скачать книгу бесплатно
Все «грязные» производства перепрофилировались (с удорожанием конечной продукции) или просто закрылись, поэтому цены выросли на порядок. Только еда стала очень дешевой, ведь фрукты и овощи, растущие на удобренной «Благодатью» земле, вызревали безо всяких пестицидов. И, кажется, были действительно безвредными. Только вкус водянистый, а так ничего, есть можно.
А вот одежда стоила дорого, потому что выращиваемые хлопок и лен больше ничем не удобрялись, и на всех жителей планеты их не хватало. Стало модным покупать одну футболку на несколько лет и стирать вещи вручную. А стиральные машины больше не производились.
Поэтому семья Илоны любила и носила удобные мембранные куртки и пуховики, купленные еще в прошлой жизни, до эпохи Великих. Все равно им сносу не было. И стирать проще, и сохнут быстрее. А что считаются немодной и устаревшей «химией», так не все ли равно? Вот и сейчас она вышла из дому в тоненькой курточке поверх футболки и джинсов. На ногах старые, но легкие кроссовки. Вдруг получится погулять после занятий подольше?
Илону ждали уроки по вокальному искусству. Пару лет назад она где-то вычитала, что пение помогает увеличить объем легких и минимизировать проблемы с дыханием. Этот вариант ей, как астматику, понравился больше, нежели постоянное использование аэрозолей, которые, к тому же, вот-вот могут запретить к производству, а также нудные консультации новопсихологов, всерьез вещающих чушь о том, что нужно отпустить контроль за своей жизнью и прекратить бояться, тогда и болезнь сойдет на нет. В современном мире ничего не боялись только просветленные или дураки, разница между которыми была, откровенно говоря, незначительной.
Занятия помогли, через год астма ушла в стадию ремиссии, а в голосе открылись чудесные бархатные обертона, которые ценились в современном искусстве пения. Но успеха на сцене коллектив все равно особо не видел. Во-первых, преподавательница студии, где Илона занималась, была возмутительно молода, младше ученицы на десять лет. Самой Илоне было глубоко наплевать, тем более, с Ксаной они успели подружиться. Но современное общество не воспринимало юных и талантливых выскочек, ведь всем известно, что лишь многолетний труд может привести к почету и уважению. А какой труд сразу после колледжа искусств? Вот и не относились серьезно к студии с таким молодым преподавателем. И на концерты выступать практически не звали.
Во-вторых, пели они то, что в нынешнее время казалось глупым и пошлым, а порой и попахивало экстремизмом. За старую балладу про драконов коллектив однажды выгнали из помещения молодежного клуба, которое Ксана арендовала два раза в неделю. Мифы и сказки нынче были под строжайшим запретом, а персонажи их приравнивались к бесам. А за доказанное служение бесам полагался костер на «позорной» площади. В общем, директор клуба рассудил, что держать ансамбль с опасным репертуаром в учреждении чревато.
Приходилось петь про солнышко в небе, про мать-природу и травы, про целителей и спустившихся на землю детей Бога. Иначе на сцену бы их не пустили никогда. А так коллектив студии «Ветер» порой выступал хотя бы на летних фестивалях. А вечерами после мероприятий Илона вместе с Ксаной и их общей подругой Июлией запирались в доме своей юной преподавательницы и всласть отводили душу за кружкой кофе с молоком. Они ненавидели Великих и порядок, который те установили в мире. И это объединяло их лучше любых других интересов.
Сейчас студия в очередной раз осталась без помещения, занятия временно проводились у Ксаны. Здесь им повезло – муж девушки был ученым до начала новых времен, и остался им после. Как тогда он исследовал горные породы, так и теперь продолжил это делать. Под запретом оказалась часть оборудования, но это ведь не самая большая беда? Не расстреляли, и то хорошо.
Ксана жила в отдельном доме на окраине города, где можно было голосить во все горло, не опасаясь, что услышат соседи. Тем более, до них далеко, метров двадцать до высокого бетонного забора и за ним – еще столько же. Внутри располагалась большая комната с примыкающим к ней кухонным уголком. Высокие, серые стены с покрытием под старый бетон. Подобный дизайн тоже был в моде, будто живешь в старом, начавшем разваливаться здании. Между прочим, мастера по ремонту драли за такую работу сумасшедшие деньги. Потому что все должно выглядеть нарочито небрежным, но при этом каждая деталь, трещинка и пятно краски или известки – на своем месте. Ксана, узнав цены на подобные услуги, сначала долго ругалась, а потом решила, что перебьется, и разрисовала стены сама.
Получилось неплохо. Здесь приятно было даже просто сидеть, поджав ноги, хрустя печеньем и попивая кофе. А еще – говорить обо всем на свете, не боясь.
– Ненавижу их, сволочей проклятых, ненавижу, – Илона стукнула кулаком по дивану. – Даже пацана не пожалели. Думать ни о чем другом не могу. Рик говорит, нельзя так переживать, а как не переживать? У меня Алиска года на два всего младше. И за что их? За то, что терпение лопнуло в итоге смотреть на мракобесие?
– Не просто смотреть, – покачала головой Июлия. – У них младшая дочь в больнице умерла от пневмококка. Мне коллеги на работе рассказали потихоньку. Прививки же ставить запретили восемь лет назад, а ей четыре было. Лечили бурьяном, как обычно, в итоге развилось воспаление легких. Отец пытался достать антибиотиков, его и накрыли вместе с тем, кто продавал. Вы же в курсе, что за это бывает. Мать с сыном не выдержали – соседям все рассказали. А те и заложили их в Полицию нравов. Остальное вы знаете.
