скачать книгу бесплатно
Алексей Петрович нервно усмехнулся, отёр ладонью пот со лба, усмехнулся опять и, стараясь сдерживать истерический смех, поспешил сойти с троллейбуса.
Из-за этого нелепого происшествия Бесков вернулся домой позже, чем обещал.
– Я уже начала волноваться, – встретила его на пороге жена. – Ужин остыл.
Пробормотав что-то невнятное в ответ, Алексей Петрович зашёл в квартиру.
Беспокойство не оставляло его. Он чувствовал, что с ним творится что-то неладное, но что? Что же происходит? Мысли в его голове путались.
С самого утра он почти ничего не ел, однако ужинал теперь безо всякого аппетита. Время от времени Алексей Петрович прерывался и задумчиво смотрел в окно на зеленые кроны деревьев во дворе, затем бросал короткий взгляд на Лизу, которая сидела напротив, подперев голову рукой, и листала толстый глянцевый журнал, после чего возвращался к еде.
Скорее всего, он просто переутомился. Нервы не выдержали. Да, определённо, ему нужен отдых. Бесков с волнением подумал о том, как хорошо было бы сейчас оказаться где-нибудь подальше от этого душного города, скажем, на берегу моря, лежать на горячем песке, подставив тело солнцу, чувствовать ветерок в волосах и слушать шум волн. Он даже прикрыл глаза на несколько секунд. Впрочем, ведь скоро лето, отпуск: что ему мешает воплотить эту невинную мечту в жизнь?
Несколько успокоенный таким размышлением, Алексей Петрович заметил, что на столе не осталось хлеба, и, взглянув на жену, открыл было рот, чтобы попросить её отрезать ещё несколько кусочков. Он однако, не смог произнести ни слова и лишь почувствовал, что рубашка прилипла к спине, а по телу пробежала холодная дрожь.
Нет, то, что произошло теперь, уже решительно не укладывалось ни в какие рамки! Это было невозможно, и невозможно было в это поверить.
Оцепенев от ужаса, Алексей Петрович так и сидел неподвижно, с открытым ртом, пока им внезапно не овладела обида. Ему вдруг стало жалко себя, жалко до слёз. Ведь он всего лишь хотел назвать жену по имени и попросить её отрезать хлеба. И что же? Можно ли выразить словами чувства человека, который неожиданно в одно мгновение понимает, что не может вспомнить, как зовут его жену, что он забыл имя женщины, с которой вот уже три года живёт в одной квартире, спит в одной постели?
Внезапно Лиза подняла голову.
– Что-то не так? – спросила она, невольно улыбнувшись странному виду мужа.
«Что-то не так?» – Алексей Петрович едва удержался, чтобы не упасть со стула: бедняжка, если бы она только знала, что сейчас с ним творится! Впрочем, он и сам не мог понять, что именно происходит.
– Хлеба… Хлеб… есть ещё… у нас?.. – сумел всё же выдавить из себя Бесков.
– Конечно. Сейчас отрежу. – Лиза встала из-за стола.
Усилием воли Алексей Петрович постарался взять себя в руки. Он начал перебирать в уме знакомые ему женские имена, однако все они в равной степени подходили его супруге, и ни одно – более чем другое.
Озадаченный, Алексей Петрович вновь взглянул на стоявшую спиной к нему жену, и – странно! – она вдруг показалась ему совершенно чужой, словно перед ним была какая-то незнакомая женщина.
На Лизе был лёгкий сарафан, ярко-красный с крупными ромашками, оставлявший обнажёнными её руки, плечи, шею и ноги ниже колен. За годы супружества Бесков успел изучить каждую клеточку её тела, успел привыкнуть к нему и даже охладеть, однако теперь он смотрел на жену так, словно раньше никогда не видел этих ног, никогда не целовал этих плеч, никогда не гладил этих рук, словно перед ним была не его жена. Не его, а чья-то… чужая.
Обернувшись, Лиза заметила странный взгляд мужа и удивилась:
– Что с тобой?
– Ничего… – смутился Алексей Петрович. – Ничего.
Лиза поставила на стол тарелку с нарезанным хлебом и вновь углубилась в чтение журнала, а Бесков поспешил покончить с ужином.
