Лето придёт во сне. Приют

– Дайка! Дайк! Ну что там? Он пришёл?

Дэн вздрогнул, начал оглядываться.

– Это Ярина, – поспешила я успокоить его. – Мы поднялись с ней наверх, на колокольную площадку.

– Да вашу… да вы совсем! – Дэн попытался взъерошить на голове то, что осталось от его волос после армейской стрижки. – Вас же могут увидеть снизу!

– Нет, не могут. – Я взяла его пальцами за рукав, пытаясь увлечь за собой. – Мы не подходим к краю. Пошли, сам увидишь.

– Нет. – Дэн не двинулся с места. – Я всё скажу тебе здесь, а ты уже потом передашь Яринке.

– Скажешь что? – насторожилась я – его тон мне совсем не понравился.

Дэн сунул руки в карманы брюк, вздохнул и, глядя в сторону, сухо произнёс:

– Нам не надо больше общаться, Дайка. Плохая это была идея.

Я уронила руки вдоль тела. Ну зачем, зачем мне понадобилась эта «случайная» встреча в школьном коридоре, эта вылазка, этот разговор? Неужели в глубине души я не понимала, что именно так всё и будет? Неужели не лучше было бы ничего не знать и просто продолжать надеяться до тех пор, пока надежда не растает сама, не превратится в воспоминание?

Дэн ждал моей реакции на свои слова и, не дождавшись, заговорил сам, быстро и виновато:

– Прости, что втянул тебя во всё это! Я сам не понимал, что делаю, я не думал, что всё зайдёт так далеко, а… а последствия могут быть ужасными! Вы с Яриной ещё дети, и вам не нужно ввязываться в… – Он резко замолчал.

– Во что? – прошептала я. Прокашлялась и повторила громче: – Во что ввязываться?

– Уже неважно. – Дэн потёр ладонями лицо. – Просто забудь обо всём, что я тебе говорил. Прости меня.

И, резко развернувшись, он зашагал к окну. Я наблюдала за ним как во сне, не в силах сдвинуться с места, не в силах окликнуть своего потерянного друга. Свистел за стенами ветер, качались вокруг тени ветвей, Иисус продолжал бесконечно страдать на кресте, и я страдала вместе с ним, но так же была не в силах что-либо изменить.

Дэн открыл окно, и порыв свежего воздуха пронёсся по церкви, хлестнув меня по лицу, откинув назад волосы. Он, этот воздух, был наполнен запахом хвои и сосновой коры, запахом талых вод, он был по-настоящему живой, и он перебил, вытеснил застоявшийся запах ладана и старых церковных половиц.

Я сорвалась с места, подбежала к окну и оттолкнула Дэна в сторону с такой силой, что он едва устоял на ногах.

– Дайка?!

Запрыгнув на подоконник, я села там боком, свесив одну ногу наружу. И отчеканила, глядя в растерянное лицо Дэна:

– Если ты сейчас попробуешь уйти, я заору на весь приют.

Настала его очередь бессильно ронять руки.

– Дайка, ну зачем это?

– Затем! – Мой голос звенел от подступающих слёз. – Затем, что я имею право знать, почему ты больше не хочешь меня видеть!

– Я хочу! Хотел бы… Но нельзя, понимаешь? Вы с Яриной ещё дети…

– Мы не дети! – перебила я. – Мы – девушки, невесты! И у нас уже есть женихи-старпёры, с которыми мы связались только потому, что ты нам сказал так сделать!

