скачать книгу бесплатно
– Мало, – сказал он, задумчиво разглядывая бумажку.
– Мало, – вздохнул я.
Для очистки совести мы обошли всех «кредиторов», но ни одного не удалось расколоть. Удивляться нечему – всем должны.
– Пойдём к Людке, – подмигнул я Серёге.
Людка – наш последний шанс. Все надежды на неё.
Мы зашли в кладовую.
– Какие деньги?! – набросилась Людка на Серёгу. – У самой двадцатка осталась. Дома жрать нечего, а у вас одно на уме.
Серёга молча запустил руку в карман Людкиного халата, вытащил бумажник, отсчитал пятнадцать тысяч и засунул бумажник обратно.
– Перебьёшься, – пробасил Серёга, поглаживая широченной ладонью Людкину задницу. – Хлеба с картохой пожуёшь.
Он дал мне деньги, и я опрометью бросился в гараж к знакомому слесарю, который торговал «бензухой». Взял бутылку и, не спеша, направился в наш любимый уголок. Куда торопиться? Бутылка в кармане, а Серёга когда ещё управится.
Но Серёга был на месте.
– Чего с ней рассусоливать, – отмахнулся он. – В кладовую так и ломятся: это им надо, то подай. Помешались на работе. Никакого удовольствия. Зато и не люблю ходить к ней. Вечно всё на скоростях.
– Да уж, – я раскупорил бутылку, морщась от едкого запаха не то бензина, не то керосина, – в таких делах спешить – хуже некуда.
Серёга взял бутылку, провёл ногтем черту, приложился к горлышку и за один заход ополовинил содержимое. Ровно по черте. Шумно вздохнул и густо срыгнул керосином.
– Зажевать есть что-нибудь?
Я нашарил в кармане заветный сухарик, отломил половину. Серёга сел на корточки и, прислонясь спиной к батарее, активно заработал челюстями. Я выпил свою долю и, посасывая сухарик, примостился рядом с другом.
– Да, – задумчиво проговорил Серёга, – высоко Федяй взлетел. Давно ли в цех пришёл? Маленький, тощенький.
– Зато теперь жопа шире плеч. Года нет, как стал начальником, а уже джип купил, коттедж строит.
– Сосут гады рабочую кровь, – мотнул головой Серёга. – Но кто нас всё-таки заложил?
Мы вновь перебрали всех ребят и опять ни на ком не остановились.
– Узнать бы падлу, – Серёга сжал кулак, – всю бы морду разворотил.
– Морду, – хмыкнул я. – Таких убивать надо. Сколько в тридцать седьмом из-за таких вот стукачей народу полегло.
– Много, – согласился Серёга.
– Сорок миллионов! Или сто сорок?
– На войне меньше погибло.
– Какое меньше! – Всем хорош Серёга, но туповат. – В два раза больше!
– А мы ещё чего-то хотим, – вздохнул Серёга. – Эй! – вдруг встрепенулся он. – Ты чего здесь делаешь?
Я привстал, вглядываясь, кому это кричит Серёга.
Молодой. Из нашей бригады.
– Так обед же, – оправдывался молодой.
– Рано ты заговорил про обед, – поддержал я Серёгу. – Сначала повкалывай с наше, а потом думай про обеды.
Молодой исчез…
Меня как будто током дёрнуло. Я открыл глаза и глянул на часы. Ого – уже три. Через полчаса начнут давать пропуска, а мы ещё не мылись.
Я растолкал Серёгу, и мы потащились в раздевалку. По дороге зашли на участок. Ребята помаленьку закруглялись.
– Рановато кончаете, – заметил Серёга бригадиру.
Тот буркнул в ответ что-то невнятное, но Серёга не слушал его.
– В бригаде стукачок завёлся, – сказал Серёга, оглядывая столпившихся ребят.
– Не может быть, – побледнел бригадир.
– А откуда Федяй узнал, что мы с Андрюхой накатили? Не успели закусить, как ему всё известно. Факт, кто-то настучал.
– Может чужой кто? – засомневался бригадир.
– Кроме наших никто не знал. Не Борька же?
– Мастеровой не станет. А что Федяй?
– Премии лишил. На сто процентов.
– Ишь ты, – вздохнул бригадир. – Придётся ваши деньги раскидать по бригаде. Оставим самую малость.
– Только на меня не вздумай закрывать, – высунулся Титок.
– Это почему? – удивился бригадир.
– Надоело.
– Что значит: «Надоело»? Надо ребят выручать.
– А я не желаю их выручать.
От такой наглости у всей бригады рты пооткрывались. От кого-кого, но от Титка подобного не ожидали. Самый старый в бригаде, скоро на пенсию. В цехе лет тридцать отмолотил. А из себя – плюгавенький. Вся чёрная работа ему доставалась. Не пил, не курил и пахал как заведённый. За смену ни разу не присядет. Молодые липли к нему. Чуть что неясно – к Титку. Всегда поможет, подскажет. Я сам к нему не раз обращался.
Но если Титок и был чем знаменит, так это молчанием. Всё делал молчком. За весь день слова не выговорит. Да что день, я десять лет бок о бок проработал с Титком, а много от него услышал?
И вдруг – на тебе, заговорил. Да ещё как.
Первым пришёл в себя Серёга.
– Так это, может, ты нас заложил? – недобро прищурясь, поинтересовался он у Титка.
– А если я? – спокойно ответил Титок. – Тогда что?
