скачать книгу бесплатно
– Да, Катерина, ты оказалась права, – намеренно громко отозвался тот.
Заманжол обратил внимание на его слова.
– В чем оказалась права Катя? – спросил он.
Все переглянулись. Катя зарделась. Она молча показала Азамату кулак – тот намеревался что-то сказать Заманжолу Ахметовичу.
– Она сама знает, в чем, – Азамат решил пощадить свою бывшую одноклассницу, и она облегченно вздохнула.
– Да вы сделали доброе дело, – сказал папа Шокана, – Не каждый отважится в наше время завести даже своего ребенка.
Заманжол быстро взглянул на него.
– А мы не считаем Толегена чужим ребенком, – сказал он, и пояснил, – Так зовут нашего мальчика.
– Простите – я не то хотел сказать, – папа Шокана смутился. И поспешил перевести разговор на другую тему:
– Вас еще не восстановили в школе?
Ребята переглянулись. Об их поездке в столицу Заманжол Ахметович не знал. И теперь папа Шокана собирался открыть их маленькую тайну. Катя толкнула Азамата, мол, сделай что-нибудь. Тот вытаращился на нее, словно бы не понимая. Катя пыталась знаками объяснить, чего она от него хочет. Тем временем Заманжол Ахметович сказал:
– Нет. А почему вы решили, что меня должны восстановить?
– И никто не приезжал к вам из столицы? Из министерства?
Заманжол взглянул на собеседника с изумлением.
– Приезжал, – сказал он, – Но откуда вам это известно?
– Нет, мне ничего не известно. Просто хотел узнать, как отреагировало министерство образования.
– Что-то не пойму я вас, Каир Токсанбаевич. Как вы догадались, что сюда приезжал человек из министерства? Если вам ничего не известно?
– Но ведь за вас ходатайствовали ваши ученики.
Заманжол непонимающе оглядел присутствующих. Его ученики отводили глаза со смущением на лицах. До него начало что-то доходить. Он спросил:
– Какие ученики ходатайствовали за меня, Каир Токсанбаевич? И перед кем?
– Вы что – ничего не знаете? – теперь пришел черед удивиться папе Шокана, – Ведь наши ребята ездили в столицу, и их приняла сама министр образования. И обещала разобраться с вашим увольнением.
– Вот оно что! – воскликнул Заманжол, вновь оглядывая ребят. Те улыбались виновато.
– А я-то думал – чего это вдруг мной заинтересовалось министерство?
И пояснил:
– Недавно приезжал заместитель министра образования. Явился ко мне на станцию – я как раз разгружал вагон. Но разговора не получилось – очевидно, он до этого побывал в школе и побеседовал с Дарьей Захаровной. Она, конечно, постаралась обрисовать все в выгодном для себя свете. Вообще чувствовалось, что его визит к нам – мероприятие для галочки. Министр как-то должен отреагировать на обращение учеников – она посылает своего заместителя. А тот обязан поговорить с обеими сторонами – с Дарьей Захаровной и со мной. Чтобы со спокойной совестью отчитаться перед своим начальником. Теперь ребята могут ждать стандартной отписки из министерства, – мол, их учитель уволен правильно, все по закону. Конечно, на той отписке будет подпись министра и его печать – как положено.
Заманжол Ахметович заметил разочарование на лицах ребят и спохватился.
– Да вы не переживайте так, – сказал он с улыбкой, – Все нормально. Спасибо вам за участие в моих делах. Но вы должны знать, – добиться справедливости не очень легко. И думать, что одним визитом к министру можно достичь этого, просто наивно.
– Но ведь она обещала разобраться! – воскликнула Катя. А Оля грустно улыбнулась – она успела узнать о жизни немного больше своей сверстницы.
– Ну, она и разобралась – чего тебе еще надо? – сыронизировал Азамат, – Ведь она не обещала, что Заманжол Ахметович будет восстановлен.
– Ладно, ребята, оставим этот разговор, – сказал Заманжол Ахметович.
– Как это – оставить?! – не согласилась с ним Катя, – Мы не можем этого так оставить. Правда, ребята?