– Мне очень жаль…

– А мне нет! С тех пор, как мы познакомились, я снова стала чему-то радоваться! Начала думать, что ещё всё будет хорошо, а до этого… до этого…

Я никогда не умела хорошо выражать свои мысли, не была такой острой на язык, как Яринка, или такой спокойно-рассудительной, как Зина. Но если бы я могла, то сейчас бы сказала, что только с появлением в моей жизни Дэна, снова стала собой. Именно тогда, после долгого сна, больше похожего на кому, проснулась Дайка, почти вытесненная на тот момент послушной и безразличной ко всему Дашей. Я бы сказала, что его слова про то, что мы с ним другие, вдохнули в меня желание и жить по-другому. Что его рассказы, его книги, его стремление не дать сделать из меня здесь очередную безропотную куклу, были той самой соломинкой, которая удержала меня на плаву, когда я уже готова была пойти на дно. И что, если этой соломинки не станет, я может, уже не утону, но и никогда не вернусь на берег.

Ничего этого я не сказала, не нашла нужных слов, а которые нашла, не сумела собрать в предложения. И поэтому просто расплакалась, уткнувшись лбом в пыльный оконный косяк.

– Дайка, – рука Дэна легла мне на плечо, но я сбросила её, – Дайка, не реви. Ну, послушай меня…

Я не хотела слушать. Сейчас я хотела только одного – вернуть ему боль, которую он мне причинил, хоть как-то отомстить за разрушенные надежды.

– Ты не имел права! – Я подняла мокрое лицо. – Ты не должен был мне ничего рассказывать, книги давать, в лес приходить! Наигрался, да? Интересно было дикарку вблизи разглядеть?!

Дэн кусал губу, не глядя на меня. Я понимала, что мои слова попали в цель, и радовалась этому. Держи ещё!

– Зачем ты вообще тогда хотел, чтобы мы виделись? Ведь это ты предложил! А если бы нас поймали с твоими книгами или записками? Не думал об этом?!

Дэн рывком приблизился ко мне вплотную. На миг я испугалась, подумав, что сейчас он просто отшвырнёт меня в сторону и выпрыгнет в окно, чтобы навсегда исчезнуть из моей жизни. Но вместо этого он вдруг схватил меня за плечи и почти закричал:

– Об этом я и думаю! Этого и боюсь! Вы не знаете, во что можете влипнуть, и я раньше не совсем понимал, поэтому и затеял всё это! Ну, дурак я был, дурак! Что мне сделать, чтобы всё исправить?!

Неожиданно его крик подействовал на меня отрезвляюще, словно, выпустив своё отчаяние, я передала его Дэну. И, перестав плакать, я почти спокойно ответила:

– Ничего уже не сделать. Думаешь, если ты перестанешь с нами общаться, всё будет как раньше? Мы продолжим учиться, а потом пойдём замуж или работать? Вот уж нет. Мы убежим.

Дэн выпустил мои плечи и, снова уронив руки, с длинным вздохом поднял глаза к потолку. Я понимала, что мои слова прозвучали глупо и по-детски, поэтому поспешила уточнить:

– Не сейчас, конечно. Подождём несколько лет. А потом убежим.

– Куда? – В голосе Дэна звучала даже не ирония, а жалость. – На Запад?

Я фыркнула. Он совсем меня за дуру держит?

– На Запад без помощи других… ну других, ты понимаешь – нам не попасть. Мы убежим в Сибирь, в тайгу. И будем искать такие деревни, как моя. Они есть. А ещё есть охотничьи избушки, где можно перезимовать, если поиски затянутся. Я знаю, как ставить силки на зверя и птицу, рыбачить, искать грибы и ягоды, заготавливать запасы на зиму, колоть дрова, топить печь, ходить на лыжах… И Яринку научу.

Дэн вглядывался в моё лицо, и я с удовольствием отметила, что ни жалости, ни снисхождения в его взгляде больше нет, что старший друг наконец-то воспринял мои слова всерьёз.

– Сибирь очень большая, – наконец ответил он. – Если вы не найдёте никакой деревни, что тогда?

Я слегка развела руками:

– Тогда рано или поздно мы погибнем, если это будет зима. Или выйдем в город и сдадимся в полицию. Что с нами сделают?

Дэн задумался.

