скачать книгу бесплатно
– Хм… И что же это за ценности, о которых в нем говорится?
Вранич сердито зыркнул на болтливого редактора и отрывисто произнес:
– Арабист сработал перевод. Текст такой: «Овде лежи то, что допоможет овладать миром». Больше никаких словес.
– «Здесь лежит то, что поможет овладеть миром», – повторил Вадим, как заклинание.
Он был заинтригован. Заброшенная крепость, загадочный манускрипт, ключ к завоеванию мира… Мистический роман, да и только!
– Но при чем здесь я, Самуил Ноевич? – повернулся он к начальнику. – В истории я не дока, в проводники тоже не гожусь – дальше Самарканда никуда не ходил, дорог не знаю…
– Проводники найдутся, – заверил его Бабскер. – Господин Вранич выразил желание лично раскопать крепость и получил поддержку на самом высоком уровне. – Редактор возвел очи к потолку. – В нашей стране пока что нет археологов с таким колоссальным опытом, поэтому его услуги чрезвычайно важны. А вы… чавк-чавк… Вы ведь жаловались мне, что производственная хроника вам опостылела.
– Вы предлагаете мне новую тему?
– Именно! Будете сопровождать господина Вранича в экспедиции, а потом напишете материал о сенсационной находке, если она случится. Пусть наши читатели увидят, что Узбекистан богат не только чаем и хлопком.
Вадим уже достаточно хорошо изучил натуру редактора и понимал, что тот озабочен не столько перспективой заполучить достойный материал для газетных полос, сколько желанием угодить иностранцу, который, несомненно, перед прибытием в Самарканд заручился такими рекомендациями, что мама не горюй. Подсуетиться, оказать содействие в расчете на последующую милость – все это в духе пройдошистого Бабскера.
А хоть бы и так! Вадим испытал радость, предвкушая расставание с этим жвачным, а заодно и с каменными оковами города, где поистине ощущаешь себя чугунком, задвинутым в зев натопленной печи.
Меж тем, высокообразованный серб, наблюдая за ним, повел себя как-то не по-ученому. Он протянул руку и пощупал предплечье Вадима. Выразил удовольствие.
– Бицепс добр. Это е хорошо… Стрелять знаете как?
– Знаю, – ответил Вадим, слегка замешкавшись. – А зачем?
– Пустыня има разбойники. Можата, придется держати оборону… А лопатой управляете?
Тут-то и вскрылась подоплека, о которой умолчал хитрюга Бабскер. Несмотря на щедрое финансирование, которое получил Вранич по линии Академического центра Наркомпроса, ему удалось залучить в свой отряд лишь двух добровольцев из местных. Они согласились довести его до нужного места и пособить с раскопками. Остальные же, узнав, куда отправляется экспедиция, отвечали отказом: их страшили длительные переходы по безводным песчаникам и вполне вероятные столкновения с рыскающими в округе бандами. Поэтому научник хотел видеть в лице Вадима не неженку-щелкопера, а полезного помощника – чтобы и в ружье можно было поставить, и к копанию привлечь.
Осознав это, Вадим не испытал обиды. Серб рассуждает здраво, ему не нужен в походе балласт, зато нужны смелые, сильные и выносливые люди.
– Согласен. Когда выступаем?
* * *
Выступили на следующее утро. Снаряжения взяли минимум: два котелка, пшено, сухари, фляги с водой, компас и одну палатку на всех. Из оружия – по винтовке и револьверу на брата, плюс запас патронов. Идти предстояло верст полтораста, маршрут проложили таким образом, чтобы он вел от кишлака к кишлаку. Ночевать предполагалось у дехкан, у них же за плату рассчитывали пополнять запасы провианта. Вадим удостоверился, что простые узбеки – те, что не заняты лихоимством – радушны и приветливы, и не откажут путникам ни в ужине, ни в ночлеге.
Для передвижения выбрали верблюдов – наиболее неприхотливых и свыкшихся с засухой животных. Вадим в своей прежней жизни никогда не ездил на верблюде, но думал, что это несложно. Смирный мохнач лежал себе на песочке, подогнув ноги и меланхолично двигал челюстями. Вадим забрался в седло, представлявшее собой подобие пенька, прикрепленного между горбами. И тут верблюд начал подниматься. Распрямил задние ноги, и Вадима швырнуло вперед. Зарывшись в густую шерсть, он схватился рукой за основание седла, чтобы не выпасть. Верблюд, к счастью, без промедления разогнул все свои конечности, и положение седока выровнялось. Однако понадобилось немало времени, чтобы приноровиться к езде. Шаг у верблюда совсем не лошадиный, порывистый, и Вадиму пришлось судорожно цепляться за упряжь, чтобы оставаться в седле.
