скачать книгу бесплатно
Земледельческий уклад населения культуры сопок представляется несомненным. Доминировало, нужно полагать, пашенное земледелие. В течение IX–X вв. культура сопок постепенно трансформируется в древнерусскую культуру Новгородской земли.
13. Юстин II (565-578)
Сын сестры Юстиниана Юстин был куропалатом (начальником дворцовой охраны). После смерти дяди он облекся в порфиру. Никто не знал о кончине старого императора и об избрании нового до тех пор, пока он сам в царском облачении не явился на ипподром. Первым делом Юстин II вызвал к себе с Дуная двоюродного брата, тоже Юстина, сначала обласкал его, потом изобразил гнев, сослал в Александрию и там велел умертвить. В жизни своей Юстин был беспорядочен: утопал в роскоши и постыдных удовольствиях, был страстный любитель чужого имущества, продавал все должности и даже священные степени и одержим был двумя пороками – наглостью и малодушием. (Евагрий: 5; 1,2).
Во внешних делах он с самого начала повел себя заносчиво и прежде всего перестал выплачивать установленную прежними императорами дань варварам. Иоанн пишет, что вскоре после того, как Юстиниан ушел из мира, в Константинополь явилось скопище аваров, чтобы по обычаю нагрузиться дарами и уйти. Немного дней спустя они пришли к Юстину и сказали ему: дай нам, как давал умерший царь, и отпусти нас идти к своему царю. Но император Юстин, бывший одним из тех, которые скорбели по поводу того, сколько авары берут и уносят из царства, сказал им: больше вы ничего не получите и уйдете ни с чем. А когда они начали угрожать, он разгневался на них и сказал им: вы, дохлые собаки, угрожаете царству ромеев? Знайте, что я обстригу у вас все волосы, а потом сниму и головы. По его приказанию они были схвачены и отправлены на корабли, и он, удалив их из города, продержал полгода в неволе. Авары убоялись и долго не показывались. Наконец они прислали новое посольство, заключили союз и несколько лет оставались друзьями империи. (Иоанн: 3; 6; 24).
Но этот двусмысленный успех оказался единственным. Италия, отбитая с большим трудом у готов в предыдущее царствование, была потеряна в первые же годы правления Юстина. В 569 г. на Апеннинский полуостров вторглись лангобарды. В короткий срок они овладели большей частью страны, и к 573 г. под властью римлян остались Романия, берег от Римины до Анконы, Рим и нижняя часть полуострова. (Дашков: “Юстиниан Второй”). У империи уже не было сил для того, чтобы противостоять этому новому нашествию. К тому же из-за легкомыслия Юстина римляне были вскоре втянуты в гораздо более опасную войну: император отказался выплачивать персам установленную при Юстиниане дань в 500 фунтов золота и вмешался в армянские дела. Следствием этого была война, ставшая, по словам Симокатты, источником всех бедствий для римлян и персов. Поначалу римляне имели некоторый успех, но после того, как Юстин сместил популярного полководца Маркиана персы перешли в наступление и в 574 г. овладели Дарой. Услыхав об этом, Юстин, потрясенный стремительным натиском несчастий, а вскоре после того пораженный и болезнью безумия, решил заключить с персами перемирие. А так как болезнь поражала его все сильнее (у него отнялись ноги), то он решил назначить себе соправителя. По совету жены своей Софии он усыновил и объявил Цезарем начальника царских телохранителей Тиберия. После этого до самой смерти он не участвовал в делах правления. (Симокатта: 3; 9-11).
14. Тиберий II (578-582)
Фракиец Тиберий выдвинулся при императоре Юстине II и занимал при нем должность начальника телохранителей. В 573 г. он вел неудачную войну с аварами, потерпел от них поражение и сам едва спасся бегством. Однако, благодаря покровительству императрицы Софии, Тиберий не утратил расположения Юстина. (Феофан: 566,567). В 574 г. по совету Софии больной император усыновил Тиберия и объявил его соправителем с титулом кесаря. По свидетельству Eвагрия, новый государь был отмечен всеми достоинствами. Он был очень высок и при высоте роста статен, более, чем кто другой. Душа его была кроткой и человеколюбивой – и уже первый взгляд располагал к нему всех. (Евагрий: 5; 13). Он совершенно не заботился о личной наживе и деньгах, а видел высшее свое счастье в том, что его подданные будут процветать и наслаждаться великим богатством; общее благоденствие он считал величайшим и непохищамым сокровищем. (Симокатта: 3; 16). В сентябре 578 г., после смерти Юстина, Тиберий II сделался полновластным правителем. Вскоре народ на ипподроме потребовал, чтобы император показал им Августу. Тогда Тиберий вывел на трибуну свою тайную жену Анастасию. Феофан пишет, что София была поражена душевно, узнав, что Тиберий женат, так как рассчитывала выйти за него замуж и остаться Августой. (Феофан: 571). Затаив на пасынка обиду, она пыталась лишить его престола и в дальнейшем Тиберий вынужден был заключить Софию под надзором в одном из ее дворцов. (Дашков: “София”).
Правление, выпавшее на долю Тиберия, оказалось чрезвычайно тяжелым. С тех по, как он воссел на престол, пишет Иоанн, его со всех сторон обступили войны: прежде всего война против персов, а одновременно с ней война против всех других варварских народов, которые восстали на сильное царство ромеев и грозили ему со всех сторон. Равно и после смерти Юстина враги сильно на него налегли, в особенности славяне и авары. Тогда ему и на короткое время не было покоя от вестников и слухов, во множестве приходивших к нему со всех мест. Так что многие вельможи, и некоторые из маленьких людей страдали за него, говоря: в тяжких испытаниях и в злые дни досталось ему царство, так как дни и ночи он подвержен заботе о том, чтобы собирать отовсюду войска и посылать их во все стороны на многочисленные войны. (Иоанн: 3; 6; 25). Персидская война отвлекала на себя все силы римлян. Но постепенно дела их в Азии улучшились, особенно после того, как Тиберий направил против персов талантливого полководца Маврикия. Между тем, Эллада в 578 г. испытала много бедствий от нашествий славян. Тиберий не имел возможности противиться и одной части неприятелей, а тем более всем вместе. Тогда он предложил аварскому кагану Баяну неожиданно напасть на землю славян. Римляне пропустили шестьдесят тысяч аваров через Иллирию и переправили их на своих судах через Дунай. Авары стали немедленно жечь селения славян и опустошать их поля. Таким образом, те были разбиты, а славянский князь Даврит пал в бою. Тогда же Италия почти вся была опустошена лангобардами. Римский сенат умолял Тиберия о помощи, но он, вынужден был отказать им в поддержке ради спасения восточных провинций. В 579 г. авары стали требовать у императора Сирмий – последний город, который еще остался у римлян в Паннонии, на северном берегу Савы. Тиберий ответил, что скорее отдаст кагану свою дочь, чем позволит владеть этой важной крепостью. Но он не мог ничем защитить ее – после двухлетней осады город был взят Баяном. (Менандр: 47,48,50,58,64,66). В 581 г. множество славян переправилось через Дунай. Они стремительно прошли Фракию, Македонию и всю Элладу, опустошили и сожгли многие города и крепости и взяли пленных. На этот раз они не ушли за Дунай, а расселились по пустующим землям, осели на них и расширились. Опустошенная трехсотлетними нашествиями и в конец обезлюдевшая Фракия стала их новой родиной, так что поселения славян доходили почти до самой столицы. (Иоанн: 3; 6; 25). Тиберию пришлось признать сложившееся положение вещей. В 582 г. он выдал свою дочь Константину за Маврикия и возвел его в достоинство кесаря вместе с другим полководцем – Германом. Вскоре после этого император поел рыжих шелковичных ягод и заболел чахоткою. 13 августа Тиберий, чувствуя свой конец, пригласил во дворец патриарха, всех телохранителей и приближенных. Сам он был внесен на носилках и, будучи уже не в силах говорить, объявил через чтеца, что нарекает Маврикия императором. На следующий день Тиберий умер. (Феофан: 574).
15. Маврикий (582-602)
Маврикий считал своим отечеством кападокийский город Аравис. Покинув родину, он прибыл в Константинополь, где начал службу простым столичным нотарием. При Юстине II он получил должности комита эскувитов и комита федератов, а в 577 г. был провозглашен магистром Востока, и ему поручили ответственную войну против персов (Дашков: "Маврикий"). По свидетельству Евагрия, это был муж благородный и предусмотрительный, всегда и во всем тщательный и постоянный. И в образе жизни, и в нравах он был тверд и разборчив, избегал изнеженности и чревоугодия (Евагрий: 5; 19). Менандр добавляет, что свойства высокого духа он соединял с кротостью, не был ни горд, ни высокомерен (Менандр: 58).