– Документов не будет у вас, если вы убежите, но личность рано или поздно установят. Значит как минимум – побег из коррекционного приюта, бродяжничество, тунеядство. Тюрьма.

– Вот-вот, – мстительно подытожила я, – в лучшем случае. В худшем – в тайге даже наших косточек не найдут. И всё из-за тебя.

– А ведь это настоящий шантаж, – с угрозой в голосе заметил Дэн, но я не дрогнула.

– Вовсе нет. Я просто говорю тебе, что будет, если ты сейчас нас бросишь.

– Тогда, может, мне рассказать тебе, что будет, если не брошу? – предложил Дэн.

– Давай!

– А то же и будет. Или тюрьма, или смертная казнь, если успеете погулять подольше и натворить побольше.

– А если мы не будем творить?

– Не получится.

Мы зашли в тупик и замолчали. Дэн выглядел раздражённым, но уйти больше не пытался, и я, расценив это как добрый знак, решила не останавливаться на достигнутом. Осторожно дотронулась до его руки и примирительным тоном спросила:

– Ну что с тобой случилось? Почему ты расхотел с нами дружить? Они запретили, да? Те, другие, из города? Ты виделся с ними, и они этого не хотят?

Сказав это, я затаила дыхание. Сейчас выяснится, была ли права Яринка тем зимним вечером, когда говорила, что Дэн общается с другими за территорией приюта.

– Да нет же! Они-то как раз не против, нам нужны люди.

Ай да Яринка! Я с трудом сдержала ликующий возглас – мы не одиноки!

Дэн покусал губы, явно не зная говорить дальше или промолчать, но решил быть откровенным до конца:

– Особенно ты нужна, Дайка. Они думают, что ты могла бы… не сейчас конечно, а когда подрастёшь, помочь нам выйти на другие деревни беглецов, такие, какой была ваша. Чтобы объединиться.

Я чуть не подскочила на подоконнике от радости и торопливо заверила:

– Конечно! Я смогу, я знаю, что есть другие деревни, и знаю, где надо искать.

Честно говоря, тут я лукавила. Другие деревни, конечно, были, взрослые говорили об этом, но точно не в пешей доступности от Маслят, и я понятия не имела где именно. Мы никогда мы не ходили в гости к «соседям», и никто из других деревень не приходил к нам. Как верно сказал Дэн – Сибирь большая. Конечно, круг поиска можно сузить до территорий, прилегающих к рекам и озёрам, – никто не станет селиться вдали от воды, обеспечивающей утиную охоту и круглогодичный рыбный промысел. Но сколько их в Сибири – рек и озёр?

Дэн продолжал молчать, и это обнадёживало. Стараясь, чтобы мой голос не дрожал и не звучал слишком просительно, я тихонько добавила:

– Если мы убежим одни, то я никогда не найду родителей, не смогу узнать, в какой они тюрьме и когда их выпустят. Я же… в этой вашей городской жизни ничего не понимаю. Да и поймают нас быстро, если останемся в городе.

Дэн коротко вздохнул. Посмотрев на него исподлобья, я поймала полный жалости взгляд и мысленно поздравила себя с очередным шагом к победе. Но требовать многого сейчас было бы не слишком благоразумно, поэтому я решила предложить компромисс:

– Давай, ты подумаешь? А пока просто продолжай переписываться с нами, хорошо? А там… ну кто знает, что будет дальше?

Облегчение, промелькнувшее на лице Дэна, не осталось мною незамеченным, и я поспешила поставить себе ещё один плюсик.

Дэн снова мазнул ладонью по ёжику на голове, пытаясь по старой привычке взъерошить уже несуществующие пряди, и махнул рукой:

– Ладно. Но вы должны мне кое-что пообещать.

– Что угодно! – Мысленно я запрыгала и захлопала в ладоши.

А Дэн (прежний мой Дэн, сосредоточенный и серьёзный) уже перечислял, загибая пальцы:

– Во-первых, никаких больше ночных вылазок, это слишком опасно.

