Подводная часть айсберга

– То-то я не пойму, почему продукты исчезают с прилавков?! – пробормотал Нил и шепнул Вове на ухо:

– Обрати внимание на его глаза…

– Пьяный?

– Нет, не пьяный, просто косой, вероятно с рождения, а ездит на погрузчике.

Вова осторожно оглядел бригадира, и определил, что его выпуклые водянистые глаза, словно у рака, смотрят в разные стороны.

– Говорите, пришли к нам по комсомольскому набору, постольку – поскольку недавно демобилизовались? – бригадир обращался непонятно к кому, один его глаз смотрел на вентиляционную трубу, другой на Льва Иваныча.

– Я демобилизовался 20 лет назад?! – Лев Иваныч хмыкнул и пожал плечами, а Нил скосил глаза к носу.

– Я не про вас, – бригадир взял Вову под руку:

– Вы в каком полку служили?

– Вообще-то я служил не в полку, а в дивизионе противолодочных кораблей, – пробормотал Вова, а бригадир, не давая опомниться, отчеканил:

– Всё что создано народом, должно быть надёжно защищено противолодочными кораблями, постольку – поскольку имеет неслыханную ценность!

 «Может ненормальный»? – подумал Вова.

– Во-во! Ыменно што зашышшено, Ыменно што! – согласился Франкенштейн, шумно перемешивающий костяшки домино.

– Но и подводными лодками! – добавил бригадир.

– Ну, што, зашшытники и полузашшытники, сгоняем в козла? – предложил Франкенштейн.

– Предпочитаю партию в бридж, – заметил Нил.

– Типишный полузашшытник! Вот и я шшытаю, што фамилия Дробиндраната Кагора уж больно похожа на японскую мать!

– А на какой интерес? – спросил Лев Иваныч, садясь за стол и беря кости.

– Ишшь ты, интерэс ему подавай. На пиво, дык!

После работы Лев Иваныч спросил:

– Ну, куда пойдём: на Первый Муринский или на Александра Матросова?

– А что там? – спросил Вова.

– Место встречи выпускников ВГИК, – ухмыльнулся Нил. Он двумя пальцами потеребил обшлага на Вовином бушлате, словно проверяя качество ткани.

– Дашь сфотографироваться?

– Надо обязательно отметить знакомство по рабочей традиции, – уточнил  Лев Иваныч, – А как же иначе?

Они пошли к пивным ларькам, что находились на улице Александра Матросова, где после работы собирался окрестный гегемон. Несмотря на холод и моросящий дождь, вокруг полудюжины пивных ларьков толпились более сотни человек. А перед праздниками или в дни получки это количество вырастало в арифметической прогрессии. Нил в величественном жесте вскинул правую руку и воскликнул:

– Друзья мои, на празднике народном

  Помянем тех, кто пал в краю холодном!

– Твои стихи? – спросил Лев Иванович.

– Если бы! – вздохнул Нил, – Когда б я так писал, работал бы грузчиком? Хотя у автора этих стихов тоже незавидная судьба…

– Спился? – Лев Иваныч шмыгнул носом.

– Хуже, – ответил Нил.

– Убили на дуэли или зарезали в подворотне?

 Нил пояснил:

– В лагере просидел не за что 10 лет.

– Не за что не бывает, – Лев Иваныч махнул рукой.

– Ещё и как бывает! – вставил свои пять копеек Вова, – У нас в доме жил парень, который отсидел 3 года не за что, а потом сбежал – хотел узнать, за что же его посадили, а когда поймали, ему ещё 5 добавили за побег.

– А говоришь «не за что»?! – Лев Иваныч натянул по плотнее кепку.

– У этого поэта ещё были такие стихи:

  «Из-за облака сирена

    Ножку выставила вниз,

    Людоед у джентльмена

    Неприличное отгрыз…

– А я знаю, кто это! – обрадовался Вова, – Это Николай Заболоцкий, у меня дома есть его книжка с автографом.

– Ври больше! – крикнул Нил, – Заболоцкий давно умер.

– И ничего не вру, моя мама, когда была студенткой, однажды оказалась на вечере поэзии, там выступал Заболоцкий, купила его книжку и взяла автограф.

– А, ну тогда ладно.

Они взяли подогретого пива, и Лев Иваныч достал из-за пазухи маленькую.

– По рабочей традиции.

