скачать книгу бесплатно
2.
Супонина встретила нас невесело: ей нездоровилось.
– Как бы вот этот новый вирус не подцепить… Остальное не страшно, Наташенька. Вроде горло у меня не болит, но всё равно как-то не по себе. Давайте, девочки, устраивайтесь, я сейчас вас угощу с дороги.
Мы отнесли вещи в нашу комнату, и Катик залезла в душ. Однако к вечеру стало понятно, что у Татьяны Федоровны всё серьезнее. У нее поднялась температура, она всю ночь кашляла и жаловались на боли в груди. Рано утром я вызвала скорую, и ее увезли с подозрением на воспаление легких.
На нас, особенно на Катю, это произвело тяжелое впечатление, потому что после маминой смерти мы обе вздрагивали при одном упоминании о пневмонии.
Днем я созвонилась с Супониной, узнала, как она себя чувствует.
– Ничего, Наташенька, температуру сбили, с легкими тоже, кажется, полегче: дышать хоть могу. Видишь, как я тебя подвела: не сможем мы нормально закончить нашу работу в У.
Я ответила, что всё это пустяки, главное, чтобы она поправилась. Спросила, что ей можно принести, и затем мы отправились с сестрой в супермаркет. После съездили в местную инфекционку, и вручили медсестре передачку для Татьяны Федоровны – до самой пациентки, понятно, не допустили.
– Хочешь прогуляться-развеяться? – спросила я Катю, как только мы вышли из больницы; у меня пересохло горло и похолодели руки – так хотелось бежать, лететь в Малиновку. – Здесь есть прекрасная роща, и погода как раз подходящая.
Катик кивнула, и мы пошли на остановку. В моей сумке уже лежал припасенный фонарь, бутылка воды и теплый свитер для сестры. Всё-таки в подземном коридоре прохладно.
***
Я нашла бы склеп с закрытыми глазами, хотя была там только раз. Катик, видимо, что-то заметила в моем лице, так как молчала всю дорогу. Когда мы прошли участок с краснолистным кустарником, она потянула меня за руку:
– Наташа, что с тобой? Куда ты меня так тащишь?
– Сама увидишь. Катик, сама всё узнаешь! Ты мне веришь?!
Сестра посмотрела мне в глаза и медленно кивнула.
– Тогда пошли! Верь, всё будет хорошо. Всё будет потрясающе…
Внутренне я, наверное, знала, что встречу его там, но всё равно застыла на месте, увидев Ташина возле склепа. Он сидел на том же месте, что и в прошлый раз – после того, как я пришла в себя. Как и в тот день, он курил и не смотрел в нашу сторону.
– Сестру привела? – спросил он хрипло.
– Да, – ответила я. – Она имеет право увидеть. Как и я.
Он помолчал, выдохнул дым и кивнул.
– Хорошо. Давай так: я ее сам провожу, а ты подождешь здесь снаружи.
– Нет! – я это крикнула так резко, что испуганная Катя отшатнулась от меня.
– Что вы хотите сделать… со мной? – ее испуганные глаза чуть отрезвили меня. Я не помню, чтобы она когда-нибудь так смотрела в мою сторону.
– Катик… – я задыхалась. – Мама… Она там. Ты с ней сможешь увидеться.
Сестра отступила на два шага назад, глаза ее покраснели.
– Наташа, что с тобой? Пожалуйста, пойдем отсюда! Кто этот мужик?
– Послушай, – я старалась взять себя в руки. – Я там была. И я не сошла с ума. Там проход – в этом склепе. Не бойся, там ничего страшного нет. Я там была – и я встретила маму! Это было, и это правда. Я когда-нибудь тебя обманывала?
– Наташик, – Катя заплакала. – Мама умерла, она не может нас там ждать…
– Может! – я уже не могла сдерживаться. – Павел Сергеевич, объясните ей наконец! Скажите ей…
Ташин молчал и курил. Я сделала шаг к сестре, та попятилась назад. И в этот момент из-за поворота вынырнул мужчина, парень – я его сразу узнала. С вороньими волосами и татушкой дракона на шее. Он остановился, увидев нас, Катя обернулась и тоже замерла.
– Та-ак, – сказал краевед и встал с пригорка. – Это еще что за явление? Тебе что здесь надо? У нас тут дело…
– У меня тоже, – спокойно ответил неожиданный гость. – Я иду с вами. Мне так сказали.
Катя поворачивала голову то на меня, то на него и молчала.
– Идите пока к нему, – кивнула я на Ташина. – Нам с сестрой нужно побыть вдвоем.
Диггер будто только этого и ждал – и, обойдя Катю, стоявшую на тропинке, пошел к краеведу.
Я потратила минут десять на уговоры – и сестра сломалась. Всё-таки в нашей семье за главную осталась я, и она точно знала, что я никогда не потащила бы ее туда, где опасно. Честно говоря, я даже не помню, какие слова придумала, чтобы ее уговорить, – мысленно я уже шла по подземному коридору.
