Бежит к рассвету река

Через несколько минут мне ответил некто с ником Домосед:

«Во все времена люди спорили, выдвигали версии, сомневались. Вспомни апостолов, учеников Будды, последователей просветлённых Мастеров. Без поиска не будет результата».

Я забегал пальцами по клавиатуре, набирая следующий текст:

«За воплощёнными пророками Истины или пробуждёнными людьми, называть их можно по-разному, следовали преданные ученики и куча заинтересованных последователей. Преданные ничего не искали и особо не спорили, потому что прикоснулись к божественному через своего Наставника. Всё, что им было нужно – находиться рядом с Учителем. Но большинство других просто с интересом проводили время, ожидая чудес, исцелений, откровений. Когда им приедалось проповедуемое учение, они находили нового гуру, за ним следующего, более оригинального. И так до бесконечности. Вернее, до смерти. Это были люди, вечно искавшие то, что всегда было рядом. Сам процесс духовного поиска доставлял им определённое удовлетворение. Боюсь, многие из нас превратились в подобных вечных искателей. Тем более, что информационная эпоха представляет для этого безграничные возможности. На мой взгляд, это бесполезная трата времени, бег белки в колесе, в лучшем случае развлечение. Но не более того. Основная же цель духовных знаний, практик и встреч – устранение заблуждений, мешающих вновь осознать свою изначальную божественную природу».

Отправив сообщение, я встал, немного размялся, сделал несколько упражнений с гантелями и вернулся к монитору. Прямо под моим постом уже пристроился категоричный ответ Домоседа:

«И всё-таки я считаю, что если не искать, не спорить и не разочаровываться, то будет трудно найти верный путь к пробуждению!».

Во избежание нового спора моё сообщение было написано в максимально примирительном ключе:

«Согласен с тобой, Домосед. Я лишь хочу предостеречь от нескончаемых поисков, которые становятся для некоторых привычным времяпрепровождением. Что до верного пути, то вступив на него, у тебя исчезнут всякие сомнения в его истинности. О неземном покое, беспричинном чувстве счастья, тихой радости говорят все просветлённые Мастера с давних времён. Поэтому нет смысла искать какое-то особенное или тайное учение. Стоит только постоянно помнить о своей божественной природе, смотреть на мир, как на сновидение и не верить всему, что рассказывает ум. Постепенно придёт понимание того, что всё прекрасно и по-другому быть не может».

Ответные сообщения на этот раз посыпались как из рога изобилия. Мою точку зрения высмеивали, опровергали, уточняли, дополняли и поддерживали самые разные участники дебатов. Уйдя с головой в общение на форуме, я не заметил, как Ольга выключила телевизор и ушла в спальню. Выйти из жаркой полемики, больше похожей на потасовку, мне удалось лишь поздно ночью, заставив себя волевым усилием закрыть страницу форума.

За те несколько часов, проведённых в интернете, я словно пересёк бушующий океан эмоций, стараясь ответить на многочисленные вопросы и пополняя куцый запас сетевых жаргонизмов, а также узнал много нового о себе из огромной массы упрёков и оскорблений в свой адрес. Определённо, сетевое общение по насыщенности и информативности ничуть не уступало старым добрым словесным баталиям. Только, подозреваю, во втором случае мне вряд ли бы удалось остаться целым и невредимым. Уже лёжа в кровати, я подумал о том, как только что щелчком мыши, по сути, отправил в небытие целый мир, со своими неизбывными страстями, догадками, устремлениями. Насколько же счастлив тот, кто может так же моментально отстраниться от мирской суеты, отключив её щелчком пальцев до поры. По всей видимости, одним из таких счастливчиков стал я. Последняя мысль пришла уже при погружении в сладкий сон и ничуть не взволновала меня, будто она была о незнакомом человеке.

