скачать книгу бесплатно
– Машину – на выезд! – четко, по-военному, распорядился он. – Слава! – Истомин обращался к режиссеру. – А что РТР? Работают одной бригадой?
Конкурирующие телеканалы, боясь пропустить громкую, стреляющую новость, постоянно шпионили друг за другом.
– Кирилл, похоже, они отправляют две машины… – режиссер казался растерянным, но Истомин с лету ухватил суть. Если на место едет сам мэр, то новость того стоила. А может быть, стоила еще больше.
Истомин принял решение. Новости – они как пирожки – холодные никто уже не купит.
– Слава, поднимай в воздух вертолет!
– Мы не запрашивали разрешения…
– Сколько на это потребуется?
– Полчаса, не меньше. А если МЧС поднимет свой геликоптер, то нам могут и не разрешить…
– Считай, что я этого не слышал. Через полчаса мне нужна картинка с вертолета. Не позже.
– Постараемся.
– Не постараемся, а сделаем.
– Хорошо, Кирилл… Александрович.
Когда-то они начинали вместе, и наедине режиссеру – Вячеславу Плотникову – и в голову не пришло бы называть Истомина по имени-отчеству, но субординация есть субординация; как-никак, генеральный директор канала.
– Значит, так. Назимову – пусть добудет "говорящую голову". Какую угодно – мне нужен краткий официальный комментарий. Идеальный вариант – если он пробьется к мэру. Работаем обычную программу. Потом – короткий рекламный блок, быстренько утрясаем то, что поступило, если ничего нет – одни мои комментарии. К тому времени вертолет должен начать давать картинку. Все ясно?
– Да.
– И вот еще что, – четыре с половиной минуты, отведенные под рекламный блок, быстро истекали, – вспомни – год или два назад мы давали рекламу этого дома. Было такое? Какие-то облака на сорок девятом этаже, орлиное гнездо и прочая мура… По-моему, рекламу делали немцы…
– Угу… Рекламу делали немцы… А дом строили турки. Лучше бы – наоборот, – угрюмо сказал режиссер.
– Пусть найдут эти ролики. Пригодятся – заполнять паузы. Когда мэр будет на месте?
– На дорогах – пробки, – фразой, растиражированной во множестве фильмов и телесериалов, отозвался режиссер.
– Он из этих пробок вылетает, как… пробка, – сомнительная шутка, но времени придумывать что-нибудь более остроумное не было. – Мэр в списке – первый. Пусть Назимов пробирается к нему. Мы должны уделать РТР, понимаешь?
Ну, это объяснять не требовалось. Девиз "мы должны уделать" – и длинный список; все существующие телеканалы в столбик – можно было вешать на каждой стене студии.
– Ты уверен, что это – не теракт? – последний вопрос; секундная стрелка, дергаясь, начала описывать пятую окружность.
– Кто же в этом может быть уверен?
– Хорошо.
Помощник режиссера начал последний отсчет. Камеры заработали; под потолком зажглось световое табло: "Прямой эфир!".
– Восемь, семь, шесть… – помощник умолк и стал выкидывать пальцы.
Гримерша отработанным движением сорвала салфетку и скрылась из поля зрения первой камеры.
Истомин снова придал лицу значительность. Выгнул дугой аккуратно выщипанную бровь, скупым и очень изящным – отработанным – жестом поправил очки.
– Э-э-э… Напоминаю, вы смотрите еженедельную информационно-аналитическую программу "Итоги". В завершающем блоке нашей передачи…
Шоу продолжалось.
* * *
Дубенский думал, что все произошло именно потому, что он забыл дома мобильный. Глупость, конечно. Ну, а если бы не забыл, и один из охранников успел передать ему сигнал тревоги, и он бросил бы свой гидроцикл на берегу Клязьминского водохранилища, запрыгнул в "Тойоту-Прадо" и примчался в Москву, к Башне, что бы это изменило? Ровным счетом ничего.
И все же этот день – последнее воскресенье июля – с тех пор для него был "днем, когда я сдуру забыл дома мобильный". Впрочем, из всех возможных определений это было самое мягкое – "день, когда он забыл дома мобильный".
В тридцать два года он был ничем не примечательным директором фирмы, торгующей мелким банковским оборудованием – небольшие сейфы, брезентовые мешки для денег, пломбы и прочая ерунда. Дела шли ни шатко ни валко: не в гору, но, слава Богу, и не под уклон. Наверное, он бы так и торговал своими железяками и руководил "дружным коллективом" из пяти человек еще черт знает сколько лет, если бы не Андрей Михайлович Мерзликин, старый знакомый отца.
Мерзликин владел строительным концерном "Север", возводившим дома бизнес-класса в самых респектабельных уголках столицы.
