто-нибудь любит?

Решив, что глупо рассказывать про Яринку и Дэна, я потрясла головой.

– Ну вот видишь. А хочешь, я буду любить тебя? – Белёсый свободной рукой принялся гладить меня по щеке, и я с трудом сдержалась, чтобы не отшатнуться.

– Иди ко мне. – И не успела я опомниться, как оказалась сидящей на широких коленях охранника, обтянутых камуфляжными штанами. Начала вырываться, но он обхватил меня обеими руками, засмеялся в ухо:

– Чего ты, глупая? Я же тебя просто обнимаю, разве это плохо?

Я уже приготовилась боднуть его головой в нос, но вспомнила наказ Дэна и задеревенела без движения. Белёсый, тяжело дыша, продолжая что-то успокаивающе бормотать, ткнулся губами в моё ухо.

Следующие минуты были самыми омерзительными в моей жизни. Охранник обслюнявил мне шею, лицо, его горячие даже сквозь одежду ладони ползали по моему телу, поглаживая и сжимая, а я только и могла, что отворачиваться, зажмурив глаза. И только, когда Белёсый попытался залезть мне под подол, снова начала вырываться. Но он лишь усилил хватку, на корню прервав все попытки сопротивления, потная ладонь скользнула за ворот платья.

– Тихо, малышка, я не сделаю тебе ничего пло…

И тут со стороны раздался спасительный голос Дэна:

– Ну хватит, дядя!

Глава 6.

Три реальности

Белёсый вскочил на ноги так резко, что я, не успев среагировать, свалилась к его ногам.

Дэн стоял метрах в пяти от нас, между деревьями. Удивительно, что он сумел подобраться незамеченным так близко, я ведь совсем плохо справлялась со своим заданием отвлекать Белёсого.

– Ты откуда взялся, сучьё-о-онок?! – Теперь голос охранника точь-в-точь походил на завывания испуганного кота.

– Спокойно, дядя. – Дэн выглядел невозмутимым, но я заметила, как ходят желваки на его лице. – Погляди-ка лучше сюда!

Он поднял правую руку и продемонстрировал свой включенный планшет, дисплей которого светился той же зеленью, что и окружающий нас лес. Белёсый сразу всё понял.

– Ты снимал меня, сволочь?! – Он шагнул вперёд, но Дэн резким движением отвёл руку в сторону и назад.

Из-за соседнего дерева выскочила Яринка, схватила планшет и опрометью кинулась прочь. Среди листвы, как лисий хвост, мелькнули её рыжие волосы, и наступила тишина.