banner banner banner
Бежит к рассвету река
Бежит к рассвету река
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Бежит к рассвету река

скачать книгу бесплатно


Лида по-хозяйски достала из холодильника бутылку и полезла в шкафчик за рюмкой. На ней была лишь коротенькая бежевая футболка, из-под которой то и дело маняще белели трусики.

Выпив холодную водку, я стал вкушать обед, наматывая макароны на вилку. Спустя пару минут мне, невзирая на протесты, удалось опрокинуть в себя ещё одну рюмку, после чего бутылка исчезла со стола. В завершении трапезы Лида как бы вскользь поинтересовалась:

– Съедобно?

– Ум отъешь! Итальянский ресторан отдыхает.

– Чай заварить? – с плохо скрываемым

удовольствием от моей похвалы поинтересовалась она.

– Всенепременно! Да и вообще, будь как дома, но не забывай, что в гостях.

Лида не отреагировала, а я пошёл в зал, чувствуя себя сытым кастрированным котом. Вскоре мы уже прихлёбывали крепкий ароматный напиток, я у компьютерного столика, она – угнездившись в кресле напротив, поджав под себя голые длинные ноги, крепко сжатые в коленях. Закончив чаепитие, Лида заявила:

– Хочу тебя попросить об одолжении. Сделай доброе дело…

Я насторожился.

– Короче, отвезёшь бабки к моей бабке, – уголки её полных губ приподнялись в улыбке. – Машина у тебя есть, знаю, – она на секунду замялась и продолжила жалобным голоском. – Войди в моё положение, Олеж. Мне нужно завершить кое-какие дела в городе, тем более менты могут выдернуть в любой момент. Хранить сумку под диваном тоже не решение. Твоя рано или поздно вернётся, а бабка спрячет – не найдёшь. Сделаешь, и я исчезну совсем.

Поперхнувшись чаем, я закашлялся.

– Куда везти? Какая бабка? – выдавил я из себя, когда смог снова говорить.

– Моя родная бабушка Зина. Она мне намного ближе матери, с которой я уже год не общаюсь. Накормит, напоит, и поедешь обратно. Баба Зина в курсе, что ты завтра будешь, я ей звонила. Живёт в селе «Отрадное», где спиртзавод. Полтора часа езды. Ты должен знать.

– Завтра?

– Завтра утром.

– Давай я вместе с сумкой и тебя отвезу, погостишь у бабуси и куда-нибудь к югу рванёшь.

– Один поедешь. Я тебе полностью доверяю, ты человек умный и вряд ли захочешь поменять свой диван на лагерную шконку.

– Угрожаешь, тварь! – прошипел я.

– Тише, тише. Повторяю ещё раз для особо одарённых: я не хочу тебе зла. Просто сделай, как прошу, и скоро забудешь про меня.

– А ты завтра, что делать будешь?

– Здесь буду, в твоей квартире, если никто не позвонит. Оставь ключ на всякий случай.

Весь остаток дня я терзался мыслями о том, что какая-то мутная девка, возомнив себя вершителем чужих судеб, использует меня в своих грязных целях. Да и сам хорош: малость припугнули и готов исполнять любую прихоть. Ну а если посмотреть с другой стороны, может, правда лучше помочь ей? И сам спасусь и человека выручу. Тем более, что козырей у меня никаких нет. Ну не убивать же её, в самом деле!

Подобные вопросы кружились роем мыслей в голове, вводя то в ступор, то в возбуждение. А Лида спокойно смотрела телевизор, иногда отвлекаясь на свой айфон. Никогда не понимал таких людей, но жутко им завидовал. Около девяти часов вечера она заявила:

– Я лягу на диване, а ты в спальне. Подъём в шесть. К обеду по любому домой возвратишься.

– Земля – наш общий дом. В неё, судя по всему, мы скоро с тобой вернёмся, правда, против своей воли. Спокойной ночи.