Что до охраны, то первые верст пятьдесят отряд, состоявший из четырех человек, сопровождали полтора десятка красноармейцев из самаркандского гарнизона. Когда забрались глубоко в пустыню, Вранич стражников отпустил. Для многочисленного каравана требовалось много воды и пищи, а научник хотел двигаться налегке, не снижая скорости. Он загодя разузнал, в каких кишлаках размещены части Красной Армии, через них и намеревался идти. Кипа бумажек с грозными печатями позволяла ему диктовать условия командирам всевозможных рангов, и те безропотно (ну, почти) выделяли сопровождение.
Спутники неуклонно продвигались к намеченной цели. Единственная загвоздка вышла в предпоследнем кишлаке. За день до появления экспедиции он подвергся налету басмачей из банды Керим-бека, наводившей ужас на весь район. Десять красных конников полегли в бою, а дехкане были настолько перепуганы, что носа не высовывали из домов. Вранич тряс официальными бумагами, звенел золотыми червонцами – не подействовало. Никто не рискнул отправиться вместе с ним к Алтынкану, до которого оставалось два дневных перехода.
– Швырлы кукавные! – в сердцах ругнулся интеллигентный серб, и соотрядники, проведя краткое совещание, решились предпринять марш-бросок вчетвером.
Первый дневной переход завершился без приключений. С погодой повезло – набежали тучки, загородили палкое солнце и умерили жару. Вадим качался на верблюде, растелешившись до майки и по-пиратски повязав на голову платок. Открытые участки тела были обожжены, пошли пузырями и нещадно зудели. Вранич же – вот оригинал! – обрядился в полувоенную куртку, штаны с гетрами, препоясался ремнем, нацепил на голову пробковый шлем и стал похож на британского колонизатора. На верблюде он восседал, словно шейх, и оттуда, с верхотуры, покровительственно оглядывал туркестанские дали.
На ночь примостились у подножия бархана, поставили палатку, а снаружи развели костерок, возле которого, согласно уговору, должны были посменно нести караул нанятые в Самарканде волонтеры. Они натаскали саксаула, и тот занялся с первой же спички, горел без искр и копоти. Недаром знатоки считают его идеальным топливом, близким по теплоотдаче к каменному углю. Немаловажный нюанс, если учесть, что ночами пустыня остывает и дневная парилка сменяется весьма ощутимым холодом.
В этот вечер, предвкушая скорое прибытие в точку предстоящих изысканий, Вранич пребывал в сносном расположении духа, что случалось с ним нечасто. Вадим воспользовался моментом и задал вопрос, который вертелся на языке с того самого разговора в кабинете у Бабскера:
– «Поможет овладеть миром…» Как по-вашему, что имеется в виду?
Научник ответил не сразу, раздумчиво пошевелил дремучими бровями.
– Тяжко разумети. Что угодно. Имя кишлака указует на залежи дорогих металлов. «Алтын» по-узбекски «злато». Але до меня то не был бы интерес. Желаю найти неку антику… древность.
Вадим подспудно желал того же, его распирало от стремления соприкоснуться с чем-то необычайным, дошедшим до современности из глубины тысячелетий. Но разум подсказывал ему, что и золотоносные залежи – тоже неплохо: знатное подспорье для молодой Страны Советов. С таким подарком для Наркомфина можно, пожалуй, в Москву с триумфом вернуться – все грехи простят.
Переполненный сладостными грезами Вадим задремал. Во сне – особенно крепком после многочасового перехода – ему явилась мифическая пещера Али-Бабы, а в ней – несметные богатства в кованых сундуках с откинутыми крышками. Все это сверкало, переливалось, слепило и будоражило…
Пробуждение, однако, развеяло радужные сны в прах. Вадим обнаружил себя связанным по рукам и ногам веревкой из шершавого растительного волокна. Рядом, на циновке, которую постелили с вечера в палатке, лежал в столь же беспомощном виде Вранич.
– Что стряслось? – выдохнул Вадим. – Кто это нас?
– Злыковцы… злодеи, – промолвил тот вполголоса и протянул сомкнутые запястья. – Помогите ослободить.
Винтовки, поставленные у входа в палатку, отсутствовали, но вещмешки все еще лежали в головах вместо подушек – точно так, как их положили вчера. А там, между прочим, револьверы. Но как до них добраться?
