скачать книгу бесплатно
Магазин находился всего через три дома, так что идти недалеко. На парковке перед зданием пусто, как и везде, только возле самого входа пара человек рядом с кучей тележек. Как только подошел к магазину, один из стоявших повернулся и осмотрел с головы до ног.
– За продуктами? – мужчина лет сорока в форменной жилетке магазина достал изо рта сигарету и помял ее в пальцах.
– Да. Работаете? – Стив почувствовал укол страха, и замялся на месте.
– Почти. Заходи, бери, то что нужно. Только не наглей, бери столько, сколько унесешь и только необходимое, алкоголь не больше пары бутылок. Просто бери и топай домой, – мужчина прокашлялся, чтобы продрать пересохшее горло, вид у него явно болезненный.
– Карты банковские работают?
– Какие карты? Я же тебе сказал, просто бери и проваливай. Ты по-русски не понимаешь? Хотя, судя по акценту, точно не понимаешь, иди быстрее, – работник магазина указал на дверь рукой и отвернулся в другую сторону, закуривая новую сигарету.
Стив осторожно прошел мимо и зашёл в торговый зал. На кассах никого, ни покупателей, ни кассиров. В зале всего двое, спешно набирающие в тележки продукты. Парень лет двадцати и женщина за сорок. Молодой человек еле тащился за тележкой, с трудом переставляя ноги и снимая продукты с полок. Женщина сверила безразличным взглядом и продолжила наполнять корзинку. Стив взял пластиковую корзину на колесах и пошел вдоль рядов.
– Бери лучше те, что долго хранятся. А то молодежь набирает алкоголь, мясо и колбасы, а потом помрут с голоду, – сказала она, как только с ней поравнялся. – Вот посмотри на него, – женщина кивнула на юношу, – он уже одной ногой в могиле, а все думает о своем желудке. Я знаю, о чем говорю. У меня сегодня утром дочь и муж умерли. Дома. Скорая не приехала.
Стив не поверил услышанному. Женщина, как ни в чем не бывало, стояла у полки с макаронами и выбирала себе пачку спагетти, никак не показывая своё горе.
– А вчера умерла мать, – продолжила она. – Так что это неизбежно, никто не выживет. И вот представь, ты умер и лежишь в квартире, где полный холодильник еды. Рано или поздно она начнет портиться, и всю квартиру наполнит запах гнили и смешается с запахом твоего трупа. Я не хочу разлагаться в квартире одновременно с куском мяса.
– Можно вылечиться, мне вот уже намного лучше.
– Это пока. Моим тоже сначала стало лучше, но потом началась рвота. Они потели, мочились под себя и постоянно просили пить. Так что ты не радуйся, все равно умрешь.
Стив отошел подальше от женщины, продолжающей разговаривать с собой.
«У нее просто шок, она не понимает, о чем говорит. Все не так страшно, если бы было как она говорит, то уже давно бы ввели полный карантин и изоляцию», – подумал про себя.
Быстро закинул в корзинку бутылку молока, пачку сосисок, упаковку хлеба для тостов, пачку яиц, потом, вспомнив слова женщины, взял несколько коробок каш, макароны и консервы. Добил до верха бутылками воды, чаем, кофе и сахаром. У самого входа понял, что до дома столько продуктов не донесет, тело еще слишком слабо – не отошло от инфекции. Мужчина на выходе заметил его через стеклянную дверь, посмотрел секунду и указал в сторону одной из тележек. Стив перегрузил в нее продукты и вышел на улицу.
– Я обязательно верну.
– Не утруждайся, просто иди.