Нил снял шапку и громко процитировал стихи о Льве Яшине:

 «Да, сегодня я в порядке, не иначе;

  Надрываются в восторге москвичи,

  Я спокойно прерываю передачи,

  И вытаскиваю мёртвые мячи!»

– Евтушенко? – спросил Лев Иваныч.

– Бери выше, – усмехнулся Нил.

– Роберт Рождественский?

– Хм.

– Тогда не знаю, – Лев Иваныч махнул рукой.

– Высоцкий, дядя!

Они выпили и Вова спросил:

– Сколько сейчас стоят джинсы?

– Смотря у кого брать, – Нил отхлебнул из кружки, – У спекулянтов 160-180 рэ, в зависимости от фирмы, а у иностранцев можно достать дешевле, рублей за 120, но это сложнее.

– Фарцовка – дело опасное, – заметил Лев Иваныч.

– Могут посадить? – спросил Вова.

– Посадить, не посадят, но оштрафуют и на работу сообщат, короче огребёшь по полной программе.

– И уже никогда не выйдешь в старшие грузчики! – добавил Нил.

– Больше месяца надо пахать, чтобы заработать на джинсы, – вздохнул Вова.

– А на такой пахоте, как у нас только здоровье угробишь, – ответил Нил, было заметно, что он слегка окосел,– Надо идти в Метрострой.

– А в Метрострое не угробишь? – усмехнулся Вова.

– Тоже угробишь, но со смыслом, там зарплата гораздо больше. Зато и перспективы вырисовываются, может, комнату хотя бы дадут. А здесь только пинка под зад вместо государственной премии.

– А как же театральный институт?

– Да кому он нужен, твой театральный?

– Почему это «мой»? Я в театральный не собираюсь.

– Надо поступать во ВГИК! На режиссёрский, а для этого надо знать жизнь, а узнав жизнь, крепко встать на ноги, в финансовом, разумеется, смысле.

В конце недели Франкенштейн, сделав крутой зигзаг, наехал Нилу на ногу. Хорошо ещё нога была в кирзовом сапоге. Правда, в стопе что-то хрустнуло. Вова заметил, что глаза у Франкенштейна тоже косят в разные стороны, правда, не постоянно, а время от времени. Здесь все что ли, кто управляют погрузчиками, косые?

– Што ж ты, полузашшытник, не видел што я еду? – заорал Франкенштейн.

– Если пойдёте в травмпункт, не говорите, что вам на ногу наехали, постольку – поскольку у комбината возникнут серьёзные неприятности! – обеспокоился бригадир, – Лучше скажите, что самопроизвольно упали с лестницы!

– Как это самопроизвольно? – не понял Вова.

– Ага, так и скажу, что выпал прямо из окна, постольку – поскольку в дымину пьяный был! – кривясь от боли, прошипел Нил.

– С пьянством на производстве ведётся решительная борьба! – напомнил бригадир. – Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев на 26 съезде КПСС объявил пьянству бой прямо с трибуны!

– Вот сука! – прошипел Нил.

– Кто сука? – насторожился бригадир.

– Франкенштейн ваш косоглазый, вот кто: не видит, куда едет.

– Забота о здоровье трудящихся является нашей первоочередной задачей! – бригадир озабоченно посмотрел по сторонам. Затем выпрямился, и, словно Чапаев, шашки и бурки только не было, стремительно вскочил на погрузчик. – Постольку – поскольку в нашей стране лучшая в мире медицина!

– Оно и видно!

 Нога у Нила опухла, и они с Вовой отправились в травмпункт. Пока Нила осматривал доктор, Вова разговорился с глазастой медсестрой. Она оказалась студентка медучилища, проходящая практику.

– Пойдём в субботу куда-нибудь? – предложил Вова.

– В кунсткамеру! – девушка улыбнулась ровными зубками.

– Зачем ещё?

– Ну как же: на других посмотреть и себя показать.

– Можно и посмотреть.

– А потом в планетарий! Найдёшь обратную сторону луны?

– Не уверен.

– Меня зовут Лёка, – девушка протянула тонкую ладошку.

– А меня Вова.

– Ты случайно не из отряда космонавтов?

– Он из отряда водолазов! – сказал Нил, вышедший прихрамывая от доктора. Перелома к счастью не оказалось, только сильный ушиб, – Вы ещё не читали самую последнюю повесть Хемингуэя?