Вадим впился зубами в веревку, которой были скручены руки научника. Грыз остервенело, раздирая десны, и, безусловно, справился бы с задачей, но палатка раздернулась, и в нее заглянул узкоглазый грабитель в чалме. Он бесцеремонно взял Вадима за лодыжки и вытащил наружу.
Худшие предположения оправдались. Самаркандцы, живые и невредимые, сидели возле догоравшего костра и обменивались беззаботной тарабарщиной с еще одним злодеем – таким же, как тот, что выволок Вадима из палатки. Смысл произошедшего уяснил бы любой глупец: наемники Вранича оказались предателями. Допетрили, что у иноземца денег куры не клюют, и замыслили обобрать его. Где-то в пустыне обретались их сообщники, ждали условного сигнала. Сегодняшней ночью им представился верный шанс, вернее не придумаешь. Теперь жизни двух беспечных европейцев висят на волоске. И этот волосок уже, считай, оборван. Грабителям нет нужды проявлять гуманность: заберут мошну, а жертвам перережут глотки. Если кто-нибудь когда-нибудь и наткнется на брошенных под барханом мертвяков, то преступникам это уже ничем не грозит – их и след простынет.
Увидев Вадима, изменники загоготали, и один из них – по имени Нурали – крутанул барабан нагана. В русскую рулетку, что ли, предложат сыграть? Им торопиться некуда, могут и поглумиться.
Но произошло неожиданное. Из кромешной тьмы, окружавшей разреженный пламенем пятачок возле палатки, вывалился старикан в ветхом рубище до колен, линялой тюбетейке и с котомкой за плечами. В руке он держал увесистый посох.
– Ассалам алейкум, – пропел он, поклонившись, и добавил еще что-то по-узбекски, Вадим не разобрал.
Лиходеи злобно закрякали на него, замахали оружием, прогоняя прочь. Старичок не стушевался, перевел свои внимательные глаза на связанного Вадима, вопросил все так же напевно:
– Бу киши ким?
Видимо, полюбопытствовал, кто это.
Нурали пружинисто вскочил и наставил на приставучего аксакала револьверный ствол. Старичок скривил губы, ловко двинул посохом, и подлый ренегат, выронив наган, опрокинулся в костер. Ночную тишь разорвал нечеловеческий вопль. Трое других хунхузов бросились на старика. Одного Вадим, лежавший на песке и извивавшийся, как червяк, сумел подсечь, подкатившись ему под ноги. Мог бы и не стараться, ибо пожилой оборванец явил чудеса боевого искусства. Посох в его руках вращался пропеллером, рассыпая удары направо и налево. Винтовки и наганы разлетелись в стороны, будто притянутые мощными магнитами. За ними последовали и кинжалы. Обезоружив противников, старичок отбросил посох, засучил рукава своего рубища и пошел выделывать такие трюки, что и цирковым артистам не снились. Он вскидывал бандитов над головой, вращал и с силой впечатывал в песок. Они поднимались, с ослиным упрямством снова лезли на него и опять оказывались поверженными. Захваченный невиданным представлением, Вадим позабыл обо всем.
Неизвестно сколько продолжалась бы потасовка, если б из палатки не показался Вранич. Он-таки освободился от пут и не забыл захватить из вещмешков два итальянских револьвера «Коломбо-Риччи». Ими он, по собственному признанию, запасся еще перед приездом в Россию, поскольку его застращали байками о том, что в советских городах на каждом углу будет подстерегать оголодавшее мужичье с кистенями и топорами.
Бах! бах! – револьверы одновременно изрыгнули огненные пучки, и оба двурушника-самаркандца повалились, как подкошенные. Их приспешники, не дожидаясь аналогичной участи, оставили старичка в покое и дунули во мглу, откуда слышалось лошадиное ржание. Научник выпалил им вослед, но промазал. Зазвякали уздечки, приглушенно затопали по песку копыта… потом все стихло, лишь пощелкивал саксаул в костре.
– Барлык. – Старичок скорбно скосился на убитых и провел ладонью по жидкой бороденке. – Упокой оларды алла.
– Вы е казах? – осведомился Вранич, засунув револьверы за пояс. – Имеете казахски говор.
Он опустился на колено и принялся распутывать веревки на руках Вадима.
– Казахские степи – моя родина, – ответствовал старичок. – Но половину жизни я странствую по пустыням. Так кто я – казах, туркмен, узбек, киргиз? Ешким билмейди. Аллах ведает.
Освобожденный Вадим с наслаждением помассировал затекшие конечности и, кое-как поднявшись, подбросил в вялый костер охапку сухих веток. Старичок, не дожидаясь приглашения, уселся у окрепшего огня, скрестил ноги. Его лицо озарилось всполохами, и Вадим отметил про себя, что не такой уж это и аксакал. Морщин на щеках и под нижними веками совсем немного. А как дрался! Всякий молодой позавидует.
