Дисторшн

скачать книгу бесплатно


ничего не должен. Все решаешь сам. Теперь. Конечно, родители хотят, чтобы я… мы… что-то там делали… чаще убирали комнату, выносили мусор, мыли за собой посуду, не разбрасывали где попало вещи, и многое… хотя не так уж и многое… поэтому просто «и другое» … С понедельника вообще пойдут разговоры относительно того, что мы планируем делать дальше, куда поступать и прочая муть. Хотя что касается меня (надеюсь нас), я бы с удовольствием предстоящий год посвятил бы новому увлечению… Но, боюсь, родители будут против. Уверен, будут против. И совсем не уверен, что мы сможем их как-то переубедить. Хотя в действительности мы же с шести пошли – мы этот год заслужили! Но… Как я уже написал – Родители хотят, а мы что? Мы это делаем. Конечно. Но как мы это делаем? А делаем мы это не напрягаясь. И это прекрасно. Нет обязаловки. Совсем.

Отец, например, рассказывал, что у него каникулы зачастую превращались в куда более серьезное обязалово, чем школа. С его мамой, для нас – с нашей бабушкой, было не поспорить. Жили в Подмосковье. В отдельном доме. Было хозяйство. Следовательно, любой проживающий являлся «руками» этого хозяйства со своим собственным участком работы. Веники. До сих пор папу передергивает от этого слова. И я его понимаю. На каникулах он отправлялся куда-то достаточно далеко от дома, чтобы заготовить березовые веники. Веник – это в прямом смысле слова веник, то есть связанные в пучок ветки, которые необходимо было вязать целыми партиями только не для того, чтобы впоследствии ими подметать или использовать для банных удовольствий, а исключительно для кормовых целей. Семья отца состояла еще и из «братьев», точнее, «сестер» наших меньших. У них было две козы.

Вот для них родимых и нужно было все лето заготавливать эти самые березовые веники, которые в осеннее-зимний период, по-моему, так, использовались как корм или прикорм, я точно не знаю. Но знаю одно – этих самых веников нужно было определенное количество, и навязать это количество, должен был мой отец, занимаясь этим каждый день своих каникул. Каждый. И в обязательном порядке. И мало того, это была далеко не единственная каждодневная рабочая, хоть как бы и «выходная», обязанность. Короче, не позавидуешь. Папа, я горжусь тобой! Это правда. Надо будет сказать тебе об этом.

А мы… Мы бездельники. И это тоже правда. Я сижу пишу, то, что скорее всего на фиг никому не нужно, а час назад, то есть около одиннадцати, я только-только открыл глаза, думая в своей ленивой голове просыпаться ли окончательно или еще пофантазировать на неизвестную тему. Но решил все-таки вставать. И поступить именно так я решил, в общем-то, лишь по одной причине – братца в кровати не оказалось. Вот и все. Именно поэтому я сижу и пишу сейчас. В этот самый момент – в трусах и с еще плохо разлипающимися глазами. Мутным взглядом пытаюсь разглядеть то, что царапаю. А брат похоже схватил гитару и усвистал на кухню, чтобы не мешать. Или, чтобы не мешали. Негодник. Хотя пишу уже минут двадцать. Гитару не слышал. Ну-ка.

Подождите. Все-таки я прав. Он на кухне и тренькает. Стоп. Чей еще это голос? Папа? Ага. Братила с батей трепится – тот видимо пришел с суток. И, судя по всему, что-то обсуждают. Секунду назад и слышно не было, а тут голоса обоих слились в одну звуковую волну, разобрать – не разберешь, все-таки пара капитальных стен и закрытые двери (второе – это беспокойство обо мне) влияют на звукопроницаемость, но именно энергия этой волны и пробудила меня окончательно, ну и мое любопытство. Опа, опять гитара. Говорят. Про гитару? Без меня? Стоп. Что это? Проснулся не только я, а еще и какая-то ревность? К кому? К брату? Такое может быть? Было хоть раз? У кого? У нас? Да ни в жизь. Пойду, разберусь. Трудно было и меня, что ли позвать? Я мигом! …

ЧЕРЕЗ ЧАС. ПРИМЕРНО. АД НА ЗЕМЛЕ.