Я с готовностью закивала.

– Во-вторых, вы продолжаете общаться со своими старпёрами и выражаете согласие на все их предложения. Свидание, венчание, что угодно!

На этот раз я помедлила, но Дэн ждал ответа, и пришлось опять кивнуть.

– И в-третьих, если вдруг я долго не отвечаю, то ни ты, ни Ярина, не бросаетесь на меня в коридорах, а ждёте столько, сколько потребуется.

Я кивнула в третий раз и начала слезать с подоконника, рассудив, что разговор подошёл к концу и пора освобождать Дэну дорогу. Наверное, вид у меня был донельзя довольный, потому что он усмехнулся и слегка щёлкнул меня по носу:

– Мелкая шантажистка!

Я расплылась в улыбке, уже не скрывая радости:

– Так мы ждём новые книги, да?

Дэн рассеянно кивнул, глядя в окно.

– Ждите. И не забывайте про осторожность. Вот ещё что… в следующей записке опишите по возможности ваших старпё… женихов, в общем.

Я уже собралась спросить, зачем Дэну это понадобилось, но вовремя спохватилась и лишь уточнила:

– Что именно описать?

– Всё, что вам о них известно.

Меня это несколько удивило, потому что до сих пор Дэн каждый раз напоминал о крайней осторожности, которую мы должны блюсти при нашей переписке. Никаких подробностей, никаких мест и имён, ничего такого, что могло бы даже косвенно указать на адресата или адресанта.

Но задавать вопросы, а тем более спорить, я не осмелилась, боясь спугнуть чуть не упущенное счастье.

Дэн шагнул к окну, опёрся ладонями о подоконник и оглянулся на меня:

– Ярине привет. Записку и книги ждите на днях. Долго тут не засиживайтесь, наверху не мельтешите. И чтобы больше по ночам на улицу носа не казали!

– Ясно!

Приют по-прежнему спал, лишь весенний ветер качал деревья, заставляя их непрестанно кланяться. Высунувшись наружу, я наблюдала, как Дэн возвращается в мальчишечий корпус, перебегая от тени до тени, от куста до куста, как гибко перебрасывает себя через скамейки и сугробы и как наконец исчезает за углом. А потом с чувством глубокого удовлетворения, закрыла окно и, рассеянно улыбаясь, побрела через церковь обратно к лестнице, больше не обращая внимания ни на иконы, ни на Иисуса. И испуганно отпрянула, когда из темноты мне навстречу бесшумно выступила чья-то тень.

– Это я, – поспешила успокоить Яринка, и я громко выдохнула, машинально прижимая ладонь к груди, стараясь унять затрепыхавшееся сердце.

– Предупреждай хоть. Давно спустилась?

– Давно. Сразу как крикнула тебе, что Дэн идёт.

– А чего пряталась?

– Не хотела вмешиваться в разговор. Ты же меня знаешь, я бы скандалить начала, а ты вон как хорошо всё уладила.

Хорошо? Я вспомнила, как ревела, бросаясь в Дэна обвинениями, и, кажется, покраснела – благо, в полутьме церкви этого не было видно. Но Яринке и не нужно было ничего видеть, чтобы знать, какими сомнениями обуреваема её подруга.

– Правда, хорошо, – подтвердила она. – Тем более что сказала ты правду. И про то, что ему вообще не следовало с нами связываться, раз это так опасно, и про то, что мы в любом случае убежим отсюда.

Я кивнула. В конце концов, всё действительно улажено, разве нет? И почему бы мне в таком случае не принять похвалу как должное?

Яринка посмотрела в сторону окна:

– Ну что, дело сделано, пора уходить? Кажется, времени прошло уже много.

– О чёрт… – начала я, но тут же виновато осеклась, покосившись в сторону Иисуса. – Ярин, мы же время не знаем. А вдруг охрана в обход пойдёт, и мы тут…

Судя по тому, как подруга округлила глаза, ей тоже не пришло в голову задуматься об этом раньше.

