скачать книгу бесплатно
Очень качественно я шашку порубил. Очень. Я всыпал угольное крошево обратно в мешок и подобрался к реактору ближе. Открыл заслонку и аккуратно, по горсточке переложил на поддон топливо. Взял из ящика бутыль с катализатором, глубоко вздохнув, задержал дыхание и осторожно, прихватив ребристый край рукавом, свинтил пробку.
В нос полез едкий, колкий запах. Надолго оставлять бутыль открытой тоже было нельзя. Катализатор, если он не в реакторе – смертельный яд. Надышимся и каюк.
Я примерился и аккуратно откапал десять капель на поддон реактора. Завинтил крышку плотно и убрал в ящик. А ящик закрыл.
– Самсончик, где ты? – Испугалась Вера. Она очнулась, пыталась приподняться на локте и осмотреться.
– Тут я Верунчик, тут. Здесь я не бойся. – Я подошел к ней и сев рядом, положил ее голову себе на колени. Совсем как с Тимом.
– Все хорошо Вера. Все хорошо. Я нору нашел теплую. Смотри – какая большая. – Я сделал широкий жест свободной рукой.
– Тут и реактор есть и уголь и катализатора целая бутыль. Проживем. Не переживай. Тебе отдохнуть сейчас надо. Сил набраться. Нужно, чтобы хворь из тебя вся вышла. А выйдет из тебя хворь, вот тогда мы и решать будем на Крышу мы с тобой пойдем, или в Город будем возвращаться.
– А Последники? – Вера почти осмысленно смотрела мне в лицо с колен. Я снял с каски фонарик и положил на нары рядом.
– Тоже еще незадача. Я же нору не всю обошел. А вдруг здесь кто-то мертвый лежит? Еще со времен последней войны? Такое иногда бывает.
Заходит, скажем, Изгой в нору. А там все есть. И вода есть, и уголь есть и катализатора – залейся. И по коридорам грибов видимо-невидимо. И ферментов полные карманы. Собирай да ешь.
Вот он в такой норе устаивается да и живет себе. А в ней кто-то раньше жил да умер. Мало ли от чего умер? От тоски мог умереть, или от болезни, или от старости. Приляжет уставший Изгой на нары, а Последник, весь червями выеденный аж до блеска встанет, и как начнет своим скелетом греметь, на ребрах играть. Как завоет!
– На чужое позарился, дармоед! Ни какого от тебя толку в Городе нет, так ты сюда пришел?! Меня старика объедать опивать да у моего тепла греться! Да как посмотрит на него, на Изгоя, слепыми глазницами, так тот сразу чувства и лишается. А уж если потрогает его Последник своими костяшками, так не только Изгой умирает. Тут уж и Лекарю можно на тот свет отправиться.
– Чисто тут Верунчик. – Соврал я. Не люблю врать. Плохо мне, когда вру. Будто не я становлюсь, а другой, какой-то. Словно стенка перед глазами вырастает. Раз соврал, другой соврал. А она все толще и толще. Вот и стараюсь не врать.
Но, тут как же? Скажешь, что не всю нору осмотрел, так Вера еще больше бояться начнет. Мне-то Последники что? Я уже так устал, что, наверное, у него на плече спать смогу.
– Я все-все проверил, Вера. – Вру я ей дальше. – Правда-правда. Все проверил. – Вера благодарно кивнула головой и глаза закрыла. То ли во сне, то ли в беспамятстве. А от реактора тепло пошло. Почти жар. Плесень у дверей закрутилась кольцами, пожухла.
Я даже вспотел весь. А это плохо. Воды и так мало. Лучше мне не потеть. Вере вот можно. Нужно даже.
Я аккуратно опустил ее голову на нары. Расстегнул ворот своей рубашки. Подошел к мешку Тима и вывалил все его содержимое на пол. Ревизию давно надо было сделать. Как же на Крышу идти, если припасов своих не знать? Плохо…
# # #
Ландгрувер стоял навытяжку перед высшим Храмовником. Пальцы вытянутых вперед рук подрагивали. Глаза, закатившись под лоб, мертво отсвечивали белками.