В 578 г. Маврикий двинулся в глубь Персии. Несмотря на сильную горячку, он продолжал нести все военные тяготы. Вторгшись в Арзанену и не найдя противника, римляне заняли Афумон – так называлось одно из самых сильных укреплений, – другие укрепления они разрушили и перебили в персидском государстве огромное количество людей. Из Арзанены Маврикий прошел к берегам Тигра и подчинил своей власти крепость Сингарон. В следующем году он опять вступил в персидские владения и разорил оба берега Тигра. На этот раз римляне опустошили все плодородные и наиболее цветущие области Персии, избивая людей и уничтожая посевы. Летом 580 г. Маврикий опять проник в персидские владения через пустыни Аравии. Но, когда он уже вышел к берегам Евфрата, стало известно, что персидская армия разоряет римские провинции у Каллиника. Маврикий спешным маршем повел свои легионы на врага и нанес ему поражение. В июне 581 г. персидский полководец Тамхосро с большой армией подступил к Константине, и здесь произошла крупная битва между персами и римлянами, в которой Маврикий одержал полную победу (Симокатта: 3; 15-17). Император Тиберий II осыпал Маврикия наградами, отдал ему в жены свою дочь Констанцию и, умирая в августе 582 г., завещал ему власть над империей (Симакатта: 1; 1). Во все время своего правления Маврикию пришлось вести упорные войны с внешними врагами. Кроме персидской войны, которую ему удалось с успехом завершить в 591 г. (Симокатта: 5; 2-3), много сил отнимала война с аварами и славянами. В 584 г. славяне подступили к Константинополю, прорвались даже за "Длинные стены" и на глазах у всех произвели страшную резню в предместьях. С большим трудом полководцу Коментиолу удалось отогнать их и нанести славянам поражение (Симокатта: 1; 7). В следующие годы ожесточенная война продолжалась с попеременным успехом. В 599 г. авары, разбив Коментиола, подступили к Константинополю, но остановлены были открывшейся в их войске эпидемией. В один день умерло семь сыновей кагана. Сенат просил императора отправить к варвару посольство в Дризиперу, которое смягчило бы его ласковыми словами. Каган неохотно принял дары, но согласился на мир. Заговорили о выкупе пленных (их было 12 000). Авары просили по золотому за каждую душу. Маврикий не согласился дать такой суммы. Каган просил половину за душу; и этого император дать не согласился; не хотел Даже выкупить их за четыре кератии; и каган, разгневанный, всех убил и возвратился в свои пределы. Из-за этого возникла великая ненависть к Маврикию. Войско отправило к императору депутатов, обвиняя Коментиола в прямом предательстве, так как он вывел солдат, не готовых к бою, и даже не предупредил их, что ведет на битву – из-за этого и случилось поражение. Но Маврикий не принял обвинений против полководца и отпустил депутатов без успеха. Среди воинов упорно держался слух, что император поручил Коментиолу предать их неприятелю, дабы покарать их за непослушание. Через это, по словам Феофана, в армии началось злоумышление против Маврикия.
Опасные признаки неудовольствия усиливались с каждым днем. Из-за засухи в столице стали ощущаться перебои с хлебом. Начался даже голод. Когда осенью 601 г. император совершал вместе с народом молебствие и босиком шел в Карпионах, вдруг некоторые из черни возмутились и стали кидать в Маврикия камнями, так что он едва спасся и закончил молитву в Влахернах. В следующем году взбунтовались фракийские легионы. Стояла уже стужа, но Маврикий приказал войску переправиться через Дунай и провести зиму в земле славян, а съестные припасы заготовить себе там же, чтобы он не имел нужды присылать им общественное продовольствие. Когда Петр, брат императора, призвал к себе военачальников и объявил им указ Маврикия, те сказали, что войско не примет этого; и действительно, узнав о воле императора, оно тотчас возмутилось. Собравшись, мятежные толпы провозгласили главнокомандующим сотника Фоку.
В это время горожане прислали просьбы к Феодосию, сыну Маврикия, чтобы он над ними царствовал или возвел на престол своего тестя Германа. Маврикий, узнав об этом, высек Феодосия розгами, а Германа хотел захватить и казнить, но народ не допустил исполнения его воли. В столице началось восстание. Маврикий в глухую полночь сбросил с себя царскую одежду, оделся в простую, сел на легкий корабль и бежал с женою и детьми. Чернь же всю ночь постыднейшими ругательствами ругалась на императора. На море между тем поднялась великая буря. Маврикий, совершенно разбитый подагрой, был задержан в Халкидоне, на другой стороне пролива. Тем временем Фока вступил в столицу и принял императорскую власть. Спустя несколько дней он отдал приказ казнить своего предшественника вместе со всеми его сыновьями. Императорскую фамилию вывели на мол Евтропия в Халкидоне. Сперва на глазах у Маврикия отрубили головы пятерым его сыновьям, чтобы растерзать его сердце. Но Маврикий с философским равнодушием взирал на их несчастье и часто провозглашал: "Праведен ты, Господи, и праведен суд Твой!" Нянюшка украла было самого младшего из сыновей, еще младенца, и на его место представила собственного своего ребенка, но Маврикий разоблачил ее обман (Феофан: 592-594), объявив, что несправедливо сокрытием этого сына оскорблять святость смерти других детей. Затем он и сам был обезглавлен. Трупы их были брошены в море (Симокатта: 8; 11), а головы выставлены на Грибунальной площади и стояли там до тех пор, пока не сгнили. Петр, брат императора, и многие другие были убиты. Только о старшем сыне Маврикия, Феодосий, шла молва, что он спасся и нашел убежище в Персии (Феофан: 595).
Важным нововведением Маврикия было объявление греческого языка официальным языком империи (до этого им считался латинский) (Дашков: "Маврикий").
16. Шахиншахи Ормизд IV и Варахран VI
Ормизд IV (579-590) наследовал в 579 г. своему отцу Хосрову I. При нем возобновилась борьба со знатью, успевшей оправиться от жестоких ударов, нанесенным ей маздакитским движением. Источники сообщают о многочисленных репрессиях, которые шахиншах обрушил на головы «родовитых» и «ученых» (то есть знати и зороастрийского духовенства). Феофилакт Симокатта сообщает, что одних из наиболее могущественных он на вечные времена подверг наказанию кандалами и цепями, других казнил мечом, а иных разослал по болотистым местностям Тигра. Пишут также, что шах не сидел в столице, постоянно переезжал из одной провинции в другую, лично разбирал все текущие дела и входил во все вопросы управления, так что ничего не могло укрыться от его пытливого взора. Из-за своей суровости и жестокости шах имел многочисленных врагов. Последним не хватало только вождей для того чтобы начать против него войну. Но вскоре они нашлись.
Во все годы правления Ормизда продолжалась война с Византией. В 589 г. персам удалось захватить Мартирополь. Но в том же году произошла битва у Сисавран, близ Нисибина, в которой перевес оказался на стороне византийских войск. Последние осадили Майферкат и разрушили персидскую крепость Окбу. В то же время с севера на Иран напали хазары, а с востока, из-за Амударьи, – тюрки. Войну против последних возглавил талантливый персидский полководец Варахран Чубин из рода Михран. Ему удалось задержать продвижение врага у Балха, а затем навязать ему сражение на Гератской равнине. Тюрки атаковали и потеснили левый фланг персов, но на правом фланге и в центре были отбиты. Тюркский военачальник Янг-соух двинул в бой слонов, однако и это не принесло ему победы – персидские лучники засыпали их стрелами, поражая в самые уязвимые места. Слоны взбесились и стали топтать своих собственных воинов. Спасаясь от слонов, тюрки нарушили строй и не смогли оказать должного сопротивления персам, бросившимся в рукопашную. Янг-соух бежал, был настигнут и убит из лука самим Варахраном. После гибели вождя бегство тюрок сделалось паническим. Но путь из долины у них был только один – через узкий и длинный проход. У его устья произошла давка. Персы получили возможность сполна воспользоваться плодами своей победы и истребить большую часть неприятеля. В войне наступил перелом. Сын Янг-соуха, Нили-хан, был осажден Варахраном в замке Пайкенда и капитулировал. Это была блестящая и очень нужная для страны победа. Но когда шах поручил Варахрану возглавить войну против Византии, его армия стала терпеть поражения. Ормизд сместил его с поста главнокомандующего и послал в насмешку прялку и женское платье, как более подобающие для него, чем одежда воина. Разгневанный Варахран поднял восстание и двинул на Ктесифон свою армию. Но еще до появления мятежников в столице произошел переворот: Виндое и Вистахм – братья одной из жен шахиншаха – низложили Ормизда, ослепили его, а потом убили. На престол они возвели своего племянника, сына Ормизда IV, Хосрова II (позже получившего прозвище Первоз – «победоносный»). Но Варахран Чубин не признал Хосрова II и продолжал продвигаться к Ктесифону. Верные шаху войска потерпели поражение, и Хосров бежал в Византию к императору Маврикию. Варахран беспрепятственно вошел в столицу и провозгласил себя шахиншахом. Однако эта узурпация не нашла поддержке в рядах знати. Многие прежние союзники, не желая подчиняться равному, отшатнулись от Варахрана VI (590) и перешли в лагерь Хосрова. Между тем Хосров обещал Маврикию в обмен на поддержку почти всю Армению и Грузию, а также значительную часть Месопотамии с городами Дарой и Маяфаркином. Маврикий принял эти условия и послал на помощь Хосрову византийские войска. Благодаря этому молодой шахиншах сумел собрать под своим началом значительные силы. В сражении при Ганзаке в Антропатене Варахран VI был разбит и бежал в Тюркский каганат, где был гостеприимно принят своим бывшим противником Нили-ханом. Оказав ему несколько услуг, Варахран стал его другом и советчиком. Обеспокоенный таким оборотом дел Хосров сумел через своего посла склонить подарками жену Нили-хана на заговор против претендента, и наемный убийца заколол Варахрана отравленным кинжалом. Хосров II утвердился на отцовском престоле, после чего все обещанные им территории отошли к Византии.