Оставив Лиде ключ от входной двери, в половине седьмого утра я спустился к припаркованной во дворе машине. Увесистую сумку решил не прятать, бросив её в багажник на складной туристический стол. Лучи утреннего солнца дарили свежесть и особую красоту всему вокруг. Казалось, не существует такой беды, которая могла бы устоять перед их всепобеждающей силой. Я давно заметил, что утро, как юность зарождающегося дня, наполняет меня энергией обновления, сжигает вечернюю хандру, возрождает утраченную веру в счастливый исход событий. В эти моменты я неосознанно славил светило фразами: «Сияющему Солнцу Радости – Слава!»; «Негасимому Солнцу Свободы – Слава!»; «Великому и могучему Богу – Слава!». Молитва была естественной, шла из сердца, что говорило об её истинности и моих языческих корнях. Проезжая по городу, я поймал себя на том, что рад возможности вырваться из его железобетонных объятий, будто бы он был главным генератором моих проблем. По счастью больших пробок не было, я выехал на трассу и набрал «крейсерскую скорость». Дорога убегала к горизонту на восток, навстречу уже взошедшему во всём своём великолепии солнцу. Пришлось опустить козырёк и быть осторожнее. При въезде в один из затяжных поворотов мне несколько раз моргнул дальним светом фар водитель встречной легковушки, я снизил скорость и заметил на обочине автомобиль с проблесковыми маячками. Успел подумать: «Запах алкоголя выветрился. Даже если остановят, вряд ли попросят открыть багажник», но заметил лишь силуэт сидящего в машине сотрудника ДПС, всецело погруженного в свою рутину. За окнами открывался удивительной красоты осенний пейзаж: выгоревшие от солнца поля, вспыхнувшие золотом лесополосы, остывающие речушки с отражением облаков в тёмной воде. Наконец я прочитал на вытянутом белом фоне приближающегося знака надпись «Отрадное» и сбавил скорость до шестидесяти километров в час.

Покрутившись по дорогам посёлка, будто подвергшимся артобстрелу, я не без труда нашёл улицу Спортивную и подъехал к дому номер четыре. Со стороны дороги он был почти не виден, скрытый старым деревянным забором и яблонями. Не доставая сумку из багажника, подошёл и постучал в тёмно-серую калитку висевшим на двери железным кольцом. Из двора соседнего дома донёсся надрывный собачий лай. Постучал ещё, за дверью послышались мягкие шаги. Когда она отворилась, передо мной предстала пожилая женщина в тёмном длинном платье и светлой шёлковой косынке, из-под которой выбивались седые пряди. Для полного сходства её лица с фотографией в айфоне Лиды не хватало лишь нежной улыбки.

– Здравствуйте, – вежливо сказал я.

– Здравствуй, – ответила она, смотря на мои руки и явно недоумевая, почему в них ничего нет.

– Вы Зинаида? Я от вашей внучки.

– Посылка где?

– Сейчас принесу, подождите секунду.

Я повернулся и пошел к автомобилю, но не успел сделать трёх шагов, как в спину мне больно упёрлось что-то жёсткое, и мужской голос сквозь зубы процедил:

– Тихо, не дрыгайся, к тачке иди.

Я медленно, не пытаясь оглянуться, подошёл к автомобилю и увидел в отражении окна тёмный овал головы в бейсболке за моей спиной.

– За руль садись.

Открыв дверь, я опустился на водительское кресло, чувствуя как синхронно неизвестный сел сзади и приставил к шее прохладный металл.

– Деньги где? – уже громко сказал он прямо в ухо.

– В багажнике, в сумке.

– Заводи, поехали.

Я плавно тронулся и медленно покатил прямо по улице. Взглянув мельком в зеркало заднего вида, успел разглядеть заросшее редкой щетиной худое смуглое лицо неопределённого возраста. Тем временем асфальтированное покрытие дороги закончилось, и мы выехали на заросшую по обочинам грунтовку, ведущую к лесу через овраг. Я попытался заговорить:

– Застрянем здесь.

– Ехай, не бойся.

– Возьмите машину, а меня отпустите. Я вас не видел и ничего не знаю.

– Там отпущу.

Он указал в сторону леса, и я увидел в его руке двуствольный обрез охотничьего ружья. Некоторое время ехали молча. Дорога в сосновой чаще сделалась совсем узкой, ветки царапали бока машины, пронизывая салон неприятным скрежетом. Вскоре колея по ходу движения полностью утонула в высокой траве, и я вынужден был остановиться на маленькой, залитой солнечным светом, полянке. Сидевший сзади прокашлялся, шмыгнул носом и произнёс:

– Выходи.

Я открыл дверь и вылез из машины, вдохнув ядрёный настой сосновой смолы и лесной травы. Первой мыслью было рвануть в спасительный частокол деревьев, однако неприятный худой тип лет двадцати пяти в синем спортивном костюме уже стоял рядом, направив на меня два коротких ствола с облезшим воронением.

– Сумку доставай, – он подтолкнул меня к багажнику.

– Послушайте, ну зачем я вам? Берите деньги, машину. Я сделал всё, что от меня требовалось.

– А у тебя выбор, что ли был? Сделал он! Мне такую туфту не впаривай. Это Лидочка всем верит и всех жалеет, просила тебя не трогать, мол, всё равно молчать будет. Но такой чепушило, как ты держать язык за зубами не сможет. Кирнёшь, душа в рай и разговоришься.