Впрочем, я уже знала, что делать.

– Полезли опять наверх. Будем смотреть оттуда и, как только охранники мимо пройдут, тогда и двинем.

На этот раз подъём не показался нам долгим, мы уже освоились в тёмном и тесном пространстве винтовой лестницы и поднимались без задержек. Не знаю, как Яринка, а я была даже довольна отсрочкой возвращения в корпус – хотелось ещё раз оказаться на ветреной высоте, окинуть приют взглядом с непривычного ракурса, почувствовать себя победительницей. Тем более что недавно данное Дэну обещание, вряд ли позволит мне ещё когда-нибудь побывать там.

На этот раз мы поступили умнее и не стали маячить на колокольной площадке в полный рост. Вместо этого легли на живот и, свесив головы за край, молча любовались ночной панорамой. Светились внизу огни фонарей, бросая неровные пятна света на подтаявший снег, качались под ветром деревья и от леса шёл ровный успокаивающий гул. Эта ночь совсем не походила на ту, августовскую, когда мы с Яринкой впервые убежали из приюта вдвоём и, взявшись за руки, лежали на прохладной траве под кронами сосен. Не было ни падающих звёзд, ни прозрачной тишины, в которой слышался шум бегущих где-то поездов, ни тёплого запаха позднего лета, но я всё равно ощутила острое дежавю. Мы снова лежим рядом в темноте, мы снова боимся быть увиденными, и снова от этого только интереснее, и чувство опасности острым пёрышком щекочет душу. Пропустить мимо себя охрану, рвануть до корпуса, подняться незамеченными в дортуар, и всё – дело сделано! Можно будет потом и эту ночь вспоминать с душевным замиранием и гордостью за собственную смелость.

Но текли минуты, а охрана с обходом не торопилась. От порывистого ветра и лежания на впитавшем зимний холод полу колокольной площадки меня начала пробирать дрожь. Судя по тому, как Яринка рядом сжимала и разжимала пальцы, горячо дыша на них, – не меня одну. Какое-то время мы мужественно терпели, втягивая головы в воротники пальто и безнадёжно высматривая хоть какое-то движение внизу, но в итоге сдались.

– Может, вниз пойдём? Из окна смотреть? – предложила Яринка, стукнув зубами.

Я лишь кивнула. Пусть внизу обзор будет уже не тот, но так или иначе – охрана пройдёт мимо. Мы на четвереньках отползли от края и, только там поднявшись на ноги, вошли во тьму лестничного пролёта, не забыв закрыть за собой дверь. А внизу, уже свыкнувшись с ночной церковью и больше не замечая в ней ничего таинственного или жуткого, по-хозяйски расположились на подоконнике, лицом друг к другу, совсем как у себя в дортуаре. Уткнулись носами в колени, притихли, поглядывая за окно.

От пережитых волнений и позднего часа глаза начали закрываться сами собой. После холода наверху тепло церкви (уютно пахнущее ладаном и воском) действовало усыпляющее. Яринка заразительно зевнула, я тут же подхватила, и мы немного похихикали над этим, надеясь смехом прогнать подступающий сон. Не помогло. Я попыталась подсчитать в уме, сколько времени могло пройти с момента появления Дэна, но уставший мозг отказывался соображать. А что, если наш с ним весьма эмоциональный разговор длился дольше, чем показалось, и сейчас уже почти утро? И если мы продолжим выжидать, то скоро начнёт просыпаться персонал приюта?

Не на шутку встревожившись, я высказала свои опасения клевавшей носом, совсем осоловевшей Яринке. Она снова зевнула.

– Я засыпаю, не могу. Давай в корпус, а? А то найдут нас тут утром в отключке…

Кто-то может подумать, что Яринка так пошутила, но угроза была реальной. Вопреки тому, что нас уже нарекли невестами и вовсю сватали замуж, детский организм жил по своим законам и требовал заслуженного сна так настойчиво, что шутками здесь и не пахло. Поэтому я согласилась на риск.