17. Фока (602-610)
Происхождение Фоки неизвестно. До своего стремительного взлета он служил сотником в Дунайской армии. По свидетельству Кедрина, Фока имел маленький рост и безобразную фигуру, густые щетинистые брови, сросшиеся на переносице, и рыжие волосы, а на щеке – уродливый широкий рубец. Он не получил никакого воспитания: не обладал познаниями ни в литературе, ни в законах, но зато был склонен к грубым наслаждениям – пьянству и сладострастию (Гиббон: 46). Однако он пользовался большим влиянием среди солдат. В 599 г. он был среди депутатов Дунайской армии, явившихся в Константинополь с жалобами на полководца Коментиола, Феофан пишет, что Фока, разговаривая с императором Маврикием на тайном совете, грубо противоречил ему, так что один из патрикиев дал Фоке оплеуху и выщипал ему бороду. Тремя годами позже дунайские легионы подняли мятеж и провозгласили Фоку экзархом (главнокомандующим). Во главе армии он двинулся на Константинополь. В столице произошло восстание, и Маврикий бежал. Патрикий Герман (на его дочери был женат старший сын Маврикия Феодосий) стал было искать престола, но цирковая партия прасинов не допустила этого и стала превозносить Фоку. Между тем Фока остановился в Евдоме и вызвал туда патриарха, народные партии и сенат. Он притворно предложил увенчать императорским званием Германа, однако Герман также притворно отказался. Тогда в церкви Иоанна Крестителя Фока был провозглашен императором и на третий день въехал в столицу в царской колеснице (Феофан: 592, 594).
По свидетельству всех историков, время правления Фоки было отмечено необузданным террором. Едва приняв бразды правления, он велел обезглавить своего предшественника Маврикия. Вместе с ним были казнены пять его сыновей, в том числе грудной младенец. Затем Фока велел отрубить мечом голову брату Маврикия Петру. Были убиты стратег Коментиол, ипостратег Георгий, доместик Пресентин, погибли многие другие приближенные прежнего императора. Константину, жену Маврикия, Фока сначала заключил в каком-то частном доме (Симокатта: 8; 11, 13), но позже велел казнить вместе с тремя ее дочерьми. Был убит также Герман с его дочерью (Феофан: 599). В последние годы правления император погубил и всех тех, кто содействовал ему в захвате власти (Симокатта: 8; 15).
В 603 г. возобновилась война с персами, которая шла крайне неудачно для римлян. Фока казнил полководца Нерсеса, перед которым много лет трепетали враги, и поручил командование своему приближенному Леонтию. В том же году римляне дважды потерпели поражение. В 605 г. пала Дара. В 606 г. персы ограбили всю Сирию, Палестину и Финикию, уведя в плен множество людей. В 607-м они завладели Арменией, Галатией и Пафлагонией, дошли до самого Халкидона. Фока оказался не в силах противостоять врагам. Несколько раз против него устраивались заговоры, но они были раскрыты и подавлены с большой жестокостью. Наконец и константинопольская чернь отвернулась от императора. В 609 г. во время конских игр прасины ругали Фоку и кричали, намекая на его любовь к спиртному: "Опять ты выпил свою чашу и смысл потерял!" Император велел перехватать крикунов, многих изуродовать, а отсеченные члены, повесить на столбах ипподрома, другим отрубить головы, иных посадить в мешки и утопить в море. В ответ прасины сожгли преторию, разбили тюрьмы и выпустили заключенных (Феофан: 596, 598,-601).
Когда в 609 г. экзарх Африки Ираклий отложился от императора, все симпатии были на его стороне. Осенью 610 г. африканский флот, во главе которого стоял сын экзарха, тоже Ираклий, подступил к столице. 4 октября некто по имени Фотий, который был оскорблен Фокой, так как тот недавно обесчестил его жену, проник во дворец со множеством войска, тотчас захватил Фоку, снял с него императорское облачение, закутал в черные одежды, скрутив руки, связанные за спиной, и на судне вручил пленника Ираклию. Ираклий, увидев его, сказал: "Так-то, несчастный, ты правил государством". Тот ответил: "А ты намереваешься управлять лучше?" Ираклий приказал отрубить ему голову, затем отсечь все конечности, а тело протащить по форуму Быка и там предать сожжению. Тогда же казнили его брата Доментиола и некоторых ближних сподвижников (Никифор: 610).
18. Шахиншах Хосров II Парвиз
Первые годы правления Хосрова II Парвиза (590-628) из рода Сасанидов сопровождались смутами и мятежами. Огромное влияние на все дела поначалу имели его дядья Виндое и Вистахм. Первого шаху вскоре удалось казнить, но Вистахм, бывший правителем Хорасана, оказался вне пределов его досягаемости. Собрав значительную армию, он в течение десяти лет вел против Хосрова ожесточенную борьбу. В конце концов он был убит из засады одним из кушанских царьков. Хорасанский мятеж после этого утих сам собой. В то же время от Хосрова отпал Нисибин. Покорение этого города вылилось в большую внутреннюю войну и потребовало от Хосрова много сил. Но постепенно положение его укреплялось: все мятежи были подавлены, вышедшая из повиновения знать – усмирена. В 602 г. Иран был уже настолько силен, что смог начать с Византией новую войну – одну из самых продолжительных и разрушительных в истории двух этих государств.
Поводом к разрыву мирных отношений послужило убийство императора Маврикия, которого Хосров считал своим другом и союзником, и захват власти в Константинополе узурпатором Фокой. Хосров объявил, что будет мстить за «своего благодетеля». В 604 г. персы вторглись в византийскую Месопотамию и взяли Дору. Затем под власть Хосрова перешли Амид, Майферкат, Эдесса и многие другие города. К 607 г. завоевание Месопотамии было завершено. В то же время другая персидская армия, возглавляемая Шахеном, напала на Армению. Иберия покорилась Сасанидам без боя. В 610 г. узурпатор Фока был свергнут и убит императором Ираклием. Он предложил Хосрову мир, однако шахиншах не согласился на переговоры, и война продолжалась. В том же году персидский полководец Шахрварз переправился через Евфрат и начал войну в Сирии. Вскоре была взята Антиохия, а потом в короткий срок под власть персов перешли Финикия, Армения, Каппадокия, Палестина, Галатия и Пафлагония. В 611 г. они в первый раз овладели Халкидоном – городом на восточном берегу Боспора, напротив Константинополя. В 613 г. пал Дамаск, в 614 г. – Иерусалим, где в руки персов попала одна из главных христианских святынь – крест, на котором был в свое время распят Иисус Христос. В 618 г. персы уже вели войну в Египте, где им удалось без боя захватить Александрию. Повсеместно персидское нашествие сопровождалось ограблением, истреблением и уводом в рабство местного населения. Последние успехи персов относятся к 622 г., когда им удалось взять Анкиру в Малой Азии и овладеть Родосом.
В том же году император Ираклий начал тщательно подготовленный восточный поход. Он решил пройти через области Северной Месопотамии и Армении, а оттуда, повернув на юг, нанести удар по Ктесифону. План этот увенчался блестящим успехом. В ходе компаний 623-624 гг. в Малой Азии и Закавказье персы потерпели несколько тяжелых поражений. Чтобы отвлечь силы Ираклия, они в 625 г. предприняли поход к Константинополю и во второй раз взяли Халкедон. В тоже время с огромным разноплеменным войском к византийской столице подступил аварский каган. Однако взять хорошо укрепленный город они не смогли. Персы были вынуждены отступить в Сирию, а Ираклий в 626 г. овладел Иберией. Отсюда в 627 г. он двинулся во внутренние области Ирана. Вскоре была взята столица Антропатены – Ганзак, где византийцы разрушили одно из главных святилищ зороастризма – храм Атур-Гушнасп. В 628 г. Ираклий вывел свою армию в Месопотамию, взял резиденцию Хосрова замок Дасткарт и подступил к Ктесифону. Видя, что все потеряно, старый шах решил отречься от престола и передать власть своему сыну от любимой жены Ширен, Марданшаху. Однако старший сын Хосрова Кавад (матерью его была византийская царевна Мария) не дал осуществиться этому замыслу. Он выступил против отца и низложил его с престола. Через несколько дней Хосров II был убит в тюрьме. Одновременно предали смерти всех 17 братьев Кавада.
Положение Ирана в этот момент было очень тяжелым. Страна была совершенно истощена многолетней войной. Плотины на Тигре разрушились, так что вся Южная Месопотамия оказалась залита водой. Во многих провинциях свирепствовала эпидемия. Сил для продолжения борьбы не было. Кавад II поспешил заключить мир с императором Ираклием I, уступив ему все захваченные при его отце земли. После этого он правил совсем недолго и умер, по свидетельству некоторых источников, отравленный царицей Ширен. Его смерть стала сигналом к распаду страны – многие области отделились от Сасанидов и стали фактически независимыми. То тут, то там появлялись новые претенденты на престол, который стал игрушкой в руках различных группировок знати. Сначала шахиншахом объявили малолетнего сына Кавада II, Арташира III (628-629). В 629 г. его сменил полководец Хосрова Шахрвараз (629). Затем страной правили поочередно две дочери Хосрова – Боран (629-630) и Азармдухт (630-632). Наконец, в 632 г., группа знати, во главе которой стоял полководец Рустам, провозгласила шахиншахом внука Хосрова II, Йездегерда III (632-651) (до этого он жил в древнем сасанидском центре Стахре). Ослабленная смутами страна вновь объединилась под властью одного государя.
19. Ираклий I (610-641)
Ираклий, родом каппадокийский армянин, был сыном известного полководца Ираклия, экзарха Африки. Никифор пишет, что в 610 г. глубокое недовольство императором Фокой охватило всю империю. Тогда правители Ливии, братья Ираклий старший и Георгий, договорились снарядить каждый свою армию и послать их в столицу под командами своих сыновей. Они условились, что императорская власть будет принадлежать тому из их сыновей, который прибудет в Константинополь первым и сумеет овладеть престолом. Ираклия младшего они послали морем, собрав большой флот с командами из афров и маврусиев, Никиту же, сына Григория, отправили сушей с многочисленным конным войском. Ираклий, сопутствуемый счастливым жребием, опередил Никиту и благополучно прибыл к Константинополю. В это время Крисп, эпарх города и зять императора, был враждебно настроен по отношению к Фоке. Поэтому он во всем содействовал Ираклию. Переворот совершился быстро и легко: Фока был изменой захвачен в своем дворце, приведен на корабль Ираклия и немедленно обезглавлен.