– Я не знаю ничего…

– Много знаешь, не скромничай. Про то, что Лидка деньги Костыля умыкнула, например. Про то, что я прячусь у её бабки, теперь тоже знаешь. Ну и меня срисовал. Много, очень много знаешь, – он зыркнул на меня дико и зло, как бешеная псина. – Может даже она тебе рассказала, куда мы с ней дёргать собрались. Не удивлюсь, если у вас что и было уже.

– Не было ничего, даже в мыслях.

– Верю, ведь она в меня влюблена с пятнадцати лет, а сейчас ей почти девятнадцать, и ещё сильнее за это время привязалась. Не хухры-мухры. Вот только год назад с этой мразью спуталась, а я в бегах уже был. Много долгов. На счётчик поставили. К городу приближаться стремался. Если сильно нужен, думал, сама найдёт. И, не поверишь, нашла, да к бабусе своей пристроила. Баба Зина меня пожить пустила на своих условиях, подкармливает даже, через неё и связь наладили. Я как узнал о смерти Костыля, сразу передал Лидке, чтобы срочно с капустой сюда ехала. Но она же святая, с младшенькой сестрой попрощаться решила и немного бабла ей подкинуть. Только найти её не может пока. Вот и ждёт, дура, когда сестра объявится, ищет глупую, а тебя запрягла бабки из города увести. Боится, найдут их и правильно делает, – он замолчал на секунду, прокашлялся и продолжил сиплым голосом. – Хорошо, что Костыля завалили, он гнилой был, крыса. Эт не ты часом? Не, такой ушлёпок мухи не обидит, – ухмыльнувшись, ответил он на свой же вопрос. – Мне даже малость жаль тебя, но извини. Как говорится, умри ты сегодня, а я завтра.

Облокотясь на заднее крыло автомобиля, я стоял, переваривая сказанное, пытаясь выделить суть. Стало ясно, что мне «посчастливилось» попасть в лапы бандита, любовника Лиды. Может быть, она и вправду просила этого дегенерата не причинять мне зла, но разве от этого легче? Оглушённый пониманием своей страшной участи, я не мог пошевелиться. Тело оцепенело, чувствуя, что его ведут на убой.

– Чё завис, открывай багажник!

Я не реагировал, погружаясь в некое подобие транса. Резкий удар в затылок, видимо шейкой приклада, заставил меня упасть на колени. Вдруг туман в голове стал оседать, ужас быстро сменился ощущением спокойствия и защищённости, чувство времени исчезло. Я вспомнил, что он рядом, наблюдает любящими глазами отца.

– Попал в очередную переделку?

– Небольшие неприятности, с кем не бывает, – ответил я с лёгким сарказмом.

– Мне показалось, что ты сильно напуган.

– Похоже, меня сейчас убьют.

– Невозможно убить нерождённого.

– У меня есть день рождения.

– Ты вечен. Не принимай начало очередного сна за особую дату.

– Уж слишком кошмарное сновидение.

– Но ты хочешь его досмотреть.

– Хочу, ведь в нём бывают и счастливые моменты.

– Истинное счастье непреходяще. Но если хочешь, то придётся помочь. У одного из персонажей твоего сна, замечательнейшего парня, сейчас случится эпилептический припадок. Что поделаешь, бывает. И впредь знай: ты являешься режиссёром и продюсером своего фильма, вольным монтировать его по своему усмотрению.

… Голова разламывалась от тупой боли, когда я открыл глаза и понял, что стою на коленях. Тип с обрезом злобно орал:

– Глухой? Погоди, я тя щас вылечу! Всё пройдёт раз и навсегда!

Он открыл крышку багажника, потянулся за сумкой, и вдруг, стал быстро оседать на землю рядом со мной. Кожа лица посерела, упавшее тело неестественно вытянулось, потом еле заметно начало подрагивать. Тонкая струйка пены побежала из уголка рта. Сдерживая подкатившую тошноту, я встал, перешагнул через лежащий в траве обрез охотничьего ружья ИЖ 43 двенадцатого калибра, повернул его голову на бок, хлопнул крышкой багажника, шатаясь, сел за руль и завёл мотор.

Всю обратную дорогу в уме периодически всплывали обрывки фраз: «Ты являешься режиссёром», «Истинное счастье непреходяще», «По своему усмотрению». В полдень я вошёл в прихожую своей квартиры. навстречу выбежала Лида, Взволнованно причитая, навстречу выбежала Лида:

– Что случилось?! Почему Максим пропал?!

– Не волнуйся, жив твой Максим и скоро даст о себе знать.

– Бабушка его не дождалась!

– Если бы бабушка его дождалась, то ты бы не дождалась меня.

– Хватит говорить загадками! – взвилась она.