– А то, гнида, что я сейчас морду тебе раскурочу.
Сергей схватил Титка за грудки.
Я закрыл глаза. Не люблю крови. Страшно подумать, что сейчас будет с Титком. Но… за дело. Не стучи. Стукач – не человек. С ним и разговор соответственный.
Время шло. Ни шороха. Ни звука.
Я открыл один глаз. Затем другой.
Серёга всё держал Титка за грудки, а тот даже не шевелился. Не брыкался, не рыпался. Смотрел Серёге в глаза и, по обыкновению, молчал.
Это и сбивало Серёгу с толка. А может, руки не хотел марать. Отпустил он Титка и отошёл в сторону.
Молодые недоумённо переглядывались. Никто ничего не понимал.
– Зачем ты их заложил? – прервав неловкое молчание, обратился к Титку бригадир.
– Надоели, – кратко ответил Титок.
– Чем они тебе надоели?
– Ишачить на них надоело.
– Не нравится, так ты в глаза им скажи. Зачем закладывать? В одной бригаде работаем.
– Это они работают?
– Ну, это ты зря. Выпивают, конечно, не без этого, но и,.. – бригадир запнулся, – работают, – неуверенно добавил он. – Так что ты это дело кончай. Нам стукач в бригаде не нужен.
– А идите вы!.. – выругался Титок и смачно сплюнул. – Что с вами говорить? Разве вы люди? Хуже скотов. Только и разговоров: кто сколько выжрал и в какой канаве валялся.
– Ах ты, гнида, – очнулся Серёга. – Марш отсюда!
Он схватил Титка за шиворот и дал пинка в его тощий зад. Титок кубарем покатился по бетонному полу.
Больше мы его не видели.
Седина в бороду
Седина в бороду, а бес в ребро. Это про меня. Влюбился старый дурак. Да как влюбился-то. Жить без неё не могу. Ночей не сплю, белого света не вижу.
В кого, спрашиваете, втюрился? Да в соседку, Марью Евграфовну. В кого же ещё?
Но, с другой стороны, как не влюбиться? Сами посудите: отдельная приватизированная квартира на третьем этаже кирпичного дома, сталинка, пять комнат, огромная кухня, два туалета, кладовая, балкон и две лоджии, в прихожей хоть на велосипеде раскатывай.
Как устоять перед столь впечатляющими достоинствами? Тем более, возраст у Марьи Евграфовны самый подходящий. Восемьдесят семь лет. Замечательный возраст. Ещё понимает, где требуется подпись поставить. И на свете не заживётся. А если учесть, что мне шестьдесят семь… Целых двадцать лет можно пожить по-человечески. Студенток на постой пускать. Дармовые денежки закапают, и всё такое… Что и говорить, радужные перспективы наклёвываются.
Купил я у Никаноровны (это другая соседка, самогонщица) бутылку первача, взял в супермаркете банку килек в томатном соусе и – хвост трубой – к Евграфовне. Свататься. Как положено. Мы, люди старой закваски, знаем, как такие дела вершить полагается.
Марья удивилась поначалу. Чего я к ней припёрся? Да с первачом. И банкой килек в томатном соусе. Но долго объяснять ей не пришлось. Женщина с опытом. И немалым. Четырёх мужей в землю закатала. Быстро скумекала, что к чему. Засуетилась. Закудахтала.
Накрахмаленную скатерть вытащила из комода. Красного дерева комод. Немалые деньги можно получить. Если продать с умом. Хрустальные рюмки притащила. Хороший хрусталь. Старинный. Дорогущий. И тарелки не из дешёвых. Тех ещё времён. Вилки серебряные. Всё как полагается. По первому разряду. Так что мои кильки в томатном соусе смотрелись достойно.
Как иначе? Женитьба – дело серьёзное. Невеста первостатейная. И жених не завалящий. С богатым житейским опытом. Вся грудь в куполах. Это вам не какое-нибудь хухры-мухры.
Сели мы с Марьей за стол. Разлил я самогоночку. Хлопнули. Закусили килечкой в томатном соусе. Хорошо!
– Хорошо живёте, – говорю я Марье Евграфовне. – Богато. И откуда у вас, позвольте спросить, этакое великолепие? – И руками обвожу вокруг всех драгоценностей. – Вроде никогда не работали.
– От мужей досталось. Хорошие люди попадались. С достатком. Жалко, жили недолго.
– От чего же они померли, сердечные? Какими такими болезнями страдали? И как вы, столь мудрая и видная женщина, польстились на таких болящих? Неужели здорового мужика не смогли найти?
– А я на больных и не клевала, – Марья Евграфовна поджала губы. – Все мужики были видные. Ядрёные! Как боровики.
– Чего ж им не жилось, таким ядрёным?
– Таковая планида им выпала. Помирать во цвете лет.
– А от чего конкретно померли сии ядрёные боровички?
– От живота. Покушает вечером сердечный, ляжет спать, а утром, глянь, холодный.
– И все от живота померли?
– Все. Как один.
– А вскрытие было? Чего врачи говорили?
– Какое вскрытие? Чего зря утруждаться? В кишках копаться. И так всё ясно. Религия моя не позволяет делать вскрытие.
– Хорошая у тебя религия.
– Не жалуюсь.
И опять губы подобрала.
Однако самогон мы выпили, кильку в томатном соусе съели. Пойду-ка я домой. От греха подальше. Пока не поздно.