– «Старик и море» что ли? – усмехнулась Лёка, – Теперь я поняла, почему он у вас такой сообразительный!

– В смысле? – покраснел Вова.

– В смысле, как молодой дельфин!

Вечером с Лёкой сходили в кино. Затем в субботу – снова в кино. Оказалось, Лёка живёт недалеко от него – всего-то в четырёх трамвайных остановках.

В воскресенье надо было уединиться, но ни у него, ни у неё было нельзя.

Выручил Нил: его родители были музыканты и укатили на гастроли, поэтому можно было оторваться у него прямо с утра. Правда, для Нила требовалась девушка.

– Так мы ему девушку найдём! – сказала Лёка.

Собственно, девушка тотчас и нашлась в лице её подруги Тины, с которой они проходили практику в травмпункте. Тина была рыжеволосой хохотуньей, и легко приняла предложение.

Они встретились морозным ноябрьским утром возле метро «Лесная».

На автобусе ехали всё утро, и ещё пришлось идти потом пешком полдня до дома, где жил Нил. Обе девушки в почти одинаковых мохеровых шапочках напоминавших чепчики, и зимних пальто с вздёрнутыми вверх плечами, которые они ловко скинули в прихожей, словно царевны лягушки кожу, сразу превратившись в нарядных барышень.

Нил нашёл у отца спирт и развёл клубничным вареньем. Получилась какая-то розовая бурда, нечто вроде уценённого ликёра, наподобие пыльного мешка бьющая по мозгам. Закусывали пирожными, которые привезли девушки.

Нил с малых лет сочинял стихи, сначала это было про погоду, потом про природу, потом про облака, затем обо всём на свете. Он встретил своих гостей неожиданными строками:

– А я набью покрепче трубку,

  И чтоб семь футов мне под киль,

  Но с роду не надену юбку,

  Когда б она звалась и килт!

Девушки застыли от неожиданности, и Нил закруглился:

– Ведь в Барнауле и Плоешти,

    Париже, Осло, в Хельсинки,

    Йошкар-Оле и Будапеште

    Не носят юбки мужики!

Когда усаживались за стол, Нил, глядя на пирожные, испуганно спросил:

– Что это?!

– Пирожные бизе, – хохотнула Тина.

– А под бизе что?! – Нил выпучил глаза.

– Под бизе крем.

– А под Бизе должна быть Кармен!

Нил включил музыку, и стали танцевать. Потихоньку Вова и Лёка уединились в соседней комнате.

– У тебя давно не было женщины? – спросила Лёка. Вова почувствовал, как кровь хлынула к лицу:

– Как демобилизовался, не было.

– Или вообще ещё мальчик? Дрожишь от страха, а вдруг не получится?

Она разделась раньше него, у неё была маленькая грудь и белая кожа, которая казалась ещё белее на фоне тёмных волос, крупными локонами падающих на плечи. Пристально посмотрела в глаза, прижалась бёдрами, прикоснулась рукой.

– Зачем много пил?

– Не знаю, для храбрости.

– Храбрец…

«Может она проститутка, раз так умеет?»

Из комнаты Нила доносились стихи:

– Вы сидели на диване, походили на портрет,

  Молча я сжимал в кармане леденящий пистолет!

«Интересно, чьи это стихи?» – мелькнуло в голове.

– Смешной у тебя друг… на артиста похож.

– А он артист и есть.

– Зачем много пил?!

– Для храбрости.

– Храбрец!

– Расположен книзу дулом, сквозь карман он мог стрелять, – чеканил  в соседней комнате Нил, – Я всё думал, думал, думал: убивать – не убивать?

– У нас тоже трудности! Может тебя убить? – Лёка вздохнула и посмотрела на потолок, можно подумать, там была написана подсказка.

– Просто я резко нажал на газ, а ты давила на тормоз!

Вова протрезвел и вдруг успокоился, лёг на бок и стал шептать ей на ухо нежные слова. Эти слова выскакивали как-то сами по себе. Она закрыла глаза и улыбалась краешками губ. Затем прижалась. Несмотря на полумрак, её глаза так сияли, что казалось, освещали всю комнату.

«Обычно, когда это происходит, они закрывают глаза, а она улыбается…»

– У тебя есть кто-нибудь? – спросил Вова. Лёка лежала, заложив белые руки за голову.

– Для тебя это имеет значение?

Он кивнул.