Я поссорился с братом… Казалось бы эка невидаль. Не бывает, что ли? Да с кем угодно. Да сто раз. Да какой сто? Тысячу! Ой, даже не говорите мне ничего. Подумаешь. И так далее и тому подобное. Да только черта вам лысого! Я поссорился с братом в первый раз в этой нашей шестнадцатилетней, шестнадцатизимней, шестнадцатиосенней и шестнадцативесенней гребаной жизни! В первый, (ругаюсь от души), раз! Ну как, спрашивается, такое могло случиться? КАК? А вот как. Братец с папой беседовали о гитаре. И что? Ничего. Слава богу! Я рад этому до усрачки. Как я и сказал, брат проснулся, увидел, что я еще сплю, схватил инструменто, пошел на кухню, взял нашу музыкальную грамотку, сел и… Я не слышал. Он потом объяснил, что кусок тряпки между струн вставлял, чтобы не мешать. Кому, блин, не мешать? Мне? Чем мешать? Гитарой? Ну ладно, хорошо. Да только когда я вошел на кухню, ну или чуть раньше, гитару-то я же расслышал, никакой тряпки уже не было. И братец сидел и… Сидел и играл. Я не вру сейчас, играл «Прогулки по воде», отцу. Тому, как я узнал опять-таки только сегодня, эта песня очень даже нравилась. Другие нет (под другими подразумеваются практически все, что сейчас зовутся русским роком и иже с ним), а вот эта песня – да. Ну, может быть, еще «Что такое осень?» ДДТ – это тоже сообщили сегодня на кухне, во время чрезмерно задушевного разговора, начавшегося без меня, ну а продолжившегося уже ой как со мной. Брат сидел и играл «Прогулки…». Сидел и играл. Конечно, я не скажу, что это была супер-пупер мелодичная гитарная партия. Нет. Но он играл. Играл. И даже напевал. Больше, наверное, для ритма, но аккорды сменяли друг друга. Иногда с заметными паузами, а иногда и нет. Но это была игра. Простенькая и с ошибками, но… игра! Именно «Что наша жизнь – игра, добро и зло, одни мечты…». Да, да. И как там еще… «Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу».

И неудачник плакал. Я смотрел на него, смотрел на довольного отца, смотрел как руки брата, такие же, в общем, как мои (напоминаю, что мы близнецы), берут эти аккорды: Em, B7, Am, Em… и опять… потом G, D, Am, Em… Проклятый Am! Как это возможно? А его руки опять раз, два, раз, два… И подвывает еще. Сколько, скотина, раз ты эту тряпочку подкладывал? Оказалось много. Я пишу. А он играет. Несколько дней и он уже что-то умеет. А я… А я писюльки царапаю! К черту дневник! К ебеням и все остальное! В пизду и завтрашний выпускной! Я так не играю! Вот именно! Я так не играю! Как брат! Пошло оно все! Сижу и пишу последние в своей жизни строки в этом чертовом дневнике просто, чтобы сума не сойти! Не знаю, что на меня нашло. Ревность. Или, блядь, зависть. И ведь к родному брат! Завидовать-то нечему еще, а уже позавидовал! И как позавидовал… Но почему? Да потому что я это все придумал, я все это решил, и я должен был быть первым!!! Чертова левая рука!

Я тоже не меньше. Но это так. С последней моей записи, я прочитал ее, чтобы понять-вспомнить хоть что-то из того, что здесь накалякано. Но это единственное – клянусь. В остальном нет ни времени, ни желания. Второго больше, чем первого. Причем, так всегда – желаешь больше, чем можешь успеть. Но в данном случае, я имеется в виду, конечно, другое. Больше «нет желания». Именно желания, а не времени. Когда хочешь, действительно хочешь, найдешь и время.

