скачать книгу бесплатно
– Изучаете, – согласился со мной профессор. – Только вы изучаете историю общую. Как бы преподавателям ни хотелось дать вам предмет как можно более полно, но за несколько лет невозможно изучить всю историю хорошо. Вам дают только общие сведения. Я же преподаю конкретный период. Тот, который стал поворотным пунктом нашей цивилизации.
– Да, но нам его давали вполне подробно.
– Что ж, – профессор немного отпил чая, поставил чашку перед собой и выжидательно посмотрел на меня. – Давай расскажи про тот период.
– Я?
– Да. А потом мы с тобой обсудим твой рассказ.
– Что ж… – я неуверенно посмотрел на профессора, на Феолу. Рассказывать профессору истории историю?
– Считай, что я принимаю у тебя зачет, если тебе от этого станет легче, – понял мои сомнения Танаки.
– Ладно. – Я все еще сомневался, но понимал, что отвертеться не удастся. – С чего начать?
– Начни с начала войны. Ее причины, ну и дальше.
Я по примеру профессора хлебнул чая.
– Та война началась с незначительного приграничного инцидента. В тот момент мало кто мог предположить, во что выльется мелкая стычка на непригодной для жизни пустынной планете. Первыми планету открыли земляне, но харлы предъявили свои права на нее и высадили десант, который уничтожил разведывательный отряд Земли. Оказавшийся поблизости крейсер «Быстрый» нанес удар с орбиты…
– Ну, такие подробности не надо.
– Хорошо. В общем, пограничная стычка вскоре переросла в полномасштабную войну. Все преимущества были на стороне Земли: военное, экономическое, технологическое. Поначалу казалось, что война закончится в течение полугода. Но в конфликт ввязались еще несколько рас на стороне харлов. Против Земли образовалась коалиция. Тем не менее даже при таком соотношении сил война продолжалась десять лет. Основная стратегия союзников тоже была ясна – они не трогали колонии за исключением тех, что располагались в стратегически важных местах, и рвались к Земле. Постепенно силы защитников таяли. Коалиция тоже несла колоссальные потери, но не отступала. Спустя десять лет после начала войны начался решающий штурм Солнечной системы, но прорвать созданную в поясе астероидов мощную защитную сеть не смогли. Тогда-то и появился Барьер. По слухам, эту технологию передала коалиции одна из Старших рас. Однако проверить его невозможно. Как и причину, по которой эта технология могла быть передана. Ни одна Старшая раса в войне участия не принимала.
– Ну что ж. Общие сведения точны, – признал профессор. – Только скажи, неужели у тебя не возникало никаких вопросов? Тебе тут все кажется правильным и логичным?
Я задумался.
– Вы хотите сказать, что здесь где-то обман?
– Нет. Все предельно точно. Мы поднимали архивы той эпохи и проводили эмоэкспертизу вещей ведущих политиков и военных того времени. Было вскрыто множество подлогов документов и фактов. Многие выводы пересмотрели. Благодаря всем этим данным и была построена современная историческая модель прошлого человечества. Так что я могу на полном основании утверждать – все, что вам преподают в школе, – правда.
– Тогда я не понимаю…
– В этом и дело. Нет, Альвандер, не считай это упреком. Проблема в том, что мы уже забыли, как мыслили люди в ту эпоху. Поэтому многие вещи мы воспринимаем просто как данность. Как свершившийся факт. А ведь если задуматься над поступками предков с точки зрения причин, многое становится уже не так очевидно.
– А что именно? – недоуменно поинтересовалась Феола.
– Что именно? Например, такой факт: давайте вспомним историю Галактики до той войны. Войны вспыхивали регулярно. Создавались и распадались коалиции. Но вспомните хоть одну коалицию, которая просуществовала больше трех лет. Пять лет – это был исторический рекорд. Коалиция же против Земли возникла с самого начала и при всех своих внутренних конфликтах, в условиях поражений и огромных потерь на фронте, просуществовала до конца. Дальше к ней только присоединялись новые расы и никто не отошел.
– Когда вы сказали, я тоже вспомнил об этом, – признал я, задумчиво почесывая нос. – А почему так?
