Сквозь Вечность: обреченный на жизнь

Разгрузка шла неспешно. Люди устали, но страх отступил, уступив место привычным делам: развести огонь, принести воды, разложить пищу. Дети уже бегали по сухой части берега, кто-то пробовал заглядывать в брошенные мазанки, но старшие быстро их оттуда выгнали. Взрослые работали молча, сдержанно. Деревня, хоть и мертвая, будто смотрела им в спины.

Артем нашел матриарха чуть поодаль от костров. Она сидела на упавшем стволе, обвязав плечи плащом. Вечерний ветер тянул с воды прохладу.

– Ты не спишь? – спросил он.

– Слишком рано для сна, – ответила она, не глядя. – Мы ушли, потому что иначе бы не выжили. Но не все дошли. И ты повел нас. Запомни это.

– Я повел, что бы мы не утонули. А дальше… я не бог, и не вождь. Я просто знал, куда можно плыть.

– И все же ты – впереди. Запомни это, Артем. Когда ты впереди, твоя тень – самая длинная. Даже в сумерках.

Он хотел ответить, но за его спиной послышались шаги.

Это была та женщина, которую он спас – тонкая, с пепельными волосами, туго стянутыми кожаным ремешком. На виске – свежий, почти незаметный шрам. Она приблизилась несмело, сжав пальцы в кулаки.

– Можно? – спросила она.

Матриарх встала, коротко кивнув, и ушла, будто дав место.

– Я… – начала женщина. – Меня зовут Эйна.

Артем кивнул, приглашая сесть.

– Я не помню, как ты это сделал. Я только… я проснулась. И все. Но перед этим… ничего. Ни тьмы. Ни света. Ни голосов. Просто… ничего. Это была смерть?

Он помолчал.

– Нет. Это был обморок. Может – остановка сердца. Но не смерть. Ты не успела умереть.

– А если бы успела? – Эйна смотрела внимательно, почти испуганно. – Там и правда ничего? Это все? Конец?

Артем вздохнул, глядя в огонь:

– Я не знаю, что бывает потом. Я не был там. Но знаю, что в том мире, откуда я пришел, вернуть человека, сердце которого только что остановилось – не чудо. Это просто дело времени, навыка… и удачи.

Эйна долго молчала. Затем едва слышно сказала:

– Тогда, может, ты вернулся оттуда, чтобы не дать нам уйти туда.

А за их спинами, в полумраке, Тая стояла неподвижно. Она слышала все. И взгляд ее стал жестче – словно пыталась понять, кто на самом деле этот чужак, и как далеко он готов зайти, не зная дороги.

Позже, когда костры догорели и разговоры стихли, Артем выбрал себе мазанку чуть в стороне от основной группы. Та, что стояла на сухом месте, с крышей пусть и провисшей, но все еще целой. Он не стал звать никого внутрь – ему хотелось тишины. На пол бросил две шкуры, свернул свою куртку в подобие подушки и улегся, уставившись в ветки, игравшие роль деревянных балок под крышей.

Тишина была обманчива. Ветер свистел в щелях, за стеной кто-то шаркал ногами, где-то шелестело что-то живое – может, ящерица пробежала по стене, или в углу шуршила крыса

– Уютненько, – раздался знакомый голос откуда-то с потолка. – Камыш, глина, немного плесени и запах страха. Почти как дом.

Артем не шелохнулся.

– Устал.

– Я тоже. От людей, их бед, их веры в тебя. От этой кучи дров, что они зовут плотами. И особенно – от того, как ты делаешь вид, будто знаешь, куда гребешь.

Велгор возник из тени, будто только что вышел из складки стены. Полупрозрачный, ухмыляющийся, как кошка, нашедшая чужую миску с молоком.

– Ну что, великий вождь, расскажи-ка мне – у тебя есть план, или ты просто плывешь в сторону, где меньше гнили плавает? Или, может, надеешься, что в конце этой реки окажется лестница в небо? Или хотя бы чистая тряпка для совести?

Он подошел ближе, склонив голову.

– Скажи честно, ты ведь сам не знаешь, куда ведешь их, да? Просто плывешь, потому что назад нельзя. Потому что впереди хоть иллюзия выбора, а за спиной – вода и мертвые…

– Я знаю, где мы сейчас, – устало ответил Артем. – Если не ошибаюсь, тут должен быть Танаис. Когда-нибудь. Пока – просто место у воды.