И она оглядела одноклассников. Те улыбались ей, не зная, что сказать.
– Ну что же вы все молчите? – не унималась Катя, – Что, – съездили один раз в столицу, и вышел весь запал? Слабо до конца добиваться справедливости?
– Но что мы можем еще сделать? – сказала Анара.
– Поговорим еще раз с Санией Калиевной. Не поможет – обратимся к президенту.
Ребята заулыбались недоверчиво.
– А чего – напросимся прямо к президенту. Неужели он не примет нас?
Заманжол с интересом оглядывал своих бывших учеников.
Анара пожала плечами. Мол, почему бы не напроситься?
Тут в разговор вступил Шокан. Он сказал:
– Правильно говорит Катя – нужно еще раз съездить в столицу. Жаль – я не смогу. Но, если что, звоните. Я помогу.
– Чем это ты сможешь помочь? – Анара взглянула на него с удивлением.
– Подам рапорт Главнокомандующему Вооруженными Силами.
– А при чем тут главнокомандующий?
– При том, что он и президент – это одно лицо.
– Да иди ты! – Анара засмеялась и вместе с ней засмеялись и остальные. Заманжол смотрел на своих веселящихся учеников и думал:
«Какие они все же славные! И ведь они добьются справедливости. Обязательно добьются!»
Мама Шокана выглянула из кухни и крикнула, перекрывая шум и смех:
– Девочки, давайте уставлять столы. Шокан, попроси гостей к столу.
Все поднялись со своих мест и начали, – кто усаживаться за стол, а кто – уставлять стол всякими яствами. Заманжол придвинулся к папе Шокана, освобождая место рядом, и только тут заметил маму Анары – все это время эта женщина просидела в углу незамеченная.
– Здравствуйте, – поздоровался он с ней. И добавил:
– Извините, я забыл ваше имя.
Вообще-то Заманжол не знал ее имени – он видел ее лишь однажды, когда подрались Азамат и Шокан, и Дарья Захаровна почему-то пригласила и маму Анары. Тогда она посидела молча и ушла.
– Мое имя – Зайнаб, – сказала мама Анары.
– А по отчеству?
Зайнаб смутилась. Она сказала:
– Зовите меня по имени – у меня нет отчества. У меня не было отца. И матери тоже. Я выросла в детдоме. И очень признательна вам, за то, что усыновили мальчика – вы подарили человеку отца. И когда ваш сын вырастет, он будет с гордостью произносить свое отчество.
И она улыбнулась. И эта улыбка совершенно преобразила казавшуюся невзрачной женщину.
«Вот на кого похожа Анара, – подумал Заманжол, – Она тоже преображается улыбаясь».
– Простите, но моей заслуги в том нет. Это Балжан, моя жена, решила усыновить Толегена, – сказал Заманжол смущенно.
Мама Шокана решила сгладить неловкость и сказала:
– Заманжол Ахметович, поздравьте нас – Шокан с Анарой поженились.
Все обернулись к ней.
– Да, я не шучу, – сказала она, – Они уже побывали в загсе и подали заявления. Вот только не успели зарегистрироваться. И сыграть свадьбу не успеем – Шокан завтра уезжает. Ну да ладно – отгуляем, когда вернется.
Все начали наперебой поздравлять Шокана и Анару. Азамат крикнул:
– Посадить жениха и невесту во главе стола. Сейчас сыграем малую свадьбу. А я буду дружкой.
– А я – подружкой! – подхватила его шутку Катя.
– Нет-нет, ты не годишься! – запротестовал Азамат, – Подружкой будет Оля.
Но Катя протиснулась к Анаре, и, схватив ее за руку, начала умолять:
– Анара, давай я буду твоей подружкой, а?
Та со смехом согласилась. Азамат начал отталкивать Катю от Анары, та отчаянно сопротивлялась. Началась возня, и все потонуло в шуме и смехе.
