скачать книгу бесплатно
– Что ваше бюро? Что я сказал, то и будет!
В отличие от парторга директор стал багроветь.
– Мы теряем время, мальчики! Коль он на всех плюет, то с ним и разговаривать незачем.
Призыв подействовал. Стулья дружно задвигались, и образовалась толк учка у вешалки.
Морозец декабрьский. Женя не отстает, да нам и по пути.
– Вот гад, что творит! Хоть ты что с ним делай, он все по-своему. Ну решил рабочком, а что толку?
– Решению рабочкома он обязан подчиниться, если прокурор не опротестует. Но в прокуратуру он, скорей всего, не обратится, так что это лучше сделать тебе.
– Если б я знал как.
– Приходи завтра вечером после работы, помаракуем.
Отъездные документы подписывает Вельгоша, так как «сам» умотал в командировку в Средние.
– Можно?
– Заходи, Петро.
Илья Иванович собирался посмотреть какую-то бумагу, но при появлении студента-заочника поднял удивленный взгляд и стал смотреть так, как будто увидел его впервые. Впрочем, его можно понять. Обычно перед ним крутился чумазый мазутчик с короткой стрижкой, а в кабинет вошел если не денди, то вовсе не золушка, при полном параде и с шикарной шевелюрой.
– Я, наверное, тоже во второй вуз поступлю.
Надо же, Илья Иванович – легенда совхоза – завидует работяге!
– В добрый путь, Илья Иванович.
Он подписал все не глядя и крепко пожал руку.
– Удачи.
– Спасибо, и вам она не помешает.
Следующий день ушел на сборы в дорогу и писанину. В начале шестого Женя постучался в дверь.
– Садись.
– Да я грязный, с работы.
– Я думал, с танцев. Газету тебе постелю, посиди, отдохни, а то до дома еще идти да идти.
– Да, шагов двадцать. Ну что, готово?
– Дочь попова. Бот бумажка в прокуратуру, перепишешь своей рукой. Может, что убавишь, что прибавишь и поставишь свою подпись. Ясно?
– Что ж неясного, козе понятно!
– Это еще не значит, что мы поняли. Коза – животное умное. Вот еще бумажка в райком. Я завтра утром улетаю на сессию, с ребятами поговорить не успею. Они почти все настроены против Плетнёва, может, кто и подпишет. Вот моя подпись. Ты подпишешь?
– Хоть сейчас!
– Сперва почитай. Чернибок еще собирается, не побоится. Трое – уже хорошо. Если еще кто-то подпишется, будет еще лучше. Хартию подписями, как кашу маслом, не испортишь. Конверт уже с адресом. Твоя задача: собрать подписи, заклеить и бросить в почтовый ящик. Вопросы?
– Какие вопросы? Чем больше подписей, тем ближе к тюрьме!
Алина
Двадцать шестое декабря 1975 года. «Аннушка» вторые сутки сидит в Ачайваяме из-за поломки. С утра техник дал добро на вылет, и сразу началась регистрация. Адская разогревающая машина воет не хуже самой «Аннушки», греет самолетный двигатель. Мороз так и держится за сорок. Пассажиры ютятся в небольшой комнатке аэровокзальчика, где вдоль стенки влезает всего пять кресел, уже порядком потертых и кое-где порванных. В проходе двое смогут разминуться боком, ежели не очень толстые. На дальних от входа сиденьях примостились Сережа с Алиной, учителя. Приехали они недавно, с год назад, когда над школой надстроили второй этаж и она стала десятилеткой.
Алина – само очарование. Золотистые длинные волосы, обаятельная притягивающая улыбка и глаза – не оторваться. Самое главное, с первого взгляда она приковала к себе. Так бывает очень редко: видишь девушку, все внутри замирает, и говоришь себе: это она! Очень похоже, что у нее на меня похожая реакция. Это видно было по первому ее взгляду. Но она очень быстро взяла себя в руки и стала простой и открытой, чем обвораживает всех. Однажды мы случайно встретились в темноте, и она просто спросила:
– Это ты?
Это прозвучало по-особенному, словно я единственный, кто может ей встретиться.
Сергей повыше ее, худой, с резкими чертами лица и ужасно ревнивый. Ясно, что к нему совсем не такие чувства, как к его жене. Ребята веселые, любят посмеяться, но сейчас что-то взгрустнули, особенно Сережа. Вероятно, потому, что остается один с сыном малышом, а ее отпускает на свободу на целый месяц. Жена летит к маме в Петропавловск, чтобы сдавать экзамены за последний курс пединститута. Тоже не без грусти. Свобода свободой, а маленький Алешка из головы не выходит. С ней мы летим уже второй раз, поэтому у мужа есть повод для ревности, да и чувствует, что есть основания для ревности.
– Регистрацию прошла?
– Прошла. Ты тоже летишь?
Сергей плохо скрывает раздражение, хотя и пытается улыбаться. Видно, ему очень не по душе, что мы снова летим вместе.
– Лечу, у тебя такой вид, словно собралась прыгать с самолета без парашюта.
Только за такую улыбку можно пройти огонь и воду.
– Я ужасно боюсь летать на «Аннушке», меня сразу укачивает.
– Десантница, – рассмеялся Сергей.
Надо сказать, что с приливом грамотной и инициативной молодежи поселок ожил. Девушки сами организовали хор и часто выступали в клубе. Пели очень хорошо, хотя не было музыкального сопровождения. «Деревенька» у них звучала намного лучше, чем по центральному радио у профессионалов. Возможно, спецы бы это опровергли. И ребята ставили сценки, от которых хохотал весь клуб.