Что с ним? Если бы он сам знал ответ на этот вопрос!.. Впрочем, Алексей Петрович внезапно ощутил, что гораздо больше его сейчас занимает нечто другое. Украдкой поглядывая на жену, он чувствовал в себе растущее волнение, чувствовал, как острое желание овладевает его телом.
– Спасибо. – Алексей Петрович отставил пустую тарелку.
– Наелся? – подняла голову Лиза.
Он молча кивнул в ответ, она взяла тарелку, положила в раковину и включила воду.
Тяжело дыша, с бешено бьющимся сердцем Бесков подошел к жене сзади и, обняв её за талию, аккуратно прижал к себе, затем поцеловал в шею, в обнажённое плечо. Он почувствовал, как тело в его руках напряглось и затрепетало.
– Алёша!.. Что ты делаешь?.. – дрогнувшим голосом спросила Лиза. – Нет… не сейчас, не здесь…
Но Бесков словно не слышал её. Пьянящий аромат незнакомой женщины ударил ему в голову, оглушив его. Руки Алексея Петровича заскользили вдоль боков вверх, к полной груди, а Лиза продолжала возражать:
– Нет, Алёша…
Мягким, но уверенным движением Бесков развернул жену лицом к себе, и, заглянув в его глаза, она вдруг замолчала и совсем перестала сопротивляться: она почувствовала, что должна покориться.
Никогда ещё Лиза не видела мужа таким…
На следующее утро Алексей Петрович проснулся рано, разбуженный ярким утренним солнцем, которое щекотало его своими лучиками сквозь щель в занавесках. Жена ещё спала, положив голову ему на плечо. Бесков так и не вспомнил её имя, однако сейчас это показалось ему совершенно не важным.
Осторожно высвободив руку, Алексей Петрович встал с постели и подошёл к окну. Небо, затянутое тонкой плёнкой бледных облачков, будто запотело от стоявшего в воздухе у земли зноя, лишь изредка тревожимого лёгким ветерком, который так играючи колебал зелёные листья деревьев. И Бескову вдруг нестерпимо захотелось туда, на улицу, захотелось подставить лицо этому солнцу, а волосы – этому ветерку.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить жену, Алексей Петрович умылся, наскоро позавтракал холодным мясом и овощами, после чего стал торопливо одеваться. С тех пор, как он стал профессором, он всегда ходил на работу в галстуке, однако в это утро почему-то решил обойтись без него и, встав перед большим зеркалом в прихожей, внимательно оглядел себя. Расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, он довольно улыбнулся.
Такой же улыбкой Алексей Петрович встретил и яркое солнце, выйдя из дома и зашагав по направлению к остановке троллейбуса. Однако, взглянув на часы, он увидел, что в университет ехать ещё рано. Ему захотелось немного пройтись пешком.
Ах, каким же ласковым было это солнце, каким упоительно свежим был утренний воздух! И так лёгок был прохладный ветерок, а девушки, девушки, встречавшиеся Бескову на пути, – они были так хороши собой, так очаровательны, так нежны, что Алексей Петрович, не в силах сдерживаться, то и дело заглядывался на них.
А ведь он всегда безумно боялся, что понравившаяся ему женщина поймает его нескромный взгляд: он почему-то был уверен, что она станет смеяться над ним. Тем более удивительной казалась его смелость в это утро: Алексей Петрович, чуть улыбаясь, без тени смущения смотрел в глаза красивым девушкам, спокойно разглядывал их роскошные волосы, очертания стройных фигурок под одеждой, маленькие резвые ножки. Но в наибольшей степени внимание Бескова притягивали губы женщин.
О, что это были за губы: изящно тонкие или притягательно полноватые, окрашенные помадой всевозможных оттенков красного цвета, призывно приоткрытые и сомкнутые в едва заметной улыбке! И Алексей Петрович любовался ими, чувствуя, как играет в нём, захлёстывая его тёплой волной, желание целовать эти губы, и как это желание несёт ему какую-то чудесную, необычайную лёгкость.