Молча покатил тележку, оглашая всю улицу стуком пластмассовых колес. В квартире переложил продукты в холодильник и сел за стол. Произошедшее в магазине никак не укладывалось в голове. Женщина, больной парень, пустой магазин, и бывший работник, раздающий продукты. Так не должно быть. Система жизненного уклада в голове начала ломаться. Притащил из спальни ноутбук и полез на новостные сайты. Ситуация менялась очень стремительно, ни одна страна не была готова к такому стремительному темпу заражения. Люди, охваченные паникой, устраивали забастовки и восстания. Ряд государств охватила волна протестов. Зараженным оказалось более половины населения, с процентом летальных исходов больше пятидесяти. Шкала смертельных случаев пугала, устремившись на графике вертикально вверх. Россия закрыла границы, как и большинство стран мира. Но это единственное, что правительства успели сделать, парализованные нехваткой персонала на основных постах, болезни было все равно на социальный статус. Новостные агентства прекращали работу одно за другим, авиасообщение свернулось полностью по всему миру после нескольких случаев авиакатастроф. Остановились все локальные войны и конфликты, людей больше волновало собственное выживание, чем глобальные идеи. В городах начали бушевать пожары, но на вызовы никто не приезжал. Человечество оказалось бессильно против молниеносного вируса. Эпидемию невозможно остановить или сократить темп её развития. Никто не знал причину заболевания, нулевого пациента нет, вспышка началась почти одновременно по всей Земле. Спустя всего день уже не скрывая сообщали, что пандемия связана со сменой цвета неба. На одном сайте религиозные фанатики объявили апокалипсис и назвали фиолетовый цвет – новой казнью Египетской.
Стив откинулся в кресле и обхватил голову руками. Волосы по всему телу встали дыбом, живот сковало страхом.
Чуть придя в себя, взял телефон и, подойдя к окну, набрал номер Дез. Она долго не отвечала, только на третий вызов услышал её голос.
– Стив, – девушка тут же сорвалась в плач. – Стивен, почему ты так далеко, почему…!
– Дез. Что случилось? Как ты?
– Она умерла, сегодня. Мама умерла. Позвонил отец. Ему тоже плохо, он болен. Я бросила практику. Еду к папе. В больнице просто ад. Мертвых уже складывают в палатах. Что вообще происходит? За что все это? И почему тебя нет рядом? – она кричала во все горло, срываясь в истерику.
– Любимая, я… – он не знал, как успокоить девушку и что ей сказать. – Я постараюсь прилететь, как только смогу.
– Да как ты прилетишь? Самолеты не летают. Границы закрыты. Ты застрял хрен знает где! А что мне тут делать без тебя? А если с отцом что-то случится? – Дез никак не могла успокоиться и начала рыдать. Её громкие всхлипы резали как ножом, он просто молчал и слушал, как его девушка плачет на другом континенте, и ничего не мог с этим сделать. Через пару минут плач прекратился, и Дез продолжила дрожащим голосом. – Прости, я сорвалась. Столько всего случилось, я не справляюсь. Ты всегда говорил, что я сильная, но сейчас не справляюсь. Мама… Ты нужен мне, очень нужен. Понимаю, что ты далеко, и мы ничего не можем с этим сделать. Очень за тебя переживаю. Как себя чувствуешь?
– Уже лучше. Весь день отлеживался. Сейчас ходил в магазин. Там продукты бесплатно раздавали.
– Я рада, что тебе лучше, – Дейзи почти успокоилась, лишь изредка тихо всхлипывала. – У нас тоже людям еду с машин кто-то раздавал. Полиции почти нигде нет, скорые не успевают. Я еду к родителям, поехала сама. Дороги пустые. Мне очень страшно.
– Смотри осторожно за рулем. Держи в курсе, что и как. На большие магистрали лучше не лезь. Как приедешь к родителям, напиши. Запасов еды там хватит надолго. Лучше будь пока там. Никуда не выезжай. Надеюсь, с твоим отцом все нормально.
– А ты что будешь делать?
– Набрал продуктов, буду сидеть дома. Надеюсь, правительства что-нибудь предпримут. Недели на полторы еды точно хватит, если экономить, то на две. К этому времени должно уже все решиться. Не переживай за меня, все будет хорошо. Как только все закончится, сразу же прилечу.