Проснувшись ближе к обеду, я умылся, наскоро перекусил бутербродом с чаем и полез в ящик шкафа, где хранились лекарства. С утра у меня появилась лёгкая головная боль, которая понемногу усиливалась, и теперь, после запоздалого завтрака, она сжимала железным обручем черепную коробку. Найдя несколько таблеток сильного анальгетика, я пошёл на кухню, налил в стакан воды и уже хотел проглотить лекарство, но в этот момент что-то меня остановило. Опустив стакан на стол, я увидел себя со стороны. Моё тело, стоявшее на кухне в трусах и майке, казалось самостоятельным живым организмом, отдельным от меня, но в то же время знакомым и родным. Боль теперь принадлежала ему, а не мне, и я почувствовал значительное облегчение. Пичкать химией своё тело, много раз восстанавливающееся после различных недугов, мне не хотелось. Я был уверен, что оно справится само, стоит только не препятствовать заложенному в нём механизму исцеления. Недомогание больше не принималось на личный счёт и оттого окончательно потеряло свою силу. Но главное, что дало разотождествление с телом – переполняющее чувство лёгкости и безграничной свободы от страхов за будущее, будто с души упал тяжёлый камень. Раньше где-то в глубине моего существа таился страх за неминуемую старость и смерть. Я подсознательно понимал, насколько уязвимо тело перед коварством бесчисленных болезней и несчастных случаев. Теперь, когда стало окончательно ясно, что я продолжу существовать вне зависимости от того, что станется с моим телом, пришло понимание истинной свободы.

Зазвонил телефон, высветив на экране неизвестный номер. Я поднял трубку. Девушка, сотрудница коммерческого банка, в котором у меня был незначительный вклад, приятным голосом стала сообщать о нововведениях для клиентов. В конце своей тирады она поинтересовалась, всё ли мне понятно. Я поблагодарил её и ответил утвердительно, говоря о себе в третьем лице, словно речь шла о моём брате-близнеце. Ничуть не смутившись, девушка попрощалась и положила трубку. Я осознавал своё неуместное поведение, но ничего не мог в тот момент поделать, так как перестал считать персонажем под моим именем и отчеством настоящим собой. Однако, сразу по окончании телефонного разговора, решил впредь общаться с людьми на понятном им языке.

На площадке форума, куда меня вновь потянуло любопытство, стоял полный штиль, как это обычно бывает в первой половине дня. Последний неугомонный комментатор оставил свой длиннющий опус, который вряд ли кто дочитал до конца, уже в начале третьего ночи. При беглом просмотре той части дискуссии, которая продолжалась после того, как я отправился спать, мой взгляд случайно остановился на адресованном мне сообщении от пользователя с никнеймом Ты – это Я:

«Страстное желание что-либо доказывать и объяснять свидетельствует о незрелости. Я слишком хорошо знаю и люблю тебя, поэтому советую не попадаться на хитрую уловку «духовности». Особенно после того, как ты понял пустоту пугающих образов и освободился от мнительности. Лучше спать ложись вовремя – больше будет проку».

Написать о своей внутренней трансформации мог только я сам. После некоторого замешательства мне захотелось узнать более подробную информацию об авторе текста. Однако при попытках перехода в его профиль на экран раз за разом выводилось уведомление о том, что страница не найдена. Такого в принципе быть не могло, ведь пользователь был зарегистрирован. Мне ничего не оставалось, как задать прямой вопрос автору сообщения прямо на странице форума:

«Откуда вам известно о моих личных переживаниях?».

Ответ пришёл моментально:

«В подлинной реальности не существует границ между людьми, поэтому нет места тайнам. Так же как нет никакой разницы, где происходит наше общение, во сне или интернете».

Мне сразу стало ясно, с кем я вступил в переписку. Это не нарушило моего спокойствия, как прежде, скорее привнесло оттенок торжественности в атмосферу настоящего момента. Я понимал, что глупо задавать вопросы тому, с кем хорошо просто находиться рядом. А он был, вне всяких сомнений, здесь, около меня, несмотря на наше общение посредством интернета. Тем не менее, я написал:

«Вы правы. Темы просветления и духовной реализации до сих пор волнуют меня, в отличие от всего остального. Что поделать! Не каждому, видимо, суждено обрести безусловное освобождение. Но я доволен своим сегодняшним положением, которое сложно было представить совсем недавно. Не мне вам рассказывать о наслаждении нектаром понимания и спокойствия. Всё это пришло ко мне по благодати, безо всяких усилий с моей стороны. И теперь моё сердце переполняет благодарность, не направленная на кого-либо конкретно».

Не успел я щёлкнуть мышью, размещая сообщение на странице, как сразу получил ответ, словно он был отправлен в ту же секунду:

«Твоя льющаяся из сердца благодарность направлена на Бога, который есть ничто и всё одновременно. Личные усилия чаще всего мешают вспомнить свою божественную природу. Благодать безгранична. Она обязательно подарит окончательное освобождение каждому живому существу в положенный срок. Поэтому знай, что ты уже свободен. Осталось лишь дождаться формального подтверждения этого факта. Всё хорошо, чрезвычайно хорошо».

