скачать книгу бесплатно
Генерал возглавил военный переворот в этом далёком государстве, и разогнал правительство, симпатизирующее стране Советов. После чего, три слова: «Пиночет», «хунта» и «Чили» поселились на чёрно-белых экранах телевизоров. Кроме этого, кровавый диктатор бросил в застенки главного чилийского коммуниста, и лозунг: «Свободу Луису Корвалану!», угнездился рядом с девизом советских газет: «Пролетарии всех стран объединяйтесь!»
Наш сердобольный народ сочувствовал чилийскому, но когда телевизионные ужасы кровавого режима начали приедаться, стал привычно ёрничать:
– Повесить бол-ва-на, Луиса Кор-ва-на!
Тут, стоит деликатно заметить, что в адрес собственного генерального секретаря партии, советский народ отпускал и вовсе непотребные рифмы.
Была еще одна глава в чилийской драме, добавившая горечи русской душе.
Как назло, стыковые матчи на чемпионат мира по футболу мы должны были играть с этой южноамериканской страной. И наша сборная не поехала на ответный матч в Сантьяго, на стадион, ещё недавно служивший тюрьмой для политических заключённых. За это сборной СССР было засчитано поражение, и на чемпионат мира поехала команда Чили.
Конечно, не факт, что наши виртуозы кожаного мяча, в своём коронном стиле, не пролетели бы мимо чемпионата, если бы ответный матч состоялся, поскольку дома смогли вымучить только нулевую ничью. Но осадочек, что называется, остался.
Не самым удачным вечером, жар компании против диктатора всё-таки подплавил мозги Горького, не тронутые ни политическими, ни футбольными страстями чилийского разлива.
И Игорьку, вдруг, показалось, что шпионы Пиночета проникли в общагу судоремонтного завода города Мурманска, где он обмывал джинсы фирмы «Вранглер».
Шкары ковбоев дикого запада, волшебного синего цвета, обтягивали далеко не каждый советский зад, и требовали соответствующего застолья. Поэтому водку щедро мешали с портвейном.
Но всё было чинно, благородно и местами интеллигентно. И когда Игорёк, на выходе из гостеприимной общаги, сказал:
– Одну минуточку, я, кажется, забыл в комнате перчатки! – никто не заподозрил ничего дурного.
Горький вернулся на второй этаж, где согласно милицейского протокола, нанёс гражданину Решетову Н.В. два удара рукой, а гражданину Загорулько А.С. один удар, но ногой.
Охранники, в те времена, сидели не в каждом коридоре , а мирное население пребывало в готовности к мобилизации, поэтому драка получила развитие.
Обошлось, к счастью, без серьёзных телесных повреждений, но имуществу общежития судоремонтного предприятия был нанесён ощутимый урон.
Если бы, Игорёк поделился с друзьями, своими подозрениями о слежке со стороны чилийской разведки, которая решила его выкрасть, всё могло обойтись менее бюджетно.
Друзья, наверняка, усомнились бы в намерениях чилийского диктатора Пиночета выкрасть именно Горького. Да, и честно говоря, рожи граждан Решетова Н.В. и Загорулько А.С. не вызывали ассоциации ни с южноамериканским танго, ни с судьбой разведчиков-нелегалов . Впрочем, в Мурманске вообще трудно найти характерный чилийский типаж внешности.
Но Игорёк решил в одиночку дать отпор чилийской хунте, поэтому процесс изъятия милицейского протокола потребовал включения всех семейных связей, изрядных наличных средств и нервов.
Кстати, в протоколе было отмечено, что при задержании Игорёк сопротивления сотрудникам милиции не оказывал и выражал сожаление по поводу произошедшего.
Но это сухой, канцелярский язык, не способный предать счастливых слёз Горького, при появлении родной милиции, прибывшей вытащить его из лап вражеской разведки.
И если бы патрульно-постовой службе было разрешено заполнять протоколы ямбом и хореем, то, конечно же, родилась песня, в стиле шансон, о славном пареньке с кликухой «Горький». Который, рискуя собственным здоровьем, вступил в неравный бой с прихвостнями кровавого чилийского диктатора. А в последнем куплете были бы строчки про братание с милиционерами и их изумлённые физиономии при этом.
– А джинсы тогда в клочья разодрали. – Горький на мгновение вернулся к событиям, давно минувших дней, и тут же озадачился нынешними планами: – Из Финляндии видик привезу.
