Крылья

скачать книгу бесплатно

Крылья
Игорь Рыжков

Крылья растут больно, но, когда они, напитавшись Солнцем, поднимут тебя в Небо – отказаться от них ты уже не сможешь…Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

Игорь Рыжков

Крылья

– Все-таки, Тим сволочь. Он же зараза такой, ничего мне не сказал, а мог бы, а не сказал. Не сказал совсем ничего. Только ухмылялся себе под нос. Под свой большой горбатый нос, и щурил глаза, щурил свои бесстыжие глаза.

– Голубые, раскосые, в фиолетовых прожилках глаза, похожие на глаза старой собаки. И грустные и хитрые одновременно. Да, Тим еще тот гриб. Хотя, о покойниках либо хорошо, либо никак. Так ведь вроде? Либо хорошо, либо никак.

– А почему тогда я его ругаю? Может он и не умер вовсе? Я просто не понимаю, почему Ландгрувер считает, что если он не вернулся в Город, то он умер или погиб.

– Просто бред, какой то! Ну и что, что он Изгой? Живут же себе Изгои в Городе. Живут и ничего себе. Неплохо, в общем, живут. Ну, и что, что их никто не любит? Ну и что? Ну, и что, что для них работы почти нет никакой? С голоду уже давно ведь никто не умирает!

– Разве можно считать Тима умершим, если он ушел из Города и не вернулся? Разве так можно? Изгои они на то и Изгои, чтобы из Города уходить.

– Только вот зачем же они из Города уходят? Плохо здесь, что ли? Еда есть. Вода есть. Одежда, какая никакая, а все равно найдется.

– Ну, и что, что Изгои подаянием живут? Что в этом такого плохого? Может быть, им так на роду написано? Может быть им так положено? Изгоям.

Дыхание сбилось мысли тоже. Этот из подъемов оказался самым длинным и сложным. Ступени осыпались. Местами бетон растрескался так, что того и гляди – рухнет вниз с проржавевшей, арматуры.

Я обошел опасное место и поднялся еще на несколько ступенек вверх. Перевел дыхание. Плотно прикрыл глаза и через секунду их открыл. Успокоил сердце, стучавшее уже, где то в горле. Мысли пошли ровнее. Плавней. Стали крепче цепляться друг за друга и я, качнувшись на пятках, пошел снова вверх.

– Разве можно считать человека умершим, если он просто куда-то вышел? Может быть, он и до Крыши то вовсе не дошел? Может быть, он в верхних уровнях до сих пор живет? А что? Там не так уж плохо.

– Старики говорят, что там и воздуха и света достаточно. А уж грибов там! Ну, вот видимо невидимо! Ешь – не хочу. Сам, правда, я там не был. Пока. Иду вот. Лезу как проклятый. А спросите зачем? Не отвечу. Тим бы вот ответил. Он умный этот Тим. Но где вот о сейчас?

– Ищи-ка его. К Бегунам ведь не пойдешь для того чтобы Тима разыскать. Кто он такой? – Скажут. – Ах, Изгой! Зачем нам его еще искать? У нас и так забот по горло! Почта, грузы, депеши донесения всякие. Недосуг нам по уровням за Изгоями бегать. Сам придет, если захочет. На то он и Изгой.

– Ну, да. Я тоже так думаю. Сам вернется. Наверное. А может быть он все-таки до Крыши дошел? Может быть, он уже, где то там, за Городом? Может быть ему там хорошо? Может быть очень хорошо?

Я остановился передохнуть. Ноги гудели, словно в каждую ступню забили по сотне медных гвоздей.

– Гад, ты Тим! Чтобы тебя черти забрали! Чтобы тебе вовек в Город не возвращаться! Ну, зачем ты ушел? Я что «рыжий» тебя искать? Мне что больше всех надо?

Идти дальше сил не осталось. Я медленно опустился по стене и присел на грязный в бетонной крошке и крысином помете пол. Стал распаковывать рюкзак.

С припасами было негусто. Упаковка прессованных грибов. Галеты. Вода. Я качнул флягу. Не меньше литра еще.

Пока хватит. Длинные полупрозрачные пленки животных протеинов, свернутые в плотный рулончик. Это вообще НЗ.

Я подержал их на руке, и едва подавив желание съесть, засунул глубоко на самое дно рюкзака.

– Ну да. Изгоям же животные протеины не положены. Зачем он им? Он им только при росте и нужен. А когда уж они вырастут, то вот тут тебе и пожалуйста. Грибы кушайте. Их много. Тоже, в общем, белок.

Я вытащил увесистый брусок со специфическим запахом и сломал о колено. В воздух поднялась тонкая споровая пыль. Половинку убрал в рюкзак, половинку положил перед собой.