Чем на самом была вызвана эта лёгкость, Алексей Петрович понял, лишь заняв место у окна в троллейбусе: он оставил дома свой портфель, свой старый кожаный портфель, с которым всегда ходил на работу. В нём обычно лежали пара шариковых ручек, остро заточенный простой карандаш, коробочка с мелом, студенческие работы, несколько листов чистой белой бумаги и – главное – конспекты собственных лекций – на тот случай, если он вдруг забудет, к примеру, доказательство какой-нибудь сложной теоремы. Впрочем, такого ещё ни разу не происходило, так что портфель Бесков носил с собой большей частью, так сказать, для солидности.
Поэтому, быть может, Алексей Петрович и не особенно огорчился этому происшествию, и даже усмехнулся вслух: подумаешь – портфель!
Надо сказать, что, должно быть, Алексей Петрович Бесков в тот момент уже был слегка… не в себе. Да, конечно, это всё слишком непостижимо, совершенно невероятно. Дело в том, что всего лишь несколько дней назад подобный случай забывчивости был бы для профессора Бескова равносилен катастрофе: он просто пришёл бы в ужас и непременно вернулся бы домой за портфелем. Теперь же Алексей Петрович преспокойно продолжил свой путь, только лишь усмехнувшись. Определённо, с ним творилось что-то странное.
Проплутав в поисках аудитории, где должна была состояться его лекция, Бесков немного опоздал. Когда он вошёл, большинство студентов, приветствуя его, преподавателя, поднялись со своих мест. Алексей Петрович привычным взглядом отметил тех, кто поленился встать, стараясь припомнить их фамилии, затем привычным жестом усадил остальных. После этого он протянул руку за мелом:
– В прошлый раз мы остановились на… – Алексей Петрович уже взял кусочек мела, а фраза так и осталась незаконченной. Да он и не мог её закончить, потому что просто-напросто не помнил, о чём шла речь на предыдущей лекции, не помнил даже, когда он её читал и читал ли вообще.
Это было уже слишком, да, для него это было уже слишком!
– Мы остановились на том, что… – пробормотал Алексей Петрович, чувствуя, что ему сейчас станет дурно. – На том, что…
Он побледнел, затем лицо его покрылось красными пятнами и на носу, скатившись со лба, повисла капелька пота. Слегка пошатываясь, Бесков подошёл к первой парте, за которой сидела долговязая девица с волосами, заплетёнными в косу.
– Можно мне… ваш конспект… – дрогнувшим голосом попросил он.
Взяв из рук девушки тетрадь, Алексей Петрович принялся переворачивать листочки, исписанные аккуратным, убористым почерком, но там были все какие-то совершенно непонятные ему формулы, которые время от времени прерывались туманными замечаниями. Бесков рассеянно разглядывал цифры, буквы латинского и греческого алфавитов, и его не покидало ощущение, что он впервые в своей жизни видит всё это, что всё это не имеет к нему никакого отношения, как будто он, Алексей Петрович Бесков, вовсе не профессор, не доктор физико-математических наук.
Из оцепенения его вывел шёпот за спиной, прозвучавший необычайно чётко в установившейся было тишине ожидания:
– Бес сегодня какой-то странный…
Алексей Петрович знал, что студенты за глаза называют его Бесом, и ему это ужасно не нравилось, поэтому он мгновенно обернулся на шёпот, в полной готовности запомнить обидчиков, чтобы потом наказать их при первом удобном случае, но тут же забыл об этом своем желании, увидев устремленные на него насмешливо-любопытные взгляды. Алексей Петрович вдруг ясно ощутил одиночество, осевшее тяжёлым камнем на сердце. Он почувствовал себя совершенно чужим среди всех этих смеющихся лиц, и ему показалось, что он слышит смех множества голосов, и смех этот становится всё громче и громче.
Нет, нет, это невероятно, этого не может быть, это всего лишь сон, глупый сон. Выронив тетрадь, Бесков с силой зажмурился, и неожиданно всё стихло, всё, кроме гулкого биения его собственного сердца. Несколько секунд, в течение которых он простоял так, зажмурившись, чувствуя, как лёгкий ветерок из окна обдувает его лицо и волосы, как медленно с него течёт по спине под одеждой пот, вслушиваясь в гулкий стук своего сердца, – эти несколько секунд показались ему бесконечными.
Когда Алексей Петрович открыл глаза и увидел десятки устремлённых на него взглядов, ему стало не по себе. Облизав пересохшие губы, он произнёс хриплым голосом, обращаясь к студентам:
– Вы свободны…
Однако его слова прозвучали как-то слишком тихо, и на них никто не отреагировал, поэтому он прочистил горло и повторил, почти крича:
– Вы свободны! Лекции не будет!
