скачать книгу бесплатно
– Когда судья говорил: «Всем встать, суд идёт», – я, назло ему, садился. А когда он говорил: «Всем сесть», – я, так же назло ему, вставал и стоял так до конца передачи.
– Ха-ха, значит, вы с самого детства со злом к судам и власти относились, а?
– Да не-е-т..
– Ладно. Только так на суде не делайте.
– А на апелляцию подать дело можно? – голос Гаши стал вдруг тихим и мрачным, хотя в этом мраке больше читалась грусть или безнадёжность.
– Можно, – голос следователя тоже сделался серьёзным, – но не думаю, что это вам как-то поможет. На снимке с камеры точно ваше лицо, я вам показывал.
– Помню я, но это не я!
– Вот и начинается то, о чём мы с вами говорили. Вы не нервничайте. Я раздражать вас не хочу такими фразами, конечно. И я бы даже предложил в качестве успокоительного маленькую шоколадку, вот только дело в том, что я её съел, а вторая для дочери.
– Что, вам дочка важнее меня?
– Ха-ха, ну да, есть такое. Улыбайтесь-улыбайтесь, это правильно. Оп, а вот нас уже и зовут. Извините, мне надо идти прямо сейчас и отдельно, так что я с вами прощаюсь, – он поднялся уходить.
– Следователь?
– Да?
– А как вас зовут хоть?
– А, вот я голова… – бейджик вечно в столе оставляю. Павел Шельфатцов Сергеевич.
Гашу взяли за руки за спиной и повели в зал. «Ну почему они все как-то так представляются… Так он Сергеевич или Павел…»
Привели и посадили за решётку. Объявили суд начатым, объявили преступление (и вот теперь Гашу слегка дёрнуло) и обозначили Гашины права. Следом же перешли к обозначению прав потерпевшего… и только теперь Гаша заметил его. Его бывший начальник сидел в другом конце зала, но прямо напротив него. Находились они в зале небольшом, просто Гаша до этого момента не рассматривал никого, почему-то думал, что знакомых лиц не увидит. А вот Алексей Владимирович, кажется, смотрел на него всё время, как Гашу привели. Его выпученные глаза, поднятые брови, искривлённый рот. Он с такой злобой и с таким отвращением смотрел на Гашу, а потом встал, перевёл взгляд на судью, сказал, что все его права ему понятны. Сел обратно, но на Гашу уже не смотрел. Какие-то странные ощущения протрогали всё в Гашином теле. Ему вдруг стало так противно с этого человека.
А потом Гаша заметил сидевшего неподалёку от начальника Михаила. Ещё более странные ощущения пронеслись в Гаше. Ему хотелось было сказать: «Дурак! Почему ты сидишь на их стороне?! Ко мне иди пересядь. Я прав!»
Михаил сидел грустный, опустив взгляд. Ему не хотелось смотреть на своего бывшего коллегу, почти приятеля, которого теперь он может увидеть только за решёткой. И не хотелось ему верить в то, что это правда, что Алексей действительно украл деньги у начальника. Но в суде вновь показали видео с камеры наблюдения, показали Гашино лицо.
– Это не я.
– Подсудимый, вы можете говорить, только когда к вам обратятся.
– Ваша честь, вы говорили, что у меня есть право возражать, я возражаю.
– Давайте для начала выслушаем нашего потерпевшего. Потерпевший, встаньте.
Потерпевший Алексей Владимирович встал:
– Вот этот вот… гад! украл мои деньги.
– Вот этот вот гад врёт!
– Подсудимый, молчите! Говорит потерпевший.
– Спасибо, Ваша честь. Аганорёв всегда был вот таким вот наглым работником. Он ещё когда устраиваться к нам только приходил, я сразу увидел, что будет с ним много проблем.
– О-о не-е-т! – чуть не истерично смеялся Гаша, сдержаться не получалось. – Вы, когда я к вам пришёл, ликовали и радовались моему образованию, пожимали мне с жаром руку! Я помню это точно!