– На этот вопрос и на многие другие мы и будем отвечать на моих занятиях. В данном же случае ответ тривиален – глупость высшего руководства, совершенно бездарная дипломатия, которая во многом способствовала созданию коалиции. Понимаете, та война была нужна очень многим на Земле. А харлы казались идеальным врагом во всех отношениях. Слишком слабы, чтобы долго сопротивляться, но достаточно сильны, чтобы не сдаться после первого сражения. Войну можно было не начинать. Можно было прекратить на начальном этапе. Можно было выйти с небольшими потерями в середине ее. Но все эти шансы оказались упущены. Как следствие – Барьер вокруг Солнечной.
– А в чем вы видите ошибки?
– Альвандер, не стоит забегать вперед. Обо всем мы поговорим на занятиях. Мы будем разбирать с вами каждую дипломатическую ноту, которыми обменивались в тот момент воюющие расы. Будем разбирать и ход войны. Но это уже не на занятиях по истории, а на занятиях по тактике и стратегии. А сейчас давай рассказывай дальше.
– Дальше?
– После того как появился Барьер.
– Однажды ночью люди не увидели звезд. Корабли стало отбрасывать от границы. Даже из гиперпространства их выкидывало в обычный космос. Потом уже специальными приборами зафиксировали аномальную зону, заключившую Солнечную систему по внутренней границе пояса астероидов в кокон. Эта граница оказалась непроницаемой для кораблей. При этом Барьер не пропускал никаких излучений, но куда-то отводил накопленное тепло. Считается, что его он использует в качестве энергии для поддержания самого себя. Так Земля оказалась отрезанной от Галактики. Долго скрывать этот факт не удалось, и начались беспорядки. Множество частных кораблей пытались прорваться через Барьер, но безуспешно. В тот момент почти полностью было парализовано правительство, хотя оно и пыталось что-то делать. Даже велись исследования Барьера и делались попытки его пробить.
– Беспорядки… правительство было парализовано… Верно, конечно. Ты говоришь это спокойно. А ты знаешь, что то, что ты сейчас назвал «просто беспорядками» и «парализацией правительства» привело к снижению численности населения Солнечной с четырнадцати миллиардов до пяти?
– Что?! – ахнули мы с Феолой на пару. – Вы хотите сказать, что погибло девять миллиардов человек?
– Поражены? Да, вам не называли цифру, хотя вы могли бы и узнать ее, полазив по историческим библиотекам. Вас это не интересовало, и я вовсе не виню вас за это.
– Но почему?! Девять миллиардов человек погибло и это не вызвало никаких эмоций?
– Почему? Вызвало. Просто такова особенность человеческой памяти. К тому же эти девять миллиардов погибли не одномоментно. Все происходило в течение пятисот лет. Только после этого падение численности населения приостановилось. К этому времени уже начали приносить плоды эксперименты с пробуждением скрытых способностей человека. Умные люди вполне четко понимали, что, если мы как цивилизация хотим выжить, надо искать новые пути построения общества. Старый путь предполагал экспансию. Та цивилизация могла развиваться только двигаясь вперед и захватывая ресурсы для потребления. С появлением Барьера – этот путь стал тупиковым. Лишившись возможности для экспансии, общество оказалось обречено на деградацию. Тогда на специальном совете и решили перейти на новый путь развития. В тот момент никто не мог предвидеть, что из этого получится и получится ли хоть что-нибудь вообще. Но все понимали, что идти по старой дороге невозможно. Об этом мы тоже подробно поговорим на занятиях.
– Совет – это чрезвычайная комиссия?
– Да. Официально он именовался Кризисный Совет. Это в народе их прозвали Чрезвычайной Комиссией. Под этим именем он и запомнился людям. Ладно, хватит о делах. Давайте пить чай…
После разговора надолго у профессора мы не задержались. Поняв, что на сегодня все занятия закончены, Феола заторопилась домой, чтобы отправиться к нашему кристаллу и проследить за его развитием. Мне же еще надо было продолжать работу над диссертацией. Попутно я решил опробовать несколько новых идей, появившихся после двух посещений учебной базы. И еще необходимо подумать над возможными схемами кристаллов для истребителей. Обсуждать конкретную реализацию еще рано, но общие контуры прикинуть можно.
– Что ж, теперь, полагаю, нам с вами часто придется встречаться, – заметил он, когда мы прощались на крыльце.
– Я вам еще надоем своими вопросами, – с улыбкой пообещал я.
– Ох, мальчик, – рассмеялся Танаки. – Поверь, ученик, задающий вопросы, – это самая большая радость для преподавателя. Если, конечно, вопросы умные.