– Хорошо. Люблю тебя и скучаю.
– Я тоже. Переживаю за тебя очень. Я бы все отдал, чтобы быть сейчас рядом.
– Ладно, я поеду, а то остановилась прямо на трассе. Жутковато здесь. Пиши чаще!
– Ты тоже пиши, обязательно, как приедешь – позвони!
Стив положил трубку и еще долго смотрел на экран смартфона. Гнетущее чувство беспомощности сдавило грудь и начало щипать глаза. Что бы немного отвлечь себя, попробовал позвонить Мише, единственному другу в России, но его телефон молчал. Теперь точно остался здесь совсем один.
[1] Доктор Авраам Эрскин – персонаж комиксов издательства Marvel, человек создавший сыворотку суперсолдат, благодаря которой Капитан Америка приобрёл свои способности.
[2] 60 градусов по Фаренгейту – примерно 15 по цельсию
Часть 1. Глава 5. Марк
16 июня.
Москва.
В комнате стоит полная темнота, несмотря на то, что за окном ярко светило солнце. Лучи не могут пробиться сквозь черную пленку, плотно закрывающую стекла. От духоты все тело Марка покрыл липкий пот, воздух походит на густой кисель – вязкий, тягучий, пропитанный кислым и затхлостью. Он сидит в кресле у монитора. В глазах отражается беспорядочный видеоряд сводок новостей: аварии, убийства, теракты. Из всплывающих внизу экрана предложенных роликов выбирает самые жестокие и зверские. Лицо застыло как восковая маска, только зрачки хаотично бегают по экрану. Секундные перерывы на загрузку очередного видео вызывают приступ ярости, подталкивая схватить монитор и запустить его в стену. Картины насилия на время успокаивают и прогоняют образы из головы.
Он не спал уже почти неделю. Лекарства кончились, последнее время они почти не помогали. Из квартиры не выходил и того дольше. Понимал, что набросится на первого косо посмотревшего человека. Да и закрытая снаружи дверь никуда не пустит. Сотовый дней пять назад утопил в унитазе – назойливый брат названивал каждый час, сильнее раздражая. Холодильник давно пуст, есть вообще не хочется. Никто не приезжал дней десять, и ему это нравилось, никто не поучает, не заставлят есть и принимать лекарства. Он проснулся, пелена меланхолии от таблеток пропала, и тело наполнила жажда действий. Надо что-то сделать, срочно предпринять, нельзя просто сидеть на месте. Подскочил с кресла и начал нарезать круги по комнате. Совсем тихо, в глубине сознания, жалобный голос просил успокоиться и связаться с родственниками, но он усердно игнорировал мольбы.
– Сделать, срочно… потом не смогу… не получиться… не дадут! – твердили пересохшие губы.
Зазвенел дверной звонок, больно ударив по ушам.
– Марк! Открой, я знаю ты тут! Открой немедленно, – в дверь несколько раз сильно ударили.
Всё-таки вспомнили. Голос Германа. Странно, что приехал именно он – младший брат. Обычно за ним смотрел Алик.
Марк метнулся на кухню и выдернул столовый ящик. По полу с глухими щелчками посыпались пластмассовые ложки. Ни ножей, ни вилок. Никакой стеклянной посуды. Воспаленный мозг искал в любом предмете средство нанесения увечий, но не находил.