– Сколько тебе лет? Пятьдесят?
– Может, и пятьдесят, – промурлыкал тот уклончиво. – Есимдэ жок. Не помню.
– А звать тебя как?
– Мать назвала Мансуром. Это значит: «под защитой». Вот уже тридцать лет я странствую, и Всевышний хранит меня.
– Ты дервиш?
– Точно так. Худди шундай, – отозвался бродяга, перейдя на узбекский.
Не исключено было, что он в равной мере владел всеми языками, что были в ходу у обитателей Средней Азии.
– Вы славно бились, – похвалил его Вранич, усаживаясь рядом. – Где то познали?
Мансур без всяких околичностей поведал, что за годы скитаний освоил приемы тюркской борьбы, известной среди азиатских народов под названием «кураш» или «курес». А китайцы, с которыми он свел знакомство в Тибете, обучили его драться на шестах. Так что хранили его не только милость и добросердечие Всевышнего, но и приобретенные навыки.
Ноздри серба раздулись, как у хищника, почуявшего добычу. Намерения его были очевидны: лишившись в одночасье двух работников и не имея охраны, он жаждал заманить мускулистого и хорошо знавшего пустыню странника в свой более чем крохотный коллектив. Чтобы произвести впечатление, он с ходу предложил двадцать рублей подъемных и посулил еще сотню за участие в раскопках. А если работы растянутся на месяц и дольше, то плата, соответственно, будет увеличена.
Мансур воспринял царское предложение с флегматическим спокойствием стоика. Сказал, что деньги не имеют для него значения. Что на них купишь, когда на десятки и сотни километров вокруг нет ни рынков, ни магазинов? Пропитание себе он находил в кишлаках, где сердобольные крестьяне угощали его лепешками и вареным мясом, а он за это помогал им месить глину с соломой, обмазывать стены домов, вытряхивать ковры или попросту развлекал их сказками, песнями и фокусами.
Вранич сник.
– Ты не желаешь идти за нами?
Мансур вынул из котомки катламу – кругляш жареного слоеного теста, присыпанный сверху сахаром. Она уже изрядно зачерствела, но он крепкими, вовсе не старческими зубами отгрыз от нее кусочек, с аппетитом прожевал и пожал плечами.
– Почему не желаю? Мансур – вольный человек. Еркин. Как птица. Ты меня позвал, я захотел. Пойдем! Чем смогу, помогу. Но если мне надоест, я уйду.
Условия, поставленные им, выглядели, прямо скажем, размыто, но Вранич не стал спорить. Сейчас перед экспедицией стояла задача – попасть в Алтынкан. Мансур со своими талантами годился и в штурманы, и, случись новое нападение бандитов, в защитники. А что будет после – кто скажет? Будущее непредсказуемо.
* * *
Остаток пути до кишлака проделали благополучно. Никто из налетчиков больше не показывался, а Мансур вел поредевшую экспедицию удобными тропами, мимо мало кому известных колодцев и росших купно чинар, где можно было вдоволь напиться прохладной воды и отдохнуть в тенечке.
В Алтынкане их встретил командовавший кавалерийской полусотней товарищ Мокрый. Научник не без надменности вручил ему сопроводительное письмо с автографом первого секретаря Центрального Комитета Компартии Узбекистана.
– «Сим предписывается оказывать господину Враничу и его сопровождающим всемерное содействие в осуществлении археологических работ на указанном ими объекте…» – прочел Мокрый чуть ли не по слогам и присвистнул плохо вставленной фиксой: – Фить! Раскапывать, значит, будете… Одобряю. Но только, признаться вам по совести, не лучшее вы времечко выбрали для археологии.
– Почему? – вскинулся серб, не любивший, когда ставили под сомнение что-либо им задуманное.
– Ну, перво-наперво, нынче самая что ни на есть баня. Вам бы хоть в сентябре приехать, а то и попозже… фить!
– А другий узрок? То есть… вторая причина?
– Вторая?.. – Мокрый помедлил, крикнул в дверной проем: – Павлуха! Принеси-ка нам кумысу… И стол накрой. Люди с дороги, подкормить надобно.