– Что видишь? – Ровно вопрошал Храмовник в алом хитоне. Высохший длинный как лом, старый и мудрый.
– Страх вижу… – Покачиваясь, отвечал Ландгрувер.
– Боль вижу…
– Что болит? – Оживился Храмовник.
– Ноги… – Отозвался Ландгрувер.
– Спина… Руки в мозолях… Идет кровь… Света совсем немного…
– Тим?
– Нет…
– А Тим? – Ландгрувер напрягся. Пальцы дрогнули. Через бритый лоб пролегла морщина. По щекам стекали капли пота.
– Не вижу… Хотя… – Ладнгрувер качнулся с пятки на носок. Нагнул голову. Повернул ее чуть вправо-влево.
– Вижу раньше… Высоко… Страшно… Тоска… Боль… Песня…
Какая песня? – Храмовник подошел к Ландгруверу ближе. Коснулся его плеча длинным пальцем. Тот вздрогнул. Выгнулся словно от разряда электротока. Запел чужим, пустым, страшным голосом
– Баю-баю-шки баю …
– Вера?
– Да…
– А, Тим?
– Тим?
– Да…
– Болит. Сильно болит, грудь болит. Живот болит. Потом – светло, чисто… Отдых… Навсегда…
– Дальше! – Храмовник положил руки на плечи Ландгруверу. Тот просел, слово на него повесили двухпудовую гирю.
– Тьма, потом – свет – Ландгрувер тихо вздохнул и стал падать. Храмовник подхватил его подмышки.
– Тим?
– Да… – Прошелестел белеющими губами Ландгрувер.
– Я скажу три – тебе станет легче. Три… – Ландгрувер перестал падать. Закачался неловко, но устоял.
– Я скажу два, и ты откроешь глаза. Два… – Ландгрувер открыл глаза и стал сонливо осматриваться по сторонам.
– Я скажу один, и ты вернешься. Один… – Взгляд Ландгрувера приобрел осмысленность. Он смущенно отстранился от высшего Храмовника. Сделал два шага назад и склонился в полупоклоне, положив на сжатый кулак открытую ладонь.
– Простите, Учитель. – Он склонился еще ниже.
– Я не все увидел. Я недостоин. – Храмовник грустно улыбнулся, собрав на щеках глубокие складки.
– Не вини себя. Для того, чтобы видеть, нужны силы и дар. У тебя есть и то и другое. Я не ошибся.
– А, Самсон? – Ландгрувер выпрямился и пытливо посмотрел учителю в глаза. Тот покачал головой из стороны в сторону. Приложил палец к губами.
Ландгрувер снова склонился перед Храмовником и сделал еще один шаг назад.
– Я прошу меня простить, Учитель, я просил о недозволенном.
– Всему свое время, младший. – Храмовник величаво поднял руку в струящемся пурпуре и осенил Ландгрувера знаком Свободы.
– Ты должен отдохнуть. Завтра нужно будет видеть снова. Иди. Пусть тебе дадут поесть.
# # #
– Та-а-ак… Что мы имеем? А имеем, и вроде бы как неплохо имеем. Вода два литра. Грибов четыре брикета. Протеинов три. Ого! – Я раскопал в куче вещей и нежно поставил рядом стеклянную баночку с россыпью голубоватых кристаллов.
– Живем, Верунчик! Живем! Тебе от сахару сразу полегчает! Это не грибы в животе ворочать! Сахар он сразу в голову идет, в сердце в руки-ноги!
Я отодвинул сахар подальше от общих запасов и продолжил копаться в них дальше. Под мотком страховочной веревки нашлась круглая жестяная коробочка. Я поднял ее и потряс над ухом. Что-то в ней уверенно колотилось в стенки. Я аккуратно поддел край кончиком кирки и открыл ее бережно.