Вывернул все полки на кухне, выкидывая на пол пустые коробки и пластиковые банки. Весь пол засыпало макаронами, крупами и упаковками от продуктов. Ничего. Марк от злости оторвал дверцу от висящего шкафа и швырнул в окно. Гулкий стук и деревянный прямоугольник отлетел обратно, чуть не пробив ему голову. Алик позаботился обо всем, даже стекла – бронированные, его не разобьешь на осколки и не выбьешь собой в попытке сброситься. Забежал в ванную, схватил зеркало со стены и ударил об угол раковины. Зеркало отпружинило и выпрыгнуло из рук. Пластик. Никакого стекла и железа. Ничего. Из коридора доносятся крики брата и глухие удары в дверь. Когда отчаяние почти полностью охватило разум, на глаза попалась бритва со съемными кассетами. Четыре тонких металлических лезвия. Схватив её, отцепил пластиковый верх и попытался разломать руками, но в истощенном теле не хватило сил. Зажав в зубах, начал вырывать лезвия, разрезая пальцы. Одна тонкая полоска с трудом поддалась, остальные три глубоко врезались в губы. С остервенелой улыбкой на лице начал кромсать тонким лезвием руки, и без того покрытые шрамами. Кровь рубиновыми брызгами падала на белоснежный кафель и раковину.
Входная дверь вылетела с громким треском, в квартиру вбежал Герман с другом.
– Быстрее на кухню, – Брат Марка указал направление спутнику, направившись в противоположную сторону, к закрытой двери в ванную комнату.
Открыв дверь первое, что бросилось в глаза – тонкие полосы алых капель, покрывающие стены и сантехнику контрастными росчерками. Сгорбив спину, брат сидел на полу и тонким, почти невидимым лезвием резал запястья, превращая их в кровавое месиво.
– Гриша сюда! Быстрее! – Герман кинулся к калечившему себя и повалил его на пол.
Марк попытался вырваться, но смог лишь дернуться, последние силы покидали вместе с вытекающей кровью. Слезы потекли ручьями, он тихонько захныкал, как маленький ребенок. Герман ввел успокоительное внутривенно и посмотрел на застывшего в дверях друга.
– Принеси бинт, в зале под телевизором лежит.
Через пятнадцать минут они вытащили бессознательное тело из подъезда и уложили на заднее сидение, укутав в одеяло.
– Когда он проснется? – Спросил Гриша, усаживаясь на пассажирское сидение.
– Где-то часа через два, не переживай, доедем спокойно. Блин, вот говорил же мне Альберт, что раньше приехать надо было. Не воспринял его слова в серьез, думал Марк уже на поправку пошел. Еще эта командировка, теперь проблем не оберешься. Врачи опять его в клинику упекут, а ему нельзя туда, он там окончательно свихнется, – Герман откинул голову на подголовник, закрыл глаза и тяжело вздохнул. – Алик в больнице, почки прихватило, не смог приезжать и проведывать. Неизвестно, когда выйдет. Теперь все на мне, а я не вывезу один.
– А часто с Марком то вообще? – Гриша кивнул в сторону спящего.
– Раньше такие приступы было чаще, почти каждый месяц. Но последний год вроде успокоился. Лекарства помогали, и Алик от него не отходил, каждый день приезжал.
– Не думал, что все так серьезно. Помню после смерти Миры и всех тех событий, ты говорил, что он заболел. Хотя после того, что вы пережили, немудрено свихнуться.
– Рот закрой и думай, что несешь, – Герман бросил яростный взгляд на друга, включил передачу и выехал со двора.
До больницы ехали молча. Почти на подъезде Герман позвонил лечащему врачу – Сергею Петровичу. Возле приемного покоя уже ждали санитары с каталкой. Сергей Петрович стоял чуть позади санитаров, нервно потирая подбородок.
– Здравствуйте. Как его состояние? – врач протянул тонкую жилистую ладонь.
– Пока под успокоительным, еще около полутора часов будет спать.
– Как же вы так не уследили? Большой перерыв в приеме лекарств? – Сергей Петрович помог санитарам аккуратно переложить Марка из машины на каталку.
– Около недели, может чуть больше. Альберт дней шесть назад слег с камнями в почках. Меня не было в городе – командировка. Позвонить, попросить кого-нибудь присмотреть не догадался, надеялся, что он окончательно пошел на оправку. Как его состояние?
– Множественные резаные раны, большая кровопотеря. Сначала в хирургии будет, потом переведем к нам в отделение. Назначу новый курс лечения. Позвоню через неделю, советую еще раз обдумать мое предложение по поводу постоянного лечения в клинике. Он может быть опасен для себя и окружающих.