Толпа народа и патриарх Сергий приняли своего избавителя с наилучшими чувствами. И хотя Ираклий объявил, что прибыл в столицу вовсе не ради императорского престола, а для того, чтобы отомстить за беззаконное поведение Фоки, он, по воле сената и с одобрения народа, был 5 октября провозглашен императором (Никифор: 610). Впрочем, ему досталось тяжелое и незавидное наследство Феофан говорит, что Ираклий, взойдя на престол, нашел совершенный упадок в римском управлении: Европу опустошали авары, Азию всю заняли персы. Множество народу было пленено, а римское войско истреблено в сражениях. Глядя на это, Ираклий был в недоумении и не знал, что ему делать. Наибольшую угрозу для римлян представляло персидское нашествие. В 610 г. персы взяли Аламею, Эдессу и дошли до Антиохии.
В 611 году Антиохия пала, а в следующем враги овладели Мелитиной (Феофан: 602-604). В 613 г. сам Ираклий потерпел поражение у стен Антиохии, отступил в Киликию, разбил там отряды неприятеля, но персы получили подкрепление, и войска императора в ужасе бежали от них (Дашков: «Ираклий Первый»). В 614 г. Палестина добровольно покорилась шаху. После короткой осады персы взяли Иерусалим и устроили здесь трехдневную резню. Более 17 000 человек погибло. Персы захватили в плен патриарха Захарию и увезли древо Животворящего Креста (Себеос: 32). В 616 г. персидский полководец Шахин захватил и поработил весь Египет, многих увел в неволю, других умертвил беспощадным образом. Вследствие истощения Египет перестал снабжать хлебом столицу, и в Константинополе случился сильный голод. К тому же началась эпидемия. Угнетаемый всеми этими бедствиями, Ираклий велел грузить на корабли казну, собираясь плыть в Ливию, но народ, узнав об этом, воспротивился бегству императора. Патриарх призвал его в храм и связал клятвами, убеждая, насколько возможно, чтобы он не покидал столицы. Уступая им, Ираклий остался в городе, хотя и с большой неохотой. В 617 г. аварский каган коварно зазвал императора в Силимбрию, якобы для переговоров о мире, а сам намеревался захватить его, Ираклий узнал об этом, переоделся в бедную одежду и в великом страхе бежал в Константинополь. Авары преследовали его по пятам и разграбили императорский лагерь (Никифор: 613, 619). Одновременно в Испании короли готов отнимали у римлян одно владение за другим. В начале 20-х гг. в их руках остались только Балерские острова (Дашков: «Ираклий Первый»).
Испытывая неполадки и затруднения в делах общественных, Ираклий не сумел хорошо наладить и домашние: в мае 612 г. после родов умерла императрица Евдокия. Спустя четыре месяца Ираклий соединился браком со своей племянницей Мартиной, хотя знал, что дело, которое он делает, неправильно и запрещено римскими законами. У старшего сына, который родился от этого брака, шея была так поставлена, что он не мог оборачиваться, а младший от рождения был лишен слуха и оставался глухонемым.
Ираклий был приведен в замешательство многочисленными бедами: нашествиями персов, аваров, голодом и эпидемиями. Но спасительное решение вскоре было найдено – в 621 г. император объявил о своем намерении лично возглавить борьбу против персов (Никифор: 613, 619, 622). Весь синклит одобрил этот план (Себеос: 36). Из-за недостатка средств Ираклий занял деньги у хозяев богатых домов, взял также паникадила и другие церковные сосуды великой церкви и перевел в крупные и мелкие деньги (Феофан: 613). Своих детей он поручил патриарху, а бразды правления передал патрикию Бону (Никифор: 622). В апреле 622 г. Ираклий перебрался из Константинополя в Пилы, расположенные южнее Никомедии, чтобы продолжать путь на кораблях. К набранному в провинциях войску, он присоединил новобранцев, начал упражнять их и приучать к военным действиям. Воинам он поклялся, что будет с ними в трудах и сражениях и разделит с ними все опасности, как с собственными детьми. Весь 622 г. он был занят формированием и тренировкой армии. Лаской и строгостью Ираклий в конце концов добился того, что из множества разобщенных воинов, в которых он нашел поначалу только робость, беспорядок и неустройство, собралось как бы единое и крепкое тело (Феофан: 613). Осенью римляне вступили в Каппадокию, зиму провели в Понте, а в апреле 623 г. вместо того, чтобы идти на персидскую столицу Ктесифон, как этого ожидал шах Хосров II, Ираклий со своим войском повернул на север, в кавказские владения персов – через Армению, вторгся в персидскую провинцию Антропатену, взял Карин (Эрзерум), Двин, Нахичевань и Гандзак (Гянджду). Отсюда он отступил в Албанию и захватил ее столицу Партав (Себеос: 36). Весной 624 г. персы заняли теснины, ведущие из Албании в Персию. Но Ираклий избрал более длинный путь через долины. Шах выслал навстречу императору еще две армии Шахрабараза и Шахина (Феофан: 615). Шахрабараз преградил путь римлянам, а Шахин разбил лагерь у них в тылу. Ираклий, не дав им соединиться, напал сначала на Шахина, разбил его у местечка Тигранакерт и стал отступать из Албании в Армению (Себеос: 36). Шахрабараз присоединил остатки войск Шахина и бросился за ним в погоню (Феофан: 615). Римляне вновь отошли к На-хичеваню, а затем в Апахунию к берегам озера Ван. Шахрабараз с шеститысячным отрядом устроил императору засаду в городе Арчем, собираясь напасть на римлян ночью, но Ираклий, узнав об этом, стремительно нагрянул на персов сам, окружил город с трех сторон, велел поджечь его и истребил вместе со всем гарнизоном. Уцелел лишь один Шахрабараз, который бежал к главным силам на плохом коне (Себеос: 36). Зиму римляне провели в Армении к северу от озера Ван, а весной 625 г. Ираклий через Тавр вторгся в Сирию к верховьям Тигра и городу Аминда. Шахрабараз шел за ним по пятам, чиня всякие препоны. Тогда Ираклий резко сменил направление и стал отступать к Понту. Персы, вообразив, что римляне бегут от робости, преследовали их в полном беспорядке (Феофан: 616). Заманив таким образом врагов на удобную позицию, император внезапно развернулся, бросился на них, когда они меньше всего этого ожидали, и нанес новое поражение. Зиму римляне провели в своих владениях в Понте (Себеос: 36).
В начале 626 г. Шахрабараз, оставив пока Ираклия, подступил к Константинополю и занял азиатский берег Боспора. Авары и славяне, нарушив перемирие, напали на столицу с фракийской стороны, сожгли все предместья и подвели к стенам башни с осадными машинами. Но все попытки кагана овладеть городом кончились неудачей. Патрикий Бона нанес в проливе сильное поражение славянскому флоту, после чего варвары сняли осаду. Тем временем Ираклий, отправив часть войск во главе со своим братом Федором на помощь столице, с остальными легионами начал поход в Лазик. По дороге в Трапезунде Мартина родила императору третьего сына. У Тбилиси Ираклий встретился с хазарским каганом, сосватал за него свою дочь и заключил с хазарами дружественный союз. Несколько месяцев две армии совместно осаждали Тбилиси, но так и не смогли его взять (Никифор: 626, 627). Затем, отобрав 40 000 храбрых воинов, каган поручил их Ираклию, а сам возвратился в степь. Осенью 627 г. римляне от столицы Лазика стремительно двинулись вглубь Персии. По дороге хазары, не выдержав трудностей пути, покинули своих союзников, но это не остановило Ираклия. Он предавал огню города и села, а пленных персов убивал. Персидское войско, возглавляемое Рахзадом, двигалось следом. У развалин древней Ниневии Ираклий развернулся и стал поджидать врага (Феофан: 618). Приблизившись, Рахзад построил свою армию и стал вызывать противника на единоборство. Ираклий сам вышел против варвара. Тот пустил стрелу и задел верхнюю губу императора. Затем послал другую и ранил его в лодыжку. Он готовился пустить третью, но тут один из копьеносцев Ираклия отсек ему плечо. Когда Рахзад упал, Ираклий поразил его копьем и сразу же отрубил голову. Римское войско, воодушевленное смелостью императора, напало на персов, нанесло им сильное поражение и, преследуя, перебило многих из них (Никифор: 627). Ираклий находился в самой гуще битвы, конь под ним был убит, а сам он получил множество ударов мечами в лицо, но забрало из жил защитило его, и удары остались без последствий (Феофан: 618).
В начале января 628 г. римляне подступили к персидской столице Ктесифону, захватили и разграбили все шахские дворцы в окрестностях города (Себеос: 37). Был взят Дастагерд – резиденция Хосрова, в которой, кроме прочей добычи, найдены были 300 римских знамен, захваченные персами в разное время. Шах тайком бежал из своего дворца за девять дней до прибытия Ираклия. Ираклий двинулся дальше, но узнав, что мосты через канал Нахраван разрушены, и приблизиться к Ктесифону нельзя, повернул свою армию и стал отступать к Гандзаку. По дороге император узнал о перевороте, совершенном персидскими военачальниками – шах Хосров и сорок его сыновей были убиты. Власть захватил Кавад (Феофан: 618). Не в силах более продолжать войну, озабоченный внутренними смутами в своем государстве, он заключил мир по всей воле Ираклия: персы вернули римлянам Египет и все завоеванные земли, а также великую святыню – Животворящий Крест (Никифор: 628). В мае Ираклий возвратился в столицу и был с великой радостью принят народом. Беспримерная по своему напряжению война завершилась полной победой.