Он вышел из сети, оставив на экране монитора это банальное, в общем-то, послание, драгоценность которого была для меня очевидна.

В состоянии душевного подъёма я выключил компьютер, оделся и спустился во двор. Мне хотелось поделиться своей радостью, просто пожать руку или сказать доброе слово кому-нибудь. Не боясь угодить в одну из рябых луж, я зашагал по асфальтовой дорожке на шум проспекта, где даже в будние дни было многолюдно. Широкий тротуар и, правда, был полон спешащих по своим делам прохожих, не замечающих никого вокруг себя. Увидев открытую дверь книжного магазина, я, не раздумывая, вошёл в него, словно он и был моей целью. Только я переступил порог этого островка спокойствия посреди городской суматохи, меня окутал ни с чем несравнимый запах вышедших из печати изданий. На высоких стеллажах с рядами книг в разноцветных обложках виднелись таблички, сообщающие покупателю тематику и жанр литературы. Женщина-продавец в шёлковом платке на плечах одиноко сидела за настольной витриной с мелкими канцтоварами, календарями и раскрасками для детей. Я стал медленно ходить вдоль стеллажей с художественной литературой, смотря на книжное разнообразие, как на музейные экспонаты, понимая, что не смогу насладиться и тысячной долей собранных здесь историй. За каждым переплётом существовал целый мир, на создание которого автор, возможно, потратил всю свою жизнь и заплатил здоровьем, благополучием или свободой. Это понимание вызывало трепет, поэтому атмосфера библиотек, читальных залов и букинистических магазинов была для меня сродни храмовой. Даже перед уличными книжными развалами я неосознанно замедлял шаг.

В нескольких шагах от меня стоял карикатурного вида пожилой человек, листавший толстую книгу. Его немытые волосы клочками торчали в разные стороны, толстые губы обиженно скривились, очки в тяжёлой роговой оправе съехали на кончик широкого носа. Поравнявшись с ним, я заметил, что он держит иллюстрированный философский словарь, пытаясь, по всей видимости, отыскать нужную ему страницу.

– Такая книга любую домашнюю библиотеку украсит, – сказал я осторожно, боясь показаться навязчивым.

– Да, прекрасное издание, – ответил он, даже не повернувшись в мою сторону. – Из-за таких и захожу сюда.

– Меня тоже интересовали ответы философов на вечные вопросы, – заметил я, между прочим. – Правда, я воздерживался от приобретения подобных книг, выуживая нужную информацию на халяву в интернете.

– Значит, мы с вами похожи. Только в интернете я не бываю. Приходится читать, выражаясь вашим языком, на халяву, изображая из себя покупателя.

– Вам отвратительны читальные залы? – поинтересовался я.

– Хочу читать недавно вышедшие из печати книги, которые там отсутствуют. А государство определило мне настолько мизерную пенсию, что я не могу их приобрести. Вот и выкручиваюсь, как могу, – заявил он, как ни в чём не бывало, посмотрев, наконец, в мою сторону.

Безошибочно распознав опытным чутьём интересного собеседника, я быстро задал ещё один вопрос, не дав ему снова увлечься книгой:

– Осмелюсь спросить, какое философское направление заставило вас прийти сюда, невзирая на осеннюю сырость?

Перед тем, как ответить, он гордо выпрямил плечи и выставил ногу вперёд, сделав свой вид ещё нелепее и даже смешнее.

– Мне не давали покоя некоторые мысли эпикурейцев, а именно: их отношение к смерти и определение человеческого счастья. Необходимо было уточнить кое-какие моменты.

– Уточнили?

– Я нашёл у немецкого философа позапрошлого века более близкие моим взглядам выводы.

– Признаюсь, заинтриговали вы меня.

– Серьёзно?

– Абсолютно. Просветите, если вас не очень затруднит.

– Ну, если в двух словах, то человеческое счастье следует измерять реальными несчастиями, которых удалось избежать в течение жизни, а не суммой мнимых удовольствий. Смерть же дарит истинную свободу уже при жизни, показывая тщету всех устремлений.

– У кого-то я читал нечто похожее. Скажите, автора этих откровений звали случайно не Артур?

– Приятно разговаривать с эрудированным человеком!

– Взаимно. Мне запомнилась его мысль о пользе страданий для достижения освобождения, как высшей цели жизни. Я, однако, давненько перестал интересоваться мудрыми философскими трактатами.

– Отчего же?