Итак, на дворе 1997 год. И точка. Я не вру. Правда. Которая на страницах этого дневника еще вчера была в июне 1996, а сегодня опять-таки в июне, но уже 1997, то есть ровно год спустя. Прикиньте? Все это время я не писал здесь ничего. Я даже не знал, куда забросил тогда этот дневник. Точнее, наверняка знал, но успел благополучно забыть. И не вспоминал. Просто наткнулся на него сегодня, когда искал сигареты… Да, я курю. Мы курим. Брат не решился отличаться. Мог бы, но не решился. Так что мы снова все делаем вместе и даже это. Курим. Родители, уверен, знают, но помалкивают. Да и как не знать. Когда буквально пару-тройку недель назад, мы стояли под козырьком подъезда и курили, было около семи вечера, надо же быть такими дураками, как будто не знали, что мама с работы в это время как раз приходит. Стоим курим, дождь льет (потому, в общем, под козырьком и стояли, так бы хрен нас запалили), курим. Брату приспичило. Дал мне сигарету подержать, сам куда-то в кусты… В дождь е-мое!

Я стою. Дымлю я, и две сигареты в руках. Повернулся крикнуть куда там это чучело запропастился, поворачиваюсь – мама… Внутри все похолодело. Дым застрял в горле. Бросать сигареты смысла нет, еще большая подстава. Продолжаю держать. Она подходит. Вижу, прострелила насквозь взглядом и меня и сигареты. Вида не подаю. Продолжаю и стоять, и держать. Тут и чудило выпрыгивает из кустов, слава Богу, хватило ума за сигаретой тут же не броситься. Застыл. Мама улыбнулась: «Что стоите? Ждете что ли кого?». «Привет», – говорю и быстро добавляю. «Да, ждем. Пашку с Валеркой. Бабка Пашку позвала на секунду, Валерка с ним. Вон сигареты их держу…». Ни лучше, ни хуже фигни, чем эта, придумать было трудно. Хотя, в целом, звучало убедительно, Пашку мать знает, Валерку – нет, но я и сам его не знаю, придумал его существование на ходу, но этого не знает она, а потому все выглядит достойно. Плюс, это мама точно знает, Пашкины окна выходят на эту сторону, а значит, теоретически Пашку могли и позвать. Ну а сигареты… Кто там кого знает, кто курит, а кто нет. Этого мать и знать не может, и всегда можно сказать, что Пашка курит недавно. Подставил Жало, конечно, но ничего, он парень головастый – выкрутится. К тому же, это ведь только я так рассуждал, и надеялся, что это фигня как-то уляжется в мамином сознании, и убедит ее, что мы не курим. На деле наверняка, что нет. К тому же братила стоял ну с такой, блин, виноватой рожей, что единственным его оправданием по наличию такой физиономии перед собственной матерью, могло быть его заявление, что только что в кустах он занимался чем-то непристойным, а потому ему безумно стыдно и т.д. и т.п. Но этого он не скажет, а потому мама, скорее всего, все поняла, поняла все правильно, но, в общем-то, сделала все правильно, а точнее ничего не сделала, ничего не сказала, просто улыбнулась чуть более широкой улыбкой, чем обычно и пошла домой. Мы тут же расслабились. Я свою докурил. Брат не стал. Ссыкло. Ха-ха. Хотя, если по правде… ну что мама, или даже родители в целом, могли нам сказать? Отец курит как паровоз, и всю жизнь курил (боюсь, даже предположить с какого возраста, надо будет как-нибудь спросить), пачки две в день – не меньше. И та же мама периодически скользит по этой дорожке. День, другой, неделя, месяц, год… Не больше. Но год как-то курила. Уверен. Да, точно. В общем, курим. Родители догадываются. Не беда. Чем быстрее они это поймут и примут окончательно, тем быстрее мы перестанем тратить собственные деньги на сигареты. А это было бы неплохо.

