Таксис

скачать книгу бесплатно


– Ну, тут уж действует золотое правило: «сказал „а“ – говори „б“».

Борис молча согласился с этим утверждением и продолжил:

– Ну, несколько лет назад я…

И тут воспоминания нахлынули на него с небывалой яркостью: комната на восьмом этаже над его квартирой. Там были усач, еще двое… Две девушки. Блондинка с веером и рыжая в зеленом пальто. Они что-то ему говорили, сказали, что теперь он…

– Ээ… Похоже, что-то не так со связью, Шутник.

– Да подожди ты, Параноик, человек о чем-то явно задумался!

– Меня прокляли, – безжизненным тоном произнес Борис, все еще осознавая глубину этого откровения.

Однако на радиоведущих это едва ли произвело какое-то впечатление. После нескольких секунд гробовой тишины Шутник и Параноик хором сказали:

– Ии?

– Как это «ии»?! Это ли не лучший пример оккультного?! – воскликнул Борис. В ответ Шутник и Параноик разразились раскатистым хохотом.

– О Боже! Шутник! Похоже, тебя только что уделали, передавай пальму первенства этому юмористу!

– Не могу дышать! – только и смог воскликнуть Шутник в истерических завываниях.

Борис стоял посреди комнаты, держа газету в руках, наполняясь смущением и негодованием, как если бы его оскорбили при всем честном народе или в прямом эфире. Собственно, в определенном смысле так и было. В сумятице, происходившей в его голове, не хватало еще и неловкости, а потому он без колебаний швырнул газету в огонь камина.

– Аааааа!!!! – услышал Борис истошные вопли. – Он решил сжечь нас, сжееечь!!

На долю секунды Боря даже испугался, пока сквозь специфический звук горящей бумаги и дров не услышал заливистый хохот ведущих, уже совсем невнятно что-то говоривших друг другу и, видимо, продолжавших шутить. От необычайного потока странностей, к которым, казалось бы, он уже давно должен был привыкнуть, Борис свалился без чувств возле кресла перед камином, где само пламя как будто смеялось над ним и его невежеством.

Глава 4

«Лунный ветер» гудел от смеха, вызванного вмиг ставшего хитом очередного эпизода «Разговоров Шутника и Параноика». Аними и Примус находились в эпицентре этой феерии. ВШаге было не так много радостей, поэтому, как и в повседневном мире, продукты масс-медиа порой служили настоящей отдушиной для обывателей.

Аними терпеть не могла большие толпы и общественные сборища, даже связанные с таким легким и отвлеченным поводом, как юмористическая передача. Тем более в этот раз он не был столь отвлеченным и легким. Учитывая изначальную обеспокоенность Примуса, несложно вообразить, что с ним происходило, когда любимая подписчиками колонка постоянной рубрики «запела» определенными голосами, вернее, голосом. Не желая привлекать такого внимания к своей, как он считал, проблеме, усач почти закипел от злости, резко вскочив из-за стола и бросившись прочь от всеобщего хохота и рукоплесканий (что было редкостью для такого смехача, как он). Аними флегматично поднялась вслед за ним, предвидя, что в покое он ее не оставит. В ее зубах была зажата очередная из неизменно последних четырех остающихся сигарета.

Они вышли из кафе. Примус был сам на себя не похож: его всегдашние развязность и легкомысленное хладнокровие сменились подлинным негодованием и мелочной раздражительностью.

– Каков подлец! – кричал он на всю улицу. – Это же догадаться надо так поднасрать!

– Успокойся, – сказала Аними, – не думаю, что он специально. Скорее, это твоя вина: кто оставил ему газету?

Примус умолк, он стоял посреди тротуара, весь растрепанный и надутый от негодования, уперев руки в бока. Сначала он посмотрел на Аними, как будто собирался отчитать ее за хамство, а затем словно бы осекся, не успев произнести задуманный ответ. Усач отвел взгляд и нетерпеливо выдохнул через раздутые от возбуждения ноздри (не то чтобы ему было необходимо дышать).

– Черт! – выругался он. – Ладно, времени у нас еще меньше, чем я предполагал, нам нужно отправляться прямо сейчас!

– Ты кое о чем забыл, – безынтонационно проговорила Аними, выпустив облако дыма, – я не могу, как ты, мгновенно переноситься из одного места в другое.

После этой реплики Примус в отчаянии прикрыл ладонью глаза, еще раз нетерпеливо выдохнув:

– Ну, что ж, в таком случае давай искать транспорт, – отчеканивая каждую букву, ответил он.

Рыжая курильщица в бессменном зеленом пальто едва заметно улыбнулась (что, как упоминалось выше, происходило совсем нечасто), в ее глазах появился озорной блеск (чего вообще практически никогда не случалось):

– Я знаю, где его можно раздобыть.