– Сергей Петрович, Альберт вам уже говорил – Марк будет жить дома. Я больше такой ошибки не допущу. Он мой брат и в клинику его не отправлю. В чужом месте, среди незнакомых людей будет только хуже. Знаю, проходили.
– Ну, смотрите. Один раз он может натворить что-нибудь такое, о чем вы будете жалеть всю жизнь.
– Не натворит, мы будем намного внимательнее. Ладно, позаботьтесь о нем. Если будут дополнительные расходы, просто позвоните. Приеду послезавтра, навестить.
– Бесполезно. Ближайшие пять-шесть дней он будет постоянно спать. Надо дать зажить ранам и восстановить истощенный организм, по этому будем держать под седативами. Он же не ел почти ничего, голодом себя морил.
– Хорошо. Если что, звоните.
Герман закрыл за собой дверь, и серый внедорожник тихо выкатился за ворота больницы.
Сергей Петрович поднялся в хирургическое отделение, где два врача работали над новым пациентом.
– Сколько еще?
– Не меньше часа. Почти семьдесят швов, глубоких порезов нет, связки и сосуды целы. Но попотеть придется. Особенно над губами.
– Постарайтесь быстрее. Успокоительное скоро перестанет действовать. Как только закончите, везите его к нам.
– Хорошо. Сразу позвоню, как закончим.
Сергей Петрович согласно кивнул и поднялся в кабинет. Достав с полки толстую папку с личным делом Марка, он опустился в кресло и помассировал виски. С фотографии приклеенной на жёлтую обложку смотрел совсем молодой парень с живыми глазами. Таким Марк Сахаров был четыре года назад. Сергей знал его семью уже не один десяток лет. Сахаров старший – успешный врач-кардиолог, заведующий отделением одной из крупнейших больниц в городе, мать – преподаватель в университете, четверо детей: Альберт, близнецы Марк и Мира, младший Герман. Семейная идиллия. Каждый поход в гости возникало чувство, что рекламные ролики с образцовыми семьями снимали именно с этого примера идеального домашнего очага. Близнецы были просто неразлучны: один детский сад, один класс, один курс в институте. Любили одни фильмы, музыку, книги, и порой казалось, что брат с сестрой думали одинаково. Дальнейшие события, которые привели к столь печальной развязке, знал не понаслышке: семье пригодилась его медицинская специальность – психиатрия. На втором курсе Мира встретила молодого человека, быстро закрутился бурный роман. Поначалу Марк спокойно воспринимал избранника сестры, но со временем понял, что уж очень разные у них взгляды на жизнь. Возлюбленный Миры любил шумные вечеринки, не чурался наркотиков и длительных запоев. Марк опасался, что сестра тоже пристрастится, это послужило причиной частых ссор с ее избранником и самой Мирой. Взаимопонимание и единомыслие канули в лету. Как выяснилось позже, молодой человек Миры, находясь под действием препаратов, пару раз угрожал девушке. До рукоприкладства дело не доходило, хотя возможно сестра просто прикрывала любимого от гнева братьев, но Марк был категорически против такого отношения к сестре, а Мира защищала любимого всеми путями, не понимая, что часто любовь играет злую шутку, одевая на влюбленных розовые очки. Она начала врать брату и семье, скрывать встречи с парнем, говорить, что уходит к подругам, готовиться к экзаменам, искала любой предлог, чтобы провести время с любимым, даже несмотря на запреты. Однажды вечером Мира не вернулась домой. Ее искал до утра, пока в безлюдном и глухом районе парка не нашли тело. Нашел Марк, которого тащило в это место предчувствие. Его целый час не могли оттащить от мертвой сестры. Он молча держал ее за руку и ничего не говорил, просто смотрел стеклянными глазами. Медэкспертиза установила, что перед тем как задушить, девушку изнасиловали. Улики указывали на то, что преступление было совершено двумя подозреваемыми. Ни свидетелей, ни подозрительных, словно кто-то постарался, чтобы следствие свернули. Но Марк знал, кто был преступником. Сердце матери не выдержало потери, попала в больницу с приступом. Не дожила даже до поминок дочери. Весь профессионализм Сахарова старшего не помог спасти жену, что сильно подорвало его здоровье, как ментальное, так и физическое. После похорон матери пропал Марк. Утром, когда уехали последние гости, Альберт зашел разбудить брата, но увидел аккуратно заправленную постель. На поиски поднялся весь квартал, но безрезультатно.