По рядам прошёл шёпот, и студенты начали собираться, но слишком уж медленно, неторопливо, и Алексей Петрович, не выдержав, бросился к двери. Выскочив в коридор, он чуть не сбил с ног проходившего мимо старичка с небольшим чемоданчиком в руке, должно быть, преподавателя, и побежал по направлению к лестнице. Он не обращал внимания на людей, которые смотрели на него с удивлением, и не останавливался, пока не покинул здание.
Лишь на крыльце Бесков встал, чтобы отдышаться, затем присел на корточки, отёр ладонями испарину со лба и прищурился на солнце, с наслаждением подставив лицо его горячим лучам.
Ах, это солнце! В нём одном заключена вся прелесть жизни, всё счастье, в нём единственном – спасение. И Алексей Петрович вдруг расплылся в улыбке, а затем весело расхохотался. Ему внезапно захотелось прогуляться, пройтись по утопающим в зелени знойным улицам, опьянеть от них. Он поднялся и зашагал прочь от университета, от воспоминаний, от прошлого, которое мгновенно стало чужим ему.
А день и вправду был восхитительным. Город пел о приближающемся лете – листьями деревьев, шептавшимися в лёгком ветерке, солнечными вспышками в уцелевших после ночного дождя маленьких лужицах на тротуаре, жаром нагретого асфальта, и даже автомобили, казалось, стараясь не отставать от этой чудесной песни, двигались быстрее и сигналили приветливее.
Алексей Петрович вышел на проспект. Пот лил с него ручьями, ему хотелось пить, поэтому он купил в магазинчике на углу бутылку пива и тут же ополовинил её. Это было удивительным уже потому, что Алексей Петрович Бесков ни разу за всю свою жизнь не пробовал никаких алкогольных напитков, но в тот момент он совершенно ясно почувствовал, что хочет холодного пива, и купил его так, как покупал всегда, скажем, свежую газету или дешёвую шариковую ручку, причём вкус душистой янтарной жидкости показался ему приятно знакомым.
Сделав ещё глоток, Алексей Петрович отправился дальше вдоль проспекта к центру города. Его лицо светилось довольной улыбкой, и шедшие ему навстречу женщины смотрели на него с любопытством, некоторые даже слегка улыбались, пытаясь привлечь его внимание. Но Бесков не замечал их. Какая-то почти детская радость наполняла его, и он думал о самых простых вещах: о том, например, какая всё-таки замечательная штука – жизнь, и как хорошо чувствовать себя свободным, полным сил, и до чего же прекрасны эти улицы, и каждая травинка, каждый листик на дереве, и даже лужи…
Выкинув опорожнённую бутылку в урну, Алексей Петрович сразу же купил себе ещё одну. Конечно, он понимал, что с ним происходит что-то странное, однако, вероятно, обилие впечатлений, пережитых им за прошедшую неделю, слегка притупило его восприятие, поэтому он уже ничему не удивлялся: ни подозрительным взглядам людей, ни тому, что улицы кажутся совсем не знакомыми ему, ни тому, что он выпивает одну бутылку пива за другой. Солнце кружило ему голову, а ноги, словно заколдованные, неслись вперёд и только вперёд.
Уже близился вечер, когда Алексей Петрович, устав, присел на лавочку рядом с автобусной остановкой. Голова у него гудела, как высоковольтные провода.
Ему подумалось, что, наверное, пора ехать домой, но тут же от этой мысли осталось лишь одно единственное слово на фоне огромного вопросительного знака: «Домой?»
Но куда? Куда ему нужно ехать? Конечно, домой, понятное дело, однако… Куда это – «домой»? Бесков замер и несколько секунд просидел неподвижно, прежде чем осознал наконец, что он попросту забыл адрес собственной квартиры. Тут же он от души расхохотался, чуть ли не до смерти напугав старушку, сидевшую на другом конце скамейки.
Алексей Петрович смеялся до слез, смеялся, пока у него не заболело в груди. Когда же он успокоился, то решил, что хочет ещё пива…
Он открыл глаза, но лишь на мгновенье, и, всё ещё находясь во власти сна, опять сомкнул веки. Неужели уже утро? А кажется, что ещё можно поспать, так странно… Так странно!