Когда все уже сидели за столом, предоставили произнести тост родителям Шокана. Отец говорил о том, чтобы его сын выполнил свой долг с честью, и вернулся из армии, не опозорив себя и своих родителей. Мама Шокана поднялась со своего места, но не смогла сказать ничего – расплакалась. Все начали успокаивать ее. Шокан сказал:
– Мама, не плачь – не на войну же я ухожу. Ты и не заметишь, как пролетят эти два года.
Потом обратился к своему учителю:
– Заманжол Ахметович, скажите вы свое пожелание. Мама что-то совсем раскисла. А я-то считал ее сильной женщиной.
Все заулыбались, а Заманжол встал и заговорил серьезно:
– Да, Шокан, наши мамы сильные женщины. Они плачут, переживают, но их нелегко сломать. Я что хочу сказать – конечно, служба не война. Да. Но и не мед. Не хочу кривить душой, говорить, что это пустяк. Нет, это очень серьезное испытание. И желаю тебе пройти это испытание с честью, не уронив своего достоинства. У нас какие-то непонятные традиции. Везде действуют неписанные законы – в тюрьме, в армии и даже на гражданке. И человек иногда не знает, где он – за решеткой или на воле. И везде ему приходится отстаивать свое человеческое достоинство, доказывать каждый день, каждый час, каждую минуту, что он человек. Свободный человек, а не раб. И что с ним нужно обращаться, как с человеком, а не как с рабом.
Заманжол оглядел присутствующих и, заметив печаль на их лицах, постарался вернуть праздничное настроение, царившее до этого за столом.
– Что вы приуныли? Не надо смотреть на жизнь так печально. Вопреки всему она прекрасна. Я желаю тебе, Шокан, отслужить с честью и вернуться к маме и папе. И к своей Анаре. И пусть меж вами всегда будет любовь. Ведь без нее жизнь – не жизнь.
Все зааплодировали Заманжолу Ахметовичу, а он улыбнулся и сказал:
– Не надо! Я же не артист.
Когда выпили за тост учителя, Шокан спросил:
– А вы служили, Заманжол Ахметович?
– Да. Я рос слабым и болезненным. И к восемнадцати годам еле набрал нужный вес и рост, чтобы пройти комиссию. И когда я сидел вот так же на своих проводах, и потом, в пути к месту службы, мне казалось, что все – жизнь кончена. Передо мной словно стояла черная ночь. Да, мне пришлось нелегко, особенно в первое время. Но в армии я обрел своих друзей, и мы сплоченно противостояли всем бедам. Да, тогда у меня были друзья.
Заманжол вздохнул и добавил:
– Пусть и у тебя будут верные друзья – с ними жить намного легче.
И Шокан отправился служить. Попал он на границу. Он вначале обрадовался, узнав, что станет пограничником. Ведь это так романтично. Но очень скоро понял, что романтика и служба на границе – две разные вещи. И несовместимые. Потянулись тяжелые будни. Днем муштровка и многокилометровые марши вдоль границы. И все это на голодный желудок. Голодом не морили, но Шокану еще ни разу не удалось поесть, как следует. Все урывками что-то перехватывал.
Ночью издевательства стариков. Деды устроили «принятие присяги». А выглядело это так – после отбоя они построили салаг, и замкомвзвода Шилов, здоровенный сержант, начал бить «принимающих присягу» в грудь прикладом автомата. Считалось, что «присяга принята», если салага выдержал достойно этот страшный удар, если он не свалился с ног, как подкошенный. Кто-то выдерживал, а кто-то падал и тогда этому несчастному сообщали, что он не прошел обряд посвящения, и что придется еще раз «принимать присягу» – потом, когда немного оправится. «Принявших присягу» одобрительно хлопали по спине и, поздравив, отводили в сторону. Не сумевших принять обзывали всякими обидными словами, мол, слабак, баба и т. п. Тех, кто отступал, устрашившись занесенного приклада, хватали за руки и подводили силой к Шилову и тогда тот бил особенно зло, так, чтобы затвор автомата взвелся самопроизвольно от удара.