– Если ничего не есть так ведь и не дойдешь никуда. Так ведь? Пусть хоть и грибы. Но чем не еда?

Я поднес край сухого серого месива ко рту. Под язык накатилась слюна.

– Черт меня дери! Изгой хренов! Чуть на тот свет себя не отправил!

Я лихорадочно стал рыться в рюкзаке.

– Грибы – это тоже белок, но чужой. Без ферментов его не возьмешь. Не переваришь. Это точно. Не переваришь. Будешь по углам кровью ходить. Высохнешь весь. Кожа морщинами обвиснет. Станет серой и тяжелой. Глаза большими сделаются и западут. Совсем как Храмовник станешь.

–Мы ведь тоже не шибко толстые, но своего, то, что терять? Зачем? Вот Солдаты те да. Они толстые. Они постоянно животные протеины жрут. Да еще с сахаром. Зда-а-ар-р-ровые козлы!

Палец уперся в гладкий бок круглой коробочки с грохочущими внутри бусинами.

– Вот! – Обрадовался я. – И нашлось. С ферментами оно что же. Оно же гораздо веселее. Если грибы влагу на уровне где найдут так и вырастут. Их же можно любыми есть. И сухими и свежими. Можно пожарить. Можно смолоть и настой выварить.

Я положил желтую бусину под язык. Покатал ее, пока она не стала сверху мягкой и липкой.

– Говорят, что те из Изгоев кто до Крыши доходил, одним крысиным пометом питались. Под самой Крышей, даже, говорят, грибы не растут. Влаги им не хватает. Или еще чего, а без фермента же никак.

– А с ним даже гвозди переварить можно. Хотя я не пробовал. Мне Заходер говорил. Может быть, врал, конечно. Он Химик. Нет, правда. Я, правда, не вру. Он Химик. Настоящий. Он со своего уровня за всю жизнь ни разу не вышел. А ведь ему уже лет то ведь сколько. О-го-го.

– Седой совсем, но крепкий еще. Даже зубы все целые. Вот что значит Химик. Не любят их, Химиков, но побаиваются и уважают. Без них же ни света ни воды ни пищи. Головы у них конечно умные. Этого у них не отнять. А вот у меня, что же умного?

Я вытянул натруженные ступни в стороны. Боль перестала быть нестерпимой, но все еще не позволяла продолжить путь.

– Вот ноги разве что. Они, наверное, у меня головы умнее. Несут меня куда – то к черту на рога. Ни сна не ведают, ни отдыха. Только вот болят. Спасу нет!

– Ну, а и болят так, что? У Бегунов разве не болят? Конечно, болят! Только у них ноги глупые. Да и сами они глупые. Тима искать не захотели. Ну и не надо. У меня ноги умные. Сам найду!

Таблетка внутри была жесткой и отчаянно горькой. Я катал ее под языком от щеки к щеке, добиваясь максимального выделения слюны. Глотать ее было нельзя.

–Конечно нельзя! Как же ее глотать, если во рту среда такая, а в желудке такая? Проглотишь и капец! Можешь больше к Распределителю и не подходить. Ничего у тебя больше желудок не переварит. Сдохнешь где ни-будь в яме. Заберут тебя Могильщики и тем же Химикам отнесут. А кому ты больной нужен? Могут еще и живого отнести. Легко!

Я осторожно сглотнул слюну. Она была горькой настолько, что язык полностью лишился способности распознавать вкус. Я пошарил кончиком во рту. Нашел остатки пилюли и старательно их разгрыз. Дождался когда рот наполниться слюной и снова сглотнул. Теперь надо полежать минут десять, пока там, в животе реакция пройдет.

–Отрыжка будет! Мама не горюй! Но, а как без ферментов? С голоду подохнешь. Еда есть, а есть бесполезно. Вот ведь как может быть.

– Я вытянулся на хрусткой, при малейшем прикосновении рассыпающейся в мелкую пыль бетонной крошке и блаженно заложил руки за голову. Ногу на ногу. Погасил фонарь на каске.

– Еды и так едва-едва. Еще этих оглоедов кормить. Сами на осьмушку съедят, а светят, как будто их полгода не кормили.

Светляки тугим клубком скрученные в стеклянном пузыре, лишенные притока свежего воздуха пригасли. Перестали шевелиться. Уснули крепко, словно мертвые.

Меня окружила чуткая неровная тьма, с расплывчатыми пятнами светящейся плесени. Все-таки влага на этом уровне была. Может быть, просочилась из старых систем водоснабжения или канализации. Может быть, пришла сверху. Хотя, вряд ли. Далеко еще до Крыши. Очень далеко.