С маленькими коробочками вообще не шутят. В них все что угодно может быть. И чем коробочка меньше, тем в них припасы ценнее. Это и лекарство могло быть и фермент, какой особенный, а может и блокиратор. – Я прищурился на содержимое. Белые, с желтоватым оттенком горошины могли быть чем угодно. Я собрал складками лоб. Нужно было подумать.
– Если Тим в эту коробку ферментов положил, то этого мало. Очень мало!
– Ну, не думал же он за пять дней до Крыши дойти? Фермента никогда мало не бывает. Его всегда с запасом берут. А вдруг не хватит? С ферментом можно и без запасенной еды на уровнях продержаться. А тут… – Я пересчитал горошины.
Их было восемь штук. – Всего-то восемь.
– Это же на три раза поесть по-человечески. – Я взял горошину и осторожно лизнул. Если бы это был фермент, то он был бы горьким. Очень горьким. А тут… Странный вкус. Неуловимо знакомый. Но…
– Тимоша? А, Тимоша. Скажи ты мне друг ситный. Блокиратор один раз принимают или его нужно постоянно есть? А?
– Его один раз принимают, Самсончик. – Я повернулся на голос. Вера не спала. Она уже согрелась и больше не сворачивалась в калачик. Щеки горели румянцем, пока еще болезненным, но глаза уже были значительно веселей.
– А откуда ты это знаешь? – Улыбнулся я Вере. Рад я был, что она от бреда очнулась. Бред – плохая штука. В чистом виде – болезнь.
– Заходер рассказывал. – Вера блеснула глазами лукаво. – Неужели ты Химику не поверишь? Они его один раз дают, а потом к Лекарям отводят. Те кладут в кровать. Отваром сахарным поят. Пот вытирают. Греют, если зябнет. На лоб холод кладут, если жарко.
– А это тогда что такое? – Я показал коробочку Вере. Та вытянулась на нарах, силясь разглядеть. Пожала плечами.
– Не знаю, Самсончик. Это ты у нас умный.
– Вот, я думаю, что лекарства, здесь какие, ни-будь. А Вера? Что ты думаешь?
– А какие лекарства? – Вера прикрывала глаза. Трудно ей, все-таки. Болезнь – не шутка.
– Вот, и я не знаю – какие лекарства. Может быть, я сначала попробую? Я совсем немного. Пол горошины съем. Если мне плохо станет так мы в норе. А нора у нас с тобой хорошая. Я быстро выздоровею. А, если мне плохо станет. Так и поймем, что нельзя это есть? А? – Вера насупилась.
– А вдруг, и ты умрешь? Может быть, Тим яд с собой носил? Может он умереть хотел?
– А зачем яду с собой целых восемь горошин носить? А? – Заулыбался я. – Если горошин восемь значит нужно не один раз принимать. А если это яд, то и от одной умереть можно. Так ведь?
– Так, Самсончик, так. – Веру снова клонило в сон. Я спохватился. Ее нужно было напоить сладкой водой. Измученному организму требовалась пища, самая легкая – какую можно было достать.
– Верунчик. – Забеспокоился я. – Ты пока не спи. Я сейчас воды согрею, у Тима в мешке знаешь что есть? У него сахар есть! Вот! – Вера не ответила.
Уткнувшись носом в сгиб локтя сопела беспокойно. Вздрагивала плечами.
– Умаялась – Согласился я. Отвинтил у фляжки пробку и набулькал в кружку целую половину. Поставил на реактор. Закипит она не скоро. Все-таки я катализатора налил немного, да и зерна крупные.
– А, где я еще шашек найду? Экономить надо! Мне бы и самому вздремнуть не мешало. Совсем не мешало. Только вот вода согреется, тогда я и лягу. А то вдруг не проснусь? Она и выкипит вся. Жалко. – Я таращился на рдеющие рубиновым светом круглые глазки реактора, и ждал, когда над кружкой начнет виться парок, и со дна будут подниматься мелкие пузыри.