Мужчины тоже успели побеседовать и, судя по молчанию, – просто ждали нас, чтобы пойти. Ташин был мрачнее тучи, но в коридоре меня перестало это заботить.
– Я впереди, вы… ты, Рослик зовут же? Рослик замыкающий, девушки в середине. Полезли. Если уж решились – нечего тут рассусоливать. А предупреждать вас бесполезно: у вас на лице всё написано. Вперед…
Через некоторое время Ташин попросил нас замолчать – хотя мы особо и не говорили. Я уже намного лучше ориентировалась в коридоре: такое ощущение, что я приходила сюда десятки раз. Катю пустила впереди себя и, когда она иногда оборачивалась ко мне, свет фонаря выхватывал не лицо сестры, а застывшую маску.
«Пусть, пусть… Она мне потом спасибо скажет!.. Я тоже сначала боялась, а теперь понимаю, что, быть может, для этого момента и жила. В этом и состоит смысл – главная цель бытия. А ради чего мы еще живем? Именно для этого! Чтобы встретиться, чтобы прикоснуться, чтобы обрести то…».
– Пришли! – прошептал Павел Сергеевич.
Все встали, повернувшись друг к другу. Только тут я обнаружила, что мы уже добрались до развилки.
– Выключайте фонари. Ничего не бойтесь. Каждый увидит свое, – сказал наш проводник и повторил: – Каждому – свое. Просто помолчите и послушайте. Глаза лучше закрыть.
Минуту ничего не происходило. Тишина стала осязаемой, как кирпичная стена. И тут воздух вздрогнул. Послышался один тяжелый вздох, другой. В одно мгновение мир разорвался на части от невыносимого скрежета и визга. Кто-то большой несся к нам – кто-то ужасный. Затем рядом закричала девушка. Кто это? Кто она? Катя? Господи, Катя!!
3.
Длинный стол накрыт белой скатертью, из еды – суп, блины, изюм с рисом, кисель, компот из сухофруктов. Возле каждой тарелки – аккуратно сложенные платочки и наполненные рюмки.
– Уж лучше поздно, чем никогда! – отец улыбался и ничего не ел. – А гостей-то сколько с собой привел! Девчонку вон я вообще впервые вижу. Это хорошо, очень хорошо.
Он кивнул куда-то в сторону, и Рослик, повернувшись, заметил небольшую девочку и рядом с ней двух женщин. Они ели и о чем-то говорили вполголоса. Первой не больше двадцати пяти лет, где-то он ее встречал. А со второй – пожилой – руфер был незнаком.
– Павла-то Сергеевича мы здесь хорошо знаем: часто заходит. Вон они – с супругой, – папа показал куда-то на дальний конец стола; там же сидел улыбающийся Иван Иваныч Соболев, но Рослику было не до него. – Да и ты вот, сынок, зачастил к нам… Кстати, как твое исследование? Продолжаешь?
Руфер улыбнулся и пододвинул поближе тарелку с супом:
– Несколько мест прошел, на Бригадирке вот подзадержался. Говорят, еще надо в одном побывать – не могу вспомнить, в каком…
– Ты ешь, ешь. Да, точно, побывать надо в самом важном месте, – согласился отец. – Важнее прочих… А может, ты уже и был там? А? Но сейчас не об этом. Самое главное, что ты не останавливаешься на достигнутом. Мы такое любим. И всегда помогаем настоящим исследователям. Особенно – тем, кто приводит с собой новых гостей.
Отец открыл бутылку водки и налил себе и сыну. Несмотря на то, что за столом сидело много народу, Рослик их как-то не замечал и слушал только папу.
– Давай-ка хлопнем, сын, за встречу! – они чокнулись. У диггера мелькнула мысль, что там они, кажется, никогда не пили водку вместе. Но где это – там?
После спиртного ему захотелось блинов с медом; затем Рослик налёг на рис с изюмом. Отец ничего не ел, но зато с удовольствием смотрел, как уплетает угощенье сын.
– Пойдем-ка, Рослик, я тебе кое-что покажу, – папа приподнялся из-за стола. Они прошли по чистой зеленой улочке с аккуратными белыми домиками по обе стороны. Дышалось легко; белизна зданий радовала глаз.
– Заходи! – отец толкнул дверь одного из домиков. – Вот смотри: на первом этаже – моя комната. Нравится?
Рослик осмотрел и присвистнул: ништяк, что и говорить. Дом внутри – в стиле деревенской избы из таких кругляков сосновых. Мебели нет, но уютно.
– А на втором – твоя, – отец опять улыбается. – Показать?
Да, нет проблем. Конечно, показать. Поднялись по винтовой лестнице – очень красивой, тоже под дерево. Образовался коридорчик, ведущий к двум дверям. Папа открыл правую, а там – детская кроватка, игрушки, всё светло-светло кругом.
Рослик оглядывает всё это добро и смеется.
– Знаешь, как я скучал, сынок! Знаешь, как я скучал! – отец обнимает его одной рукой, и диггер прижимается к нему. Он почему-то никак не может нащупать спину отца, руки всё хватают пустоту.
– Пап, а вторая комната для кого?