Через два дня в главном отделении полиции раздался звонок, голос в трубке сообщил о двойном убийстве и указал адрес. Прибывшие на место преступления оперативники убойного отдела обнаружили два ужасно изуродованных тела и Марка с отрешенным взглядом. Он сидел рядом с трупами, царапая кончиком ножа залитый кровью пол. В изувеченных телах опознали парня Миры и его друга. Марк не сопротивлялся, когда его загрузили в машину и увезли в СИЗО. Альберт с Германом добились возобновления дела, и по генетическим материалам подтвердилось – Миру убил и изнасиловал её бывший парень вместе с товарищем. Адвокат защиты Марка, после долгих медицинских экспертиз, убедил судью в наличии тяжелого психологического расстройства, так же смягчающим обстоятельством явилось состояние аффекта. Близнеца поместили на принудительное лечение. Через год с лишним, благодаря стараниям Сергея Петровича, перевели из клиники закрытого типа для преступников в обычную. Но это был уже совсем другой человек. От прежнего улыбчивого юноши не осталось и следа. Холодный взгляд безучастных глаз, полное отрешение и резкие вспышки тяги к насилию. Маниакально-депрессивный психоз с суицидальными наклонностями. После полугода интенсивной терапии состояние улучшилось: начал немного разговаривать, адекватно оценить обстановку. Альберт забрал брата в родительскую квартиру, где первое время присматривали вместе с отцом. Но глава семейства не мог оправиться от тяжелой потери и потух на глазах. Никто толком так и не смог объяснить причину смерти. Похоронили известного кардиолога рядом с женой и дочерью. Марк первое время проводил на кладбище по несколько часов в день. После смерти отца опять перестал разговаривать, состояние ухудшалось каждый день. Альберт продал родительскую квартиру и купил отдельную, для Марка, оборудовав её с учетом заболевания брата. С тех пор Сергей Петрович видел близнеца, только проводя осмотр и выписывая очередной рецепт.
И вот он опять здесь. Точнее то, что от него осталось: худой, бледный человек с воспаленными глазами и запавшими щеками, покрытый шрамами от сотен порезов. Да и человек ли. От сознания остались только клочки и обрывки.
От размышлений Сергея Петровича оторвал телефонный звонок.
– Алло, Сергей, это из хирургии, Марка Сахарова уже забрали. Постарайтесь проследить, чтобы он не повредил швы.
– Хорошо, спасибо за работу.
Из коридора послышалось постукивание колес каталки, и он вышел из кабинета. Проводив санитаров до одиночной палаты, где близнеца переложили на специальную кушетку, закрыл за собой дверь и тяжело вздохнул. Подойдя к койке, застегнул фиксирующие ремни на руках и ногах и протер локтевой сгиб, чуть выше свежей перевязки, спиртом. Марк даже не вздрогнул от укола. Глаза плотно закрыты, только губы чуть подрагивали, будто он пытался что-то сказать. Врач еще раз посмотрел на пациента и молча вышел из палаты.