Алексей Петрович вдруг встрепенулся, снова открыл глаза и приподнял голову. Да, это действительно было по меньшей мере странно: эта комната, туалетный столик, шкаф, занавески на залитом солнечным светом окне. Всё это казалось ему каким-то совершенно непривычным. Как же это, он же находится у себя дома, ведь так? Конечно, иначе и быть не может!..
Однако, взглянув на постель возле себя, Алексей Петрович вздрогнул. Из его груди вырвался глухой стон.
Рядом с ним, завернувшись в простыню, спала женщина. Только вот… Это была не его жена!
Да, это была не его жена, без сомнения. Лежавшая рядом с ним на кровати женщина была слишком красива, настолько, что Бесков смотрел на неё, не в силах отвести взгляда. Её роскошные тёмно-каштанового цвета волосы разливались по подушке плавными волнами, чуть приоткрытые губы казались нежнее лепестков цветка, а всё лицо так и дышало свежестью молодости. Кожа у женщины была удивительно гладкой, матово белой, а при виде соблазнительных линий её тела под тканью у Алексея Петровича сбилось дыхание.
Невероятно, неужели он действительно провёл ночь в одной постели с этой женщиной, которая так божественно красива? Но как, как это могло произойти? Задумавшись, Бесков не заметил, как женщина проснулась.
– Доброе утро! – улыбнулась она, глядя на него.
У неё были большие зелёные глаза, посмотрев в которые, Алексей Петрович почувствовал, что он тоже улыбается в ответ.
– Выспался? – продолжала женщина. – Ночь была просто сумасшедшая. – Она рассмеялась, а затем протянула руку и погладила Бескова по спине, игриво, слегка касаясь его кожи острыми ноготками: – Это было просто что-то потрясающее! Пошевелиться не могу: во всём теле такая приятная усталость. Можно я ещё полежу? Ты покормишь детей?
– Детей? – машинально вырвалось у Алексея Петровича.
– Да, а что? Ты уже забыл, что у нас есть дети? – вновь весело рассмеялась женщина. – Понимаю, я тоже этой ночью обо всём на свете забыла, – лукаво хихикнула она. – Ладно, милый, я ещё посплю немного. Мишеньке поджарь яичницу из двух яиц, а Ксюше дай кукурузные хлопья с молоком. Хлопья в шкафчике рядом с раковиной, молоко подогрей, оно в холодильнике. Хорошо?
Может быть
Рассказ
Жарко. Полуденное солнце безжалостно, на небе – ни облачка. Впрочем, мне, как ни странно, это даже нравится, и я слегка улыбаюсь, шагая к ближайшей станции метро. Однако люди, идущие мне навстречу, явно не разделяют моей симпатии к летнему зною: они хмуро щурятся, поджав губы, прячут глаза за стёклами тёмных очков, промокают платочками пот с лица.
Среди прохожих много женщин, некоторые из них красивы, иные даже просто обворожительны, но я стараюсь не обращать на них внимания. Сегодняшний день мне хочется провести в задумчивом одиночестве, и пусть задумчивость эта будет лёгкой и ненавязчивой, загадочно улыбающейся, и пусть она будет лишена всякой грусти.
Подземка встречает меня прохладой. Народу в вагоне немного: большинство жителей города в этот час уже давно на работе, тогда как для меня утро едва началось. Я сажусь у двери.
Иногда у меня возникает странное ощущение, что этот город превращает людей в механизмы. Вот и сейчас мне кажется, что меня окружают одни механизмы: сидящие и клюющие носом, повисшие на поручнях, уставившиеся в пустоту. Сильные механизмы, красивые механизмы, изношенные механизмы – совсем как в той старой книжке с картинками. Таково моё ощущение утра.
Эти мысли напомнили мне, что я ещё не завтракал. Поэтому, устроившись за столиком летнего кафе в переулке, выходящем на одну из центральных улиц, я заказываю кофе и рогалики.
Посетителей мало. Все нормальные люди работают в поте лица, терпеливо дожидаясь обеденного перерыва. А я – бездельник. Или, точнее, мечтатель. Впрочем, многие считают, что это одно и то же.