– Подсудимый! Ещё раз повторяем, вы можете говорить только тогда, когда к вам обратятся. Вам тоже будет дано право рассказать ситуацию с вашей стороны, а сейчас говорит потерпевший, извольте молчать.
Гаша нахмурился, замолчал. Как будто это природное качество, данное человеку, давалось ему с трудом. Говорить – делать что-то, молчать – ничего не делать. Но уметь говорить так же сложно, как уметь молчать. Для Гаши молчание было сейчас как пение – нужно, чтобы рот был открыт и из него шёл красивый непрерывающийся звук, несмотря на то, что кто-то рядом щипает за руку (воспоминания со школьного хора проснулись в Гаше), только тут рот обязательно должен быть закрыт и хранить постоянное молчание, не смотря на то, что кто-то рядом щипает за… за жизнь, за самолюбие, за чувство собственного достоинства… За всё вместе.
– В то утро он специально пришёл ко мне в кабинет, когда меня там не было, чтобы продумать план. Да он и устроился ко мне только за тем, чтобы украсть! Он не работал! Он безобразничал! Работу портил не только себе, но и всем! Михаил Рубенской вон, тоже мой работник, пострадал от этого… от этой скотины.
– Попросим не выражаться…..
«Миха? Как? Разве сделал я ему что-то? Если сделал, то это ужасно… – Гаша быстро покачивался и смотрел в пол. – Ну нет, ну не мог же я… Что ты чувствуешь, Михаил? Главное знать веришь ли ты мне или действительно… зол?»
Гаша поднял глаза на Михаила. К тому обратились.
– Да? – Михаил встал.
– Можете подробнее рассказать, что для вас сделал Алексей Павлович?
– Да, могу, – Михаил наконец посмотрел на Гашу. Голос его был тихим, неловким, это так отличалось от его обычного жизнерадостного, уверенного голоса. – Алексей всегда делал свою работу быстро и предлагал, или даже просил коллег поделиться с ним их работой. Мы знали, что образование у него хорошее, сам он культурный, умный и выглядел очень ответственным. Вот мы и давали часть своей работы ему.
– Михаил, ну, продолжай. Скажи, как он вашу и свою работу выполнял, а?
– Не могу, Алексей Владимирович. С моих глаз всё выглядело так, что он действительно хорошо и ответственно подходил к выполнению работы.
– Рубенской, – обратился к Михаилу прокурор, – а вы видели итог его работ? Неужели никто из ваших коллег не замечал, что работу он не выполняет правильно.
– Нет, я этого не замечал. Если бы кто-то замечал, то об этом говорили бы хоть раз у кофемашины, и после этого бы никто не стал ему свою работу доверять. А так, мы не проверяли потом папки, они просто все сносились в кладовую.
– Миша, – обратился к Михаилу начальник, – ты что, защищаешь его?
– Я его не защищаю, – ответил Михаил, но обращался он не начальнику, а к судье. – На записи ведь чётко видно лицо Алексея.
– Спасибо, Михаил Сергеевич, садитесь. Потерпевший, продолжайте.
– Спасибо, Ваша честь. В общем, я его уволил. Но заподозрил, что он уже мог что-то красть. Вежливо попросил достать всё из карманов, а тот быстро бросился бежать!
– Вежливо!? Это, по-вашему, было вежливо!? Вы хотели мне карманы вывернуть, людей для этого позвали!
– Аганорёв..
Аганорёв не обращал уже внимания на замечание судьи, а теперь даже обращался к судье: – Видели же камеры! Павел Тимофеевич говорил, что камеры видели, что ничего я не брал тогда!
– Камеры действительно подтверждают, что вы тогда ничего не брали. Зачем тогда вам надо было убегать?
– Я не думал, что это так обернётся. Думал не серьёзно. Я ведь даже не…
– Довольно! Я ещё не договорил, – прервал начальник. – Он убежал. А ночью вернулся и украл мои деньги.
– Да!? А где же они тогда, а!? – Гаша кричал с улыбкой. – Где деньги ваши, Алексей Владимирович?!