– По моему мнению, пытаться понять суть чего бы то ни было с помощью глубокомысленных логических построений невозможно. Ум сам выдумывает мир со всеми его проблемами, а затем вовлекает искателя в свою бесконечную и бессмысленную игру по поиску истины, критерии которой тоже определяет сам.

– Это тоже философская концепция, принятая вами за основу. Всякая мысль рождает философию, любые взгляды имеют под собой философский фундамент. Думать – значит философствовать!

Можно было возразить ему в том, что моё понимание пришло не в результате размышлений, а благодаря естественной трансформации и прозрению, но я воздержался. Ведь он был прав в одном: приняв словесную форму, любой ответ станет лишь логическим обоснованием определённой точки зрения. Невозможно с кем-то поделиться своими чувствами и переживаниями, не низводя их до уровня описания, пусть даже красочного. Поэтому я вежливо сказал:

– Наверное, так и есть. Ведь в моём случае всё начиналось с попыток переосмыслить своё место в жизни, что трудно сделать без знакомства с популярными цитатами философов.

Сразу после моих слов, почитатель многовековой мудрости вдруг съёжился, быстро закрыл книгу и стал втискивать её на прежнее место, между такими же увесистыми изданиями. Я поначалу не понял столь резкого изменения в его поведении, но потом увидел между стеллажами женщину-продавца, пристально наблюдающую за нами.

– Спасения от них нет, – шёпотом затараторил мой собеседник. – Сейчас упрекать начнёт. А за что? Может, я купить собираюсь. Не кота же в мешке брать. В прошлый раз обвинили в том, что я им подарочное издание пальцами запачкал! Представляете, какое хамство? Идите, говорят, в библиотеку, раз денег нет или приобретайте товар, а потом делайте с ним всё, что заблагорассудиться. Можете себе представить? Книга для них всего лишь товар, подобно куску хозяйственного мыла!

Наконец он водрузил философский словарь на стеллаж, восстановив стройный ряд книг, тематика которых не особенно привлекала редких посетителей, и засеменил, потупив взор, к выходу. Я автоматически подался за ним, но пройдя несколько шагов, остановился, встретившись взглядом с продавщицей в шёлковом платке на плечах, стоявшей на моём пути.

– Чудесный магазин у вас, просто замечательный! – заговорил я, изображая заядлого книгочея. – Мы только что с коллегой обсудили интересную новинку. К сожалению, ему надо торопиться, а я, с вашего позволения, ещё загляну в разделы психологии и эзотерики.

Она продолжала смотреть немигающим взглядом, никак не реагируя на моё добродушное паясничанье, словно я вовсе не существовал. В сущности, дело обстояло именно так. Настоящего меня не было ни в книжном магазине, ни где-либо ещё. Подлинный я возвратился в страну извечной спокойной радости, не обозначенную ни на одной карте, откуда наблюдал за похождениями странного человека, которым себя считал какое-то время. Всякая тяга к литературным произведениям у меня уже пропала. Как ни любил я прозу и поэзию, чужие мысли стали слишком тяжеловесными для моего восприятия и памяти. Мне теперь вполне хватало лёгкого наброска собственной истории, которая постепенно освобождалась от груза прошлого. И хотя красота стихотворных произведений до сих пор трогала моё сердце, я понимал, что она лишь малая крупица, не более чем туманный намёк на идеальную гармонию подлинной реальности. Именно там, в книжном магазине, я впервые заметил, что у меня начала исчезать потребность в общении с новыми людьми. Каждый человек со своим повествованием, как и книга, создавал ненужное нагромождение повторяющихся слов, образов и мыслей, которые теперь больше тяготили, чем волновали чувства поворотами сюжетных линий. Впоследствии ослабевшая тяга к поглощению информации, привела к упорядочению и доступности уже накопившейся настолько, что я без труда восстанавливал самые мелкие, казалось бы, давно позабытые эпизоды, если того требовали обстоятельства. В те дни я чётко осознавал нарастающую силу своей трансформации, поступь которой временами пугала своей схожестью с прогрессирующим безумием. Однако страх исчезал, едва возникнув, не желая селиться в опустевшем доме моей личности.

Глава VI

Поздно вечером крепко выпивший Женя снова заявился в общежитие, принеся с собой фрукты, сыр и бутылку коньяка. Груши с нектаринами Лида ополоснула под краном, положив их на маленький столик в углу. Вскоре там же появилась тарелка с аккуратно нарезанными ломтиками твёрдого сыра.

– Послушай, солнце, – начал Женя, разливая коньяк в выцветшие чайные чашки. – Я пропаду на пару дней, нужно вплотную заняться неотложными делами, а ты можешь завтра с утра идти на первый этаж ТЦ «Кристалл». Хозяйка магазина органической косметики Жанна Николаевна будет ждать тебя.

– И чем конкретно я там буду заниматься?

– Им требуется продавец-консультант. Подробный круг обязанностей мне не известен, но точно знаю, что работа не пыльная, хоть и потребует полной отдачи. Думаю, тебя возьмут на полную ставку после испытательного срока.

Хмыкнув в ответ, Лида, не чокаясь, в два глотка опорожнила треснувшую чашку, бросила в рот два слипшихся ломтика сыра и придвинула к себе сначала вишнёво-жёлтый нектарин, а за ним нежно-зелёной грушу, показывая всем своим видом, насколько она голодна.

– Может быть пиццу заказать? – спросил Женя, выпив вслед за ней.

– Не, – она отрицательно мотнула головой. – Будем питаться здоровой пищей.

Коньяк только усиливал разочарование предложением Евгения, которое девушка пыталась скрыть. Она не видела большой разницы между работой консультантом в магазине органической косметики и продавцом в привокзальном киоске. По её мнению перспективы и там и там отсутствовали, только в магазине ещё нужно было вкалывать на тётю за гроши во время испытательного срока. Женя сразу уловил её замешательство, несмотря на своё опьянение.

– Пойми, солнце, трудно устроиться на приличную работу без соответствующего образования. Тебе как минимум следует окончить какие-нибудь курсы. Я попробую…

– Наливай ещё, – перебила она его, доедая истекающий густым липким соком нектарин.

Её требование было тут же удовлетворено, и чашки вновь наполнились на четверть янтарным напитком.

– А знаешь, – сказала Лида, чуть морщась от новой порции выпитого алкоголя. – Не беспокойся. Я сама буду искать себе занятие по душе. Тем более ты предельно занятой человек. Я могу ещё неделю жить в этой общаге?

– Господи! Живи сколько необходимо, разве я об этом? Мне хочется помочь тебе крепко встать на ноги, а не просто временно пристроить на какую-нибудь работёнку. Но на первое время, пока ты расставляешь приоритеты и определяешься со своим образованием, мой вариант вполне подойдёт. Советую не упускать такую возможность, – закончил он и влил в себя коньяк.

Лида без труда предвосхищала ход его нехитрой мысли, заранее понимая, к чему он ведёт. Она уже знала, что ни на какое собеседование завтра не пойдёт. От выпитого в ней начала подниматься волна озорства, безрассудства и похоти. Евгений в роли старшего наставника, вразумляющий непослушную девчонку, безумно её возбуждал. Лиде хотелось заткнуть ему рот своими трусами, бросить на кровать и, стянув штаны, оседлать, как строптивого жеребца. Однако, она вовремя погасила занимающийся огонь своих бурных фантазий, полагая, что объект её страсти слишком пьян для их воплощения в жизнь. Да и не пристало ей первой проявлять инициативу в подобных делах.

– Взял бы меня к себе секретарём-референтом, чем отдавать в чужие руки, – голосом обиженного ребёнка произнесла она и медленно надкусила грушу.

– Боюсь, не потяну такого ценного сотрудника, как ты. Ну а если серьёзно, то мне свой бизнес сначала спасти надо, а потом уже думать о расширении штата.

Туманный ответ Евгения, как ни странно, пришёлся Лиде по душе. Ей стало немного легче от осознания того факта, что они оба находятся в тяжёлой ситуации, а не только она, как казалось ранее. Теперь Лиде до конца стало понятно, чем Женя ей сможет помочь, а чем нет, что внесло ясность и отбросило необоснованные надежды.

– Как же ты собираешься спасать своё дело, если накачиваешься спиртным каждый день? – строго спросила девушка.

– Всё, солнце, всё, – примирительно выставив ладони перед собой, отчеканил он. – Давай на посошок, и я побегу.

Пьяный гость щедро плеснул в обе чашки нетвёрдой рукой, обдав лежащие рядом фрукты коньяком. Лида заколебалась, боясь сделаться такой же нетрезвой, но решила всё-таки выпить, надеясь на то, что последняя порция алкоголя продлит обманчивое чувство безмятежности, тепла и комфорта.

Поставив пустую чашку на стол, так ни разу и не притронувшись к сыру, Женя достал телефон и долго искал в нём номер службы такси. Когда на том конце подняли трубку, он громко, словно перекрикивая звуковые помехи, несколько раз повторил адрес общежития, обвиняя при этом оператора в невнимательности.

– Не пей больше, прошу тебя, – сказала Лида, когда Евгений, покачиваясь, подошёл к двери.

– Думай о себе, солнце. А я уже большой мальчик, сам во всём разберусь, – ответил он и закрыл за собой дверь.

Лида прибралась на столике, помыла чашки и легла на кровать. Недовольство тем, что Евгений ушёл вот так, без поцелуев и объятий, быстро исчезало. И хотя уязвлённое самолюбие подкреплённое коньяком ещё пыталось напомнить о себе, девушка понимала, что Женю следует, скорее, благодарить, чем укорять. Вспомнилась Надежда Николаевна со своими невероятными историями и приготовленными с любовью блюдами домашней кухни. «Как она сейчас? Оправилась ли уже после моих побоев? Может, в больницу её поместили, а меня уже разыскивают?», – думала Лида, начиная проваливаться в сон. Потом на память пришли вокзалы, автобусы, расписания следования, и перед глазами во всём великолепии поплыла панорама бескрайних осенних полей.

Утром Лиду разбудил доносящийся из коридора шум закрывающихся дверей и громкий топот спешащих по своим делам обитателей общаги. Она попыталась вновь уснуть, то переворачиваясь с одного бока на другой, то укрываясь одеялом с головой, но вскоре прекратила бесплодные усилия. От приятного состояния вчерашнего вечера не осталось и следа. В голову лезли тяжёлые мысли о необходимости поиска источника дохода, которые вкупе с лёгким дискомфортом и сухостью во рту не давали расслабленно поваляться в постели ещё часок-другой. Выбравшись из кровати, Лида выпила стакан воды, умылась и собралась позвонить кому-нибудь из немногочисленных подружек, рассчитывая на терапевтическую силу общения. Однако, немного подумав, не стала этого делать, резонно решив не навязывать себя со своими проблемами чужим, в общем-то, людям в столь ранние часы. Да и помочь они ничем, в сущности, не могли, а слушать обнадёживающие заверения и пустые обещания не особенно хотелось. Девушка давно осознала свою никчемность в большом и жестоком мире без специальных навыков, знаний или связей, только не могла себе в этом признаться, надеясь всё время на чудо. Но чуда не случалось, либо оно являло себя в таких, как Евгений, в лучшем случае, что могло удовлетворить ничтожно малую часть всех её ожиданий. Лида не заметила, как обида на судьбу переросла в обуявшую её ненависть, направленную на всех и вся. Опомнилась она только тогда, когда по полу покатились груши с нектаринами, сброшенные со стола в припадке злобы. Стоявшая у стены наполовину полная бутылка не пострадала, как и миниатюрный радиоприёмник, всю ночь еле слышно транслировавший популярные мелодии. Вопреки здравому смыслу, словно назло кому-либо, повинуясь неведомым сигналам и забыв о неприятных последствиях, Лида достала из шкафчика чашку, наполнила её до краёв коньяком, выдохнула в сторону и разом выпила. Поначалу лошадиная доза алкоголя горячим уколом ударила в ноги, почти не меняя эмоционального состояния и ясности сознания. Доев оставшийся сыр, она принялась за грушу и только тогда поняла, что впадает в ступор. Сидя на стуле, Лида выпрямила спину, опустила вниз руки и упёрлась затылком в дрожащую, как ей казалось, стену. Надкусанная груша перезревшим плодом выскользнула из расслабившихся пальцев, гулко ударившись об пол. Вслед за ней девушку стало покидать напряжение, оставляя после себя эмоциональную опустошённость и приятное жжение внутри. Лида всегда подспудно боялась сделаться алкоголичкой и презрительно отзывалась об алкашках, считая их дезертирами с вверенного им самой жизнью участка фронта. Но сейчас она всецело понимала горемычных пьянчужек, впервые в жизни признавая неотъемлемое право каждого человека на вынужденное бегство из-под гнёта невыносимой реальности. «Господи, как же хорошо. Не хочу покидать это состояние, – возникали в ней пульсирующие мысли. – Стоят ли все мои цели одной такой минуты? Смогу ли я вообще испытывать подобное, когда совсем очерствею в сражениях с миром? Нужна ли мне бесконечная борьба, если есть простая возможность её избежать? – поднимались из глубин её сознания вопросы, словно пузыри с потревоженного илистого дна».