В начале 630 г. Ираклий с Животворящим Крестом прибыл в Палестину. Водворение святыни в Иерусалиме осталось в памяти потомков как бы высшей точкой его успехов. Разгромив и отбросив всех варваров, Ираклий мог, кажется, наслаждаться теперь долгим миром. Но в действительности он получил лишь небольшую передышку. Прошло совсем немного времени, и новый, гораздо более опасный враг явился на восточных границах империи. Удар был нанесен оттуда, откуда его совсем не ждали – из пустынь Аравии.
Летом 634 г. арабы взяли Газу и всю страну вокруг нее. Федор, брат Ираклия, сразился с ними, был побежден и бежал в Эдессу. Летом 636 г. халиф Умар разбил 40-тысячное римское войско на берегу Йармука, левого притока Иордана, захватил всю Финикию и двинулся против Иерусалима. Сил противостоять натиску захватчиков не было (Феофан: 619, 620, 624-626), Арабы перешли Иордан и разбили лагерь в Иерихоне. Все окрестные жители, объятые страхом, покорились им. В ту же ночь жители Иерусалима, спасая Крест Господень и всю церковную утварь, на кораблях морем отправили все это в Константинополь, после чего тоже покорились Умару. Арабы разделили свое войско на три отряда. Один они отправили против Египта, другой – на север в Сирию, третий – против персидского царства (Себеос: 40).
При первом известии о вражеском вторжении, Ираклий с женой и сыном Ираклием выехал в Восточные области. Но очень скоро, когда очевидны стали все размеры трагедии, он покинул войско. Погруженный в меланхолию, император жил во дворце Иерия и не показывался в Константинополе (Никифор: 635). Бездействие его в эту тяжелую минуту, в особенности после его успехов в предыдущей войне, вызывало изумление и современников, и потомков. Неудовольствие знати вылилось в крупный заговор, в котором замешаны были сын и племянник Ираклия. Всем виновным император велел отрезать носы и правые руки (Себеос: 39). Летом 638 г. он наконец превозмог себя и переправился в столицу по мосту, наведенному через пролив из многих кораблей. Тем временем арабы овладели Антиохией. В 639 г. пала Эдесса и покорилась вся Месопотамия Стратиг Иоанн, посланный против арабов в Египет, погиб вместе со всем войском. Захватчики овладели Египтом до самой Александрии.
Последние два года своей жизни Ираклий провел, запершись в своем дворце. Незадолго до смерти он короновал кесарем Ираклия, третьего сына Мартины. Прошло некоторое время, и на него напала тяжелая болезнь – водянка. Поняв, что недуг неизлечим, Ираклий составил завещание: согласно его воле, Ираклий-младший и Константин, сын императора от первого брака, получили равную власть, а Мартина должна была ими почитаться как мать (Никифор. 635, 638).
20. Церковь. Время св. Бенедикта и Максима Исповедника
Св. Дионисий Ареопагит
Сборник богословских сочинений, дошедший до нас под именем Дионисия Ареопагита («Ареопагитики»), принадлежит к числу самых загадочных памятников христианской древности. О его авторе – Дионисии, члене афинского Ареопага, – кратко сообщается в «Деяниях апостолов» и «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. Мы знаем, что, обращенный к христианской вере апостолом Павлом, он стал первым епископом Афин, одно время проповедовал в Галлии и принял там мученическую смерть от гонителей. Имя Дионисия, как церковного писателя, стало широко известным между 485 и 515 гг., когда в культурный оборот вошли четыре приписываемых ему трактата: «О Божественных именах», «О небесной иерархии», «О церковной иерархии», «О мистическом богословии». Вплоть до эпохи Возрождения сомнений в древности и подлинности «Ареопагитик» не возникало ни на Востоке, ни на Западе. И это способствовало их необычайной популярности. Исключительный религиозный подъем, необыкновенная глубина и острота мистических умозрений, сам язык, выразительный, темный и страстный, поражали воображения многих поколений христиан и заставляли признавать Ареопагита одним из величайших религиозных мыслителей прошлого. Но потом авторство Дионисия стало вызывать все большие сомнений, и в настоящее время можно считать твердо установленным фактом, что никаких сочинений настоящий Дионисий после себя не оставил, а приписываемые ему труды являются позднейшей имитацией. В пользу этого положения свидетельствует не только полное отсутствие каких бы то ни было упоминаний о творениях Ареопагита вплоть до начала VI в., но и самый характер памятника, слишком далекого и по языку и по строю мысли от безыскусной простоты первохристианской эпохи. Нет сомнения, что подлинный автор «Ареопагитик» прекрасно знал и разрабатывал идеи неоплатоников: прежде всего Прокла, но также и Плотина, Порфирия и Ямвлиха (III-V вв.), что, конечно же, исключает всякую мысль об апостольских временах. О действительном создателе «Ареопагитик» и о месте их составления ничего не известно. Можно предположить только, что неведомый автор был родом из Сирии и скрылся под именем Дионисия, желая придать своим творениям больше авторитета. Если это так, то замысел его увенчался полным успехом: церковь допустила «Ареопагитики» в свою святоотеческую письменность, и они сильнейшим образом сказались в развитии богословской и мистической мысли как на Востоке, так и на Западе. В Средние века Дионисий несомненно был самым сильным и уважаемым авторитетом для представителей всех школ, и без него будет совершенно непонятна вся история средневековой мистики и философии.
Величайший пиетет, которым всегда было окружено имя Ареопагита, легко понять, ибо никто из христианских философов до него не сумел так глубоко погрузиться в неведомые тайны Божественного и так полно выразить Невыразимое. Сам метод его Богопознания был поразительным и смелым. Дионисий писал, что в Своем бытии, «по собственному своему началу или свойству» Бог непознаваем и непостижим. Внутрибожественная жизнь совершенно скрыта от тварных взоров, превышает всякую вместимую и доступную для разума меру. Человеческое сознание никогда не проникнет в ее сокровенные и неизреченные глубины. «Изъятый» из мира Бог как бы не существует в нем, но это не значит, что Он далек или что Он скрывает Себя. Своим промышлением Бог неизменно и непрестанно сходит в мир, присутствует во всем и становится всем, оставаясь при этом недвижным и неизменным. Дионисий писал: «Мы познаем Бога не из Его природы, которая непознаваема и превышает всякую мысль и разум, но из установленного Им порядка всех вещей, которые содержат некие образы и подобия Божественных первообразов – восходя к Тому, что находится превыше всего, особым путем и порядком, через отвлечение от всего и возвышение над всем».
Для этого познания Дионисий предлагал два пути. Первый – через резкое и решительное противопоставление Бога миру, то есть через отрицание о Нем всех определений, свойственных и подобающих Его творениям. Второй – через повышение всех определений, обычно прилагаемых к божественным творениям. Богопознание путем противопоставлений исходит из положения, что о Боге ничего нельзя сказать утвердительно, ибо всякое утверждение частично и потому есть ограничение. В этом смысле Бог есть ничто, так как Он не есть никакое особенное или ограниченное что. Он выше каждого отдельного и определенного, выше всякого ограничения, выше всякого определения и утверждения, и потому выше всякого отрицания. Божество не подлежит никаким чувственным и пространственным определениям – не имеет ни очертания, ни формы, ни качества, ни количества. Божество также выше всех умозрительных имен и определений. Бог не есть ни душа, ни разум, ни воображение, ни мнение, ни мышление, ни жизнь. Потому Он не воспринимается ни словом, ни мыслью. Он выше познания. Он выше всего – «ничто из несуществующего и ничто из существующего». Поэтому познание Бога лежит через освобождение от всякой разнообразной примеси – через «упрощение души», через «вхождение в самого себя», через отвлечение от всякого познания, от всех образов, чувственных и умственных. Бога мы познаем только в покое духа и покое познания, не издали, не через внешнее, не через размышление о Нем, но через непостижимое с Ним соединение. Это возможно только через экстаз, через исхождение за все пределы, через исступление. Истинное познание есть познание без слов и понятий, и потому несообщаемое познание, доступное только тому, кто его достиг и имеет.
Это отрицательное Богопознание можно и должно дополнить положительным. Хотя в неизменной простоте Своего бытия Бог выше всякого определения, всякого имени, множественность Его проявлений можно определить различными определениями и различными именами. Однако при этом надо помнить, что ни одно из этих имен в отдельности, ни все они в совокупности, не дают представления о сущности Божества. Тем не менее, если встать на этот путь, то прежде всего надо сказать, что Бог – это Благость. По причинам Своей благости Бог не остается в Самом Себе, а творит, созидает и животворит мир. Как от неиссякаемого источника света, от Него повсюду распространяются живительные лучи, и все существующее проникнуто лучами этого живого и умного света. Бог есть также Промыслитель, Творец и Прообраз мира, начало всего сущего, Причина, поддерживающая Сила и последний Предел. Ибо в Боге нераздельно предсуществуют все предопределения бытия, представляющие из себя «самосовершенные и вечные мысли вечного Бога». Это как бы Лик Божий, обращенный к миру. И мир существует лишь потому, что прообраз его мыслится Богом. В этом смысле Бог есть Жизнь и само Бытие. Наконец, Бог есть совершенная красота, Красота без всякого изъяна – источник и прообраз всякой красоты. Все существующее ради Него и от Него получает свою красоту, то есть стройность и меру.