Это был жестокий обряд. Неизвестно, кем и когда он был изобретен. Но каждый солдат на этой заставе прошел в свое время через это и считал, что будет несправедливым, если чья-то грудь избежит удара прикладом. Шокан видел, что испытывали прошедшие экзекуцию солдаты – задыхались, хватая ртом воздух, потирали ушибленную грудь, мотая головой от нестерпимой боли, не решаясь даже застонать – это тоже считалось признаком слабости. В этот момент ему вспомнились напутственные слова Заманжола Ахметовича: «Человек не знает иногда, где он – за решеткой или на воле. И везде ему приходится отстаивать свое человеческое достоинство, доказывать, что он человек. Свободный человек, а не раб». Шокану показалось, что его учитель незримо присутствует здесь, смотрит на него испытующе – сумеет ли его ученик отстоять свое человеческое достоинство? Или даст слабину, позволит обращаться с собой, как с рабом. И когда дошла очередь до его соседа, хилого, тщедушного паренька, который побледнел и зажмурился, Шокан вдруг шагнул к Шилову и вцепился в занесенный автомат. Тот сверкнул возмущенно глазами и попытался вырвать оружие – Шокан не выпустил.
Неизвестно, кто бы кого одолел, но тут другие деды опомнились и набросились на «оборзевшего салабона». Общими усилиями она свалили Шокана и били ногами до тех пор, пока не поняли – еще немного, и они убьют солдата. Шилов бил прикладом автомата – да по ребрам, по ребрам!
На другой день Шокан попал в санчасть – сказали, что он сорвался со скалы. Командиры вряд ли поверили этому, но их устраивала такая версия. Ведь дедовщину и существующие порядки им не изменить. Кроме многочисленных ушибов у Шокана были сломаны ребра. Но зато, когда немного оправился, он смог отправить письма домой. Он представил, как тревожится за него Анара. Он написал ей первой.
«Здравствуй, моя женушка! – писал он, – Как вы поживаете с мамой? Как там мои родители? Прости, что не сразу написал – не было времени. Но ты не беспокойся – у меня все хорошо. Даже отлично! Я стал пограничником. Это так романтично! Застава наша стоит в горах, на высоте тысячу двести сорок метров над уровнем моря. Мы уже ходим охранять границу. Командиры наши отличные – учат нас всяким премудростям. И товарищи по заставе подобрались хорошие, – душевные парни. Кормят нас отлично – три раза в день, по три блюда. И добавки дают – сколько хочешь. Короче, все у меня хорошо. Так что не переживай. С такой службой и не заметишь, как пролетят эти два года. Передавай нашим ребятам привет. Скажи – пусть хорошо учатся.
Что еще написать? Как там наш ребеночек? Шевелится? Береги его. Когда родишь – отправь телеграмму. К тому времени я может, и заслужу отпуск. Ну, пока. Целую. Береги себя. Твой Шокан».
Анара прочла это письмо со слезами на глазах. Она пыталась представить Шокана в военной форме, но это ей не удавалось. Она перечитывала немногие строки, и ее не смог обмануть их бодрый тон. Ей чудились другие слова между ними – о тяжелой участи молодого солдата, о боли и тоске по дому, по своей любимой.
7
Надежда Романовна продолжала время от времени встречаться с Геннадием Аристарховичем. Цветов рассказал ей о своем разговоре с ее кузеном.
– Мы с ним подружились, – сказал он с усмешкой, и его визави блеснула глазами в ответ.
– Он предложил поддержать его идею изменения устава, – продолжал Цветов, – Но я прямо заявил, что никогда этого не сделаю. Дружба – дружбой, но устав – это святое.
– Я посвящена в историю с посещением кузена и его жены вашего концерта, – усмехнулась Надежда Романовна, – Это был грамотный шаг. Признаюсь – я не ожидала этого от кузена. Но, конечно, он недооценил вас. Он не знал, что вас не подцепить на такой крючок.
– Да, конечно! – со смехом подтвердил эти слова Геннадий Аристархович, – А ведь он сделал и другой, весьма грамотный шаг, чтобы заручиться и вашей поддержкой.