* * *
Темно и тихо. В голове точно так же, полный эмоциональный штиль. Бессвязные обрывки мыслей плавно летали в подсознании. Воспоминания, мечты, фантазии, сожаления. Одна картина сменяла другую, не оставляя за собой какого-либо отклика. Он – просто зритель, без тела, без чувств, без эмоции. Его физическая оболочка лежит где-то далеко, не здесь, прикованная ремнями к больничной кушетке. Он созерцает хаотичную киноленту, срежиссированную затуманенным подсознанием. Лишь изредка, короткой вспышкой, подобной двадцать пятому кадру, видит палату своими глазами с воспалёнными, слипшимися от постоянного сна веками. Видит медсестру, которая ставит новую капельницу и вводит препараты через катетер на руке. Далеким эхом зуда отзываются заживающие шрамы на руках, но ощущение тут же угасает, не давая до конца понять, реально это или всего лишь еще один эпизод сна. Он не знает, сколько времени прошло – час, день, месяц. Он не хочет есть, пить, в туалет. Он лишь наблюдает за видениями, смотрит, слушает и ничего не чувствует.
23 июня. 6.10 по московскому времени
Сергей Петрович стоял у дверей палаты и наблюдал через толстое армированное стекло, как медсестра ставит капельницу. Больной никак не отреагировал на начавший поступать в вены препарат. Седация или, говоря проще, искусственная кома. Организму Марка нужно дать время справиться с заживлением и восстановлением крайней степени истощения. Процесс шел хорошо, молодой организм охотно принимал помощь и быстро шел на поправку, пока не мешало больное сознание. Хотя Сергей Петрович скорее применил бы термин – «искалеченное». Слишком много свалилось на плечи этого парня. Слишком много страдания и боли. Спокойная и счастливая жизнь под крылом выдающегося хирурга Иосифа Сахарова разбилась жестокой трагедией, к которой его незакаленное сознание было не готово. И дальнейшая череда событий все только усугубила.
– Сергей Петрович?
Врач обернулся и увидел своего коллегу.
– Да, Василий Лаврентьевич?
– Я смену принял, можете ехать домой.
– Конечно-конечно, – Сергей Петрович несколько раз кивнул и посмотрел на Марка. – Присмотрите, пожалуйста, за этим парнем повнимательнее, моя личная просьба.
– Без вопросов, – коллега развернулся и направился в сторону ординаторской.
Сергей Петрович вернулся к себе в кабинет, набрал стакан холодной воды из кулера и сделал несколько больших глотков, пытаясь подавить внезапно появившуюся сухость во рту. Безрезультатно. Он набрал еще один и жадно выпил, запрокинув голову. В глаза бросилось утреннее небо за окном странного фиолетового цвета.
24 июня.
В палате темно и прохладно. Мерно шумит кондиционер под потолком, нарушая полную тишину. Звукоизоляция в этом крыле больницы идеальная, даже если кто-то из пациентов будет кричать от боли, то в соседней палате не услышат.
Марк почти полчаса рассматривал воду в графине. Пузатый сосуд стоит на столике рядом с больничной койкой, к которой он пристегнут, и словно дразнит его. Покатые стенки отражают светлые прямоугольники занавешенных окон, пряча за собой литр жидкости. Он очень ее хочет. Не пил уже несколько часов. Но звать медсестру через сигнал оповещения нет никакого желания. Достаточно было нажать подбородком кнопку на груди, и она тут же примчится. Услужливая, в белом халате и с маской на лице. Но ему и так хорошо, одному. Вот только жажда мучает. И графин издевается. Демонстрирует, что вот она, внутри, выпячивает бок, дразнясь. Губы саднит, несколько раз провел языком по заживающим швам. Корка еще есть, привкус мерзкий, горький, от заживляющей мази. Руки тоже, наверное, ей намазаны. Их не видно. Во-первых, бинты, во-вторых, не хочется шевелить головой, чтобы медсестра не увидела, что проснулся. Прибежит же, а ему и так хорошо. Но дверь все равно открылась. На пороге стоит мужчина с густой седой шевелюрой и очень знакомым лицом, откуда-то оттуда, извне, но откуда точно, не помнит.
– Привет, Марк, – мужчина, судя по белому халату – врач, подошел к койке и взял историю болезни с тумбочки. – Как ты?