– У меня, у одноклассника знакомый есть, у него видик. Так он говорит: кассеты дорогущие…
– Это, да. Но я думаю, что две кассеты смогу привезти. А потом меняться буду.
– В смысле?
– В Мурманске уже есть штук десять видеомагнитофонов. Ну, и народ обменивается кассетами. Всё, что угодно: боевики, мультики, порнуха.
– Порнуха?!
– В полный рост! Я видел: чума! Через два месяца подкатывай – посмотришь. Тебя, кстати, куда назначили?
– Корабль в заводе стоит, в Абрам-Мысе.
– Странно.
– Почему?
– В Абрам-Мысе военных нет. Там только рыбаков ремонтируют.
Эф поблёк, словно парадная мишура военной формы ссыпалась с него, как перхоть, и пробормотал:
– Это мпк переделали из рыболовного траулера.
– «МПК», что такое?
– Малый противолодочный корабль.
– Эк, как тебя угораздило.
Горький опять, чуть было, не обронил слово «порнуха», правда, уже в качестве аллегории, но вовремя спохватился.
Глава 5. Траулер с бомбомётом и Михаил Сергеевич с кодом.
Имя, полученное при рождении, осталось незапятнанным, и когда дело дошло до смены рода, ведь «судно» переделали в «корабль», его оставили прежним: «Николай Махов».
Памятная доска с фамилией этого замечательного учёного, знавшего всё о жизни рыб , висела на одной из центральных улиц Мурманска.
Корабль отличается от судна, прежде всего цветом. Военная доктрина зиждется на единообразии, поэтому все боевые корабли от катера до крейсера, выкрашены в молчаливый, серый колер. А суда, даже приписанные к военно-морскому ведомству, могут позволить себе некоторое лакокрасочное вольнодумие.
Но серая «шинель», напяленная на «Николая Махова», отдавала маскарадом, как в школьном спектакле, где генерала изображает юноша, в атрибутах, которые удалось собрать одноклассникам: милицейской фуражке, солдатском мундире и высоких болотных сапогах.
Безусловно, «Махов» выглядел опрятнее, чем пришвартованные у причала судоремонтного завода, траулеры, одного с ним проекта, многие из которых зияли оспинами ржавчины.
Но не было в его линиях того хищнического профиля охотника за субмаринами, и той мужественной красоты, что превращает военный парад в волнующее зрелище, которые присущи боевым кораблям.
В его обводах угадывался трудяга, готовый к тяжёлой работе в любых широтах и встрече с самым жестоким штормом. Кстати, мореходные качества настоящих мпк, не подразумевали покидания прибрежной зоны.
Имелось у «Махова» и кое-какое вооружение: на палубе были установлены однотрубные торпедные аппараты, на баке пушечка и установка для реактивных снарядов, и на корме, направляющие для сбрасывания глубинных бомб.
Надёжность этого вооружения проверялась ещё дедами нынешних матросов. И это роднило «Махов», с ополченцем, явившимся на сборный пункт с ружьишком, завалявшимся ещё с «позатОй» войны.
Акустику, отцы-конструкторы, давшие «Махову» новую, военную жизнь, оставили прежнюю, справедливо полагая, что если станция отыскивает косяк селёдки, то она и американскую атомную подводную лодку не проглядит.
На флоте, командир корабля фигура религиозная, он ведь, для экипажа заместитель бога. А босс, сами знаете, часто бывает занят, а то и вовсе в командировке или в отпуске, поэтому часто только от командира корабля всё и зависит.
Но с тогдашним командиром «Махова» дело обстояло несколько иначе. Во всяком, случае в записках Эф, героических метафор для него не нашлось, а присутствует матерщина по поводу спионеренного им, на прощание, бинокля.
Этот «ремонтный» командир, вскоре отправился на очередной мпк, надолго вставший в завод. К тому же, в день прибытия Эф на корабль, он отсутствовал, и старшим на борту был механик Зобнин.
Это был мужчина ближе к сорока, плотного телосложения, с аккуратной причёской, припорошенной ранней сединой, и носом-картошкой, которым он шмыгал, когда считал нужным поставить в конце предложения восклицательный или же вопросительный знак.
Михаил Сергеевич был в спортивном костюме и принимал на верхней палубе воздушные ванны, щедро разбавленные дымом «Беломорканала».
– Здравия желаю – сказал Эф, и чуть подумав, приложил ладонь к фуражке.