Итак, написал уже целую гору новых слов, связав из них предложения, а рассказал всего-то о том, что мы теперь курящие подростки. Семнадцатилетние курящие подростки. И именно сегодня вечером, даже ночью, сколько сейчас? Прямо сейчас 23:01. Около полутора часов назад. То есть 22 июня 1997 года, примерно в 21:30, я безумно захотел курить, сигарет в кармане не оказалось, значит все достаточно плохо на сегодняшний день; у брата тоже не было, и не могло быть, у нас всегда одна пачка на двоих и, как правило, она у меня. Я решил прокрасться на кухню в надежде на отцовские сигаретки. Отец на сутках, это хорошо – кухня пустая, потому что мама уже спит, это снова хорошо – кухня точно пустая, но отец на сутках – это теперь уже плохо – кухня может быть пустая и на предмет сигарет! Тем не менее, я решил испытать судьбу и, тихонько пробравшись через родительскую комнату, чтобы не разбудить маму, оказался на пустой кухне, в надежде разжиться батиными, но… Пусто. Сигарет не было. Видимо, сегодня именно тот день, когда стандартный папин блок закончился – последние пару пачек он забрал на работу, а завтра уже с работы явится с блоком новым. Что мне оставалось делать? Да, как последний я даже не знаю кто, я стал делать бессмысленные вещи – искать везде, где только возможно в абсолютно тупой надежде на чудо. Но чуда не случилось. Точнее случилось, но оно было другим, не пахнущим табаком.

В последнем ящике моего стола, под кучей всякого хлама я нашел мой годовалый дневник с несколькими пустыми страницами. Признаюсь, о том, чтобы их заполнить, я думал не долго. Хотелось курить. А это было хоть чем-то, что могло хоть как-то отвлечь от данного желания. Брат, как обычно, уже отвалил в сонное царство. А я вот, как видите, снова в деле. Снова в писанине. И знаете, неплохо себя чувствую. Пишу, смотрю, когда задумываюсь, на черный полированный изгиб моей электрогитары, и настроение улучшается. Даже курить, представляете, не хочется… Хорошо!

P.S. Завтра куплю вторую тетрадь для дневника. Том II.

просто все пошло как обычно и все, как будто ничего не случилось. А ничего и не случилось. Между нами. А вот событий за год произошло прилично.

Первое, мы нигде не учимся. Это трагедия нашей семьи, которая, родители надеются, в этом году, наконец, растворится в котле знаний и перейдет из разряда трагедии в разряд маленькой семейной неурядицы. Виновники которой, безусловно, мы. Что ж, имеют право на все из перечисленного. Не буду долго останавливаться на этом. Все планировали. Родители надеялись. Но этим планам не суждено было свершиться, а надеждам не суждено было оправдаться. Мы хотели поступать в медицинский, так сказать, пойти по папиной дорожке, но, то ли нас для этой дорожки слишком много, то ли Боливар все-таки действительно не выдержал двоих… экзамены мы завалили.