– Если будешь каждый раз напиваться, это не будет иметь никакого значения!

– Выстрел, гром, сверкнуло пламя,

  Ничего уже не жаль;

  Я лежал к дверям ногами

  Элегантный как рояль!

– Это стихи Хармса?

– Это стихи Геннадия Шпаликова.

– Который сочинил «Я шагаю по Москве»?

– Именно.

– Интересно.

Нил потом удивлялся:

– Представляешь, Тина, оказывается, парня из армии ждёт!

– Не понял?! – остолбенел Вова. – Вы с ней не того? Только стихи читали, в смысле ничего не было?

– Ещё и как было! Причём, по мере нарастания сексуального поединка, Тина проводила всё новые и новые эротические приёмы.

– Как в дзюдо или самбо! – хмыкнул Вова.

– А твоя, что, не проводила?

– В смысле?

– Приёмы?

Вова не знал, что ответить, а Нил его и не слушал.

– Я уж было подумал, что вот она, судьба, типа того, такая темпераментная хохотунья. А парня всё равно ждёт. Спрашивала, что ему можно в армию послать. И вообще, говорит, сильно соскучилась, и собирается к нему в Заполярье. А твоя?

– Лёка? Нет, никаких запрещённых приёмов не было, и никого не ждёт, говорит, что… и вообще, раньше собиралась замуж за одноклассника. Но теперь уже не собирается.

– О, женщины, вам имя вероломство!

Весь хладокомбинат окружал высоченный забор с мотками колючей проволоки. Однако от воровства это не спасало, очевидцы рассказывали, что иной раз через этот забор перелетали куриные окорока и даже небольшие бараньи туши. А солёную красную рыбу некоторые грузчики выносили в длинных полиэтиленовых пакетах, вероятно специально сшитых, обвязавшись рыбой вокруг пояса.

Льва Иваныча откомандировали  с Большевика полтора месяца назад, платили ему, как слесарю, по среднему, и он рассказывал, что тащат со склада всё подряд: и мясо, и рыбу и консервы. И ничего не боятся.

– В русском языке нет слова «несун»! – то и дело повторял бригадир на пятиминутке, – Постольку – поскольку есть слово «вор». Поэтому партия и правительство объявили нешуточную войну этому позорному для светлого будущего явлению!

– Нысуны – нысуны и есть! – добавлял Франкенштейн.

– Дать бы тебе, модаку, пяткой в лоб! – бормотал Нил, – Как думаешь, если разбежаться и врезать ему пяткой в лоб – устоит? – спрашивал он Вову.

– Рабочему человеку воровать незачем, – ворчал Лев Иваныч, – Рабочий человек зарабатывает своим трудом.

– Правильно, товарищ токарь с Кировского! Так оно и есть! – бригадир отдуплился, и подскочил на месте.

– Я слесарь! – поправлял Лев Иваныч, – Слесарь-механосборщик! И не с Кировского, а с Обуховского!

– Правильно! Постольку – поскольку и Кировский, и Обуховский, то есть Большевик, – это заводы с крепкими пролетарскими традициями!

– Вот и ыменно што! – подхватил Франкенштейн, – Ыменно!

– Кто не знает про Обуховскую оборону? – продолжал бригадир, – Все знают! – Кто не слышал про героизм рабочих Путиловского? Все слышали!

– Ыменно што!

– Дать бы тебе бревном по башке…

– А пяткой в лоб?

– Нет, сначала бревном, а потом можно и пяткой.

– Зачем мы вообще ходим на эту коллегию грузчиков, если нас никогда не ставят на погрузку мяса? – спросил Нил у бригадира, коллегией грузчиков он называл выдачу нарядов в начале смены.

– Это самый серьёзный участок работы! – пояснил бригадир, – Самый важный! Постольку – поскольку на него мы отправляем самых опытных и ответственных наших товарищей.

– То-то я погляжу, что после вчерашнего, – Нил кивнул на Франкенштейна, – У ответственных товарищей сплошь сизые и одухотворённые лица!

– Не надо переходить на личности! – бригадир задумался, потом, правда, вспомнил, – Постольку – поскольку единица ноль, единица вздор, голос единицы тоньше писка!

– Кто её услышит? – добавил Нил, – Разве жена, и то, не на базаре, а близко!