– Здорово. Я так понимаю, лейтенант, который не хочет ходить в море?! Слава тебе господи, дождались! – Михаил Сергеевич шумно втянул воздух своей картофелиной. – Это именно то, чего нам недоставало для полного и бесповоротного счастья.
– А вы откуда знаете… ну, про море? – порозовел Костя.
– Юноша бледный со взором горящим, вы меня шокируете. Ты комбригу сказал, что хочешь служить на торпедной базе?
– Ну, да, вчера. Но где остров Ша, и где Абрам-мыс?
– Странный ты малый. Дожил до лейтенанта, и не знаешь, что для слухов провода не нужны? – Михаил Сергеевич пожевал мундштук папиросы и шмыгнул носом: – Дурак, ты лейтенант.
– Почему? – покраснел Эф. Потом понял, что его вопрос принял сторону механика, и побагровел.
– Потому что теперь, на радость почтенной публики, тебя будут возить мордой об стол все кому не лень.
Лейтенанту хотелось нанести ответный укол, и он сделал выпад, но запутался в сетях субординации.
Всё-таки, механик был старшим по воинскому званию, целым «капитан-лейтенантом», но командиром только боевой части, а лейтенант Эф помощником командира всего корабля.
Столь головокружительная карьера объяснялась просто. Мпк «Махов», хоть и превышал своим водоизмещением «нормальные» мпк, в корабельной иерархии стоял ниже, со своим четвёртым рангом, в то время как «горбатые» относились к кораблям третьего ранга.
Соответственно, по штату, на корабле было всего три офицерские должности: командир, помощник и командир электромеханической боевой части. То, что к должности помощника пристёгивались все остальные корабельные боевые части, службы и бесчисленные внештатные обязанности было всего лишь деталями, нюансами и сюрпризами.
Таким образом, уши лейтенанта Эф, согласно должностным полномочиям, возвышались над погонами капитан-лейтенанта Зобнина, на которых по выражению Михаила Сергеевича, звёзд было, как на Млечном пути.
– Тебе…вам, начальник политотдела тоже привет передавал.
– Чтоб ты знал, начпо мой единокровный брат.
– В самом деле?
– Ты представить себе не можешь, сколько крови мы выпили друг у друга.
– Понятно.
–Но теперь его тревоги за меня напрасны.
– Это почему же?
– Я второй месяц, как закодировался. – Михаил Сергеевич элегантно щёлкнул себя в районе своего могучего кадыка.
Бодрый вид, розовый цвет лица и спортивный костюм, пусть и на фоне второй «беломорины» подряд, подтверждали это, скорее философское, чем медицинское, решение в судьбе механика.
Михаил Сергеевич швырнул за борт окурок, словно поставив точку в этом непростом вопросе, и перешёл к не менее запущенному:
– А почему, ты в море ходить не хочешь?
– Блюю.
– Ну, и что?
– Ну, я очень сильно укачиваюсь. Вестибулярный аппарат слабый.
– А за каким лешим, ты на флот попёрся?
Логичные вопросы далеко не всегда имеют логичные ответы, поэтому Эф пожал плечами, и вывалил то, что было:
– Наверное, семейная традиция. У меня отец капитан первого ранга.
– Всем было бы спокойнее, если бы твой папаша работал гинекологом.
– Может быть.
– Ну, так пусть отец перетащит тебя куда-нибудь, где не капает.
– Не может он… теперь.
– Почему?
– На пенсион его попросили.
Эф щёлкнул себя по горлу, озвучивая крушение папиной карьеры, налетевшей на айсберг антиалкогольной компании в стране.
– Понятно. – кивнул Михаил Сергеевич. – Но без папы, я не знаю, как ты переведёшься на свою торпедную базу, потому что о «море на замок в 18.00» мечтают многие. Правда, кроме тебя, вслух этого никто не говорит. Поэтому, в твоём случае, «Махов» подходящее место. С учётом того, что из кандидатов на должность командующего Северным флотом, тебя уже вычеркнули.
– Почему?
– Ну, потому что как-то стрёмно доверять такому субъекту ядерный флот.
– Да нет. Почему «место подходящее»?
– «Махов» отходит от причала не намного чаще, чем «Аврора». Да, и то для того, чтобы загрузиться в Мурманске консервами, досками и прочим барахлом. Но это, если на борту нет «партизан».
– Партизан?
– Конечно, это ведь корабль для переподготовки резервистов. Тебе, что об этом в кадрах не говорили?
– Кадровик спросил, есть ли у меня преподавательские способности.
– Какие? «Преподавательские»?