– А это не гарантировано, – тут уже не удержалась Феола. Я показал ей язык, увернулся от подзатыльника, блокировал мысленный удар и бросился бежать по тропинке. Феола неслась следом, грозя мне всеми известными карами. Профессор остался стоять на крыльце, смеясь вслед.
Поздно вечером, когда все дела были окончены, я лежал у себя в комнате на кровати и вспоминал прошедший день. В голову постоянно лезли мысли о сегодняшнем посещении дома с эмокристаллами. Все оказалось не так, как я представлял. Но что теперь? Не бросать же все? Слишком много сил я отдал своему проекту, чтобы сейчас сдаться. А значит, продолжаем работать.
Я выбрался из кровати, уселся на пол поудобнее и закрыл глаза. Вызвал в памяти ощущения, что захлестывали меня в том доме, и старательно стал анализировать свою реакцию на каждую эмоцию давно уже умерших солдат древней войны.
Глава 10
Нас было двое. Мы стояли напротив друг друга и следили за каждым движением. Мой противник – сильный, уверенный в себе парень лет тридцати пяти. Автомат, нож на поясе, запасные обоймы. У меня из оружия только старенькая винтовка. Но это не имело никакого значения. Будь даже здесь самое современное оружие, все равно я не смог бы пустить его в ход.
Новая эмозапись с очередного кристалла. Опять мелкая стычка в охваченной гражданской войной стране где-то на севере Африки. Пожилой человек с винтовкой, с сознанием которого я слился, состоял в отряде самообороны одной деревни. Парень напротив – наемник. Солдат удачи, как их в это время называли. Такие вещи я уже знал. За прошедший месяц с начала занятий мне пришлось много чего изучить. Но я ни на шаг не приблизился к цели, ради которой все и затеял. И еще не было ни одного практического занятия. Когда я однажды спросил об этом Стива, тот сначала замялся, но потом ответил:
– А почему ты думаешь, что занятия не идут? Что, по-твоему, ты делал в доме с кристаллами? Тренировка на психологическую устойчивость, умение контролировать себя. И пока ты не научишься этому контролю, дальнейшее обучение теряет смысл. Мы не будем обучать того, кто не может контролировать собственные эмоции. Это опасно прежде всего для самого обучаемого, а также для окружающих.
– Кажется, я понимаю…
– Ну вот, сам видишь. Ты ведь заметил, что после посещения этого дома с тобой беседуют психологи. Они отслеживают твое состояние. Не надрываешься ли ты, не находишься ли на грани срыва. И если заметят, что ты не выдерживаешь, наши тренировки прекратятся.
– А что потом?
– Потом ты либо вернешься к нам после отдыха и дополнительных тренингов, либо прекратишь обучение. Многие прекращали.
– И когда ваши психологи решат, что мне можно приступить к настоящим тренировкам? – Я действительно не понимал, что от меня ожидают.
– Решение за мной, – признал Стив. – Психологи только подтвердят или опровергнут мой вывод. Но еще ни разу не было такого, чтобы мое решение не утвердили. Так вот, ты еще не готов.
– Не понимаю. Я что-то конкретное должен сделать, чтобы доказать свою готовность?
– Не обязательно. Извини, большего я тебе сказать не могу.
Это и так ясно. Зато у меня появился повод призадуматься. С тех пор каждый день я пытался придумать какой-нибудь новый ход. Стив иногда хвалил меня, иногда указывал на ошибки. Один раз даже отругал. Только я вовсе не это хотел услышать. Каждый раз, когда я вопросительно смотрел на Стива при выходе из этого дома, тот только отрицательно качал головой.
– Почему?! – однажды не выдержал я. – Я теперь умею сохранять хладнокровие в любых обстоятельствах. Даже записи из Хиросимы выдержал. – Какой ценой, я уточнять не стал. – Уже даже не знаю, что должно произойти, чтобы нарушить мой самоконтроль. Я помогал обиженным и прогонял тех, кто чинил зло. Кажется, уже все делал, что мог!
– Этого недостаточно, – спокойно отозвался на мою тираду Стив.
И не ответишь ничего на это. Однажды я все-таки вмешался и убил одного негодяя, который начал на глазах матерей расстреливать детей. Убил, когда сумел убедить себя, что эти события нереальны и что передо мной не живой человек, а только запись его эмоций. Собственно, я даже не убивал его, а напрямую подключился к кристаллу и стер образ из памяти. Стив тогда меня особо хвалил, но… но, как и прежде, на главный вопрос последовал отрицательный ответ.
– И сколько это упражнение может длиться? – мрачно поинтересовался я.