– Тут мафия, и всюду твёрдая такса, – пояснил Лев Иваныч, – Грузчикам даёт водитель, чтобы погрузили хорошего мяса, и в случае чего закрыли бы глаза на то, что вывозит лишку, грузчики, в свою очередь, дают нормировщице.

– А нормировщица кому даёт? – спросил Вова.

– Нормировщица даёт, кому надо! – скривился Нил.

– Товарищ, вы что-то хотели спросить? – бригадир шёл сзади и мог всё слышать.

– Ага! – отозвался Нил, – Мы тут собираемся на рыбалку, и я хотел выяснить, какая чешуя у плотвы?

– Понимаете, молодой человек… – бригадир посмотрел куда-то вдаль, затем отчеканил:

– Коммунизм, молодой человек, это молодость мира, постольку – поскольку его следует возводить молодым!

Когда бригадир отошёл, Нил проворчал:

– Я думал, что устроился на хладокомбинат, а оказалось, что попал в сумасшедший дом.

– Обрати внимание на этого деятеля, – во время обеда сказал Нил, кивнув на одного мужика, сидящего за соседним столиком. Лев Иваныч в этот момент куда-то отлучился, – Это водитель, я его давно приметил, он возит в кузове специальные металлические бруски.

– Для чего? – спросил Вова.

– Хм… – Нил сделал гримасу, – Перед контрольным взвешиванием водила кладёт груз, вот такие бруски в потайном месте кузова. А после взвешивания прячет их где-то на территории комбината. Если увозит лишний центнер мяса, представляешь, какой навар? Грузчики за хорошее мясо получают четвертной, нормировщица тоже в доле.

– Нам на погрузку мяса не попасть, – вздохнул Вова.

– Можно стырить ворованное мясо и продать самим! – предложил Нил.

– Получится, как будто вор у вора дубинку украл! – усмехнулся Вова. – Нет уж!

– Попробовать то можно! А то, что: пусть другие жируют, а мы будем палец сосать? А ты, между прочим, джинсы хотел купить, да и Лёке своей наверно что-нибудь хочешь подарить?

– Ну, а как стыришь? Куда продашь?!

– Ещё не знаю. Попробуем за ним проследить, надо посмотреть, где он прячет свои бруски.

Через неделю, когда они шли с работы, недалеко от метро Площадь мужества, пересекая широкий двор, заметили знакомый газон. За час до этого они видели, как машина загрузилась мясом под самую завязку, и за такое короткое время разгрузиться ещё не могла. Водителя в кабине не было. Нил вскочил  на подножку.

– Слушай, фельдмаршал, сейчас или никогда!

Нил дернул за ручку двери и та подалась.

– Да как мы поедем, ключей ведь нет?! – прошептал Вова.

– Только не надо переживать! – Нил пошарил в бардачке, отомкнул какую-то крышку, вытащил несколько проводов  и нужные соединил напрямую, от чего машина вдруг завелась.

– Как это? – испугался Вова.

– Учись, матрос, пока я жив!

– Ты умеешь водить?!

– Курсы закончил ещё до армии, пару месяцев даже возил командира авиаполка.

– Куда ж мы это мясо денем?!

– Ещё не знаю, главное процесс, а результат подскажет ситуация.

Фургон, неровно дёргаясь, всё же тронулся с места, проехал по улице, повернул за угол, потом ещё за угол, и, оказался на широкой дороге, которая была Гражданским проспектом. В колонне машин Нил почувствовал себя увереннее, и грузовик набрал скорость. Затем свернул на проспект Науки, куда-то ещё, стал разворачиваться и машина заглохла. Нил глухо выругался.

– Смотри! – Вова кивнул на противоположную сторону улицы, там стоял постовой, который распекал водителя легковушки.

– Валим? – спросил Вова.

– Погоди, – Нил сделал ещё несколько попыток завести машину, чем привлёк внимание милиционера. Тот отпустил легковушку и направился к ним.

– Ваши права и документы на машину?

Нил пошарил в бардачке, похлопал себя по карманам, делая вид, что ищет документы.

– Так, документов нет?

– Не знаю, куда-то положил…

– Откройте фургон.

– Зачем это?

– Откройте! – повторил милиционер, – Может, вы вместо мяса боеприпасы возите?

– Боеприпасы не возим!

– Открывайте!

– Куда-то делся ключ от замка…

– Всё ясно, машину вы угнали. Я вас задерживаю! – добавил постовой и по рации вызвал наряд.