Я помнится писал, что хотел тогда вообще год передохнуть, раз уж у нас была такая возможность, но обсуждать это с родителями смысла не имело, а потому мы и решили поступать в медицинский. Не скажу, что совсем не хотел там учиться, если выбирать, то это действительно стоящая профессия, по крайней мере, она действительно нужная и благородная, а не как те, что сейчас выбирает каждый второй – либо юрист, либо экономист. Прости меня, мама, за данный выпад, ты относишься к числу не только действительно профессиональных, но и честных экономистов. А сейчас юрист – это адвокат, который правда стремится защищать вовсе не невиновных, а как раз наоборот. Виновные больше платят. А экономист – это, как правило, тот, кто знает ни как правильно направлять финансовые потоки, а куда. К тому же, я вообще считаю, что существует всего несколько действительно нужных профессий (я не рассматриваю здесь ни одной из рабочих профессий или относящихся к сфере услуг – эти люди святые в принципе, так как выполняют действительно нужную работу за действительно маленькие деньги), к которым отношу, пожалуй, учителей, медиков и инженеров-конструкторов (к последним отношу и архитекторов). Так как учителями мы, по крайней мере, точно я, быть не смогли бы в принципе – не тот психологический тип, техника в любом ее виде не интересовала никогда, кроме, может быть, тех же компьютеров, но связывать с ними будущее как-то тоже никогда не планировали, а потому оставалось последнее – медицина. Отец, сам того не зная, все-таки привил нам интерес к этой профессии своими рассказами, иногда серьезными, а зачастую простыми байками. Но где-то что-то зацепилось, окрепло и попыталось выбраться на свет божий как Чужой из одноименного фильма, но, как и в этом фильме – загубили милого и отправились бороздить просторы вселенной. По крайней мере, на ближайший, после провала миссии, год.

Конечно, все расстроились. Не совру, если скажу, что расстроились и мы, но родители, конечно, сильнее. Они считали нас достаточно сильными учениками, и мы производили именно такое впечатление, а на поверку оказались в строю неудачников. Мы предложили им некий компромисс, давайте мол, мы поступим в медицинское училище (в парочку мы даже съездили узнать что да как) на фельдшерское отделение, а через три года снова будем поступать в институт, наверняка, с коркой училища будет легче, но здесь уже родители выступили в роли охотников за приведениями, и отправили данную идею в преисподнюю. На семейном совете было решено пойти в предстоящем учебном году на подготовительные курсы, и следующим летом попробовать снова, если мы действительно хотим именно в медицинский. Мы сообщили, что действительно хотим стать врачами, и были помилованы. Чему я был очень и очень рад. Так как впереди открывались огромные перспективы – целый год для занятий музыкой минус каких-то десять часов в неделю на подготовительные курсы. Лафа! Кайф! Я так думал. Ага. Год назад.

Теперь думаю сделать еще пару таких пауз, в которых я расскажу, что же еще произошло с нами за этот год. Конечно то, что предстоит, наверное, намного важнее, но все это не может начать двигаться без того, что мы уже проскакали, без того, что имеем. Конечно, я расскажу: и о том, что уже есть, и далее – о том, что будет, но сейчас хочу записать сюда еще несколько вещей, так как, боюсь, без них не получится связанного повествования, а ведь это дневник, и замышлялся как этот вид и думаю, таковым и останется. Каждый пропуск должен быть заполнен. А здесь целый год прошел… Как же не рассказать, что да как было? К тому же на данный момент – это единственное в чем я по-настоящему уверен. Я имею в виду события, не людей. Хотя и к последним есть вопросы, но об этом позже. Если дойду. Если хватит сил, терпения и всего остального, что привело меня к ведению дневника и что позволяет здесь отмечаться, как при условно-досрочном освобождении, честное слово. Не спрашивайте откуда я об этом знаю – из фильмов, откуда же еще. Мне семнадцать, и я ни хрена еще ничего не понимаю в жизни. Просто хочу, чтобы она состоялась. Моя. Ни чья-то еще, даже не любимых мной людей… Она должна быть моей. А я должен ее создавать. Лепить из того, что есть. А пока из того, что было. Ха-ха. Итак, про прошедший год, я, кажется, что-то обозначал цифрой один, когда собирался его описывать, ах да – мы нигде не учимся. Ставлю заслуженную единицу. Или раз – загибаю первый палец.