Велгор фыркнул:

– Ах, ну конечно. Когда-нибудь. Как удобно. Может, подождем, пока тут вырастут колонны и торговые площади?

Артем повернулся на бок, не глядя на демона:

– Я могу подождать. Но эти люди – нет. Ни они, ни их дети, ни даже внуки не доживут. У них нет времени. У меня – есть.

– Хочешь стать основателем города? – усмехнулся Велгор. – А может, поставить табличку: "Здесь стоял Артем. И ничего не знал, но стоял уверенно"?

– Сейчас я лежу, – буркнул Артем, натягивая плащ повыше.

– Тем более! – Велгор развел руками. – Лежи тут, пока века проходят. Когда-нибудь археологи тебя откапают – и вот тебе начало легенды. Вампир в мазанке, ожидающий конца времен.

Он сделал шаг в сторону, картинно обводя помещение взглядом.

– Только это будет очень… бюджетный вампир. Шкурки, пыль, да курточка из будущего. Никаких гробов, готики и мрачных замков. Так и запишут: "Первобытный нищий с вечной жизнью и чувством направления, как у пьяного муравья".

Артем вздохнул:

– Потому и не хочу лежать. Пожалуй, пойдем дальше. На юг.

– О, вот это уже что-то. Южнее ада, севернее здравого смысла, – проворчал Велгор. – И куда, по-твоему, вылезет твой Танаис? В песках? В скалах? Или все-таки в болоте?

– Главное – не зима. Мне не нравится зима, – коротко отрезал Артем. – Особенно если ты с племенем, без жилья и еды.

– О-о, страх холодной задницы – вот что движет великими людьми. Ставлю на то, что половина империй появилась из-за плохих штанов.

– Иди ты, – буркнул Артем, натягивая плащ до подбородка.

Сон не приходил сразу. Веки тяжелые, мысли – глухие, но тело все еще прислушивалось к каждому звуку за стеной. Где-то капала вода, где-то скреблось что-то маленькое. А может, просто воображение разгулялось под голос Велгора.

Утро наступило не вдруг – сначала потускнел мрак, потом в щели мазанки просочился свет, и шум за пределами усилился: шаги, голоса, запах дыма и пищи. Артем потянулся, сел, откинул шкуру и вышел наружу.

У костра сидела Тая, что-то нарезая с кусочка вяленого мяса. Увидев его, подняла взгляд.

– Проснулся. Ночью было тихо. Только дети ворочались.

– Давно сама не спишь? – спросил он, садясь рядом.

– С рассветом. Проверяла берега. Искала следы. – Она махнула рукой. – Только чужие. Мы здесь не первые.

– И не последние, – кивнул он. – Послушай, Тая. Я все думаю… У вас много умений, и ты – не дикарь. Вы умеете обращаться с оружием, лечите раны, готовите пищу. Это передается не просто так. Вы ведь жили… иначе? Лучше??

– Жили, – тихо сказала она. – Южнее. Там, где трава выше пояса и почва дает урожай. Там были дома. Глиняные, с очагами. Были инструменты, бронза. Даже лошади. Нас согнали оттуда.

– Кто?

– Люди. В доспехах. С мечами. На лошадях. Пришли с юга и заполнили все. Они не торговали, не говорили. Только шли. Мы ушли, пока могли. И все теряли по дороге.

Артем посмотрел на пепелище костра.

– А теперь вот… почти на месте, где когда-то будет город.

– Может, и будет, – пожала она плечами. – Но не для нас.

Он хотел что-то сказать, но замолчал. Ветер с реки донес влажный аромат – сырость и водоросли. Время двигаться.

– Тая… – Артем задержал ее взгляд. – А что там, дальше на юг? Какие земли? Какие племена?

Она задумалась, медленно протягивая кусок мяса ближе к огню.

– Южнее – сначала болота, потом холмы. Есть племена, что живут вдоль рек. К ним не стоит соваться. Они торгуют, но злятся быстро. Есть те, кто гонит скот. Живут в повозках, покрытых кожей. Склонны к набегам. Есть те, кого мы зовем Рочи – жгут травы, ходят босиком, спят на камнях. Беспощадные. Один раз встречали – повезло, что ушли с кожей.