Я лёг на диван и рассказал в точности всё, как было. Из всего рассказанного мною, Лида не поверила только в приступ падучей у своего возлюбленного, чему я ни сколько не удивился. Через мгновение, будто опомнившись, она спросила:

– Деньги где?

– Выбросил на хрен!

Её округлившиеся до предела глаза посмотрели на меня сверху вниз тёмными безднами.

– Не поняла! Как!?

– Так.

– Ну, ты и скотина. Пожалеешь…

– Понятное дело, пожалею. Лучше о себе подумай, прибьёт тебя твой бандит.

Лида начала истерично мерить шагами комнату, потом вдруг остановилась как вкопанная и разрыдалась, роняя крупные хрусталики слёз. Щемящая жалость, как к беззащитному котёнку в руках садиста, вдруг пронзила мне сердце. Я встал и осторожно обнял её, примирительно шепнув на ухо:

– Прекрати, дурочка. Я пошутил, деньги в машине.

Она начала стучать кулачками по моим плечам, но я сильнее сомкнул объятия, пытаясь унять вздрагивания и всхлипы. Успокоившись, Лида попросила принести сумку домой, но я указал на стоявший прямо под окнами автомобиль, уверив её в абсолютной сохранности сокровищ. Зазвонил айфон Лиды. Взглянув на его экран, она оттолкнула меня и убежала на кухню. Усевшись в кресло, я слушал приглушённые звуки разговора, не пытаясь сложить их в слова, а слова во фразы, просто наблюдая, как секундная стрелка на часах неумолимо обегает круг, роняя минуту жизни в общую могилу прошлого. Вернувшись в комнату, Лида подошла к окну, взглянула на машину, и коротко сказала:

– Поехали.

– Сегодня я популярен. Не успел с одной своей казни удрать, как на другую пора.

– Сестрёнка объявилась. Встречусь с ней, потом отвезёшь меня, куда скажу, и будешь свободен. Совсем.

– Верится с трудом, но что не сделаешь ради свободы.

Хотя какая к чёрту свобода? Моё унылое прозябание проще было назвать пожизненным отбыванием в колонии общего режима с маленькими сомнительными радостями. Но если непреложная истина в том, что я режиссёр и продюсер своего образа мира, то, как мне воспользоваться таким привилегированным положением и переформатировать абсурдную трагедию жизни в относительно беззаботное и радостное бытие? Ответ пришёл ко мне, откуда не ждал. Точнее сказать, я и стал ответом, осознав, как в моём воображении рождаются и исчезают все тела и объекты в неустанном хороводе форм. Я видел, как быстро увядает, сморщивается и усыхает нежный образ Лиды, превращаясь в туго обтянутый кожей скелет, рассыпающийся в прах. Я видел себя от рождения до смерти, видел возведение родного города, его упадок, снос домов, прорастание новостроек, неведомую архитектуру будущего и её молниеносное уничтожение. Мне стала понятна, как никогда, быстротечность времени и зыбкая основа всех и вся. Но самое потрясающее в этом прозрении было то, что я умиротворённо, без печали и страха, взирал на распад собственного тела, к которому был привязан долгие годы, которое и считал всегда собой. Было лишь радостное понимание неколебимости своей сути, отражающей подобно зеркалу всё происходящее и при этом остающейся невовлечённой и всеобъемлющей. Её можно было назвать единым источником, принимающим образ не только мой, но всех существ и объектов. Понимание этого коренного единства с окружающими меня формами моментально сменило подозрительную враждебность на любящую доброту ко всему живому.

Посмотрев Лиде в глаза и, узнав в их глубине самого себя, я сказал:

– Постараюсь помочь тебе, дорогой друг!

– Ты трезвый или где? – изумлённо взглянула она на меня исподлобья, завязывая шнурки на кроссовках.

В её руках шуршал неизвестно откуда взявшийся полиэтиленовый пакет. Мы спустились на лифте вниз, удостоверились в том, что сумка находится в багажнике, сели в машину и выехали со двора.

Не успел я притормозить у кинотеатра «Спутник», как Лида выскочила из автомобиля и побежала к стоящей у яркой афиши девушке, прижимая пакет к груди. В воздухе кружил листопад, покрывая землю жёлтым, багряным, бурым, зелёным, будто чья-то невидимая рука щедро разбрасывала с облаков разноцветное конфети. Посреди осеннего буйства красок меня уже не существовало как обособленной личности. Я стал листьями, ветром, пространством, целой вселенной, где страдали, любили, умирали, рождались, плакали, смеялись, скучали, уходили, возвращались, распадались и воссоединялись миллиарды её частиц. Происходящее казалось правильным, совершенным и безошибочным. Всё творение было хорошо, чрезвычайно хорошо.