– Зачем угнали грузовик с мясом? – спросил старлей, когда их доставили в ближайшее отделение милиции.

– Мы хотели помочь… – пробормотал Нил.

– Кому это хотели помочь?!

– Милиции, то есть вам.

– Помощнички… Теперь получите по 5 лет.

– Мы же хотели помочь!

– Интересно, каким это способом? Путём угона государственной собственности?

– Да, потому что мы видели, как шофёр этой машины вывез почти центнер лишнего мяса!

– Ещё чего выдумаете?

– И ничего не выдумываем, а сами видели!

Вова сидел, зажав руками голову, и молчал.

– Ладно, вот бумага и ручка, пишите.

– Что писать?

– Пишите, как всё было.

Старлей какое-то время походил по кабинету и вышел.

От волнения Вова весь взмок, и совершенно не знал, что писать.

– Вот вляпались!

– Давай напишем так,  – стал подсказывать Нил, – Мол, давно следили за машиной, и знали, что водитель ворует мясо. И вышло так, что пришлось эту машину угнать.

– Так за угон статья?!

– Ну, да, ну, да… про угон тогда вообще не будем упоминать. Тогда напишем, что решили доставить машину в милицию, но не знали, в какое надо отделение, поэтому поехали в отделение, которое на станции Ручьи…

Открылась дверь, и вернулся старлей, а с ним какой-то человек в сером костюме. Они не сразу и поняли, что это Лев Иваныч, потому что он выглядел довольно непривычно.

«А его-то за что?!» – остолбенел Вова, когда, наконец, вышел из оцепенения.

– Ёкаламене! – выдохнул Нил.

Лев Иваныч усмехнулся:

– Ну, что Робин Гуды, попались?

– Я что-то не понял?.. – Нил вытянулся в лице.

– А что тут понимать? – Лев Иваныч продолжал улыбаться, – Мы третий месяц раскручиваем дело о хищениях с хладокомбината, не хватало одного звена, а вы нам своей самодеятельностью здорово помогли! Водитель грузовика с ворованным мясом, когда мы, с вашей подсказкой, ему сели на хвост, почуял неладное и смылся, испарился, только его и видели.

– Вроде того… – робко сказал Нил, – Мы так и хотели…

А Вова недоумевал: «Да чем мы помогли то?!» Однако помалкивал.

– Вы же нашли эту машину? – повторил Лев Иваныч, – Нашли! Только немного поторопились, надо сперва было в милицию позвонить, а вы решили её сами доставить к нам.

– Так вы не слесарь? – очнулся, наконец, Вова.

– Слесарем был в молодости, а сейчас капитан ОБХСС. Короче, пойдёте, как общественные помощники милиции.

Нил и Вова переглянулись.

– Типа, дружинники?

– Ну, да!

– Да мы, собственно, не возражаем…

– Тогда пишите под мою диктовку…

Они долго выводили на бумаге текст, продиктованный Львом Иванычем, и выходило, что они сотрудничают с милицией уже более месяца.

– Ладно, теперь идите домой, но никому ни звука.

– А с работой как быть?

– А что с работой? Завтра на работе и увидимся, дело то ещё не закончено.

– Да здравствует свобода! – выкрикнул Нил, когда они очутились на улице. Вова в ответ пожал плечами:

– Сотрудничать с милицией наверно всё-таки лучше, чем за решёткой прохлаждаться.

– В наши-то годы! – Нил хлопнул его по плечу, – Ну, что, по пивку? Или сразу бутылку возьмём, чтоб отметить чудесное освобождение?

– Давай завтра, вечером договорились встретиться с Лёкой, а какое может быть свидание на пьяную голову?

– Ну, ладно, завтра, так завтра.

ПОДВОДНАЯ ЧАСТЬ АЙСБЕРГА.

Композитор Кормухин отправил семью на дачу в Комарово. На дворе стояло летнее утро, обещавшее в ближайшей перспективе отсутствие осадков: об этом говорил ровный пульс, и помалкивали суставы, лучше любого барометра определявшие изменения погоды. Композитор любил одиночество. Хотя бы на пару дней. В это время можно не думать о режиме, который навязывает жена, можно не принимать лекарства. Можно даже выпить немного коньячку под любимые мелодии. Но это вечером. Сейчас же предстояло разобрать работы учеников, сложенные стопкой на крышке рояля.