Павлуха, ординарец Мокрого, управился в два счета, и через четверть часа новоприбывшие, включая Мансура, расположились на разложенных вокруг достархана стеганых тюфяках. Вадим отметил, что на расстеленной на полу скатерти не было ни плова, ни кебаба, ни других мясных яств, которые в изобилии подавались в чайханах Самарканда. Алтынкан, невзирая на свое «золотое» название, едва ли относился к зажиточным поселениям. Тем не менее, некоторое разнообразие блюд все же присутствовало: наполненные рисовым супом плошки соседствовали с лапшой-лагманом, здесь же лежали колобки из пресного теста, мучная халва и еще какие-то кушанья, которые Вадиму раньше не попадались.
Прихлебывая кумыс, командир Мокрый завел обстоятельный монолог:
– Про Керим-бека слыхали? Фить! Ну, конечно, в Самарканде-то своих забот хватает… А тутошним от него спасу нет. Почитай второй год его кодла на кишлаки страх нагоняет. Я уж и подкрепление вызывал, чекисты приезжали, пустыню прочесывали, да толку! Все равно что океан ситом процеживать… У Керима не шайка, а свора оборотней…
– Это как? – Вадим подавился колобком, закашлялся, поскорее припал к пиале с кумысом.
– А так… фить! Рожи свои никому не кажут. Рядятся в белые балахоны, как эти… которые в Америке над неграми измываются…
– Ку-клукс-клан?
– Он самый. Такие ж колпаки на себя напяливают, ни единой хари не распознаешь. А балахоны для усрашения тиграми разрисованы. Наскакивают всегда вихрем, рубят шашками на скаку без разбора… Хватают, что под руку подвернется, и уматывают. Да так резво, что не догнать. Кони у них породистые, не чета нашим. Через это доподлинно неизвестно, где у них стоянка. Кочуют по пустыне, то там приткнутся, то сям… фить!
– Поставляю, что и те, кои на нас в ночи напали, тако ж из злочинцев Керим-бека? – огласил догадку Вранич.
– Не… – Мокрый пригладил усы и отправил в рот ложку с супом. – Повадка не та. Это вас залетные, из города, хотели в оборот взять. Тут какой только нечисти не водится… Поживете, сами насмотритесь.
Научник положил перед ним карту, из-за которой и была организована экспедиция. Командир хмыкнул.
– Знакомая штучка! Это ж мы с хлопцами ее раздобыли… фить!
– Далеко от кишлака е сия фортеция?
– Верст пятьдесят, а то поболе… фить! Не наездишься.
– Значит, придется жити тамо. Поставим шатер… Дадите вы нам стражаров?
– Охрану? – Мокрый замялся. – Нет, ребята, не дам. У меня и так бойцов – раз-два и обчелся. А если Керим со своими головорезами пожалует? В кишлаке полтораста человек, из них больше половины – бабы с детишками. Кто их защитит? Фить… Сопровождающего вам выделю, и баста.
– Одного? То мало!
– Ладно, двух. Больше не просите. Сказал же: не самое удачное времечко вы для археологии выбрали.
На ночлег экспедицию определили в крайний дом, к восьмидесятилетнему Алишеру, который две трети своей долгой жизни мотался по Туркестану с разными сомнительными компаниями, потрошил баев, но затем остепенился, перевел жизнь на мирные рельсы и занялся ковроткачеством. Этим вечером из окошек его халабуды открывался красочный вид на бесконечно многообразный песчаный ландшафт. Впечатлившись закатом, который, отражаясь от пустыни, отливал кровавым багрянцем, Вадим лег на матрас и приготовился ко сну.
С тех пор, как выехали из Самарканда, ему спалось худо. Мнилось, что все вокруг кишит змеями, и что они только и ждут минуты, чтобы ужалить. Сейчас было примерно то же самое – он ворочался с боку на бок, прислушивался к похрапыванию серба, крепко почивавшего на соседнем матрасе, и тщетно заставлял себя погрузиться в дрему.
Судя по робким рассветным проблескам, было около пяти часов утра, когда на улицах кишлака поднялся гвалт. Вадим услышал перебранку на узбекском, в которую вплетались выкрики по-русски: «Да вот вам честный большевистский крест, не совру! Цельный гурт нечистых…» Это был голос Павлухи – писклявый, с петушиными нотками.
Гомон был настолько громок, что в доме проснулись все. Научник начал ворчать, что, мол, никакого покоя, а Вадим уже оделся и выскочил во двор. На улочке, запруженной дехканами, действительно стоял Павлуха, побледневший, растерянный, а к нему сквозь толпу проталкивался командир Мокрый.
– Марш по домам… фить! Нечего тут митинги устраивать! – Подойдя к Павлухе, он взял тон еще более суровый:
– Что такое? По какому поводу сыр-бор?
– Товарищу командир, – залопотал Павлуха, оправдываясь, – нечисть мы в пустыне видели!