– У вас были с ними стычки?

– Нет. Мы уходили до того, как стало поздно. Но не все. Наши, кто шел с другого берега, рассказывали. Они умеют стрелять из луков, и у них есть бронза, красивые изделия, острые ножи. Но они не умеют строить. Живут в походе. У них нет их места, нет могил пращуров, на которые они могли бы ходить за помощью. Только ярость.

Артем кивнул.

– Значит, и тут не безопасно, и дальше – непросто. Не удивительно, что часть хочет остаться.

Она посмотрела на него внимательно:

– А ты?

– Я бы пошел. Пока есть сила. Зима ближе, чем кажется. Здесь – хорошее место. Но не дом. Не для них.

Позади уже слышались первые споры. Кто-то говорил о рыбе в затоне, кто-то – что деревья тут можно валить на жилища. Кто-то – что нет смысла плыть в неведомое.

Утренний костер стал местом совета. Мужчины и женщины собрались плотным кругом, жуя остатки вяленого мяса и запивая теплой водой. Матриарх сидела на плоском камне, обмотав плечи плащом. Первым заговорил Яр:

– Уходить нужно дальше от воды. Чем ближе к суше – тем спокойнее. Здесь – следы бегства. Кто ушел отсюда, может вернуться.

Сэрм, напротив, мотнул головой:

– Нет. По воде плыть легче. К югу – к местам, где земля уходит к небу. Там камни, склоны, охота лучше. И меньше шанс, что затопит снова.

Артем прислонился к дереву и проговорил:

– Это место… не должно утонуть. Оно выше, суше. С точки зрения природы – безопасно. Но я бы пошел дальше. Южнее. Там теплее.

– Зима не страшна, – буркнул один из охотников. – Мы ее уже переживали.

– В прошлый раз у нас были запасы. А теперь ни полей, ни зерна, ни сушеного мяса, – возразила женщина, чья-то дочь сидела у нее на коленях. – Ни нормальных копий. Если останемся – зима принесет голод.

Кто-то добавил:

– А если плывем – что нас ждет? Болота? Враждебные племена?

Артем смотрел в огонь:

– Меня все больше волнует, на что мы будем жить. Если есть шанс торговать, наладить обмен – надо искать такие земли. Но для торговли нужно больше, чем лодка и пара волокуш.

Сэрм кивнул:

– И воины. Сейчас нас мало. Первые встречные либо возьмут в рабство, либо убьют. Кто будет защищать детей?

– Кто будет кормить их, если мы останемся? – парировал Яр.

Голоса все громче, горячее. Спор перетекал в крик. А Артем все слушал. И пытался решить, есть ли у них вообще верное направление.

В итоге к решению так и не пришли. Матриарх встала, подняв руку, и велела всем разойтись: "Пока мы остаемся здесь. Завтра – решим окончательно." Люди не спорили. Казалось, даже самые горячие головы устали.

Вечером, когда солнце клонилось к закату, Артем вновь оказался рядом с Таей. Она сидела у края равнины, смотрела вдаль, туда, где берег терялся в дымке.

– Они не знают, куда идти, – тихо сказала она. – И я не знаю. Но мне с детства передавали – путь есть всегда. Его просто надо искать.

– Ты знала, как делать узел на жилах, как прижечь рану, как наточить камень… Кто тебя учил?

– Матриарх. Шаман. Они учили меня как будущую… как ту, кто будет хранить знания. Все мы родились уже в пути. Мы не видели бронзы, не строили городов. Но слышали. Нас учили, чтобы мы не забыли. Хоть что-то.

– Значит, ты – память?

– Пока да. Но память – это мало, если не знаешь, как ее применить.

Артем задумался. Потом спросил:

– А гончары? Кто делает сосуды? Вы обжигаете глину?

Тая кивнула:

– Обжигаем. У нас есть одна, Хела. Она училась у своей матери. Много не делает – не успевает, но чаши, кувшины… Да. Без них нельзя.

– А металлы? Ты говорила про бронзу. Кто-то работает с ней?

Тая сжала колени руками, задумчиво качнула головой:

– Мы знаем, что они в земле. Но по пути не было жил. Никто не находил нужного камня. Я сама не видела. Но… – Она замолчала, потом развернула сверток из старой шкуры. – Это… Отец отца моего отца. Он делал такие. Оружие из земли.