Второе. Два. Мы умеем играть на гитарах. Теперь умеем. И у нас группа. Это получилось. Долбили-долбили и выдолбили суденышко. И оно поплыло. Ничего глобального, конечно, но, в целом, очень даже ничего, мне нравится. Мы с братом действительно неплохо стали играть. Простенько, но неплохо. Невероятно, но факт, что и Жало, глядя на нас, действительно втянулся, купил бас, и… Прикиньте, он отличный басист! Втроем мы очень и очень неплохо играем. В основном перепевки да переигровки, конечно, тех же Блекдэшников, Нирвану и, бляха, я отрыл для себя Radiohead.

Еще не все члены нашей группы, ха-ха, брат да Жало смирились с этим, но мне порой нравится такой вот депрессивный саунд. Но я не претендую, это я для себя, для души, так сказать. Играем, конечно, то, что позадорнее. Пара вещей есть и собственных. Но это уже день сегодняшний, а что было в начале?

В начале было слово… С этим не спорю. Но, что было в начале у нас? Гитары. Правильно! Нужно о них поведать. Да, гитары с братом у нас теперь есть. По паре каждой тваре! Две электрогитары и две акустических. А как иначе, если мы разнорукие? Поэтому в этом плане мы теперь очень и очень самодостаточные. Драммера у нас нет. Плачу навзрыд. (Драммер – это барабанщик). Никак мы не можем никого найти, хоть мало-мальски приличного. Нету! Но это ладно – позже об этом. Сейчас о гитарах. Есть! У меня черный стратокастер, у брата – белый Ибанез – взял себе все-таки тот Устиновский, одна из двух впервые увиденных нами электрогитар (елки, ну что за название, как можно в России продавать и иметь гитары с таким названием?), но брат запал, купил и доволен. Хотя, что я говорю? Мы с ним оба «западательные». Я-то тогда запал именно на черный фендеровский стратокастер, как у солиста блекдешников, такой в итоге и взял, еле нашел. Но нашел же! А по-другому и быть не могло. Иначе не было бы у меня гитары. Почти на сто процентов уверен. Жало, кстати, тоже бас фендеровский взял. Ну они и правда классные, что говорить… Так что при гитарах мы. Но как они нам достались, это конечно отдельный разговор. Сейчас? Да, конечно, сейчас. С этой мыслью-то писать садился. Вещь дорога только когда и нужна по-настоящему, и когда с трудом досталась. Тогда это действительно дорогая для тебя вещь – во всех смыслах. Так и с нашими гитарами. А потому и лелеем их сейчас, пылинки сдуваем. А как же – родные. Сейчас поймете почему. Жало, кстати, уверен, мог сразу себе гитару взять, ну может денек бы поныл и все, родичи при деньгах, уговорил бы. У нас другая история. Батя обещал, что если из нас будет толк, то… но, видимо, толк из нас повалил гораздо быстрее, чем он планировал. Исходя из чего, в нужные нам сроки родители предложить ничего не могли, а мы не могли ждать. Да и не хотели. И не хотели, чтобы родители покупали. В какой-то момент обзавестись гитарами стало для нас делом чести, эдаким большим и самостоятельным делом. И Пашка поддался этому нашему порыву. Ему тоже захотелось сделать это самостоятельно. Итак, трое в лодке, и считаем гитары. Трое, значит, три гитары. Втроем оно, конечно, легче, но и денег нужно втрое больше. Где взять? Конечно же, придумали. Вопрос только «Что?».