– Пока не пройдешь, – обнадеживающе отозвался Стив. – Или пока тебе все это не надоест.
Утешает. Какая польза от контракта, если я все равно ничего не могу сделать, пока не пройду этот дом? Однако спорить в данном вопросе смысла нет – в этом я уже успел убедиться. Стив во многом готов был пойти мне навстречу, но здесь оставался непоколебим. Даже сестра еще не преодолела этот уровень. Хотя обсуждать занятия запрещалось, но все и так было понятно по одному ее виду. Она хмуро кивала мне вечером, когда вместе возвращались с тренировки и сразу отправлялась в пещеру, где формирование разума приближалось к важнейшему моменту. Сам я к кристаллу в эти дни даже близко не подходил, понимая, что сейчас требуется особая осторожность. Так что сразу шел к Ваське и садился за диссертацию. А на следующий день меня снова ждал уже надоевший дом эмокристаллов.
И сегодня я в образе старика-ополченца смотрю на матерого наемника и не знаю, что делать. Прогнать? Уже было. Убить? Тоже проходил. Что? Что требуется от меня? И вообще, какого этот человек приперся сюда? Что ему надо от деревни, где люди с трудом сводят концы с концами? Пограбить? Даже не смешно. Что же ему надо?
Все-таки уроки профессора Танаки крепко запомнились. История не специализированный предмет, и ее мы изучали наравне с другими непрофильными дисциплинами. Одним из любимых вопросов профессора был «почему». На занятия он приходил с ворохом дипломатической переписки того времени, которое мы изучали. Рассказывал о событиях, попутно зачитывая отрывки из диппочты. Потом все материалы выкладывал на стол и спрашивал:
– А теперь объясните, почему приняли то решение, а не иное?
Вся наша группа собиралась вокруг стола, делила документы и начинала читать. Доставались личные вещи людей той эпохи, за которыми специально ездили в города под стазис-полем. Считывалась эмоинформация личности человека. По крупицам восстанавливался его психологический портрет. Поднимались архивные материалы. Потом начинался мозговой штурм. Когда ответ вроде бы находился, мы сообщали его профессору. Если он его удовлетворял – хорошо, нет, изучение материалов продолжалось.
– Профессор, – однажды спросил я. – Почему вы считаете, что можно найти причину любого поступка? Человек ведь не машина. Может, он под влиянием момента действовал?
– Хм. Вопрос хороший. Только вот что я тебе скажу – такой вещи, как «поступок под влиянием момента», не существует. Никто и никогда не совершал поступков, я имею в виду важных, ни разу не задумываясь о них в прошлом. И если человек так поступил, значит, когда-то в прошлом он уже думал об этом. Что же касается влияния момента… это, как правило, означает, что обстоятельства сложились так, что человек выбрал путь, над которым раньше думал в последнюю очередь. А то и вообще считал нереальным. Но вот у кого-то пошли неприятности, его несправедливо обругали. И тогда он может, плюнув на все, сделать что-то, что раньше лишь мелькало где-то на грани сознания. Но обязательно мелькало. Спонтанно не делаются вещи, о которых раньше не задумывались.
– То есть у любого поступка есть причина?
– Да. Причиной может быть неприятность, случившаяся по дороге, подгоревший утренний кофе или, наоборот, что-то радостное. Однако причина обязательно есть. Найдя причину, ты сможешь точно воспроизвести все произошедшее. А дальше сможешь даже предсказывать поступки того или иного человека в будущем, в зависимости от различных ситуаций. Это уже другой уровень.
Как бы парадоксально это ни звучало, но профессор оказался прав. В самом начале было трудно. Чтобы получить наиболее точный ответ, приходилось перелопачивать горы материалов, собирая психопортреты людей по крупицам. Со временем мы научились выделять главное. Время на подготовку результатов сократилось, хотя вопросы с каждым разом становились все сложнее. С политиками разбираться оказалось проще всего. Они эмоциям поддавались мало. Не той закалки эти люди, чтобы идти на поводу у чувств. Хуже стало, когда пришлось восстанавливать причинные связи во времена беспорядков. Слишком много случайных людей оказывалось у власти. Порой казалось, что логику собственных действий они сами не понимали, а попытка восстановить ее спустя четыре с половиной тысячи лет походила на изощренное издевательство. Но справлялись и с этой задачей. Постепенно вырисовывалась точная, логичная и трагичная история того времени. Месяц занятий у профессора дал мне больше, вся учеба в школе.