Пока я поглощаю свой завтрак, обжигаясь кофе, моё внимание привлекает женщина, сидящая через два столика от меня. Нет, мой обет одиночества остаётся в силе, однако я не могу не признать, что она довольно-таки красива, хоть и уже не молода: ей за тридцать, может быть, даже тридцать пять или тридцать шесть. У неё роскошные волосы, тёмно-каштановые, с лёгким рыжеватым оттенком, и что-то подсказывает мне, что это их естественный цвет. То же самое «что-то» говорит, что початая бутылка «мартини» на столе у этой женщины в столь ранний для алкоголя час означает печаль. Но чем вызвана эта печаль? В чем её причина?
Может быть, мне это известно. Конечно, никто не запрещает сомневаться, однако, может быть, я действительно знаю всё об этой женщине. Может быть…
…Уже два с половиной года она работает стоматологом в небольшой частной клинике, и все пациенты неизменно отмечают её вежливость, доброжелательность и жизнерадостность. Все любят её, и это не удивительно, ведь счастье делает человека необычайно привлекательным.
В молодости она тоже была очень красивой, однако ту её красоту нельзя сравнивать с красотой теперешней. То была красота юности, нежная, как цветок, лёгкая, подчас даже легкомысленная, нынешняя же её красота, красота зрелости, подобно спелому плоду, имеет свой, совершенно особенный, неповторимый вкус.
Родилась она под знаком Водолея, и, может быть, поэтому всю жизнь была полна противоречий. Так, дорожа свободой и зная цену собственной красоте, она вышла замуж в двадцать три года за первого же мужчину, который осмелился сделать ей предложение. Как это ни странно, она прожила с мужем почти девять лет, прежде чем поняла, что их брак был ошибкой. Детей у них не было, и развод прошёл безболезненно.
Однако, вновь обретя драгоценную свободу, она вдруг почувствовала, что ей не хватает – и не хватало всю жизнь – чего-то совсем другого. Чего именно? Она не могла этого понять, не могла объяснить – до тех пор, пока не встретила его.
Красивый, стройный блондин с зелёными глазами, он был на девять лет моложе её. Они познакомились в автобусе, застрявшем в пробке, и он тогда сказал, что хотел бы увидеть её снова. Поколебавшись, она дала ему свой номер телефона.
Он позвонил лишь через неделю, спросил, где она живёт, и спустя час приехал. Она было начала что-то ему рассказывать, но он, не произнеся ни слова, раздел её, и они занялись любовью прямо на ковре в гостиной.
В тот день она впервые почувствовала себя счастливой женщиной, впервые почувствовала себя как никогда молодой, будучи уже зрелой. То был четверг.
С тех пор прошло около двух лет, и почти каждый четверг ровно в семь часов вечера он приходил к ней, чтобы остаться до утра.
Каждый раз он любил её по-новому, каждый раз, казалось ей, ещё более страстно, неистово, и она отдавалась ему целиком, без остатка, позволяя делать с собой всё, что он хотел. Лишь с ним она познала всю полноту плотской любви, освободилась от табу, лишь с ним она смогла осознать необычайную прелесть собственного тела, его неизъяснимую красоту. И она пила молодость своего любовника, принимая её с благодарностью, и он дарил ей счастье – раз в неделю, каждый четверг, ровно в семь часов вечера.
О, как она ждала этих встреч! Однажды он признался, что голоден, и с тех пор она стала готовить к его приходу вкусный ужин, покупать хорошее вино. Она заранее убиралась в квартире, стелила свежую постель, надевала красивое белье и элегантное платье. И ждала. И он приходил ровно в семь.
Вот и вчера как раз был четверг. Она отпросилась с работы и вернулась домой пораньше, пожарила рыбу, сделала салат. Пока варился рис, она примерила новое нижнее белье, которое купила в прошлые выходные: чёрные трусики, тонкие, полупрозрачные, и бюстгальтер «анжелика» с удобными чашечками, отороченными кружевом. Она пару раз повернулась перед зеркалом, встала на цыпочки, затем медленно провела ладонями вдоль боков от груди к бёдрам, после чего, нагнувшись и чуть запрокинув голову, вытянула губы трубочкой в воображаемом поцелуе. Да, выглядела она просто потрясающе, невероятно сексуально!