Наконец позади проводы и посадка, второй пилот закрыл дверь на защелку и прошел в кабину.
– От винта.
Минут пять рев движка на всех режимах и, наконец, рывок, срыв с места, старт сразу от аэропорта по маленькой полосе, разбег, взлет – и поплыли внизу аккуратные домики поселка, застывшие в морозном густом воздухе; юрты, уложенные на зиму, юкольники-мамычки на высоких жердях. Набрав высоту 600, «Аннушка» закачалась над зимником Ачайваям – Усть-Пахачи. Как там мальчики? Второй рейс уже бьют. У моей спутницы такое выражение лица, словно это ее последний в жизни полет, но держится героически.
– Алина, смотри вниз, там наша дорога!
Такое предложение приводит ее в ужас. Для нее проблема просто си деть, не говоря уже о том, чтобы посмотреть вниз. Она ищет глазами какую-нибудь опору и останавливается на моей груди, спрашивая взглядом: можно?
Еще спрашиваешь! Как удобно она устраивается. И замирает. И внутри все замирает, а вдруг ей так не понравится и она станет опять недосягаемо далека. Правда, так на дорогу не посмотришь, но на кой ляд эта дорога, она уже вымерена и выезжена на десять рядов. А когда еще удастся подержать в объятиях золотоволосую красавицу, пусть даже в шубе.
Через правые иллюминаторы видны сопки Пахачинского хребта, Плетьми битая, Черт катался, Кедрачевая, плато до Большого Утюга, сопки Малого распадка и две островерхие на берегу моря. У их подножия устье реки Пахача и поселок рыбообработчиков Усть-Пахачи. На дальней сопке чертом настроган кукиш – Дунькин пуп.
На тракторе ехать вечность, на самолете – полчаса, а сегодня долетели за пять минут. При выходе из самолета моя попутчица опирается на протянутую руку, но до аэропорта идет одна. Жаль, что ходьба ее не укачивает.
Зал ожидания побольше нашего, вмещается даже пара рядов жестких кресел, десятка полтора. Весь центр занят ящиками с бутылками газводы.
– Как пить хочется!
– Вы не скажете, чьи это ящики?
– Вон мужчина, – показала взглядом дежурная на бородача лет тридцати в черном полушубке, – в Апуку летит.
Владелец бороды и газводы направился в буфет.
– Продай бутылочку, – пятерка легла на стойку буфета в поле зрения бороды.
– Нет, – ответ жесткий и категорический. Ему уже с такими просьбами надоели и деньгами его не запугать.
– Слушай, друг, жена беременная, чуть не плачет, вот хочет и…
– Возьми одну.
– Благодарю, я твой должник.
– Деньги забери!
– Да перестань!
– Забери, сказал.
Если не заберу, передумает. Ах, черт! В бутылке кристаллы льда, между которыми чуть-чуть переливается жидкость. Где-то в дороге прихватило.
– Алина, только в Корфе попьешь. Под шубой за пару часиков отойдет.
До райцентра еще час сорок лета, опять же укороченные до нескольких минут благодаря теплу ее волос и дыхания.
– Сегодня на город ничего не будет, – обрадовала в Корфе дежурная в отделе перевозок.
В гостинице место можно не спрашивать: квартир раздутому штату ра ботников авиаотряда хронически не хватает. Забиты и общежитие, и гости ница.
– У тебя есть знакомые в Корфе?
– Есть подруга, придется к ней идти.
– Где она живет?
– В центре, недалеко от клуба.
– Тогда нам по пути.
Дверь закрыта, и на стук никто не отвечает.
– Значит, на работе и придет не раньше пяти.
– Пойдем со мной, подождешь у моих знакомых.
– Неудобно.
– А в подъезде ждать удобно? Пошли, хоть согреешься.
– А что они подумают?
– Это зависит от меры их испорченности. Пойдем, там и выясним.
Вот мы и одни, никто нам не мешает.
– Прошу, синьора.
– Ты не сказал, что их нет дома.
– Ты тогда вообще бы не согласилась идти. Они появятся около шести. Я тебе внушаю дикий ужас?
– Нет, – она чувствует себя не в своей тарелке, – но ужасно неловко.
Она снимает пальто, проходит в кухню и садится на краешек стула.
– У тебя такой вид, словно ты взбираешься на эшафот.
Слава богу, рассмеялась.
– И все-таки, что подумают твои знакомые?
– Не переживай, я скажу, что ты моя любовница.
Хохочет она великолепно, откидывая голову назад и открывая рот. Очень трудно не подойти, не обхватить голову и не закрыть рот поцелуем. Но тогда смех оборвется, в глазах мгновенно блеснет холод стали, и она исчезнет из моей жизни навсегда. Неужели может быть так, что она когда-нибудь ответит на поцелуй?
Неужели это чудо возможно?
– Ну вот, так лучше, а то сидишь на краешке стула, как бедная родственница, и готовишься убежать при первом стуке в дверь.
Сейчас выпьешь – полегче станет.
– Этого еще не хватало!
– Шутите, девушка. Я из-за тебя грех на душу взял, солгал бороде, около сердца три часа грел для тебя, а ты отказываешься! Пей, иначе тебя боги накажут. Пей потихоньку, еще холодная.
– Придется пить.
Пьет маленькими глоточками. Какое наслаждение видеть, как она смакует каждый глоток и зажмуривается от удовольствия. Ради такого пойдешь не только на ложь, да простит меня борода, он же тоже мужик.