И сейчас, вспоминая профессора, я пытался понять, почему этот человек пришел сюда? Что ему делать в этой деревне?
А собственно, чего я гадаю? Я ведь смотрю с точки зрения этого старика-ополченца, но кто мне мешает взглянуть на события со стороны наемника? Все мое естество воспротивилось этому. Глядеть на мир глазами убийцы и хищника? Меня чуть не вырвало, едва я представил такое, но азарт уже захватил меня. Я отключился от старика, быстро нашел в кристалле нужный мне эмофон и погрузился в него. Лучше всего, пожалуй, начать с ранних воспоминаний…
Я босоногий мальчишка восьми лет. Грязная улица. Хотя особенно запомнились мне-наемнику почему-то не грязь, а запахи. Непередаваемый аромат помойки, армады мух, кружащихся повсюду. От них нет спасения. Господи, да что же это за место такое? Зачем этого пацана сюда занесло? И тут же пришло понимание. Не занесло. Это дом. Его дом. А вот, собственно и само жилище. Боже, да в такой лачуге я бы даже мусор не стал складывать, а здесь жило семь человек. Семь? Да, кроме этого мальчишки есть еще четверо детей. Двое младше него, еще двое лишь немногим старше. А вот и сам… дом. Это строение я назвал домом только с огромным трудом. У меня даже в голове не укладывалось, как можно жить в такой тесноте, в таких непереносимых условиях. Лично я смог бы здесь жить, только основательно поработав над собственным организмом. Но ведь в это время люди не умели управлять им. Как же тут жили?
Мальчишка юркнул вдоль стены и улегся на циновку.
– Ты где шлялся? – Из одного угла приподнялся мужчина с мутным взглядом. – Сколько принес?
Я почувствовал испуг мальчишки, переходящий в ужас. Весь трясясь, он протянул руку с лежащими на ладонях монетами. Мужчина приподнялся, сгреб деньги. Пересчитал. И, словно молния, меня пронзила вспышка его ярости.
– И это все?!! Это все, что ты заработал?!!! Я корячусь, кормлю вас, а ты!.. – Человек даже задохнулся от ярости. И вдруг ударил мальчика. Ударил наотмашь, совершенно не сдерживая силы. Неизвестно, кто громче закричал: я или мальчишка, которого ударили. Моя щека от удара горела ничуть не меньше, чем если бы ударили напрямую. Никогда и никто в жизни ни разу не ударил меня. Чтобы отец поднял на меня руку? Да такое даже в кошмарном сне мне привидеться не могло. У меня не укладывалось в голове, что кого-то можно бить с такой яростью. И от этого становилось гораздо страшнее. Я мог бы сейчас стереть это воспоминание из кристалла, защититься от ударов, заблокировать боль… я многое мог сделать. Многое, но только дергался от ударов, глотая слезы. Мальчика вышвырнули из дома.
– И не возвращайся, пока не заработаешь!
Страх и безнадежность. Тоска. И никакого просвета в этой жизни. Мне же приходилось гораздо хуже. Пусть этому мальчику всего лет восемь, но он уже привык к такому. Уже знал, что может ждать его дома. Для меня же все случившееся оказалось совершенно неожиданным. Привык? Это слово вызвало еще больший ужас. Как можно привыкнуть к такому? Почему никто не вмешается? Почему?!
А некому, пришел ответ.
Похоже, в результате этой встряски я настолько слился с эмообразом этого ребенка, что почти превратился в него.
Борьба страхов. Страх наказания. Страх перед отцом победил. Страх? Перед отцом? Только на мгновение я представил, как боюсь возвращаться домой, прижимаясь в лесу за деревом. И остаться нельзя, и идти не хочется. Меня затошнило. Как во сне, я двигался по жизни за этим ребенком. За ребенком, который научился владеть ножом раньше, чем читать и писать. Чья жизнь с раннего детства стала борьбой за существование. Чье детство прошло не в играх, а в драках, где доказывалось право на существование, и призом была жизнь. Уже подросший мальчишка дрался с отцом, защищая от побоев мать и младших братьев и сестер. Старший погиб в уличной драке, еще один попал в тюрьму. Старшая сестра умерла от воспаления легких, потому что не хватало денег на лекарства. Тогда этот уже подросший мальчик совершил свое первое убийство, пырнув ножом богато одетого человека. На добытые таким образом деньги он купил лекарства, но уже поздно…
Будучи почти взрослым, избил отца до полусмерти и ушел из дома, примкнув к одной из уличных банд. В жизнь вышел настоящий хищник, не боящийся ни черта, ни дьявола. Стычки с другими бандами, грабежи, убийства… Казалось бы, от этого зрелища меня должно выворачивать всего. Но я видел его жизнь. И все это время задавал себе один вопрос: живи я жизнью этого ребенка, сумел бы стать лучше? Какое же я тогда имею право осуждать его? Имею ли? Этот вопрос оказался настолько мучителен, что все творимые им мерзости как-то не задевали моего сознания, скользя где-то по краю.