Внутри лежал бронзовый кинжал. Короткий, с простым рукоятью, тускло мерцающий в отблеске заката.

– Ты хранишь его как память?

– Как доказательство. Что мы – не дикари. Что у нас было. Что, может, будет снова.

Она замолчала, и Артем тоже. Несколько мгновений они просто сидели в тишине, слушая, как вдалеке потрескивает костер.

– Артем, – вдруг сказала Тая, тихо, но настойчиво. – А ты? Откуда ты? Ты ведь не один из нас. Не отсюда.

Он отвел взгляд, вздохнул, помолчал, потом все-таки проговорил:

– Это сложно. Скажем так… я из другого времени. Очень далекого. Из будущего.

Тая прищурилась:

– Если ты из будущего… значит, ты знаешь, что с нами стало? С племенем? С этими землями? Мы выжили? Мы исчезли?

Артем опустил голову, словно искал ответ среди травы под ногами:

– Я не знаю. Точно – не знаю. Многое исчезло. Люди остались, но племена, такие как ваше… могли раствориться, могли стать кем-то другим. Или их имена забылись. Такое часто случается.

– Но ты ведь можешь рассказать. Ты видел, как может быть? Расскажи мне. Даже если страшно. Я хочу знать.

Артем помедлил, затем тихо заговорил:

– Все изменится. Земли, которые ты знаешь, станут другими. Появятся города, дороги, храмы, войны. Люди будут жить дольше, но терять связь с предками. Будут сильнее, но и слабее в другом. Память растворится. Никто не будет знать, кто такие вы. Может, останутся камни. Может, имя – одно из тысячи.

Тая слушала, затаив дыхание.

– Значит, мы исчезнем?

– Нет. Просто станете частью другого. Может, кто-то из ваших станет началом целого народа. Или оставит легенду. Но время стирает следы. Даже глубокие.

Она кивнула, задумчиво. Слова были холодны, но в ее глазах теплился интерес, не страх.

– Тогда расскажи. Пока мы здесь. Расскажи все, что помнишь. Чтобы хоть один из нас знал, что было после.

Артем кивнул. Он вдруг понял: для нее это важно. Не просто из любопытства – из желания понять, как жить дальше.

Они еще долго сидели у костра. Артем начал рассказывать – без подробностей, но суть: как строятся дома из камня и стекла, как летают железные птицы, как люди говорят друг с другом через расстояния. Тая слушала, перебивая редко. Ее глаза то и дело менялись – то сомнение, то восторг, то страх.

Позже, когда ночь сгустилась окончательно, она осталась. Сначала молча. Потом, когда костры почти угасли, поднялась и пошла за ним – к той самой мазанке, где он устроился спать.

Слова были лишними. Она просто вошла, прикрыла за собой шкуру у входа и легла рядом.

А утром, когда Артем потянулся, вышел на свет и вдохнул свежий воздух, Велгор уже ждал.

– Ну, здравствуй, праотец Европы, – усмехнулся он, сидя на камне в позе задумчивого идола. – Глядишь, половина будущих империй будет носить твою бороду в генах. Или хотя бы привычку молчать, когда надо говорить.

Артем фыркнул:

– Очень смешно.

– А ты не думал, что все это обернется… последствиями? – Велгор чуть склонил голову. – В смысле – ты же не принес с собой лекарства от гонореи?

Артем нахмурился:

– Я бессмертный. Что мне эти болезни?

– Болезнь, может, и не убьет, – хмыкнул Велгор. – Но несколько незабываемых недель – обеспечены. Воспоминания, которые останутся с тобой надолго. Прямо в буквальном смысле.

Артем резко обернулся:

– Ты хочешь сказать, она больна?

Велгор рассмеялся:

– Нет, но мне нравится, как ты напрягся. Все-таки в тебе есть человеческое. Даже если мозги уже варятся на вечном медленном огне.

Он прищурился, затем уселся поудобнее, лениво перебирая что-то невидимое в воздухе.

– Кстати, раз уж мы о твоих приключениях… Ты все еще не спросил главного.

Артем взглянул на него с подозрением:

– Чего именно?

– Когда. Ты все еще не знаешь, в каком времени валяешься на этих шкурах.