Сначала мы долго всматривались в ночь, по пояс высунувшись из окна. Потом спрыгнули на землю и присели, затаившись. Наконец, не услышав ничего подозрительного, не увидев никакого движения, кроме качающихся под напором ветра деревьев, медленно двинулись к углу церкви, к открытому пространству, отделяющему нас от корпуса.

И прямо на это пространство, из-за этого чёртова угла, нам навстречу выступили две затянутые в камуфляж мужские фигуры.

Глава 14

Болезнь

– Что это тут у нас?.. – удивлённо протянул один из охранников, и меня снова накрыло яркое ощущение дежавю. Потому что его голос был неприятно высоким, а слова «у нас», он произнёс как «у нья-ас».

Белёсый.

Того факта, что мы пойманы ночью вне корпуса, уже вполне хватало для самых худших ожиданий, но новая встреча с Белёсым деморализовала меня полностью. В первую секунду я готова была броситься, не разбирая дороги, прочь, как тогда в лесу. Но этот порыв нахлынул и спал, оставив после себя лишь дрожь в ногах и полное безразличие к происходящему. Мелькнула только обречённая мысль о том, что такой поворот событий – закономерная плата за сегодняшнюю удачу, за то, что я отвоевала у судьбы Дэна.

Снова сильно захотелось спать. И голос-без-слов на этот раз молчал.

– Ну и ну, – подал голос второй охранник, повыше и похудее Белёсого. – Девочки!

Он произнёс это таким тоном, словно девочки были последним, что он ожидал увидеть в своей жизни.

– Да, – с готовностью подхватил Белёсый, – вот такие у нас тут девочки. По ночам гуляют с распущенными волосами.

Я заметила, как Яринка машинально подняла руку и тронула свои расплескавшиеся по плечам локоны, будто сама не веря в то, что оказалась вдруг простоволосой перед посторонними мужчинами. Мне же на это было глубоко начихать. Как и на всё остальное. Как там говорил иногда мой папа? Укатали Сивку крутые горки.

– Ну что теперь? – неуверенно обратился к Белёсому второй охранник. – Звоним Николаичу?

Несмотря на апатичное и отстранённое состояние, я сообразила, что речь идёт о Петре Николаевиче, директоре приюта, но даже это не взволновало меня. Зато очень взволновало Яринку.

– Судари, – тонко заговорила она, – пожалуйста, не надо никому звонить! Мы же не сделали ничего плохого.

– Да ну?!. – хмыкнул Второй. – Ещё скажи, что вы не знали о запрете на прогулки в ночное время. Вам сейчас положено сопеть в подушку, а не здесь разгуливать.

– А мы и не разгуливаем. Мы в церковь ходили!

Такой ответ не только охранников привёл в замешательство, но и меня заставил выйти из оцепенения. Яринка спятила от страха? Собралась выложить всё, как на духу?

– Церковь закрыта! – рявкнул Белёсый.

– Знаем, – вполне натурально всхлипнула Яринка. – Поэтому мы здесь молились, под окнами.

– Молились? – дуэтом удивились охранники.

– Ну да… – Подруга прижала стиснутые руки к груди и зачастила: – Мы ведь в этом году стали невестами и очень хотим найти женихов, а нас всё никто не выбирает и не выбирает! Вот мы и решили прийти сюда ночью, помолиться, чтобы Боженька послал нам кого-нибудь. Мы думали, что если будем здесь одни и в тишине, то Он лучше нас услышит.

Охранники заухмылялись. Не знаю, что именно их так развеселило – детская попытка докричаться до Бога или женское желание каким угодно способом выскочить замуж, но обстановка чуть разрядилась.

Второй снисходительно заявил:

– Если хотите жениха, то должны знать, что ничто так не красит женщину, как послушание. Что скажут кандидаты в женихи, если узнают, что вы на правила плюёте?