Пять лет назад они готовились к суперпроекту – строительству нового дома под названием "Гнездо орла" на берегу канала, невдалеке от Серябряного Бора. Между собой все сотрудники "Севера" называли новый дом не иначе, как "Башня".
Да это и была Башня – самая настоящая, в пятьдесят девять этажей и высотой почти в триста метров.
Тогда же Мерзликин и разыскал его – через отца – и предложил стать главным управляющим Башни.
– Работа тяжелая, – говорил он, сверля Михаила буравчиками маленьких карих глаз. – Причем тяжелая – это очень мягко сказано.
Михаил вежливо улыбнулся и заверил Мерзликина, что он не боится никакой работы.
– Отлично. Ты сам понимаешь – то, что ты сын Исаака Наумовича, ничего не меняет. Буду требовать с тебя ровно столько, сколько и с других. И даже больше.
– Разумеется, – ответил Дубенский, показывая, что он все понимает. – В чем будут заключаться мои обязанности? Что я должен буду делать?
Мерзликин помедлил, сложил руки перед собой и посмотрел куда-то в сторону и вверх. Затем снова поймал переносицу Михаила на прицел своих буравчиков.
– Все. Абсолютно все, начиная с завтрашнего дня. Если бульдозерист напьется и не выйдет на работу – я спрошу с тебя. Если вовремя не подвезут бетон – я спрошу с тебя. Если риэлторы упустят потенциального покупателя – я спрошу с тебя. И так далее. Ты понял?
Дубенский кивнул, не раздумывая.
– О деньгах не беспокойся, – продолжал Мерзликин. – Работа собачья, но оплата – достойная. Согласен?
Босс не обманул его – ни в том, ни в другом.
Начиная с нулевого цикла и до сегодняшнего дня работа действительно была собачья, но оплата превосходила все ожидания и продолжала неуклонно расти.
Кроме него, было еще два дежурных управляющих, охранники и целый штат технического персонала, и все равно Дубенский никому не доверял: он проводил дни и ночи в своем детище – за центральным пультом на техническом этаже, между сорок девятым и пятидесятым.
За это время он свыкся с Башней, знал все ее ходы и закоулки и даже ловил себя на том, что относился к ней, как к живому существу.
Конечно, жена была недовольна, что он столько времени пропадает на работе, но Дубенский рассуждал, что жены вечно чем-то недовольны: не было бы этой причины, появилась бы другая, хотя он не мог не признать ее правоту – Башне он отдавал гораздо больше времени, нежели семье.
В это воскресенье он скрепя сердце прицепил к "Тойоте" прицеп с гидроциклом и отправился с семьей на Клязьминское водохранилище, как назло, забыв дома мобильный телефон.
Вдоволь накатавшись, он втянул лебедкой гидроцикл на прицеп, завел машину и поехал домой, предчувствуя что-то недоброе. Выехав на шоссе, он услышал сообщение по радио. Сообщение про Башню, которое заставило его вдавить акселератор в пол и не отпускать до самой Москвы. Прицеп болтался сзади и подпрыгивал на неровностях, угрожая вывалить на щербатый асфальт несчастную "Ямаху", но Дубенский не обращал на это внимания – продолжал нестись вперед, распугивая нерасторопных водителей дальним светом фар и резким гудением клаксона. Он бессовестно залезал на встречную, краем глаза замечая, как бледнеет лицо жены, но она – следует отдать ей должное – не произнесла ни слова. Если бы его дом был не по пути к Башне, он бы сразу помчался туда, высадив по дороге жену и дочку, но, к счастью, Дубенский жил неподалеку, в нескольких кварталах от Башни. В гараже он отцепил прицеп, быстро поцеловал своих "девчонок" и, рассеянно махнув им на прощанье рукой, снова сел за руль.
Видок у него был еще тот – прямо скажем, пляжный видок – но времени на то, чтобы зайти домой и переодеться, уже не было. А зайти стоило – хотя бы для того, чтобы увидеть факс, раскалившийся почище утюга, и картинку, круглосуточно транслируемую на компьютер; по указанию Дубенского, его домашний РС был напрямую связан с центральным сервером Башни, и он продолжал выдавать различные данные: скорость ветра, угол наклона здания, силу натяжения поддерживающих конструкций, виды коридоров и этажей, информацию о состоянии лифтовых шахт и так далее и так далее. И, если бы он это увидел, то наверняка не поверил бы. А поверив, схватился бы за голову. Потому что этого просто не могло быть.
* * *
Проспект маршала Жукова был перекрыт милицейскими машинами. Первая линия оцепления стояла еще на дальних подступах – на бульваре генерала Карбышева.