?

В одной захолустной деревне обитало семейство кочевников. Они исходили весь земной шар и решили обосноваться в этом небольшом поселении. В обмен на кров они обязались рассказывать местным истории своих похождений. Захолустье располагалось на таком далеком отшибе, что его жителям было интересно абсолютно все, что не являлось частью их бесконечно приевшегося обихода.

В семействе было двое детей: мальчик по имени Ша и его сестра Фэй. С самого детства они спорили о природе вещей. Фэй настаивала, что всем правит Порядок, определенная система закономерностей, в то время как ее брат придерживался совершенно иного мнения. Он полагал, что первичен Хаос, который когда-то кто-то по глупости решил упорядочить, даже не так – попытаться упорядочить. Столкнувшись с такой неразрешимой задачей, люди, по мнению Ша, решили единодушно поверить в иллюзию порядка, теша себя ложью о какой-то изначальной централизованной системе. Он настаивал, что Хаос – куда более тонкая материя, чем думают: он не видел его абстрактным понятием, просто оттеняющим концепцию взаимосвязанности и последовательности, наоборот – необъятная сущность Хаоса, его непознаваемость и неопределенность приравнивали его к Богу или понятию Бога.

Фэй любила брата, но была непреклонной в своих убеждениях, а потому как-то ночью, после длинного дня, наполненного событиями, общением и, как и всегда, этим самым спором, она убила его. Задушила подушкой, пока он спал. Главный парадокс этого акта заключался в том, что Фэй совершила непростительный и варварский поступок, несущий в себе черты не цивилизованной упорядоченности, но того самого, превозносимого ее братом Хаоса. И в то же время этот поступок оправдывался в логической системе, выстроенной Фэй в соответствии с, как она считала, общими принципами Порядка.

Первое время она сохраняла хладнокровие и душевный покой, идущий от ощущения органичной оправданности и целесообразности своих действий.

Ей успешно удалось закопать брата в лесу, на опушке которого стояла деревня. Она вернулась домой на заре, ей все сошло с рук. Поиски Ша начались утром. Все переполошились, обыскивая каждый дом, каждый уголок, погреб, канаву, колодец, куст, компостную яму – ничего.

Пришлось признать жуткую истину: ребенок ушел или был насильно уведен в лес. Ничего страшнее никто не мог себе представить. Даже родители семейства, повидавшие виды и объездившие весь свет.

Фэй позволила себе ни о чем не беспокоиться и на все вопросы отвечала, что ничего не знает. Ей верили, с чего бы не верить девочке четырнадцати лет? На третью ночь поисков Фэй увидела сон: она была в комнате с дубовыми стенами и потолком, в центре комнаты стоял дубовый стол. В его изголовье в противоположном от нее конце помещения сидел Ша. Он сложил руки замком перед собой и спокойно смотрел на новоприбывшую. Фэй была немного напугана, но не удивлена, ей не надо было ничего объяснять – она сама нашла стул и села напротив брата.

– Стало быть, ты убила меня, Фэй, – произнес Ша, – я понимаю, что это произошло из-за нашего с тобой извечного спора. Мне только хотелось бы услышать, какими именно доводами ты руководствовалась, когда решила совершить то, что совершила? В какую закономерность вписывается такой поступок?

Фэй ответила не сразу, но отмалчиваться она не собиралась: глупо пытаться что-то скрыть, будучи во сне. Она посмотрела в глаза своему младшему брату и сказала:

– Порядок необходимо поддерживать. Если этого не делать, он забудется, если он забудется – мы будем наказаны. Несоблюдение правил всегда карается. Ты, к примеру, их соблюдать не хотел и мог смутить других.

– Какая восхитительная логика! – язвительно проговорил Ша. – Знаешь что, Фэй? Из тебя выйдет отличный диктатор: ты так самозабвенно веришь своим собственным суждениям! Это действительно восхищает! Однако есть одна маленькая загвоздка, противоречие в твоих речах.

– И какое же? – серьезно спросила Фэй.

– Если всем правит Порядок, если он первооснова, если есть, как ты говоришь, конкретная система правил и закономерностей, с чего вдруг люди должны поддерживать ее работу?

– Глупый брат, ты так ничего и не понял: мы и есть эта самая система, мы винтики ее механизма, она держится на нас.

Ша, улыбаясь, кивал:

– Безусловно, ты права. А знаешь, отчего это так? Почему я согласен с тобой?

– Нет, – просто ответила Фэй.

– Потому что твои слова подтверждают мою правоту, разумеется. Ведь если система держится на нас, если, так сказать, гром гремит, только когда есть слушатель, – без нас ее не будет, поскольку некому будет ее поддерживать. Порядок без тех, кто может его сформулировать, пропадает. Он становится чем-то непостижимым, существующим вне какой-либо понятной схемы: Хаосом.