В соответствии с выше сказанным, образ мира у Дионисия определяется прежде всего идеей строя и лада, имеющих основание в неизреченном покое Божественной жизни. Все в мире стройно и созвучно, все состроено и согласовано между собой. Все существующее, не теряя своего своеобразия, слагается в живую гармонию и сказывается прежде всего в иерархичности мира. Выше всего в этой иерархии – Божественная красота. К ней и устремляется все остальное, чтобы в меру своей возможности «обнаружить в себе Божественную деятельность». Первое место в иерархическом строении причаствующего Богу тварного мира принадлежит первопричинам и миру идей. Высшие чины его являются посредниками в Богопричастии низших, которые лишь через них причастны Богу и в меньшей, чем они мере. Наверху тварной лестницы стоят горние ангельские чины – «бесчисленное блаженное воинство премирных умов»…Их совершенство определяется тем, что им в наибольшей степени доступно счастье Богообщения. По своей духовной природе они ближе всего к Богу. Первая и высшая триада ангелов это – Херувимы, Серафимы и Престолы. Им доступно прямое и непосредственное видение Божественных тайн. Они живут в Божественном свете и непосредственно созерцают Его. Выше всех – Херувимы, обладающие «совершенно-простым знанием высочайшего света». Вторая иерархия – это Господства, Силы и Власти. Им доступно уже только вторичное озарение, посредственно через чины первой иерархии. Еще ниже третья иерархия – Начала, Архангелы и собственно Ангелы. Ангелы всего ближе к материальному миру и незримо присутствуют в нем. Они представлены к каждому народу и предводительствуют земной иерархией.
К последней триаде ангелов примыкает иерархия земная. Ее возглавляет церковь, в которой Дионисий различал два родственных круга. Первый – священные чины: епископы, диаконы и пресвитеры. Из них епископы – это высшая ступень в чувственном мире, непосредственно примыкающая к горнему миру чистых духов, а пресвитеры – необходимое звено между священством и миром, в задачу которых входит объяснять светским людям священные символы и обряды. Второй круг церкви – это «чины совершаемых». От также состоит из трех ступеней: монахов, «созерцателей» (добродетельных христиан) и оглашенных. Их совершенство определяется степенью близости к божественной идее.
Нарушение установленной Богом иерархии, гармонии мира рождает беспорядок, который, по Дионисию, и есть зло. Следовательно, зло существует не само по себе, а лишь как нарушение. Поэтому абсолютного зла нет и не может быть (его существование было бы равносильно отсутствию гармонии, то есть самому существованию Бога и мира).
Боэций
1) Жизнь Боэция
Апиций Манлий Торкват Северин Боэций родился в Риме около 480 г. Он происходил из знатного сенаторского рода. Среди его предков было много консулов, два императора и даже один папа. Отец Боэция, Флавий Манлий, исполнял в 487 г. (при Одоакре) должность консула. Впрочем, он умер очень рано и не успел оказать на сына никакого влияния. Еще в детстве Боэций был взят на воспитание Квинтом Аврелием Меммием Симмахом, консулом, затем главой сената и префектом города Рима – одним из образованнейших и одним из благороднейших людей той эпохи. При содействии Симмаха Боэций получил превосходное образование. Дочь Симмаха, Рустициана, стала потом его женой и родила ему двух сыновей.
Скорее всего Боэций учился в Риме или же, быть может, в столице – Равенне. Как представитель высшей римской знати и к тому же воспитанник просвещенного Симмаха он должен был пройти курс обучения в лучших латинских школах, сначала грамматической, затем риторической. Помимо этого он мог в частном порядке обучаться философии и математическим наукам у наемных греческих учителей под наблюдением того же Симмаха.
Боэций очень рано приступил к систематической литературной и научно-философской деятельности и вскоре приобрел признание и славу ученого. Он был известен и как поэт, а в дальнейшем и как теолог. В одном сохранившемся фрагменте хроники, относящейся к двадцатым годам VI в., и принадлежащей, по всей вероятности, перу Кассиодора, мы читаем, что Боэций «написал книгу о Святой Троице, а также несколько глав по догматике и книгу против Нестория. Сочинил он и буколическую поэму. Но в деле логического искусства, т. е. в том, что относится к диалектике, и в математических науках он был столь силен что или был равен или даже превосходил древних авторов». Таким образом, еще при жизни Боэций достиг славы универсального ученого, проявившего себя во всех так называемых «свободных», или «благородных», науках, т. е. как в словесных – грамматике, риторике и диалектике, так и в математических – арифметике, геометрии, астрономии и музыке. Но слава истинного философа и выдающейся исторической личности пришла к нему все же только после смерти.
Когда Боэций был еще подростком, в 493 г. произошло завоевание Италии остготами Теодориха, завершившееся созданием своеобразного готско-римского государства, в рамках которого два чуждых народа, две существенно различных культуры, две разнородных системы права и две враждебные религии (римское католичество и готское арианство) должны были несколько десятилетий существовать вместе. Теодорих был мудрым государем и дипломатом. Он покровительствовал римской культуре и поощрял ученые занятия. Король приближал к своему двору самых выдающихся римлян, доверяя им первые государственные должности.
О начале политической карьеры Боэция мы почти ничего не знаем. Известно только, что он рано становится сенатором, а в 510 г.– консулом. Восходящий этап развития государства Теодориха стал для Боэция периодом непрерывного, нарастающего и почти невероятного для одного смертного человека успеха во всех областях жизни: в науке, искусстве, философии, политике, в сфере материального благополучия, в жизни личной и семейной. В 522 г. Теодорих назначает Боэция на высший в королевстве административный пост «магистра всех служб» (Magister officiorum), то есть фактически на пост первого министра. Однако, обладая прямодушием и чистосердечием истинного философа, Боэций вряд ли вписывался в полную интриг и политических хитросплетений обстановку равеннского двора. Его борьба за справедливость, конечно, понимаемая скорее по-римски, чем по-готски, должна была непременно и очень скоро обернуться против него самого. Так оно и случилось. В 523 г., т. е. всего через год-полтора после своего назначения на высший пост, Боэций был обвинен в причастности к заговору, осужден, а затем казнен.
Все началось с доноса на влиятельного сенатора и экс-консула Альбина, входившего, вероятно, в круг общения Боэция. Королевский референдарий (главный осведомитель двора) Киприан доложил Теодориху о якобы имеющей место тайной переписке Альбина с византийским императором Юстином, сам факт и, по-видимому, содержание которой могли при тогдашних обстоятельствах рассматриваться как тягчайшие преступления: государственная измена и «оскорбление величества».
За доносом последовал суд «священного консистория», который состоялся в присутствии короля и всего сената в городе Вероне – второй резиденции Теодориха. Боэций выступил на суде в защиту Альбина. В ответ Киприан обвинил в заговоре против готов также и Боэция. Тот был арестован и отправлен в тюрьму в местечко Кальвенциано под Павией, где он находился в заключении вплоть до своей казни.
Была устроена инсценировка суда над философом. Его обвиняли, во-первых, в том, что, желая спасти сенат, он воспрепятствовал представлению «документов, которые свидетельствовали бы об оскорблении величества сенатом»; во-вторых – в том, что он выражал надежду вернуть Риму утраченную свободу; а в-третьих – в том, что он повинен в святотатстве, в каком-то осквернении святынь или злоупотреблении магией. Мотивировка всех этих «преступлений» связывалась с философскими занятиями Боэция. О действительном смысле указанных обвинений можно только догадываться.
Суд над Боэцием происходил в его отсутствии. Все свидетели обвинения были людьми Киприана. Защитников у Боэция на суде не оказалось, за исключением одного Симмаха. Вскоре тот тоже был арестован и приговорен к смерти.
Казнь Боэция свершилась в 524-ом или в 526-ом г. Аноним Валуа, рассказывая об этой казни, говорит, что ей предшествовали тяжелые пытки. Вообще же гибель Боэция стала событием, оставившим глубокий след в памяти и его современников, и потомков.
2) Квадриум
В Средние века сочинения Боэция служили одним из главных источников философской образованности. Само содержание средневековой мысли оформилось во многом благодаря выдвинутым им темам и обозначенным им проблемам.
Литературное наследие Боэция включает в себя более двадцати произведений, которые можно распределить по четырем тематическим группам: 1) учебные руководства по «свободным наукам»; 2) сочинения по логике, включая переводы, комментарии и трактаты; 3) теологические работы; 4) художественно- философская сатура «Утешение Философпей».
Хотя точную хронологию произведений Боэция установить вряд ли возможно, все же самой ранней из его работ следует, наверно, признать «Наставление в арифметике» – учебное руководство в двух книгах, которое помимо специально-математического материала (определение числа, видов чисел и их отношений; определение пропорции, ее видов; определение арифметических операций и правил и т.п.) содержит в себе и компактно выраженную философию числа – такую, какую могло создать только мышление пифагорейца или же неоплатоника.
Здесь говорится о том, что изучение математических наук есть необходимая предпосылка успешного овладения философским знанием. Это – очередная ступень в движении ума к истине. Две математические науки, арифметика и музыка, изучают множества, или числа как таковые; две другие, геометрия и астрономия, изучают величины, числа протяженные. При этом арифметика и геометрия имеют своим предметом неизменные объекты, музыка и астрономия – объекты изменяющиеся. Но геометрия зависит от арифметики, а астрономия от музыки; ибо операции с величинами предполагают числовые законы, так же как движения светил подчиняются законам гармонии. Поэтому иерархия математических наук должна быть такова: арифметика, геометрия, музыка, астрономия. Такой же должна быть и последовательность их изучения.
В учебнике Боэция под арифметику подводится и онтологическая база. Мир создан по образу чисел и имеет, следовательно, числовую структуру. В основе всех чисел лежит единица, но и само бытие зависит от единства, а, значит, подчинено единице, которая поэтому именуется «матерью всего». Единица – структурообразующее начало, в геометрии ей соответствует точка. Поэтому и сложенным из единиц числам соответствуют линии, плоские и объемные фигуры. Однако единица сама не есть число (множество), и всякое множество противоположно единице. Элементарным множеством является двоица. Все же другие числа принимают на себя свойства единицы и двоицы. У нечетных чисел преобладают свойства единицы, в них выражается устойчивость, определенность, неизменность, завершенность бытия; у четных преобладают свойства двоицы, выражающие неустойчивость, подвижность, незавершенность становления. Из четного и нечетного посредством пропорции и меры складывается мировая гармония, которая выражается в периодичности, согласованности и ритмичности природных и человеческих явлений.