Яринка снова сложила руки в почти молитвенном жесте:

– Поэтому мы и просим вас никому не звонить. Мы сейчас же вернёмся в корпус и больше никогда не выйдем оттуда ночью, честное слово!

Второй хмыкнул и покосился на Белёсого:

– Может, и правда – ну их? Пусть катятся. Дуры же.

– Ты сам дурак! – резко ответил Белёсый. – Они на камеры засветились! Если проверка будет, нас же потом и натянут за то, что клювами прощёлкали. Набирай Николича, хватит ему дрыхнуть сегодня.

Яринка в отчаянии уставилась на меня. А что я могу? Это же Белёсый, и рядом нет Дэна, чтобы снова меня спасти…

Второй, пожав плечами, достал из кармана сотовый телефон. Я безразлично следила за ним, потом перевела взгляд на Белёсого и вздрогнула, увидев, что он тоже смотрит на меня. Очень внимательно. И его лицо больше не было насмешливым, сейчас на нём ясно отражались растерянность и смятение.

А в следующую секунду я сделала единственное, на что оказалась способна. Просто дважды шагнула вперёд, выступила из тени отбрасываемой углом церкви и подняла лицо, дав свету ближайшего фонаря упасть на него.

Белёсый приоткрыл рот.

Яринка торопливо встала рядом со мной, и рот Белёсого открылся ещё шире. Не думаю, что он запомнил мою подругу, ведь в прошлую встречу в лесу она лишь на миг показалась ему. Но сейчас, в полосе фонарного луча, её волосы вспыхнули рыжими искрами, и спутать Яринку с кем-то другим стало невозможно.

Второй между тем копался в телефоне и не заметил ни наших движений, ни реакции на них Белёсого, пока тот вдруг не вырвал гаджет у него из рук.

– Эй!

– Подожди, – Белёсый по-прежнему не отрывал от нас взгляда, – я тут подумал… ты прав. Пусть идут.

Второй растерянно моргал.

– Но ты же сам сказал – камеры…

– С этим я разберусь. Пусть валят! Мне в мою смену вся эта байда не нужна.

– А если, правда, проверка? – Второй начал нерешительно топтаться на месте. – После того как та парочка с крыши кинулась, проверки должны пойти по-любому. Вдруг и эти тоже хотели откуда-нибудь прыгнуть?

– И пусть! – резко развернулся к нему Белёсый. – Я не против, если все местные ублюдки так сделают! Одна хрень – биомусор!

Второй, явно не ожидавший такой бурной реакции от напарника, слегка попятился, а Белёсый уставился на нас:

– Вы чё стоите, плохо слышите?! Брысь отсюда!

Мы с Яринкой переглянулись и сорвались с места. Уже не таясь ни камер, ни окон, опрометью пронеслись по дорожкам мимо скамей и деревьев, за которыми так тщательно прятались по пути в церковь, мимо кустов и сугробов. Остановились только под козырьком подъезда, у спасительной двери корпуса.

Какое-то время переводили дыхание, приходя в себя.

– Это был он, – наконец выдавила я единственную мысль, оставшуюся в голове.

– Ага, я его сразу узнала, – кивнула Яринка. – Почему он нас отпустил?

Я только махнула рукой – на догадки не осталось сил.

– Пойдём спать, а?

Яринка снова закивала, и мы проскользнули в дверь, оставив за ней эту бесконечную ветреную ночь.

Но на заключительном этапе сегодняшней вылазки нас поджидал ещё один сюрприз. Когда мы, благополучно миновав лестницу и коридор, на цыпочках вошли в дортуар, то первым, что увидели в тусклом свете ночника, была Настуся, которая сидела у себя на кровати, щуря на нас сонные глаза.

– Вы где были? – спросила она сиплым шепотом.

– В туалете, – спустя немую паузу брякнула Яринка, видимо, первое, до чего додумалась.