– Так для мамы! – торопливо отзывается тот, кого обнимает Рослик. – Мы и ее позовем. Вдвоем-то дело быстрее получится.
Руфер всё пытается поймать спину отца, как-то почувствовать его; он тоже скучал по нему, он хочет какой-то полноты, чтобы что-то дрогнуло в душе, но – не выходит.
Тогда сын пытается отстраниться от обнимающего, чтобы задать другой вопрос – про кроватку: она ведь для него маленькая, он давно вырос.
– Пап, а… – начинает он, но объятия вдруг каменеют. Руки отца становятся холодными, как батареи отопления в сентябре. Рослику хочется вздохнуть, но руки сжимаются всё сильнее и сильнее.
– Папа… – задыхаясь, шепчет сын. – Я не могу дышать, пусти!
Но каменные руки сближаются, Рослик вытягивает голову вверх и кричит. Хруст костей в плечах и груди, холод каменных рук… И пыль, кирпичная пыль повсюду – в глазах, ноздрях, зубах.
4.
Кирпичная пыль повсюду. Я кашляю и пытаюсь освободить руки. Но их нет. Совсем. Куда они делись? Ничего не вижу.
– Кто-нибудь… Господи, кто-нибудь! – губы разлипаются с трудом. Сначала ничего не слышу, потом – тоже стоны.
– Кто там? Катя? Павел Сергеевич? Помогите!
Тут кто-то добирается до меня и что-то делает. Вижу слабый свет.
– Сильно вас побило? – голос молодой и незнакомый. Вспоминаю, что с нами был еще кто-то. Антон?
– Антон…
– Я Рослик. Сейчас я помогу вам.
Он светит смартфоном и выкапывает меня откуда-то – из-под кучи кирпичной пыли.
– Что случилось? Катя? Где Катя? – я вздрагиваю всем телом и, почувствовав руки, помогаю себя откопать.
– Не знаю. Их я еще не нашел.
– Ищите, ищите скорей же! Ради Бога! Бросьте меня, я в порядке, ищите!
Он отходит, а я, прислонившись к стене, пытаюсь прийти в себя. Голова кружится; тупо слежу за отдаленным светом фонарика, в котором столбом стоит кирпичная пыль.
С величайшим облегчением слышу отдалённый стон Кати. Жива! Но, может, искалечена? Собираюсь с духом и ползу в ту сторону. Там светит фонарик парня-диггера. У Кати ссадины на лице и слегка повреждена рука. В остальном, кажется, хоккей.
– Мы сможем выбраться отсюда? – спрашиваю я Рослика. Тот делает какой-то жест – я не вижу в темноте, потому что фонарик цел только у него.
– Я сейчас буду выяснять…
– А Ташин?
– Пока не нашел его. Попробую сейчас еще всё облазить кругом. У вас смартфоны есть с фонариком?
– У меня есть! – говорит Катя. Голос у нее сиплый, но спокойный. Я радуюсь про себя, хотя понимаю, что если мы выберемся из этой передряги, буду корить себя за это всю оставшуюся жизнь. Но только бы выбраться.
Сестра включает фонарик в телефоне, и мы остаемся с ней сидеть среди кучи обвалившихся кирпичей. Что могло вызвать обрушение? Мне совсем не хочется об этом думать.
– Он ищет пожилого мужчину? – спрашивает Катик. Я киваю, и мне вдруг становится так ее жалко, что я обнимаю ее и плачу.
– Прости меня, Катик! Я сумасшедшая. Меня надо лечить в психушке! Как я могла тебя во всё это втянуть?..
– Ерунда, – отвечает мне младшенькая. – Зато я видела маму!..
Я закрываю глаза и прижимаю ее лоб к своему. Рослик возвращается минут через десять-пятнадцать.
– Я не нашел его. Обвал не такой большой – только в районе развилки. Под кирпичами его точно нет. Надо выбираться и звать на помощь.
Он помогает нам встать, и мы идем обратно. Слава Богу, дорога хоть и усложнилась, но проход нигде полностью не завалило. Через сорок минут мы видим солнце.
5.
Как-то поздней осенью Наташа Кожеева проснулась часа в три ночи и, стараясь не шевелиться, начала складывать – пазл за пазлом – только что приснившийся сон. Там было всё то, что почти стерлось из ее памяти, выветрилось – ради нее самой, чтобы спасти ее и Катю.
«Склепы, коридор, Рослик, Ташин и… И мама. Господи, какое же всё живое и реальное было в этом сне! Намного реальнее, чем моя теперешняя, никому не нужная жизнь…»
Тут она одернула себя и вспомнила о Кате. Вот она-то и есть реальность. И законченная наконец-то аспирантура – реальность. И отец, который вдруг вздумал лечиться, – тоже. Это и только это по-настоящему важно.
Она открыла на смартфоне почту и вздрогнула, увидев, что пришло уведомление о личном послании из ЖЖ. У нее не было знакомых, кто еще сидел бы в Живом журнале: все слиняли в другие соцсети. Кто? Кто… кто мог бы…