– Нет! – крикнула Фэй, стукнув кулаком по столу. – За это я и убила тебя! Ты фундаментально неправ и неисправим!

Ша начал заливисто хохотать, Фэй недоуменно негодовала, не зная, что и сказать. Ша заходился смехом все больше и больше, сквозь всхлипы он произнес:

– Ты убила меня, потому что злилась! И сейчас ты злишься, потому что понимаешь, что подменила понятия: подстроила «систему» под свои желания, нашла удобную трактовку! Ха-ха-ха-ха! Никогда еще я не был так безоговорочно прав! Своим поступком ты обнаружила полную несостоятельность твоей позиции!

Он все смеялся и смеялся, а Фэй распирал гнев. Забыв о том, что это сон, она кинулась на брата через стол, ей пришлось бежать прямо по нему, чтобы добраться до Ша. Но это оказалось непросто: кровный родственник и одновременно заклятый враг не приближался по мере того, как она неслась к нему на всех порах. Вдруг она ощутила характерное для ночных кошмаров ощущение слабости во всех членах: ноги стали ватными, и она едва могла их волочить, а Ша все сидел и смеялся на дразнящем непреодолимо небольшом расстоянии от нее.

Внезапно стол, комната и Ша рассеялись в воздухе, Фэй очутилась в темноте и слышала только остаточное эхо ядовитого смеха брата. Потом рассеялась и тьма: Фэй была в Общем доме – месте деревни, отведенном для собраний и праздничных трапез. Она была не одна: помещение освещалось настенными факелами, тут собрались все жители, включая ее родителей. Видимо, она ходила во сне. К моменту пробуждения в Общем доме установилась гробовая тишина. Фэй была достаточно умной, чтобы понять, что произошло: хватило одного взгляда на беззвучно плачущую мать и прижимавшего ее к груди встревоженного отца, а также на шокированные лица аборигенов. Теперь все знали, что она натворила. Осознав это, Фэй сошла с ума. Ее рассудок разрушился в одно мгновенье: только что она стояла посреди помещения в окружении общины, а в следующую секунду уже билась в конвульсиях на полу.

С тех пор Фэй замкнулась в себе и ни с кем не разговаривала, ее держали отдельно от всех, ухаживали за ней и кормили. А потом, в один погожий весенний день, она исчезла из деревни бесследно. Никто больше никогда ничего о ней не слышал.

Глава 5

Борис очнулся от скрежета когтистых лап по входной двери. Скрежет сопровождался взволнованным лаем. Он не сразу опомнился, но необходимость угомонить собак помогла собраться. Поднявшись и открыв дверь, Боря успокаивающе выставил руки, как бы говоря: «я в порядке, не переживайте». Хаски ощутимо расслабились, повиляли хвостами и разошлись по своим делам. Он закрыл входную дверь и вернулся к креслу перед уже угасающим камином.

Пожалуй, не в первый раз аскету пришлось признать необыкновенный ум и довольно странное поведение питомцев. Собаки, конечно, животные сообразительные, но тут доходило до шестого чувства: они всегда предвосхищали его появление, заранее предвидели малейшую неловкость в движениях, которая могла бы привести к травмам. Еще в самом начале жизни в заснеженном крае, когда неловкость сопутствовала почти каждому его действию в столь непривычной обстановке.

Он вспомнил слова Примуса о собаках, что они были оставлены ему в качестве… Защитников? Надзирателей?

– Похоже, я ударился головой, – невольно произнес Боря вслух, потирая ушибленный затылок. Его взгляд метнулся к тлеющим углям, среди которых на удивление легко можно было разглядеть останки говорящей газеты.

Богатый на события день разрушил целостность созданного вокруг Бориса вакуума. Пытаться его восстановить было бессмысленно, и не покидало ощущение, что хижина, заснеженная пустыня вокруг, даже замерзшее озеро за версту отсюда – все это в любую секунду может провалиться сквозь землю. А он сам, в свою очередь, отправится неприкаянным призраком метаться по лабиринтам мироздания. От этой перспективы его бросило в дрожь.

Он вдруг понял, что «завис», стоя посреди комнаты, затем проанализировал работу всех телесных систем: ему было прохладно («надо затопить печь»), побаливал затылок («но уже несильно, наверное, прошло какое-то время»), он слышал шум ветра за стеной и треск дотлевающих углей. Взгляд Бори между тем задержался на произвольном участке стены. Произвольном, но все же остававшемся в поле зрения, а следовательно, обрабатываемом мозгом участке. На дереве были небольшие пятна, характерные для подобного покрытия. Такие нередко имеют сходство с силуэтами или «рожицами».