Сказанное очень хорошо согласуется с философскими принципами, изложенными в других сочинениях Боэция, в частности, в III книге «Утешения». Но это отнюдь не говорит о том, что «Наставление в арифметике» – плод самостоятельной мысли Боэция, пусть даже опирающейся па идеи пифагорейцев и платоников. Увы, мы имеем здесь дело всего лишь с простой латинской адаптацией, а в ряде мест с почти буквальным переводом «Введения в арифметику» знаменитого греческого математика II в. Никомаха из Геразы.
Предваряя свой учебник арифметики небольшим вступлением в форме письма к Симмаху, Боэций сообщал в нем о своем замысле создать по возможности краткие и доступные латинские руководства по всем четырем наукам «квадривиума» (quadrivium, «четырехпутье» – впервые встречающееся именно здесь название той группы из семи свободных наук, в которую входили науки, связанные с измерением и счетом, именовавшиеся также «Mathesis») , то есть не только по арифметике, но и по геометрии, астрономии и музыке. Удалось ли Боэцию осуществить свое намерение? Не исключено, что и удалось; но никаких полностью достоверных свидетельств того, что в средние века (хотя бы в ранний период) функционировали боэциевские руководства по геометрии и астрономии, мы не имеем.
Трактат, относящийся к четвертой части квадривиума (у Боэция – третьей), сохранился и дошел до пас под названием «Наставления в музыке». Судя по многим признакам, он был написан Боэцием не сразу после «Арифметики», а спустя некоторое время, может быть, даже несколько лет.
Как и руководство по арифметике, данный трактат представляет собой латинскую адаптацию греческих текстов, но в настоящем случае для адаптации взят не один источник, как Никомах для «Арифметики», а несколько, и притом весьма отличных друг от друга в концептуальном плане. Поэтому в сравнении с «Арифметикой» трактат о музыке представляется и более эклектичным и одновременно более самостоятельным. Первая книга, где вводятся определения музыкальных понятий и исходные принципы теории, своим содержанием перекликается с никомаховым кратким учебником гармонии, а вторая и третья книги, по-видимому, воспроизводят другой труд Никомаха по гармонии, более обширный и обстоятельный. Начальные две главы четвертой книги «Наставлений» воспроизводят трактат Евклида о совершенной системе деления струны соответственно идеальному звукоряду. Возможный источник следующих глав, посвященных нотной записи диатопического, хроматического и энгармонического вариантов лидийского лада, – трактат Гауденция.
Сама возможность музыкального искусства оправдывается Боэцием единством мира природного и человеческого: согласованность, гармония небесных движений и всех наблюдаемых природных процессов составляет «мировую музыку», которая воспринимается человеком благодаря столь же гармоническому устройству человеческого тела и человеческой души и гармонии, существующей между ними, то есть благодаря «человеческой музыке». Третий род гармонии, которому и посвятил Боэций свой трактат, это «инструментальная музыка», под которой понимается всякая музыка, вызванная человеческим искусством. Эта гармоническая музыка рождается тогда, когда звуки и интервалы между ними образуют соотношения и композиции, воспроизводящие музыку «мировую» и «человеческую»; в таком случае музыкальное творение, в силу своего естественного сродства человеческой душе, доставляет ей радость и оказывает на нее терапевтическое действие.
3) Диалектика
В эпоху античности и в средние века диалектикой называли в первую очередь вообще искусство доказывать истинное и опровергать ложное, а кроме того, искусство правильно определять и классифицировать понятия (герменевтика), правильно строить суждения и умозаключения (аналитика), правильно отыскивать нужные аргументы (топика). Для обозначения всего этого применялся и другой термин – «логика», который именно в этом смысле употребляется и сейчас, в то время как под «диалектикой» теперь чаще понимают учение о противоположностях.
Боэций употребляет термины «логика» и «диалектика» почти синонимично, но слово «логика» он чаще применяет для выражения как бы структуры и теории, а слово «диалектика» – для обозначения как бы функции и метода. Боэций по праву считается создателем средневековой логики в Западной Европе. До XII в. логика развивается на основе идей и принципов, заключенных в его трудах, которые складываются из переводов, комментариев и самостоятельных (по форме) трактатов. Логические работы Боэция построены по тому же принципу, что и труды по квадривиуму: даже когда это не просто переводы, по своему содержанию они являются почти всегда адаптацией и компиляцией каких-либо греческих источников. Это, разумеется, не исключает присутствия в творениях Боэция и его собственных мыслей, иногда вполне самобытных.
Источники избирались Боэцием в строгом соответствии с теми задачами, которые он ставил перед своим творчеством. А задачи эти однажды были определены им так: «Все топкости логического искусства Аристотеля, всю значительность его нравственной философии, всю смелость его физики я постараюсь передать, приведя его произведения в должный порядок, сделав их перевод и снабдив моими пояснениями. Кроме того, я переведу и прокомментирую все диалоги Платона. Завершив этот труд, я постараюсь представить философию Аристотеля и Платона в некоей гармонии и докажу, что большинство людей ошибается, считая, что эти философы во всем между собой расходятся, тогда как па самом деле в большинстве вопросов, к тому же наиболее важных, они находятся в согласии друг с другом. Эти задания, если мне будет отпущено достаточно лет и свободного времени, я, непрестанно трудясь, исполню на общее благо».
Осуществить этот грандиозный замысел Боэцию не удалось. Из задуманного исполнено было только одно: был освоен и включен в латинскую культуру аристотелевский «Органон». Боэций переводит на латинский язык «Категории», «Об истолковании», «Первую аналитику», «Вторую аналитику», «Топику», «Об изобличениях софизмов». Ему же, по всей видимости, принадлежит и перевод собрания анонимных глосс античных авторов к «Первой аналитике». Осуществляя свой замысел дать не только переводы, но и толкования трудов Аристотеля, Боэций присоединил к некоторым переведенным им текстам свои комментарии. Он также написал ряд самостоятельных по форме монографических трактатов по логике, к которым относятся: «О категорическом силлогизме», «Пролегомены к учению о категорических силлогизмах», «О логическом делении», «О гипотетических силлогизмах», «О топических различиях». Из всего перечисленного большая часть сохранилась полностью во множестве средневековых рукописей, причем обычно в нескольких редакциях.
«Монографические» трактаты Боэция по логике писались, по-видимому, на основе того же греческого материала и в связи с освоением того или иного раздела аристотелевского логического корпуса. Таковы сочинения «О категорическом силлогизме» и «Antepraedicamenta», первое из которых может служить пояснительным введением к «Первой аналитике» Аристотеля, а другое является сокращенным, схематическим вариантом начальной части первого.
В трактате «О гипотетических силлогизмах», помимо исследования модусов гипотетического умозаключения, рассматриваются логические особенности гипотетических и разделительных предложений, дается классификация консеквенций, затрагивается и тема модальных суждений. Трактат интересен тем, что является единственным специальным сочинением по теории гипотетического рассуждения, дошедшим до нас от античности. При этом Боэций воспроизводит в нем не только аристотелевские, но и стоические концепции.
Уникальным в том же роде можно считать и трактат «О логическом делении», где специальному анализу подвергается характерная для метода всех боэциевских сочинений процедура деления, которая лежит в основе всякой классификации.
Последний из вышеназванных трактатов – «О топических различиях» в трех книгах – представляет собой своеобразный классификационный компендиум «общих мест» (по-гречески «топосов», по-латыни «локусов»), сводящий воедино классификации диалектических и риторических топосов, предложенные в соответствующих работах Аристотеля, Цицерона, Фемисия и, может быть, некоторых других авторов.
Итак, вклад Боэция в «диалектику» велик и разнообразен. Собственных оригинальных идей здесь немного; величие его вклада в другом – в том, что он подвел своеобразный итог развитию античной логики и фактически заново создал эту науку для латинского мира. Ведь до Боэция из наук тривиума латиняне уже вполне освоили на своем языке и «грамматику» и «риторику». Это произошло еще во времена Цицерона и Доната. А вот с «диалектикой» у них долго не получалось; здесь они оставались (даже в технической части) только «бессловесными» учениками греков. Боэций изменил это положение: самая космополитическая из всех наук – логика стала и наукой римлян. К слову сказать, латиняне очень быстро перестали вспоминать, откуда пришла к ним эта наука и вполне оправданно связывали ее открытие более всего с именем Боэция. С его именем в средневековом латинском мире связывали и судьбу диалектики как общей теории знания, включающей вопрос о реальности того, что постигается в общих понятиях. Указанный вопрос получил в Средние века очень широкий резонанс и вошел в историю как философская проблема универсалий.
4) Проблема универсалий
Поскольку западноевропейская история проблемы универсалий начинается именно с Боэция, остановимся более подробно на том его произведении, где она получила наибольшее освещение – втором комментарии на «Isagoge» Порфирия.
Большой комментарий на «Isagoge» состоит из пяти книг. В первой книге речь идет о значении трактата Порфирия для изучения науки логики, о задачах, решаемых в этом трактате, и об особенностях избранного Порфирием подхода, в связи с чем поднимается и довольно подробно обсуждается так называемая проблема универсалий. Во второй книге Боэций комментирует изложенное в «Isagoge» понимание «рода», в третьей – «вида», в четвертой – «отличительного», «собственного» и «привходящего» признаков, в пятой книге поясняет произведенное Порфирием сопоставление понятий рода, вида и трех остальных признаков, устанавливающее сходства и различия между всеми ними.