– Да кто знает, что ты с ними сделал!? Может, сожрал ты их, скотина!
Гаша закричал что-то ещё. Что-то закричал Михаилу. Но среди всего поднявшегося шума хорошо можно было различить лишь молоток судьи и крик «судебное прение окончено».
Был объявлен перерыв для совещания и принятия решения. В это время в зале суда была тишина, скрипели только чьи-то стулья. Гаше было плохо. Он качался, трясся, вздрагивал. Голова его кружилась, а тишина давила так, что он не мог понять – тишина это или звук уходит куда-то от него в другое пространство, а он сам падает в обморок.
Он действительно был в обмороке. Он начал всё осознавать, когда рядом сидели люди в синем камуфляже, придерживали его и совали ему воду. В этот же момент Гаша увидел, как судья возвращается на своё место. Гаша отодвинул чью-то руку со стаканом воды и старался смотреть на судью. Он слышал, но не понимал, что судья говорит. Через несколько секунд после удара молотка, Гаша прокручивал в голове последние слова судьи и пытался разобрать их значение – «Аганорёв Алексей Павлович признан виновным…. …приговорён к лишению свободы на срок в семь лет».
Кажется, судья также обращалась конкретно к Гаше, но он ничего не понял. Даже не мог встать с пола. Понимал только, что его куда-то поволокли те два человека в камуфляже, аккуратно и с силой придерживая. Он был рад, что его наконец уводят из этого места и даже улыбнулся, когда кто-то сказал ему (наверное один из охранников): – Уже почти всё кончилось, не переживай.
Глава 3
Привет тюрьма, сходим с ума!
Надзиратель вёл Гашу по коридору, второй надзиратель нёс матрас с бельём. Проходили мимо камер. Сначала камеры все попадались закрытые и с закрытыми окошками. Там было относительно тихо, только в одной ругались. Потом проходили мимо камеры с открытым окошком. Гаша мельком глянул туда, потом сразу поругал себя за это, хотя вроде ничего страшного не увидел – там просто играли в карты. Гашин сопровождающий немного его пихнул:
– Прямо перед собой смотрим! И радуйся, что тебя не к ним сажают.
– А… почему радоваться?
– Потом сам узнаешь.
– Можно, чтобы окошко открыто было?
– Нет, да и тебе не понадобится, – охранники переглянулись и явно усмехнулись. – И в карты тебе играть нельзя.
– Может, мне ещё чего-то нельзя, что другим можно?
– Заткнись. Тебе вообще повезло крупно.
– Повезло!? – Гаша проморгался.
Они подошли к открытым камерам с решётками. Теперь, только остановившись напротив них, Гаша понял, почему открытого окошка в двери ему точно не потребуется.
– А почему сюда?
Один надзиратель открыл ключом камеру, второй вручил бельё с матрасом Гаше в руки.
– А потому, что фартит тебе, парень. Занято всё, поэтому сюда пока идёшь.
«Почему фартит?» – думал Гаша, пока его впихивали в камеру.
– А я здесь один? – спросил он, рассматривая вторую койку, пустую.
Надзиратель поднял брови, закрывая камеру и словно бормоча демонстративно под нос: «Вот тупо-о-й».
Гашу оставили одного. Он повернулся к правой койке, или, как он где-то слышал, шконке. Подошёл и слабыми руками стал разворачивать матрас. Застелил и лёг.
«Как быстро… изменилось всё и на семь лет. Это чем я тут заниматься буду? Кто-то вроде книги в тюрьме пишет. Да не дадут мне тут писать. Я попал в общество зверей. Кто-то здесь бандит, а кто-то его слуга, кто-то убийца, кто-то сумасшедший доктор, ставивший эксперименты на пациентах. Здесь живут самые низкие существа нашего мира. И к ним попадаю я. Да ладно я, мне исправляться не в чем. А что на счёт тех, кому есть в чём исправиться? Как общество, их окружающее, поможет им исправиться? А я только испорчусь.