– Хуже нет – ждать и догонять. Тоска зеленая! Подумать бы, о чем веселом, да вот что-то мысли хорошие в голову не идут. О себе может подумать? Давай о себе подумаю?
– Вот, например, тоже незадача: почему у Изгоев родителей нет? У всех есть! И у Химиков есть, и у Плантаторов есть? Даже у Храмовников есть родители! А вот у Изгоев нет. Говорят, что нас в Храмы подкидывают те, кому детей воспитывать неохота.
– Но ведь не такая уж обуза – дети. На них и нормы повышают, и отпуск от работы дают. Думай – не думай, а испокон веку так было и ничего не поменять уже. А если и поменять, то не здесь. – Голова клонилась на грудь, сонливость сбивала все барьеры и думала о крамольном. Я ей не мешал.
– Не в нашем Городе новые порядки наводить. Большой у нас Город. Никто его, наверное, еще из конца в конец не проходил. Многие штольни выработаны и заброшены, многие засыпаны. Все в двадцати-двадцати пяти уровнях живут.
– Ниже Землерои копаются. Выше Истопники. В середине все остальные и Плантаторы, и Химики и Лекари. А в центре Города Храм. Большой и красивый.
– Высокий и круглый. Говорят, что он через все уровни проходит и прямо из Крыши его маковка торчит. Ну, так-то говорят. Кто же проверит? Я вот у Ландгрувера спрашивал. Так, тот молчит. Молчит и ухмыляется. Болтает только своей лысой головой с пятнами. – Над кружкой пошел парок. Она отчетливо заскрипела, забулькала.
Я торопливо вскочил и, прихватив ручку рукавом, осторожно снял драгоценный кипяток с реактора. Поставил на ящик с углем. Взял банку с сахаром и сыпанул в кружку четверть.
Если сразу все высыпать – толку меньше будет. Пройдет часть мимо. А так в самый раз. – Размешал ножом и потрогал горячую сладкую воду кончиком языка.
– Эх, самому бы выпить – да, нельзя. Вере нужно сил набираться. А я и грибами обойдусь. Обойдусь, точно!
– Вера… – Толкнул я свою подругу в плечо. – Верунчик, проснись. – Вера завозилась на нарах. Скроила плаксивую гримасску.
– Плохо мне Самсончик. Плохо.
– А ты проснись, Верунь, чего дам. – Вера открыла глаза и уставилась на меня сонным взглядом, похоже, не понимая, где находится и с кем.
– Самсон, ты?
Да я – это я, Вера! Разболелась совсем. – Я поднес к ней кружку ближе.
– Вот я тебе сахару развел. Попей. Тебе легче станет. – Взгляд Веры стал осмысленным.
– А ты?
– Да я уже… – Соврал я ей снова. – Пил я, правда.
– Ну, хорошо. – Вера привстала. Склонилась над краем кружки и сделала большой глоток. – Вку-у-у-сно. – Заулыбалась она.
– Ну, еще бы! – С удовольствием хмыкнул я. – Знамо дело вкусно. Чего же вкусней воды с сахаром бывает? – Вера не ответила. Она требовательно нажала губами на край кружки, и теперь пила не отрываясь. Пила до тех пор, пока не выпила все.
– Спасибо, Самсончик – Она откинулась на нары и закрыла глаза. – Мне лучше. Правда.
– Ну и хорошо. Ну, славно. Вере легче. Теперь надо о себе и о нас подумать. А что подумать то? Двери вот я не прикрыл. Тепло выносит. А прикрою, жарко может быть. Вспотеем. Влагу потеряем. Тоже плохо.
– Нору надо обойти, вдруг, где ни-будь действительно Последники лежат. Хотя мне сейчас, что Последники, что Храмовники, что Династы.… С любым готов в обнимку на нарах спать. Я прикрыл рот ладонью. Нельзя о Династах по-простому говорить. Они как боги.… Но устал я. Сильно устал.