Начинает Боэций с разъяснения того, что такое категории. Здесь вводятся латинские обозначения всех десяти категорий и, в связи с этим, устанавливается столь важная для всей средневековой философии метафизическая пара: субстанция – акциденция, так как согласно Боэцию из десяти аристотелевских категорий одна, категория сущности («усия»), означает субстанцию, а девять остальных – ее акциденции, в том смысле, что существование остальных предполагает в качестве предпосылки субстанцию, но не наоборот. Вообще же понятие акциденции толкуется здесь расширительно, без различения свойств атрибутивных, то есть необходимых, неотъемлемых, и привходящих, то есть случайных, отделимых. В последующем тексте термин акциденция употребляется Боэцием в более узком смысле для обозначения именно привходящего.
Вторая часть первой книги «Комментария» посвящена проблеме онтологического статуса общего. Как известно, в латинском языке абстрактные термины, образованные от прилагательных, выражаются множественным числом среднего рода. Боэций и называет обсуждаемое здесь «общее», «универсальное», термином «universalia», что в переводе на русский приобрело неадекватную форму существительного женского рода – «универсалия», имеющего и соответствующее множественное число: «универсалии». Но как бы там ни было, именно через Боэция и в философскую мысль, и в философский лексикон средневековья вошла та проблема, которую с тех пор называют проблемой «универсалий». Правда, поставлена она была задолго до него и сформулирована как проблема Порфирием. Тот поставил вопрос о способе бытия общего, т. е. существует ли оно субстанциально или же только мысленно, и если субстанциально, то – телесно или бестелесно, а если бестелесно, то – в отрыве или неотрывно от тел. Эта тема станет на многие столетия краеугольным камнем, а в определенном смысле и камнем преткновения, всей схоластической философии.
В ходе разъяснения проблемы Боэций вводит ряд классификационных делений и соответствующих им латинских терминов. Любой мыслительный акт духа – это либо постижение разумом существующего с последующим осмыслением его посредством рассудка, либо измышление несуществующего силой свободного воображения.
Если роды, виды принадлежат к существующему, то они либо телесны, либо бестелесны. Но если они бестелесны, то они могут существовать одним из двух способов: либо вполне независимо от тел подобно богу, уму, душе, либо в необходимой зависимости и связи с телом, подобно линии, поверхности, числу или индивидуальным качествам. В последнем случае Боэций имеет в виду то, что и линия, и поверхность, и – можно было бы добавить – точка существуют не иначе, как геометрические границы, ограничивающие в том или ином отношении трехмерное тело, без которого они существовать, конечно, не могут.
Так же и числа не могут существовать сами по себе, без счетного множества, хотя таковым не обязательно должно быть множество тел, – ведь считать можно и множество музыкальных модуляций или множество оттенков мысли.
Боэций вводит два разных термина для обозначения «бытия», или даже два разных понятия: esse – для обозначения бытия вообще и subsistere – для бытия в отвлечении от его субъекта (бытие вместе с его субъектом есть субстанция). Использует он и обобщенное причастие от глагола subsistere, то есть форму «subsistentia», от которой произошла знаменитая «субсистенция» Гильберта Порретанского, Фомы Аквинского, Дунса Скота и других схоластиков, означающая априорную бытийственную характеристику любого сущего. Обостренная формулировка проблемы универсалий у Боэция выглядит так: «Роды и виды или существуют и имеют самостоятельное бытие, или же образуются разумом и одним лишь мышлением».
Далее Боэций приступает к рассмотрению тех аргументов, которые могут быть выдвинуты против, если можно так сказать по-русски, субсистентного существования родов и видов, а затем – против их только мысленного существования.
Доказательство того, что роды и виды – не субсистенции, исходит из предпосылки, что субсистентное бытио чего бы то ни было обеспечивается его единством. Боэций почти буквально цитирует Плотина, когда заявляет: «все, что есть, именно потому есть, что едино».
Однако, если род одновременно и целиком, т. е. всеми своими родовыми признаками принадлежит всем своим видам (а это неотъемлемая черта рода), то он не может быть субсистентно единым, а поэтому не может и существовать как субсистенция. В самом деле, «человек» и «животное» – виды «живого существа», а это значит, что и в том и в другом должны присутствовать все без исключения родовые признаки живого существа, т. е. если представить род как субсистенцию, в них обоих должно как бы содержаться одновременно и целиком то же самое живое существо, что, конечно, абсурдно. Аналогичным будет и рассуждение о видах, если их рассматривать по отношению к индивидам.
Если же все-таки допустить, что роды и виды существуют как множества, т. е. что «живое существо» в «человеке» и в «животном» не одно и то же, возникнет необходимость найти род для этих «живых существ», иначе их общее наименование окажется неоправданным. Но если такой род и был бы найден, для него как рода снова возникла бы та же необходимость и это продолжалось бы без конца, так что никогда нельзя было бы установить «последнего рода» (genus ultimum), и не существовало бы никаких категорий. Изображенная здесь Боэцием ситуация напоминает известный аргумент против теории идей, содержащийся в платоновском «Пармениде» и в «Метафизике» Аристотеля, аргумент, который был назван там «третий человек». Сходство очень большое, поскольку идеи представлялись Платону как раз родами и видами («эйдосами»).
Итак, если один и тот же род множествен, то он либо вообще не может существовать, либо не может существовать как род. Значит, необходимо допустить, что род един. Но если род численно един, он не может быть общим для многих видов. Ведь нечто субсистентно единое может быть названо общим для чего-то другого, многого, только в трех случаях: 1) когда оно участвует во многом своими частями; 2) когда оно участвует во многом поочередно; 3) когда в нем участвует многое, но внешним образом, вроде того, как один спектакль является одновременно общим зрелищем для многих людей. Однако ни один из этих случаев не подходит для рода, поскольку род участвует в своих видах не разными частями в каждом, а во всех целиком; и не сначала в одном, потом в другом, а сразу во всех; и не внешним образом, а так, что вместе с видовым отличием составляет сущность каждого своего вида.
Следовательно, субсистентно род не может существовать не только как множество, ибо тогда он был бы не един, но и как единство, ибо тогда он был бы лишен своего основного признака – общности. Вывод: род вообще не может существовать как субсистенция. Аналогичное рассуждение может быть построено в отношении вида. Таким образом, Боэций отклоняет ту концепцию универсалий, которая получила впоследствии название «реализм» (от слова «res» – вещь, реальный, конкретный предмет).
Но Боэций отвергает и другую крайность: воззрение на роды, виды и т. п. как на чистые конструкции пашей мысли, не имеющие никакого аналога в объективной реальности, т. е. воззрение, которое можно было бы условно назвать крайним концептуализмом, так как универсалиям приписывается особое, только мысленное, существование. Ведь если роды, виды и т. п. суть только чистые понятия ума, не имеющего под собой никакого реального подлежащего, то такие понятия следовало бы признать ложными или пустыми, т. е. понятиями ни о чем. А если они – истинные понятия, то они должны выражать то, что существует в действительности, и, следовательно, должны существовать соответствующие им и независимые от них объекты, но это уже означало бы, что универсалии существуют реально (субсистентно). Поэтому только мысленное существование универсалий в обоих случаях исключается.
Итак, Боэций приводит нас к заключению, что универсалии не могут существовать ни субсистентно (а, значит, тем более, субстанциально, ибо чтобы быть субстанцией чего-то, надо уже быть самостоятельно, т. е. субсистентно), ни только мысленно, поскольку в последнем случае понятие общего оказывалось бы не соответствующим действительности. Какой же выход?
Боэций обращается за помощью к знаменитому комментатору Аристотеля, философу II в. Александру Афродисийскому. Тот опирался на аристотелевскую теорию обобщения путем абстрагирования. Он, в частности, заметил, что понятие, если оно даже не выражает своего предмета в точности так, как он есть на самом деле, не всегда является пустым или ложным. Например, если мы изучаем какой-либо целостный объект, то, подвергая его анализу, мы волей-неволей вынуждены поочередно рассматривать его отдельные стороны и свойства, отвлекаясь от других, хотя в действительности они существуют неотделимо от других. Значит ли это, что такого рода отвлеченное («оторванное», идеализированное) рассмотрение мыслью своего предмета, дает о нем ложное понятие? Александр отвечает: нет, ибо хотя части или стороны целого существуют сами по себе только модально (в возможности, а не в действительности), они тем не менее являются действительными (а не ложными, фантастическими) возможностями, а поэтому правильно образованное понятие о части, стороне, свойстве, качестве, границе целого не будет ложным, хотя существовать все это будет иначе, чем мыслиться. Линия не существует без тела, которому или частям которого она служит границей («кто и когда,—восклицает Боэций,—воспринимал отделенную от тела линию?! И каким чувством?»), но если мы рассмотрим ее в отвлечении от тела, саму по себе, и выведем из ее понятия соответствующую геометрию, то эта идеализированная геометрия будет истинна и для линии, существующей в теле только модально. Шарообразность (сферичность) – это свойство тел и без тел не существует, однако геометрические признаки шара, как такового, т. е. абстрактного, будут теми же, что и признаки шарообразности конкретного тела. Точнее говоря, чем больше конкретное тело отвечало бы требованиям шарообразности, тем больше оно удовлетворяло бы геометрии абстрактного, идеального шара.
Учитывая эти соображения Александра Афродисийского, Боэций предлагает далее следующее решение проблемы универсалий. Подобно тому, как точки, линии и поверхности существуют только в конкретных телах, а мыслятся отдельно от них, так и все роды, виды и т. п. существуют только в единичных субъектах (индивидах) – неважно, телесных или бестелесных, но мыслятся в отрыве от них, и при этом не мыслится ничего ложного, ибо мысля универсалии, мы только мыслим те черты разных конкретных индивидов, которые делают их при всех различиях похожими друг на друга. Черты эти не существуют, правда, в отрыве от других, делающих данные индивиды неповторимыми, но все-таки они существуют, поэтому понятия рода, вида и т. п. не являются ложными.