Два огромных "Форда Кроун Виктория", напоминавшие хищных акул в динамовской раскраске, перегородили дорогу поперек. Инспекторы в кожаных куртках стояли угрюмые и молчаливые, как стражи у гробницы фараона. Проблесковые маячки метались красными и синими огнями на белых крышах машин.
Один инспектор, с погонами капитана, подбежал к машине и взял рацию:
– Да! Сорок третий слушает!
– К вам приближается машина мэра! Обеспечить беспрепятственное прохождение!
– Есть!
Он сел за руль и повернул ключ зажигания. По прямому, как стрела, проспекту, на огромной скорости несся черный лимузин и машины сопровождения. Оглушительно выли сирены. Кортеж стремительно надвигался, и капитана передернуло при мысли, что, если двигатель вдруг не заведется? Успеют ли они затормозить? Или пройдут сквозь него, как нож сквозь масло?
Это была глупая, абсурдная мысль; водитель мэра мог бы пролетать под всеми мостами, стоящими на Москва-реке, на сверхзвуковом истребителе и на ходу почитывать газетку, но отчего иногда в голову лезут такие идиотские мысли?
"Наверное, оттого, что иногда подобные вещи все же случаются", – подумал капитан и бросил быстрый взгляд вправо – туда, где в самом конце проспекта высилась Башня.
Двигатель ровно заурчал с первого же поворота ключа; капитан нажал на газ и отъехал вперед, становясь параллельно второй машине.
Он еще не успел закрыть дверь и вытянуться по стойке "смирно", как мимо него, не снижая скорости, пронесся черный лимузин.
Машина мэра прошла в считанных сантиметрах от багажника "Форда"; в грудь капитана ударила тугая струя воздуха.
Он с восхищением усмехнулся: "Фокусник! Ишь, что вытворяет! Такой, если потребуется, на своем чемодане и в метро спустится в час пик". На мгновение он привычно позавидовал водителю, но потом, рассудив, решил, что возить мэра – та еще работенка. Собачья.
Он сел за руль и отогнал машину на место. Проспект был снова надежно запечатан. В это время его коллеги перекрывали улицу генерала Глаголева и вытесняли любопытствующих с прилегающих улочек.
Башня была без малого триста метров; неподалеку от нее стояли жилые дома, и, если бы она рухнула… Даже думать об этом не хотелось.
Но, похоже, все шло именно к этому.
* * *
ИЗ МАТЕРИАЛОВ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ КОМИССИИ.
…при анализе всех обстоятельств трагедии в Башне не может не броситься в глаза следующий факт: несмотря на то, что события развивались крайне стремительно, и, на первый взгляд, нелогично, вряд ли их можно объяснить простым совпадением. В противном случае придется признать, что количество этих совпадений превысило все мыслимые пределы, допустимые теорией вероятности. Видимо, случай с Башней полностью подтверждает теорию техногенных катастроф, разработанную специалистами Гарвардского университета (Hayes, Hirsh и соавт. 1999 год); первичный отказ техники запускает длинную цепочку более масштабных отказов; ситуация напоминает цепную ядерную реакцию, и прервать ее на каком-либо этапе невозможно. Равно как и невозможно предсказать, что произойдет в следующую минуту. Согласно теории, максимальное напряжение создается в locus resistentia minoris – месте наименьшего сопротивления. Основная же проблема заключается в том, что определить его можно лишь post factum: то есть, когда это уже поздно, и представляет только академический интерес…
* * *
Георгий Крымов проснулся в тот день в восьмом часу вечера.
Несколько секунд он лежал на кровати, пытаясь сообразить, где находится. В последнее время он довольно часто не мог с ходу определить свое положение в пространстве и времени.
Он попытался открыть глаза, но между веками будто кто-то налил густой вязкий клей. Глаза гноились. Это продолжалось уже вторую неделю, и он ничего не мог с этим поделать, разве только – носить темные очки.
Знакомый доктор – из тех, что не на каждого пациента заводят историю болезни – сказал ему, что баловство с порошком пора заканчивать. Его организм, и от природы-то не слишком могучий, был подорван многолетней непрекращающейся пьянкой, нескончаемым вихрем ночных удовольствий и старательно рекламировавшейся чередой сексуальных подвигов, три четверти из которых на поверку оказывались придуманными, а остальные – никак не попадали под определение "подвига". Впрочем, ему довольно ловко удавалось поддерживать репутацию отчаянного повесы.
Наконец он с трудом разлепил тяжелые, словно на них лежали мешки с цементом, веки и огляделся. Он был дома. В своей квартире в Башне.
Мода на Башню возникла стремительно, будто взялась ниоткуда. Здание еще только вылезло из котлована и стало быстро, этаж за этажом, тянуться вверх. Тогда в столичной тусовке поползли слухи. Вроде бы никто не заявлял об этом в открытую, но в разговоре, мимоходом, каждый персонаж, считавший свою принадлежность к "высшему свету" делом давно доказанным, давал понять, что он уже купил в новом доме квартирку. Рядом с облачком.