Придумал Жало. И это, с одной стороны, удивительно, так как кому-кому, а ему можно было не беспокоиться на этот счет. Гитара у него, как я уже писал, могла появиться практически сразу же, стоило только заикнуться родителям, к тому же данная вещица сразу же переводила его из роли раздолбая, просаживающего мамкины и папкины деньги, в практически богему, когда это же самое просаживание родительских денег могло стать капризом в угоду таланта. Родители Пашки жаждали, чтобы у их сына появилось увлечение, которое было чем-то большим, чем игры на Sega и бесконечные джинсы и кроссовки. Нам бы с братом, дуракам, понять бы это раньше, точнее даже не понять, а просто задуматься об этом, и было бы все шито-крыто. Пашкины родители всем бы гитары понакупали, лишь бы их сын был бы занят чем-то полезным. Хотя бы рок-н-роллом (это я от себя добавил – для родителей гитара – это просто неплохо и в целом полезно). Но мы пошли по пути сопротивления. По тернистому и опасному пути, где предводителем выступил Пашка, ну а мы уже гуртом. Как-то так. И до сих пор меня это мучает. Да-да. Вроде и заслужили, а вроде и нет. А все потому, что гитары-то мы… УКРАЛИ! Нет, конечно, не сами гитары, так, чтобы под покровом темноты лезли в квартиру или в магазин, и все под тем же покровом вылезали обратно, держа в руках увесистые кофры, в которых на малиновом бархате покоились пока еще безмолвные и незнакомые нам лично произведения гитарного искусства Лео Фендера, ну и кого-то там еще, кто мог придумать гитары с названием Ибанез. Фууу…

Конечно же было не так. Не так именно, но именно так по существу. Грызет ли совесть нас с братом? Нет, не грызет. Почему? Да потому, что мы Робины Гуды, мать вашу! Может быть, именно так нужно было назвать нашу группу «Робины Гуды, мать вашу!», неплохое название, но Братs все-таки лучше – для нас. Да-да, и мой брат и Жало поддержали эту идею, единственное мы решили все еще больше запутать и написать Brat по-русски, ну а множественное число указать английским манером – добавлением –s как окончания. Так вот мы – Робины Гуды, а все потому, что решили брать деньги у богатых и купить на них гитары бедным, то есть – нам. Жало был вроде сочувствующего дворянина, как в любых фильмах про богачей и бедняков, про белых и красных и тому подобном – всегда есть герой, который сам принадлежит к правящему сословию, но при этом сочувствует и помогает классу угнетенных. Вспомните хотя бы декабристов. В общем, Жало был декабристом – и, как и они, все это дело и предложил. А сводилось оно к следующему (сейчас вы поймете, что мы не такие уж и сволочи, дураки – да, сволочи – нет): воровать у воров, даже не у богачей, а вообще у тех, у кого у самих рыло в пушку. Благо, таких у нас в каждом дворе хоть попой ешь – как говорится. А говорю я о мальчиках-зайчиках, о молодых бандитах в спортивных штанах, кожаных куртках, да с золотыми цепями на бычьих шеях.

Конечно, идея сначала была более паскудная (Жало просто брякнул, что че мол ждать, можно просто спереть – достаточно просто изложил всю идею ничего не скажешь), которая касалась воровства у любых граждан нашей могучей родины, но брат мгновенно предложил провести некоторую селекцию, которая конечно же существенно сужала поток потенциальных «клиентов», при этом существенно расширяя возможность распрощаться нам с нашими буйными головами. Но наша с братом совесть, которая принялась орать сразу же, как только Пашка заикнулся на эту тему, в этом случае обгадившись замолчала. Обгадилась, потому что стало страшно, а замолчала, потому что такой подход ее не смущал. И вот как это было…

Хотя стоп – не сегодня. Я уже порядочно побумагомарательствовал. Продолжение следует. Надеюсь, конечно, не через полтора года. Но кто знает. В общем, не прощаюсь. Может быть, ночью еще посижу. А пока – пока!

того, откуда мы могли бы достать деньги на покупку гитар. Причем, это даже нельзя было назвать спором, потому что никто ничего конкретного не предлагал. Я что-то бурчал относительно какой-нибудь подработки а-ля «из жизни грузчиков или мойщиков машин», а брат вторил мне приблизительно такой же бредятиной, но из более интеллектуальной области – предлагал настраивать компьютеры всяким чайникам – у нас уже пару лет как был компьютер, а потому кое-что мы, в принципе, действительно могли делать, учитывая, что чего ни коснись все нужно настраивать. Нужно игру какую-нибудь запустить – настраивай, BBS организовать – вообще милая тема. Кстати о том, что через BBS можно получать кучу информации о гитарах, аккордах и тому подобном, мы догадались только спустя несколько месяцев после начала нашей гитарной учебы – подсказали в магазине, который мы все-таки нашли через тетку в книжном, и в котором действительно были книжечки с табулатурами, по которым мы начали обучаться. Чайники тупорылые!