Да черт! Я здесь совсем не справедливо! А тот, кто меня подставил, спокойно гуляет прямо сейчас! Или чай пьёт. А как хорошо он всё спланировал это.. Знал, что я активно работаю, знал, что получил фингал, знал, когда у меня дома никого не будет. И кто это может быть? Как давно он следил за мной…? И если он всё это знал, то… кто мог знать, что дома я буду один? Да, не могла это Алёна Павловна подставить, – Гаша посмешил сам себя, – да вряд ли это и соседи… Так этот гад ведь ещё и работу мне портил! Я всё правильно делал! Не мог напутать! Это кто-то из коллег. Кто-то, кто так же хорошо знал, где камеры (хотя нет! не так же! Я никогда и не запоминал, где у нас камеры!)
Найду – убью. Семь лет… семь лет здесь. А если меня самого тут убьют?..»
Гаша уснул, размышляя о том, кто это мог быть…
***
Он думал всё время, пока спал. Только мысли повторялись, путались, исчезали на середине, поэтому Гаше приходилось прикладывать усилия, чтобы не потерять мысль, а от этого следовала головная боль. Проснулся он, так же продумывая одну мысль, которая шла по логической цепочке из сна, но теперь цепочка эта растворилась.
«Что я мог изменить? Если бы я не побежал тогда? Да ничего бы не изменилось от этого. Я, выходит, никакой ошибки не совершил со своей стороны. Всё прошло мимо, и я даже не подозревал… Какой же..!» – Гаша лёжа ударил рукой об стену. Ударил сильно, и что-то в руке защемило. Гаша весь немного сжался, сильно зажмурился и будь он младше сейчас, будь он ребёнок, он бы, наверное, заплакал.
– Будь здоров, – иронично пожелал мужской голос.
Гаша замер. Кто-то был с ним в камере: «неужели сосед?» Гаша повернулся.
Напротив него, на второй койке, лежал, подперев голову рукой, неизвестный человек. Лет тридцати на вид, но не как Гаша – тот был старше, это читалось по каким-то признакам. Под глазами большие мешки, но при улыбке, они становились менее заметны и придавали лицу милый вид. Морщинки проступали, но выглядели не так, как должны были бы выглядеть – их было совсем мало. Молодое-молодое лицо, не соответствующее возрасту. Недлинные русые волосы, слегка прилизанные, с чёлочкой. Немного странным, но одновременно нормальным казалось тело. Это был тонкий человек. Не худой, а тонкий, не вытянутый, высокий, а тонкий. А рост его, как ни странно, был немного ниже среднего. Причём, тонкость его рук, шеи не выглядели странно, так и должно было быть для него, он даже не казался при этом слабым. Наоборот, чувствовалась какая-то необъяснимая сила. Такой же тонкой, но ещё и длинной, была его улыбка. Физиономия, в общем.. не из приятных.
– Ты кто такой? – спросил Гаша. «Почему я спрашиваю? Он же в одной со мной камере, на соседней койке, логично, что он мой сокамерник». Спустя секунду Гаша сообразил, что не так, что смутило его: на соседе была не тюремная форма, а обычная одежда.
– Твой ангел-хранитель.
– Кто? – Гаша даже поморщился.
– Ты же не глухой. Не глухой, я знаю, и ты меня прекрасно услышал. Твой ангел-хранитель.
Гаша опрокинулся на спину, не желая больше смотреть на соседа.
«О, да… какой красивый потолок», – подумал он и, надув щёки, протяжно выдохнул.
– Ещё и с психом посадили, – прошептал совсем тихо Гаша.
– Я тоже не глухой, – сосед положения не менял, всё так же лежал и смотрел на Гашу.
– Молодец. Это хорошо. Поздравляю. Что тебе ещё сказать? – раздражаясь, отвечал Гаша.
– Да ты, Гаш, расслабься.
– Да пошёл ты к чёрту!
– Мы с ним не дружим! – Как будто серьёзно прокричал в ответ ангел, но потом засмеялся.
– Хватит ржать!
– Смех продлевает жизнь!