Так ли это было на самом деле, никто точно не знал. Крымов поймал себя на мысли, что жизнь столичной тусовки меньше всего напоминает жизнь; скорее – одну бесконечную пиар-акцию: кто с кем спит, кто с кем развелся, кто что купил и кто чем удивил… Это так. Он сам провел сотни подобных акций: для различных банков, компаний, загородных клубов и ресторанов… Собственно, за это ему и платили: за умение раздуть из навозной мухи розового слона. Больше всех платили политики, пытающиеся привлечь внимание к своей особе. Или – наоборот; отвлечь чересчур пристальное внимание от каких-то неблаговидных поступков и грешков кооператорско-бандитской молодости.
Платили потому, что он был лучшим; Крымов, как никто другой, умел нарядить всех в белые одежды и спрыснуть сентиментально-романтическим одеколоном. Не то, чтобы он любил свою работу… Просто она у него хорошо получалась.
В какой-то момент он вдруг понял, что не знает, куда уходят деньги. Они убегали, как вода – в жадный раскаленный песок. Они вылетали в трубу. Точнее – в ноздри. Легкой белой дымкой. И это волновало его – но пока не слишком сильно; Крымов считал, что остановиться так же легко, как закрыть кран в ванной.
"Какого черта? Завтра же брошу. Нет, не завтра. С нового месяца".
В конце концов он решил, что в сорок лет обязательно начнет новую жизнь. Ровно в сорок. Под бой курантов.
По случаю своего сорокалетия он закатил громкую вечеринку, а когда сумел наконец проснуться, то обнаружил, что не помнит ничего, кроме белой дымки, висевшей в воздухе модного закрытого клуба.
"Ну ладно, чего я так убиваюсь? День рожденья – только раз в году…".
Он с ужасом вспомнил, что к нему действительно прилетал волшебник в голубом вертолете и бесплатно показывал кино.
Георгий потер виски, пытаясь сообразить, что было в реальности, а что – в реальности, порожденной белой дымкой.
Ему потребовалось не меньше четверти часа, чтобы осознать, что все это было частью его же собственного сценария; под песенку про Чебурашку появлялся голубой вертолет… И что-то там еще… Как-то он обыгрывал то, что вертолет – голубой, и волшебник, соответственно, был приблизительно такого же цвета.
После дня рождения ничего не изменилось. Все продолжалось по-прежнему. Он уже отказался от своей затеи – купить квартиру в Башне (на это не было денег), когда люди из концерна "Север" сами вышли на него.
Им требовалась мощная, стреляющая реклама. Крымов тогда еще был на излете своей популярности, но, конечно же, не знал об этом. Нет, он видел, что все покатилось куда-то вниз, по наклонной, но думал, что падение это затянется надолго; ведь он набрал такую высоту…
Телевизионные ролики и рекламные акции концерна "Север" оказались его последней большой работой.
Ролики снимали в Германии; с ним поехал будущий главный управляющий Башней – Михаил Дубенский. Мерзликин объяснил – для "общего руководства", но, как впоследствии понял Крымов – для того, чтобы контролировать его, поскольку сам он уже не мог это делать.
И расплатились с ним квартирой. Стоило Крымову заикнуться, что он бы тоже хотел… "Обнимать небо крепкими руками"… Как Мерзликин моментально ухватился за эту мысль и предложил ему хорошую двухкомнатную квартиру на девятом этаже. Наверное, Крымов бы еще подумал, что предпочесть в такой ситуации – деньги или квартиру, но скидки… Они выглядели так соблазнительно. Георгий быстро прикинул в уме, сколько он сможет выручить, если перепродаст квартиру… И согласился.
Он пошарил рукой, пытаясь нащупать покрывало, чтобы откинуть его в сторону, и увидел, что покрывала нет. Оно валялось на полу.
"О Боже!". Он медленно перекатился на край широкой, как палуба авианосца, кровати, и сел, спустив ноги на пол.
– Посмотрите на этого подонка и мерзавца, – громко сказал он, опасаясь смотреть в зеркало. – Вот он – самый большой неудачник в этой гребаной Башне! Еще немного, и я стану подавать объявления в газету "Из рук в руки": "Тамада. Проведение свадеб, юбилеев и прочих торжественных мероприятий. Умеет петь, плясать и играть на аккордеоне". Тьфу! – он поморщился и сделал вид, что сплевывает от отвращения; но слюны в пересохшем рту не было.
Он заставил себя встать и подойти к большому, во всю стену, зеркалу. Нахмурил брови и сказал, тыча в отражение пальцем:
