скачать книгу бесплатно
«Смешно. Ты пытаешься понять Божий замысел своим ограниченным умом, но вечность невозможно измерить земными мерками. Бог непознаваем человеческим разумом в принципе!».
Гена вошёл в комнату и встал у меня за спиной. Не желая задерживать ни его, ни себя, я быстро написал ответ:
«Уважаемый Шумахер! Абсолютно согласен с тем, что Бога не понять логикой. Божественное можно только пережить, открыв его в себе. Скажу больше – ты и есть это Божественное, временно воплотившееся в личности. Эта иллюзорная личность любит ставить самые разные цели, придумывает Бога по своему образу и подобию, боится небесного суда. Но когда пелена спадает, когда ты просыпаешься от того, кем ошибочно себя считал, все цели и суды испаряются вместе со сновидением».
На кухне я сразу распахнул настежь форточку, уселся ближе к окну и без лишних слов налил по рюмке. Мы хлопнули, запив выдохшейся колой, и дело пошло веселее. Подогретый в микроволновке рулет, я аккуратно нарезал кольцами и водрузил на стол вместе с пирогом и салатом. Хлеб, пельмени и тушёнку решил пока не трогать, как неприкосновенный запас. После второй рюмки мне ничего не оставалось делать, как подчинившись требованию пустого желудка, с жадностью наброситься на нехитрую закуску. Гена же заметно посвежел уже от первой дозы спиртного. Похмельная гримаса мученика исчезла, серая кожа щёк заиграла румянцем, движения рук и головы сделались более естественными, сгорбленная спина потихоньку выпрямлялась. Вот только к еде он практически не прикоснулся, если не считать надкушенного ради приличия ломтика пирога.
– Постарайся немного поесть, хоть через силу.
– Спасибо большое, но не лезет.
– Не собираешься снова начать лабать?
– Давно собираюсь, правда, всё некогда.
– Чем же ты занят?
– Жизнью. Понимаешь, Олег, в своё время я шабашил с утра до ночи, лабал на всём подряд, кроме какого-нибудь варгана и прочей экзотики. Это мешало мне пить, но приносило скромный доход. Сейчас особых помех нет, как и денег, но я в целом доволен. Передо мной открылся новый мир, который я не замечал ранее. Извини за пафос. Так вот, теперь если просыпаюсь утром живой, значит уже хорошо, праздник почти. Когда есть чем поправиться – счастливым становлюсь. Потом иду бродить, нарезаю круги по районам, сижу на лавке, стою у магазинов, набираю на бутылку. Но главное – подмечаю нюансы жизни: как шумит улица в разное время суток, как общаются люди друг с другом, сколько хороших дворников в районе, где найти просроченную еду, к кому приезжал реанимобиль, какого цвета дома днём и ночью. Всего не перечислить. А сколько новых знакомых! Если ещё и выпил с ними, то они всю душу тебе раскроют. Таких страстей и жизненных коллизий ни в одном романе не найдёшь. Короче говоря, настоящую полноту жизни я не так давно замечать стал, стоя в стороне и являясь, по сути, изгоем, ведущим антисоциальный, можно сказать паразитический образ жизни, – он улыбнулся и подмигнул сквозь стёкла очков.
– А без допинга полноты этой разве невозможно увидеть?
– Только не в моём случае. Когда я не пью, то слишком «заземляюсь», если можно так сказать. Постоянно чего-то добиваюсь, что-то меня всегда не устраивает. Просто посидеть без дела и пяти минут не могу, раздражительным становлюсь, иногда злым. Такой я человек. Пока сам был частью этой безумной канители, – он обвёл рукой вокруг себя, – не мог спокойным взглядом разглядеть удивительное в балагане жизни, проникая в её суть.
– Есть техники расслабления и успокоения. Йога, медитация.
– А-а-а… – он презрительно махнул рукой. – Можешь ты меня представить в позе лотоса под присмотром тренера из йога-студии или у психотерапевта на кушетке?
– Вряд ли, но зависеть от алкоголя не лучший вариант.
Мы помолчали несколько минут. В повисшей на кухне неловкой тишине слышалось, как пригретая утренними лучами вялая осенняя муха обречённо бьётся в стекло. Гену, по всей видимости, куда-то далеко унесли тяжёлые мысли, он периодически морщил лоб и вздыхал, глядя в одну точку. Решив разрядить нарастающее напряжение гнетущего безмолвия, я налил по третьей, демонстративно подвинув рулет и пирог ближе к гостю. Он, вздрогнув, очнулся, посмотрел внимательно на закуску, потом перевёл взгляд на меня, сверкая стёклами очков. Мы молча чокнулись и одновременно с решимостью опрокинули в себя рюмки. На этот раз Гена съел целый кусок пирога и, может быть из уважения ко мне, принялся за остывающий рулет. Плотно перекусив, он достал из кармана мятую пачку сигарет.
– Мир не без добрых людей, угостили. Спустимся во двор?
– Дыми на балконе. Я вчера бросил.
– Не оштрафуют?
– Шут его знает. Попробуй, рискни. Пепельница там есть.
Он пошёл на балкон, а я вслед за ним в комнату, чтобы привычно усесться перед монитором. Ветка форума под моим последним постом настолько разрослась, что я не без труда нашёл адресованный лично мне ответ Шумахера, заметно повышающий градус нашего диалога:
«Ах-ха-ха. Если ты божественное создание, а жизнь только сон, то почему бы тебе не развеяться! Прыгни под снящийся грузовик или ограбь снящийся банк, потом отпишись, как всё прошло. Не сделаешь – значит, балабол и все твои слова пустой звук. Ну как, договорились?».
Удивительно, но мне совсем не нужно было напрягать мозги для поиска логических аргументов. Ответ уже был известен заранее, оставалось лишь набрать текст в диалоговом окне.
«Если бы вы легли спать, а я бы приснился вам и попросил о чём-либо подобном, вряд ли моя просьба была бы удовлетворена. Скорее наоборот, вы сочли бы меня опасным сумасшедшим, потому что видящий сон уверен в реальности происходящего. Так же точно вы уверены в том, что раздавленный грузовиком человек уже не сможет ничего написать вам. Но это только ваша вера, не более того. Если же вы пробудитесь от сна жизни, то узнаете, что божественная сущность свободна от законов сновидения».
Прочитав написанное, я усомнился в доступном изложении своих соображений, но всё же опубликовал сообщение. Тем временем в комнату вернулся Гена, смачно хлопнул в ладоши, заставив меня вздрогнуть, потёр ладони друг о друга и, покашливая, закрыл дверь на балкон. По квартире распространился запах прокуренной одежды.
– Книгу пишешь? – спросил он, встав у меня спиной.
– Рецензию.
– На что, если не секрет?
– На то, что принято называть жизнью.
– Объективную, надеюсь.
– Нет, Ген. Сугубо субъективную, ненаучную. Боюсь, мало кому понятную. Кроме меня.
И, правда, с какой целью ввязываться в ненужные споры, пересказывая давно известные от пророков, пробуждённых и мудрецов истины? Все их потуги улучшить мир и человечество провалились, надо это признать. И моя попытка поделиться своим озарением нелепа и смешна. Не для того Бог создавал этот сон про ограниченность, чтобы его можно было разрушить волевым решением или проповедью. Источник, очевидно, наслаждается проблемами, зная их иллюзорность, как зритель захватывается триллером в кинотеатре, а потом спокойно идёт домой. Единственной ценностью, судя по всему, является осознание себя этим источником, наблюдающим сон жизни и понимающим его быстротечность, без всяких попыток изменения божественной игры.
– Знавал я одного интереснейшего человека, художника по свету в небольшом театре, – прервал мои размышления Гена, – писавшего фантастический роман о путешествии во времени. Он настолько остро чувствовал радость, горе, боль утраты, ощущение молодецкой удали, головокружение триумфа и все остальные переживания своих главных героев, что неделями пребывал без всякой видимой причины то подавленным, то окрылённым, то агрессивно-воинственным. Веришь, нет, Олеж, но он мог выглядеть в стельку пьяным без капли спиртного! Бывало, принимал нарочито-манерную личину королевского шута и пародировал главного режиссёра в присутствии театрального руководства, на потеху окружающим. Раз даже его здорово побили за презрительно брошенное кому-то «смерд», в период отождествления с Великим князем, ключевым персонажем книги. А когда работа над романом была завершена или заброшена, и он охладел к нему, тут же прекратились и его дикие перевоплощения, будто антивирус удалил из него вредоносную программу. Я ни на минуту не сомневаюсь, что во многих из нас дремлет целый набор таких вот личин. Всё дело в том, что активирована из них только та, с которой комфортнее плыть по жизни.
– Похоже, так оно и есть, – дослушав его, подал я свой голос. – Если поразмыслить, то нетрудно заметить, что мы на самом деле не являемся ни одной из этих личностей, как не являемся телом, которое сегодня разбирают и собирают, подобно механическим часам, трансплантируют органы. Искусственный мозг уже не кажется фантастикой. Но кто мы тогда?
– Душа, наверное, – как-то уклончиво сказал Гена.
– Под душой обычно понимают сплетение мыслей, чувств и переживаний. В глубоком сне или осознанном безмыслии нет ни чувств, ни переживаний, но мы всё равно существуем. Думаю, это состояние и есть основа всего, подлинные мы, стержень, вокруг которого вращаются объекты, мысли и чувства.
– А ты не думай об этом! Толку от знаний подобного рода ноль, но психике можешь повредить. – Гена удовлетворённо щёлкнул пальцами, подтверждая тем самым своё полное выздоровление. – Думай о том, что уже понимаешь, в чём можешь почерпнуть силы и вдохновение. Я вот брожу по улицам, смотрю на ухоженную весеннюю клумбу, чёрные ветви спящего дерева, мерцающий сквозь снег фонарь и рождается поэзия. Не рифмованные слова, а непередаваемое ощущение родства с тем местом, где находишься и благодарность судьбе за возможность разглядеть видимую одному тебе красоту и гармонию. Или провожаешь взглядом автобус, идущий на кладбище, и сама собой складывается поэма всей жизни, от описания салатовых стен роддома до перечисления знакомых мне моделей катафалков, на одном из которых прокачусь в последний раз, – он выдержал паузу, словно ожидая моей реакции, потом продолжил. – Расскажу ещё одну байку из своей жизни. Пригласили мы себе в группу хорошего парня, Володю, бас гитариста, только закончившего музучилище. Нас предостерегли, что он верующий, то ли баптист, то ли адвентист – не важно. Мы же видели только плюсы, и втайне радовались появлению единственного трезвенника в коллективе, благотворно влияющего на общую дисциплину и творческий процесс. Проработали в клубах, ДК, ресторанах около полугода и всё было в принципе хорошо, пока он не стал намекать на необходимость убрать некоторые композиции из репертуара. Поначалу не обращали внимания, считая его намёки временной блажью. Он не унимался, перешёл на требовательный тон, доказывал свою правоту. Мы мягко, но доходчиво объяснили, кто он такой и что входит в его компетенцию и обязанности. Слушай дальше: на одном из концертов в обществе инвалидов, Володя просто взял и перестал исполнять свою партию, когда очередь дошла до ненавистной ему композиции. Можешь себе представить, когда ударные, ритм гитара, синтезатор лабают, а басов нет. Вокалист, понятное дело, петь так и не начал. Пришлось быстренько переходить на следующий по списку шлягер. Отработав выступление, мы решили с ним распрощаться, а наш гитарист, приняв на грудь, вообще грозился переломать ему пальцы. Володя тогда, как казалось, жутко напугался и чуть ли не на коленях попросил у нас прощения, клятвенно заверяя, что подобной подлянки больше не выкинет. Поверили, простили, а зря. На большом праздничном концерте по случаю Дня города, мы вышли играть после ребят из местного КВН, стали настраиваться и уже решили начинать, как Володя подскочил к микрофону и во всё горло заорал, срывая голос и захлёбываясь слюной: «Покайтесь, твари продажные, порождения ехидны! Христос умер за ваши грехи, а вы погрязли в сребролюбии, блуде, похоти, зависти, гордыне, лжи, лицемерии, содомии! Не могу видеть ваши сытые морды, скорее бы геена огненная поглотила вас! Помните, ни одна мразь не избежит Страшного суда! Расплата за каждое злодеяние неизбежна!». При этом палец его указывал на первые ряды зрительного зала, где уютно устроилось городское руководство. Опомнившись, мы увидели, как какие-то люди выбежали из-за кулис не сцену, скрутили бедолагу и потащили за руки за ноги к выходу. Больше он на репетициях не появлялся. Отправили, по уверению матери, на принудительное лечение. Вот к чему, Олежек, могут привести ненужные мысли и поиск ключей от тайн, неподвластных разуму.
– Это, Гена, история развития у вашего бас гитариста религиозного бреда, ко мне отношения не имеющая. Во всяком случае, пока, – улыбнувшись добавил я.
– Вот именно, пока.
– Володя, кстати, поступил как настоящий христианин. Просто сейчас эпоха, уравнявшая любое религиозное рвение с фанатизмом или шизофренией.
– Ты мне как историк историку говоришь?
– Как психиатр психиатру. Пойдём, труба зовёт, хлопнем по маленькой.
Мне было легко и комфортно в обществе моего гостя, не требующего к себе особого внимания. Гена был интересный собеседник, настоящий, живой человек, повстречавшийся на одном из перекрёстков бытия. Трудно сказать почему, но я всегда с удовольствием выпивал в компаниях философствующих алкоголиков, спивающихся интеллектуалов, запойных романтиков. В таких случаях от меня, чаще всего, требовалась только бутылка водки и умение слушать – не такая уж большая плата. Существовал, конечно, серьёзный риск нарваться на собутылника с затаённой злобой, которая непременно вспыхнет от третьей или четвёртой рюмки. Что поделаешь? Всю жизнь приходится ходить по минному полю, и даже в собственной кровати безопасность и покой будут только сниться.
– Хочешь, рванём ко мне на дачу, – привычно морщась от выпитой водки, просипел Гена.
– Даже не знаю, – замялся я.
– Что тут знать? Погода прекрасная, жара позади, а до настоящих холодов далеко. Домик добротный, кирпичный, с отцом ещё строили. Во дворе костерок можно развести, если аккуратно. Огород, правда, заброшен, но он нам и не нужен. До реки метров сто.
– Извини, Гена, но не поеду. Нагулялся уже по сельской местности, дома посидеть хочу, с мыслями собраться.
– Как скажешь, – сокрушённо вздохнул он.
У меня не было ни малейшего желания покидать уютный мирок квартиры, тем более продолжать возлияния в садовом товариществе субботним сентябрьским днём, когда на дачных участках много людей. Собственное самочувствие, интересная беседа, островки тишины, комфорт кресла, вкус еды, действие алкоголя, будущая неопределённость – всё казалось своевременным, уместным и идеальным.
– Теперь моя очередь поведать случай из жизни, – начал я, со стуком поставив опустошённую рюмку на стол. – В школьные годы чёрт дёрнул прочитать меня рассказ Эдгара По «Заживо погребённые», красочно описывающий адские муки людей, очнувшихся в могилах и склепах, куда их занесло в результате трагического стечения обстоятельств или медицинской ошибки. С тех пор родилась и разрасталась как водоросли в пруду моя сильнейшая фобия – страх проснуться закопанным в гробу. Напрасно приводил я себе успокоительные доводы о невозможности такого развития событий. Иррациональное чувство неуязвимо перед логической аргументацией, как бессильны очевидные факты перед слепой верой. Прошло время, я окончил первый курс института и в августе месяце мы с приятелем Яриком отправились в недельный круиз на теплоходе «Александр Суворов» от Самары вниз по Волге до Волгограда и обратно вверх. Уютная двухместная каюта с туалетом и душем на средней палубе, трёхразовое питание в кафе, ежевечерние развлекательные программы, масса симпатичных девушек – что ещё можно желать восемнадцатилетним студентам? Первая остановка на пути была в Саратовской области, обозначенная как «Зелёная стоянка». Красивейшее место с песчаными пляжами по берегам лесного острова посреди великой реки. Вдоволь накупавшись, попив пивка с шашлыком, приготовленным у пристани предприимчивыми жителями близлежащей деревеньки, мы вернулись на теплоход. Не успев войти в каюту, я рухнул на кровать и моментально заснул, уставший от такого активного отдыха. Проснулся ночью. Открыв глаза, я ничего не сумел разглядеть в кромешной тьме, тело онемело, ясно чувствовался запах сырости и земли. Промелькнула мысль: «Что за незнакомое место?». Откуда-то сверху еле слышно доносились аккорды траурной музыки. И тут старая фобия, дождавшись своего момента, выпрыгнула из моего подсознания, в долю секунды нарисовав жуткую картину произошедшего. Я зажмурил глаза, боясь до конца осознать случившееся. Сердце забилось в бешеной скачке, чувствовалась нехватка воздуха, страх парализовал всякую попытку анализа ситуации. Сложно сказать, сколько секунд я пролежал в тисках оцепенения, но те мгновения показались мне вечностью в предбаннике ада. К реальности вернул меня громкий чих и шмыганье носом перекупавшегося в прохладной воде Ярика, спавшего напротив. Запах сырости, начинавшей цвести реки и прибрежного песка, как выяснилось, распространяли наши плавки, грязные резиновые шлёпанцы и немытые тела. А траурная музыка сверху оказалась фонограммой ночного шоу иллюзиониста, забавлявшего пассажиров теплохода в актовом зале верхней «солнечной» палубы. Кстати, невольно подвергнувшись шоковой терапии в том круизе, я избавился от приобретённой фобии, надеюсь окончательно.
– Не верю! – засмеялся Глобус. – Развязка рассказа Эдгара По в точности такая же, как у тебя. И действие происходит на пароходе. Я читал не меньше твоего.
– Хочешь верь, хочешь нет, но это реальная история. А совпадений в жизни больше, чем мы думаем.
– Кстати, о совпадениях. Чем чаще они, как и эффект дежавю, случаются, тем убедительнее гипотеза о нашем проживании в матрице, – добавил вдруг мой гость.
Звонок домофона ворвался неуместным пиликаньем в ровное течение нашей болтовни. Я нехотя подошёл и поинтересовался, кто и с какой целью пожаловал. Молчание из потрескивающего динамика было мне ответом. Повторил вопрос – результат тот же.
– Пора и честь знать, – сказал Гена, уже обуваясь тут же в прихожей.
– Куда торопишься? Давай ещё посидим.
– Нет, Олег. Ты и так меня здорово выручил. Поеду на дачу с ночёвкой. Может всё-таки вместе?
Я отказался. Гена попросил у меня немного денег на четвертинку водки, потом долго и крепко сжимал руку, клятвенно уверяя, что такого отзывчивого, умного и продвинутого друга найти теперь решительно невозможно. Чувствуя неловкость от комплиментов, которых вряд ли заслуживал, я наконец-то закрыл за ним дверь и облегченно вздохнув, подумал: «Даже самое приятное общение меркнет перед преимуществами уединения». Месяц спустя мне стало известно, что в ту ночь на даче он заснул с непотушенной сигаретой и насмерть задохнулся дымом тлеющего матраца. «Мир не без добрых людей, угостили», – вспомнил я его фразу, мятую жёлтую пачку «Кэмел» и молчание домофона.
Убравшись на кухне, я принял контрастный душ и развалился в кресле, чуть не уснув в блаженном расслаблении. Изредка меня всё же тревожили возникающие мысли, но ни одна из них так и не смогла пустить корни в уме. Со стола прозвучала надоевшая мелодия рингтона, которую давно пора было сменить.
– Слушаю вас, – сказал я, нарочно не посмотрев, чей номер высветился на экране.
– Привет отдыхающим! Не забыл?
Я сразу узнал голос приятеля Вадима, сотрудника нашей конторы, с которым у меня сложились неплохие отношения.
– Продолжительность отпуска не позволяет забыть даже имена техничек. Привет, Вадим!
– Значит, всё же забыл. Эх, что с тобой в старости будет, если сейчас ничего не помнишь?
И тут в прояснившейся голове с удивительной чёткостью всплыла картина, на которой Вадим приглашает меня в кафе, скромно отметить своё двадцатидевятилетние.
– Жду с Ольгой к шести часам вечера в кафе «Йорик». Без опозданий. Голодными, весёлыми. Форма одежды произвольная.
– Вадим, понимаешь, Ольга у матери, вряд ли она сможет.
– Всегда с тобой одни проблемы! – недовольно воскликнул Вадим. – Ты-то сам хоть будешь? Обещал мне. Знай, если не придёшь… – он умолк, не закончив свою угрозу.
– Приду, обязательно приду.
– Правильный ответ. Жду, не опаздывай.
Без четверти шесть, в бежевом свитерке и чёрных джинсах, я ехал в такси, благоухая «Фаренгейтом». Стильное кафе, с красными кирпичными стенами и тёмными массивными столами, за которыми сидели небольшие компании, показалось мне милым. Во всяком случае, стремления тут же покинуть его не возникло. Я остановился у разноцветного окна, безуспешно ища взглядом знакомое лицо. Никто не обращал на меня внимания, в том числе и суетившийся официант. Наконец над одним из столов взметнулась рука и призывно замахала в мою сторону. Подойдя к сидевшим за ним молодым людям, я увидел Вадима, его старого друга Серёжу, с которым был шапочно знаком, и двух девушек. Произнеся банальное поздравление, я торжественно вручил кожаный портмоне в подарочной коробке виновнику торжества. Растроганно улыбаясь, Вадим привстал, и мы крепко обнялись под аплодисменты собравшихся за столом. Сергей, путаясь и запинаясь, сказал длинный тост. Выпили раз, другой, третий, закусывая бужениной, говяжьим языком, пармезаном и оливками в маринаде. Дамы налегали на белое вино, изредка бросая в рот ломтики сыра. Подошедшему официанту я заказал стейк из сёмги со шпинатом, Вадим свинину в грибном соусе. В предпочтения остальных вдаваться не захотел, оглушённый слишком быстрым алкогольным стартом. Когда принесли горячее, компания была уже прилично разогрета.
– Ты с Ольгой разругался? – стараясь говорить в ухо, спросил Вадим.
– Она со мной, а не я с ней. Но мы уже в процессе примирения.
– Жаль, её нет, – он перешёл на шёпот. – А то я с Алисой, Серёга с какой-то Викой, которую меньше недели знает, а ты без спутницы. Один.
– Один, один, я всегда один, – ответил я фразой булгаковского Воланда. – Это моё привычное состояние.
Ждать сеанса чёрной магии от факира по имени Алкоголь долго не пришлось. Обычная программа таких шоу – сбрасывание масок приличия и высвобождение потаённых комплексов и обид. Во время трапезы Сергей с Викой неожиданно выскочили из-за стола и побежали в туалет. Во всяком случае, так нам они объяснили своё долгое отсутствие, причем лицо Вики по возвращении выглядело чуть припухшим, будто она плакала. Я вскоре отлучился в том же направлении, а вернувшись, увидел, что подали десерт: кому безе с бейлисом и кедровыми орешками, кому пломбир с фруктовым ассорти, кому терамису с клубникой. Меня дожидался кекс с вытекающей шоколадной начинкой, хотя я его не заказывал. Давняя подруга именинника Алиса, стройная брюнетка, с вечно недовольным лицом, вдруг вызывающе хмыкнула и дерзко бросила Вадиму:
– Что же ты свою бодибилдершу не пригласил? За накаченной жопой, как за каменной стеной!
– Успокойся, Элис, – рыкнул Вадим, произнеся её имя на английский манер.
Я знал, что виновник торжества был завсегдатаем физкультурно-оздоровительных комплексов, служивших незаменимым местом знакомств с представительницами прекрасного пола. Для силовых упражнений, по его словам, времени оставалось не так много, как ему хотелось.
– Сам успокаивайся! Тридцать отжиманий и ты в норме! Не забудь только между полом и собой коврик по имени Катя-Крепыш положить! – пьяно заорала Алиса на весь зал и истерически захохотала.
– Заткнись, шалава! Пойдём, освежимся!
Вадим вскочил, без труда приподнял свою подругу, и, бросив на плечо, как скрученный ковёр, потащил к выходу. Алиса завизжала, приковывая к сумасшедшей парочке любопытные взгляды посетителей. Тут же мимо нас, обдавая одеколонно-водочным ветерком, прошуршала коренастая мужская фигура в клетчатой рубахе. Быстрыми шагами она догнала моего сослуживца, покачивающегося от непосильной ноши, и преградила ему путь.
– Поставь девушку, откуда взял! – громогласно пробасил дамский заступник, явно играя на публику.
Вадька не отреагировал, попытавшись обогнуть возникшее препятствие на пути, однако клетчатый остановил новорождённого правой рукой, а левой, схватив визжащую Алису за талию, стал медленно, но верно опускать её худосочное тело на пол. Вадиму ничего не оставалось, как опустить свою пассию на пол, и резким тычком обеих рук попытаться столкнуть с дороги наглеца. Крепыш почти не шелохнулся, твёрдо стоя на коротких, широко расставленных ногах. «Что ты смотришь на него!», – неизвестно к кому обращаясь, вдруг заорал, перекрикивая музыку, приличного вида мужчина лет пятидесяти, сидевший за соседним с нами столом. После чего клетчатый, как по команде тренера, обрушил серию быстрых ударов в грудь и живот моего друга. Вадим скрючился от боли, успев выставить перед собой согнутые в локте руки, но боковой в голову уложил его на пол. Именинник попытался вскочить, однако клетчатый, наклонившись, вдавил его обратно в пол, демонстрируя зрителям своё полное превосходство. В этот момент на спину крепышу прыгнула Алиса и вцепилась зубами в левое ухо. Надо отдать должное её заступнику, он не издал ни звука, пока безуспешно пытался стряхнуть с себя повисшую истеричку. И тут наконец я увидел двух дюжих охранников в чёрной униформе, бегущих к сваре.
– Разошлись быстро! Сейчас полицию вызовем! – орали они.
К моему удивлению, Сергей с Викой, не шелохнувшись, продолжали спокойно поедать десерт, равнодушно взирая на происходящее. Я и сам был хорош, но вины или стыда за собой не чувствовал. Вместо вулкана эмоций во мне царил покой, исходящий из понимания иллюзорности наблюдаемого балагана. Хотя мысленное проклятие самому себе за то, что не остался дома под любым предлогом, я всё же послал.
К счастью, именинник серьёзных травм избежал, однако праздничный вечер оказался окончательно скомкан. Уже через час мы брели с Вадимом вдоль блестящих в свете фонарей трамвайных путей, бегущих извилистой речкой сквозь каменные дебри города. Не обращая внимания на разбитую верхнюю губу и припухшую щеку, он возбуждённо тараторил:
– В равном бою, я бы его урыл. Сам же видел: руки заняты, через плечо стерва висит, а этот недомерок на меня прёт. Здоровый, конечно, удар поставлен, но и не таким рога отшибал, – он прижимал рукой к лицу прохладную банку пива, неся в другой пакет с подарками. – Алиса ревнивая дура, конечно. Ничего… я себе лучше найду, психически уравновешенную. У нас незаменимых нет. Она прибежит ещё, плакаться будет, только вряд ли разжалобит. Хватит кровь мою пить, жилы тянуть, на нервах играть, да ещё перед людьми позорить. И бугая того найду! Не веришь!?
– Верю, верю.
– Пойдём куда-нибудь, посидим вдвоём. Время детское. Обидно вот так день рождения завершать.
– Поехали тогда ко мне, – предложил я, подумав, что потихоньку превращаю свою квартиру в рюмочную. – Ольги до понедельника точно не будет.
– Супер! Вискарь по дороге возьмём. Хочу виски! День рожденья только ра-а-з в го-о-ду! – фальшиво затянул он известный мотив, пугая встречную женщину.
Моя любимая городская берлога, казалось, и правда удивилась ещё одному подгулявшему гостю, встретив нас проветренными комнатами и относительной чистотой. Похоже, она готовилась к нашему с Ольгой совместному возвращению и последующему семейному ужину, но мы не оправдали ожиданий.
На кухне именинник водрузил в центр стола квадратную бутылку с чёрной этикеткой и красно-коричневой в электрическом освещении жидкостью, предложив незамедлительно выпить за его верных друзей. Я плеснул ему и себе в роксы, чокнулся, сделал глоток, ощутив послевкусие фундука и дыма. Вадим выпил залпом, после чего принялся расхваливать марку купленного виски, уверяя, что он, в отличие от большинства профанов, знает толк в крепких напитках.
– Противно, понимаешь, Олег, противно смотреть на надменную рожу нашего начальника. Он и придирается лишь для того, чтобы показать свою власть над нами. Заметил? Заметил подчёркнутое пренебрежение в его голосе? Но сильнее всего добивает подхалимаж новых сотрудников. Это нечто! Почему, скажи мне, двадцатипятилетние пацаны и девки, вчерашние выпускники, так искусно лицемерят и готовы лизать у самого мелкого руководства? Неужели врождённое? Страшно за род человеческий! – он брызгал слюной, заметно хмелея. – Пусть сегодня меня забил бы тот дуболом насмерть. Он хотя бы шёл с открытым забралом. А эти хитрые мрази убивают незаметно, по капельке: подсиживая, сплетничая, давая понять, что без их умения влезать куда надо без мыла и связей будешь всю жизнь пахать за копейки. Ненавижу!
Судорожно схватив бутылку, он щедро наполнил стаканы, залив половину стола пахучим пойлом.
– Надо бы притормозить чуток, совсем окосеем, – осторожно заметил я.
– Некогда тормозить. К девяти часам понедельника я должен сидеть у монитора и пахать как папа Карло неизвестно на кого, гробя остатки зрения и впустую расточая свой интеллект. Зато холодильник забит полуфабрикатами, и проценты по грабительской ипотеке за бетонную норку выплачиваются вовремя. Завидная доля! А ведь у меня таланты, способности…
Он помолчал, смотря злыми остекленевшими глазами куда-то в сторону, потом в несколько глотков, давясь, опустошил рокс и вытер рот тыльной стороной ладони.
– Бабы предают, платят гроши, карьерно расти не дают, молодость кончается, здоровье барахлит, будущего нет. Впереди старость, болезни, нищета и забвение, – уронив пьяную слезу, подитожил он.