Разгром банды и первый арест. Избиение в участке. За моим… врагом… числилось много грехов, однако судили его за то, в чем он был невиновен. А потом началась война, и уже взрослый парень совершает побег, убив охранников. Примыкает к отряду революционеров, быстро понимает, что на идеях деньги делают только вожди. Сбежав из отряда, становится наемником, воюющим за тех, кто больше платит. Такие отряды процветают на войнах. И многие из наемников делали все, чтобы войны не затухали. В некоторых рейдах участвовал и мой противник.
Развлечение. Для таких людей рейды, и правда, развлечение. Что могут противопоставить им ополченцы, не знающие, с какой стороны за оружие браться? Очередной рейд, и мы стоим напротив друг друга. Я снова в образе старика. Передо мной… кто? Я глядел на этого молодого парня. По лицу катились непрошеные слезы. Я не замечал их. Кто он, стоявший напротив меня? Мы могли бы подружиться, если бы встретились раньше. Мы могли бы стать друзьями, сложись все иначе. Но я вырос в другом месте и в другое время. Окажись я в его деревне, возможно, сумел бы вырвать его из той жестокой среды. Научить добру и справедливости. Да не надо было его учить. Он защищал своих братьев, когда на них нападали. Он по-своему, как умел, пытался помочь умирающей сестре. Только не дано нам встретиться. Все сложилось так и не иначе.
– Мой брат, – прошептал я. Да! Мой брат! Мой друг! Мы вместе многое пережили. Ненавидеть его я уже не мог, слишком ярко стояла передо мной его жизнь, которую прожил вместе с ним. Я страдал и ненавидел вместе. Любил и убивал вместе. Почему мы не встретились раньше? Почему? Нет ответа. А теперь мы враги. Я могу прогнать тебя. Могу показать свою силу. Ты уйдешь. Ты хищник и понимаешь, когда надо отступать. Но потом ты вернешься. Не сюда, так в другую деревню. А как вы умеете развлекаться, я уже видел. Прости, что вынужден это сделать, однако я тебя знаю. Тебя уже не изменить. Ты такой, какой есть. Возможно, сложись все по-другому, это ты сейчас стоял бы на моем месте, а я на твоем. И ты принимал бы это решение. Наверное, так было бы проще для нас обоих. Жаль, изменить мы ничего не можем. Не можем…
Парень напротив недоуменно прислушался. Потом начал медленно поднимать автомат. Хотя медленно только для меня – настолько я замедлил воспроизведение записи кристалла.
– Прости! – прошептал я и нанес удар. Один мысленный удар в мозг. Не по записи кристалла, не по эмофону, а в мозг человека. Он умер сразу, не успев ничего понять.
Я осторожно подошел к телу и опустился на колени. Слез я уже не скрывал. Однако плакал я не потому, что впервые в жизни убил человека. Я оплакивал смерть того, кто стал мне другом и братом, не замечая, что пейзаж вокруг исчез, а я сижу на полу в доме эмокристаллов. Передо мной стоял Стив и молчал. Я поднял заплаканное лицо.
– Я, наверное, пойду собираться.
– Почему? – похоже, Стив не удивился.
– Я же провалился. Убил тогда, когда мог этого не делать. А вы говорили, что если есть возможность решить проблему, не делая непоправимого, то именно так ее и стоит решить. Я поддался эмоциям и не сдержал себя.
– Ты сожалеешь?
Я покачал головой:
– Это мой сознательный поступок. И знаете, я уже больше никогда не смогу быть совершенно безучастным ко всему. Если все повторить, я поступлю так же.
Стив задумчиво кивнул:
– Сходи к ручью. Умойся, отдохни немного и отправляйся на занятия. А с завтрашнего дня мы приступаем к боевой подготовке.
Я непонимающе глядел сквозь слезы на Стива. Раздраженно протер глаза.
– Что?
– Ты сдал экзамен по этому предмету.