– А может, я и не дойду вовсе! – Колотилось в темечко. – Может быть, съем вот эти грибы, а они испорченными окажутся, или таблетки старые, или Химики пошутили? Свернусь вот здесь калачиком. Прочитаю молитву, да и отдам концы.

В желудке заворчало, забулькало, заклокотало. К горлу пополз шершавый комок. Вот теперь можно было есть. Я присел. Нащупал половину брикета и стал его грызть. Как только я проглотил первый кусочек, в желудке сразу стало тихо и спокойно. Только перистальтика ходила ходуном, словно катала под кожей камни. Я доел брикет и положил ладонь на живот.

– Может быть, фермента переложили в эту пилюлю, может быть изменился состав крови. Все может быть.

– Химики они тоже ведь не боги! Они же все про каждого знать не могут. Вот приболел я, скажем. Наелся фермента и грибами закусил. А у меня температура.

– Опять двадцать пять! Не тот баланс кислотно-щелочной и привет! Не умру я конечно. Нет. Так, покрутит немного в животе. Вот как сейчас.

Ощущения не были болезненными, но и приятными их назвать было нельзя. Тим говорил, что, если фермента лишка, то покрутит немного.

–Черт меня дери! – воскликнул я громко и ударил себя кулаком в лоб.

– Как же это я?! – Одна таблетка на брикет! А я целую ее съел! А брикета только половину. – Я посидел минуту, глубокомысленно шевеля пальцами.

Съесть сейчас остатки запасов означало, потом умереть голодной смертью. Нужно было дойти хотя бы до сто пятидесятого уровня. Там должна быть вода. А где вода там и жизнь. Там и плесень погуще, там и грибы имеются.

– Спасибо, Тим. – Глубокомысленно изрек я и склонился вперед, придавливая живот к коленям.

–Он хороший этот Тим. Он многое знает. Он и меня учил. Учил, как грибы есть. Учил воду искать. Учил в Городе ориентироваться. Жизни, в общем учил.

– Вот и сейчас, свернулся я в клубочек, мне и легче стало. Желудок в объеме уменьшился, а дальше в кишках желчь имеется, которая излишки фермента разлагает. Бурда эта грибная сейчас дальше пролезет мне и станет легче.

– Все-таки и Химики молодцы, и Заходер молодец. Это же надо было такую вещь удумать? Вроде таблетка махонькая, а есть можно все. Разве, что гвозди нельзя. Или я уже говорил о гвоздях? Или не говорил? Устал я. Вот!

– А Ландгрувер все-таки прав был, наверное. Они всегда правы эти Храмовники. Умер, наверное, Тим. Храмовники они тихие, умные. Они каждого из нас душой чуют. Закатят глаза, подумают немного и скажут где и какой лежит, или стоит, или работает.

– Но он еще совсем молодой Храмовник. У него тога все еще зеленая. Вот когда она желтой станет, тогда ему верить можно будет. А пока не верю я. Даже ему не верю.

– Пусть Тим будет живым. Пусть! Ну, пусть он болеет там. Простуда и все такое. Что я его в Город не дотащу? Вниз оно всегда легче! Всегда было легче по лестницам вниз. А вверх сложно.

Я шевельнул ступнями. Боль практически исчезла, оставив ощущение тяжести и скованности. Но идти было можно.

Я снял каску и приоткрыл шторку фонарика. Черви зашевелились, завозились, наползая друг на друга. Поднимая слепые морды кверху. Засветились ярко. В сумраке, почти слепя.

–Жрать хотят! Ох, хотят! – Я улыбнулся почти нежно.

–Ах, дармоеды. – Это я так про червей. Вроде бы и ругаю, а вроде бы и ласково.

–Они смешные Светляки, вроде тупые совсем, безмозглые, а настроение мое чувствуют. И светят ярче, когда у меня на душе светло.

Я полез в рюкзак. Нащупал ухороненный брикет и отщипнул кусочек. Растер его в пыль и этой пылью присыпал Светляков. Те замерли, словно в них кольнули транквилизатором.

Есть, не решились. Для нормального пищеварения Светлякам нужна была еще и вода. Я взял фляжку и скупо вылил в фонарь треть крышечки.

Светляки болеют, если с водой перебрать. Гнить начинают. Умирают быстро. Так они по три года живут, а тут за неделю выгореть могут. Потому лучше им воды недодать, чем передать.

Черви шустро заелозили внутри колбы фонаря и мягкими, губами, стали собирать с тел друг друга едва заметные крошки грибов. Эти могли, есть грибы без всяких ферментов. Просто так.