А табулатура – это, грубо говоря, гитарная партия, но записанная не нотами, а цифрами – шесть линий, обозначающих шесть струн (в случае с басом – только четыре), и на этих линиях располагают цифры, которые обозначают лады, и на какой струне какая цифра указана, на таком ладу эту струну и следует зажимать. Если играешь просто аккордами, то на табулатурах они также указываются, но целыми блоками цифр. Трудно объяснить словами. Но и не нужно, не засоряйте мозги, если читаете эту фигню. Если гитарист – сам все знаешь, если нет, тебе оно и не надо. Едем дальше.

В общем, идея с компьютерным сервисом и иже с ним не катила. Идея хорошая, но быстрых денег не будет, это сразу было понятно. А что самое хреновое, что сразу было понятно и то, что быстрые деньги могут быть «заработаны» только нечестным путем. Что и было предложено в несколько грубоватой форме Пашкой.

Повторю:

– Давайте магнитолы из тачек пиздить, – сказал Пашка. ? На митинском будем сдавать. Накопим на гитары, прекратим.

Если честно, то меня застало врасплох данное предложение. Я думал, сейчас будем рассуждать-обсуждать, заранее зная, что обсуждать нечего, и вдруг что-то да придумается, да такое, что будет и легко, и приятно, а самое главное, очень скоро обещающее нам всем гитары, да еще кто какие хочет. Так всегда – все знают один единственный ответ, другого быть не может, но до последнего надеются, что сейчас произойдет нечто или даже чудо, и все будет прекрасно. Ни хрена! Никогда так не будет. Хочешь что-то получить – работай, хочешь что-то получить быстро – воруй. Другого варианта нет, и никто не переубедит меня. А дальше уже кто и на что способен. А главное, ради чего. Сказать, что мы были готовы на все ради нашей мечты – нет, были готовы работать и все. И так легко на это соглашались, именно потому, что никогда не работали. Никогда не работали на долгой и постоянной основе, а чтобы заработать на гитары работать бы пришлось очень и очень много и очень и очень долго, учитывая какие варианты работ были у нас согласно нашим умениям, навыкам и профессионализму. Но воровать мы не хотели категорически. О чем я в схожей с Пашкиной манере ему и ответил.

? Не, это на хуй.

Брат со мной согласился. Воровать мы не могли. Просто воровать, то есть брать чужое у невинных людей, мы не могли. Да и Пашка скорее всего не мог. Просто он предложил и тем самым словно заимел какой-то козырь – вы мол ссыкуны, а я смельчак. Но проверить мы это не могли и не сможем, а потому мы с братом были объявлены трусами, а Пашка – храбрецом, прямо как у Носова. И так бы оно и было, если бы не мой брат. Надо отдать ему должное – он сделал невозможное.

? Я согласен воровать… – начал он.

Меня аж передернуло. Даже слово «пиздить» я бы лучше воспринял в его устах. А «воровать»… Я уже хотел было что-то возразить, но он, глядя мне в глаза, тут же продолжил:

? … но только у братвы.

И я охренел еще больше. Это предложение, когда мы его покрутили, развинтили да разобрали, оказалось стоящим, но в первый момент оно выглядело намного ужасней того, что предлагал Жало.

Мы с Пашкой переглянулись, но промолчали. Пашка был уверен, что брат сошел с ума. Я, признаюсь, тоже.

? Сами подумайте, – продолжал брат. ? Взять хотя бы наших, Леху, Валеру, Стаса и других…

? Ты у них собрался воровать?