Артем нахмурился:

– Ты же не скажешь.

– Скажу. Просто не точно. Но тебе хватит. Примерно… третье тысячелетие до того, как твое началось. Доволен?

Артем выдохнул.

– Я думал, век каменный. Или даже раньше. Но этот бронзовый нож… он все путает.

Велгор хмыкнул:

– Это не время путается. Это тебе не повезло с соседями. Они шагнули назад. Бывает. Где-то – кони и бронза, где-то – палки и страх. Все как всегда.

Артем уставился в пепел костра:

– Все равно это странно. Неужели где-то есть города, ткани, земледелие… а здесь – почти ничего?

Велгор хмыкнул:

– В мире, откуда ты родом, есть спутники, интернет и атомные станции. Но и там, в наши с тобой дни, в некоторых уголках Африки бегают голожопые каннибалы с копьями, у которых даже наконечники не каменные – просто обожженные палки. И они, между прочим, по уровню развития уступают даже твоему новому племени. Так что все закономерно.

Артем провел рукой по лицу:

– Ладно. Тогда надо искать. Хоть что-то. След цивилизации. Людей, которые уже вышли из темноты.

Он поднялся и, прикрыв лицо от солнца, пошел обратно к своей мазанке. Утро выдалось душным – солнечный свет падал на землю резко, без тени, воздух был вязким от жара и влажности. Внутри мазанки было прохладнее. Стены из глины и камыша хранили остатки ночной свежести.

Артем присел, затем, будто вспоминая, начал осматривать помещение. Порылся в углу, где кто-то прежде оставил завал из шкур, ремней и кусков ткани. За одним из них что-то блеснуло.

Он разгреб завал и нашел – украшение. Небольшая пластинка, свернутая кольцом, словно браслет, с выгравированными линиями. Металл – не золото, возможно бронза. Окислившийся, но плотный. На внутренней стороне – узор, почти стертый, но определенно рукотворный.

Артем прищурился. Это не могло быть работой тех, кто жил здесь в последнее время. Слишком тонкая работа. Слишком точные линии.

– Значит, вы были не первые, – пробормотал он. – И, похоже, не самые умелые.

Он положил браслет в карман и сел обратно, облокотившись на стену. Мысли снова закрутились вокруг одного: где искать следы настоящей культуры? И не стал ли он уже на них?

Артем вышел из мазанки, сжимая найденный браслет в кармане. У костра уже собирались – снова. Совет. На этот раз – окончательный. Все были тише, чем накануне. Переутомление. Тревога. Или просто – ожидание.

Матриарх сидела на том же камне, склонившись вперед. Рядом – Яр, Сэрм, еще несколько старших. Тая – чуть поодаль, не вмешиваясь.

– Мы остались здесь на ночь, – заговорила Матриарх. – И ночь была спокойна. Земля не дрожала. Вода не пришла. Станет ли это нашим новым домом?

– Да, – сказал Яр. – Земля сухая. Дичь есть. Можно строить. Можно жить.

– На время, – вставил Сэрм. – Но не навсегда. Надо помнить, что может прийти еще вода. Или люди. Или зима.

– Но сейчас у нас ничего нет, – сказала женщина с ребенком. – Ни запаса еды, ни крыши. Если уйдем – все это мы не возьмем. А здесь можно построить. Пусть и на время.

Голоса зашумели. Кто-то соглашался, кто-то ворчал. Но общий настрой был понятен – страх остаться здесь меньше, чем страх уйти в никуда.

Артем прислонился к дереву.

– Я понимаю вас. Но думаю, это не конец пути. Здесь – остановка. Переждать. Найти силы. Потом – идти.

Матриарх посмотрела на него внимательно.

– Ты хочешь идти дальше?

– Да.

– Один?

Артем хотел было ответить, но промолчал. Он не был уверен. Он все еще искал ответ.

Матриарх поднялась и оглядела круг.

– Мы остаемся. Нас мало, когда встретим кого-то, это может быть нашей смертью. Силы – сначала, шаг – потом. А дальше видно будет.

Люди кивнули. Тихо. Усталость и облегчение смешались. Это решение – не от отчаянья, а от понимания. Временный выбор. Жест практичности.

Артем опустил глаза. Путь на юг откладывался. Но он уже знал: долго он здесь не останется.