Я закрыл крышку фонаря и отодвинул шторку сильней. Коридор осветился белым призрачным светом. Плесень, из белой стала серой. Ей тоже нужен был свет. Какой угодно, сколько угодно. Она отдавала его, когда света не было, а если был, то впитывала в свое склизкое тело словно губка.

–Хотя откуда здесь свет? – Я сказал это вслух.

–Черт меня дери! – Выругался я в полный голос. Эхо побежало впереди. Ударилось о бетон и вернулось обратно, присмиревшее, едва слышимое.

– Если плесень светиться, значит, кто-то здесь с фонарем проходил. Совсем недавно проходил. Может быть, с неделю не позже. Если плесень годами света не видит, так ее в темноте и не разглядишь.

–Ти-и-и-им! – Прокричал я, надрывая связки. Из полузасыпанной штольни, пробитой Землероями через уровни, посыпалась древняя строительная труха.

–Тии-и-имо-о-о-оха-а-а-а!!! Ау-у-у-у! – На подъеме надтреснутый бетон захрустел, качнулся на арматурине, и сорвался вниз, ломая перекрытия, поднимая вверх тонкую едкую пыль.

Я перестал орать.

– Старый Город. Очень старый. – Побежали мысли снова.

– Если говорить нельзя, так думать никто запретить не может. Как еще стоит не понятно? Хотя нет. Не прав я. Землерои – ребята, что надо. И униформа у них зеленая крепкая и ботинки как у Бегунов с шипами. И рукавицы. И еды вдоволь.

– Кормят их не хуже чем Бегунов. Это они Город строили. И сейчас строят. Ремонтируют и строят. Хотя чего тут строить? Он и так огромный. Едва ли в трети его живем. А уж уровней над головой столько. Мама не горюй! До Крыши только Изгои и доходили.

– Так Храмовники говорят. Они знают, что доходили. Хотя зачем они на Крышу лезут, даже они не знают. Наверное.

Я закинул рюкзак на спину и затопал дальше. Под ногами хрустела бетонное крошево. Светляки, пообедав и ощутив тревогу хозяина, засветили в полную силу. Света фонарика хватало почти на десять метров вперед. Я шел все дальше и дальше.

–Весь уровень обойду. Сдохну здесь, а Тима выручу. Стоп!

Я остановился как вкопанный.

–Плутать по уровню можно было годами, и без толку. Тима нужно было по следам искать. Изгои легки на ногу. По отпечаткам Тима не найти, а вот по плесени?

Я задвинул шторку на фонаре. Оставил искру только, чтобы руки свои видеть. Плесень светилась ярко. Светилась голубым, бирюзовым, оранжевым. Искры медленно ползли по стенам. Свешивались мягкими плетями с потолков. Я пошел дальше.

–Здесь плесень уже все равно моим фонарем засвечена. А вот дальше, наверное, не мои. Уже следы Тима будут. Или другого Изгоя. Но кто, же по этой дороге из Изгоев ходит? Только самые отчаянные! Только самые сумасшедшие.

– Не все ведь хотят до Крыши дойти. Многие так. Хвалятся только.

– По парадным маршам поднимутся на пятьдесят уровней и обратно в Город. А потом и бахвалятся перед своими да Храмовниками.

– Я, дескать, почти до Крыши дошел, только мне грибов не хватило. Или ноги стер или фермент кончился.

– Все одинаковые у них причины. А Храмовникам что? Поухмыляются себе, и дальше в свой Храм молитвы читать. Хотя, что они там делают – никто не знает. Да и знать то не положено.

– Почему? Ну, не положено и все! Солдаты стоят вокруг Храма. В три круга стоят. И никого не пускают. Я же не Храмовник! Не могу я внутрь попасть да посмотреть? Нет. Не могу.

– С Тимом один раз собирались под Храмовников нарядиться да в Храм пройти. Жутко же интересно, что там может быть. У Ладнгрувера тогу его зеленую украли, пока он спал. Он у Тима спал. А я в Храм пошел.

– Наверное, нужно было капюшон глубже натягивать. Храмовники они же все капюшон на самые глаза натягивают. Может быть из-за капюшона, а может быть из-за чего другого. На первом же круге и остановили.

– Здоровый такой Солдат. Челюсть тяжелая. Силища не то, что у меня. Как он мне звезданул своей дубинкой. Только искры из глаз. Только искры. Мы потом еще перед Ландгрувером извинялись.

– Даром, что Храмовник. Не допустил до Суда. Тогу отобрал. Почистил да в Храм. Долго его тогда не было. Почти неделю.

– Мы с Тимом извелись прямо все. Вот Тим, наверное, и не выдержал. Бывало и так, что Химикам и совсем здоровых отдают, если бы был Храмовник, или Бегун, или Землерой, на худой конец, а то Изгой. Его же не жалко.