– Интересно, соседям каково теперь спится по ночам? Небось, хорошо, дрыхнут с чувством выполненного долга перед Вселенной, – скривилась Ксана. – Как хорошо, что здесь нас никто не слышит.
– Зато моя соседка целыми днями, придурочная, уши греет у розетки, – фыркнула Илона. – Все думает – раз кофе пьем, то наркоманы, и электричество у них воруем. В Полиции нравов ее послали, теперь другим соседям дрянь в уши льет. Те шарахаются уже, а она все не уймется.
– И что, моралфаги не заинтересовались даже и не пришли с проверкой? – удивилась Ксана, прихлебывая кофе из большой кружки.
– Да что ты, приходили, конечно. Я им свой знак Первого круга показала, они даже ни одного вопроса не задали. Хотя, нет, спросили, не буду ли я жаловаться на эту дуру за клевету.
– И ты решила не кляузничать? – заинтересовалась Июлия.
– Да ну, мне противно стало. Она и так Богом обиженная – сына из дому выгнала, да еще из-за него же из Второго круга выперли. У нас же теперь как? В брак не вступает, потомства не оставляет, отношений с женщинами не заводит – значит, мужеложец. А эти сволочи, вместо того, чтобы помочь ему собрать доказательства невиновности, публично доказывали, что он им больше не родной. Не помогло, – мстительно заключила Илона.
– Так их и без этого выперли бы, – пожала плечами Ксана.
– Только остался бы при этом парень в семье. А так всем плохо. Ничерта я не понимаю этот мир, короче, – вздохнула Илона. – В чужие портки заглядывают, болячки детей едва ли не под лупой рассматривают, как же, вдруг мать нагрешила, а ребеночек карму отрабатывает. При этом у нас в Больших Лопухах месяц назад самогонщика с просроченной лицензией до смерти забили, так моралфаги даже дело не стали заводить. Дескать, такова воля Великих, торговцы непроверенными средствами, вызывающими привыкание, должны понести заслуженную кару. Но это же самосуд, а никак не наказание! Завтра куплю я себе сумку стоимостью в половину зарплаты, вот взбредет мне в голову, мало ли. И меня тоже забьют, за тягу к роскоши.
– Кстати, – вспомнила Июлия, – С парнем на работе у тебя решилось что-нибудь? С тем, у которого опухоль в голове растет и на зрение плохо влияет? Ты еще заявку месяц назад на исцеление подавала.
– С Илюхой-то? – Илона помрачнела. – Решилось. Великие его обследовали и вынесли вердикт: исцеление нецелесообразно, состояние физического здоровья улучшится на 28 процентов, а состояние ментального – на 8. Интеллекта отдельно – и вовсе на 3 процента. Зрение останется на уровне. Из методов нашей расы показана только операция, но риски умереть велики. Ни лекарств нормальных, ничего нет. Инфекцию занесут ему прямехонько в голову, и прости-прощай. Наказали поить его бурьяном очередным. Видимо, им все равно, он и так инвалид, подумаешь, слепота добавится. Он же пользы обществу никакой не приносит, работать полноценно не может, писать стихи и картины во славу новой власти – тоже, значит, и зрение ему незачем.
Девушки помолчали. Затем Ксана со словами «Да гори оно все на позорной площади!» полезла в шкаф за бокалами и початой бутылкой с вином.
Какое-то время сидели молча, похрустывая печеньем. Серая кошка прошлась вдоль дивана, потерлась о ноги всех троих, потом прыгнула на колени к Ксане и замурчала.
– А меня главный на работе достал, – пожаловалась Июлия. – И я тоже не понимаю, он в Высший круг вошел, Великие его достойным посчитали, вроде как силен, хорошо сохранился, здоровье железное, тело и разум очищены от скверны, не пьет алкоголь, кофе и чай, не курит, не ест мясо. И готов к Инициации. А по факту гнида озабоченная, вчера ко мне подошел, наклонился и в ухо шепчет «Как от тебя приятно цветами пахнет!» Разве так можно себя вести? У него жена и дети есть!
– Так в нынешних условиях высокая потенция – не скверна, чем больше качественного генофонда, тем лучше. Хотя, шут его знает, какой генофонд без мяса-то? – Илона хлебнула из бокала и скривилась. – Да и жена с детьми не порок, продвигают же некоторые инициативу, чтобы можно было жениться на нескольких сразу, если сможешь обеспечить. А Алиске моей тем временем уже в школе намекают, что лучше выбрать вместо уроков литературы и экономики домохозяйство с основами кулинарии. Дескать, женщине не нужно быть слишком умной, за нее мужчина думать должен. Еще лет пять, и дочерям нашим вообще запретят учиться, а потом иметь собственные деньги, имущество и жилье. Как в старые недобрые времена.
– Я вообще тогда рожать не буду, – сказала Июлия. – И замуж не выйду. Не в этом мире, не в наше время. Для чего? Чтобы и себя, и дочерей обречь на несвободу с рождения? Лучше уж выслушивать от недалеких, что пропаду без мужа, их хотя бы игнорировать можно. Ксана, а ты чего пригорюнилась вдруг?
Ксана задумчиво поглаживала кошку. Ответила она не сразу.
– Девчонки, тут такое дело. Сны мне тяжелые уже неделю снятся. Прямо спать боюсь. Какой-то мрак, туман клубящийся и шепот «Помоги нам. Ты наша, помоги нам». Я вот думаю, тронулась я умом со всеми этими переживаниями или нет?
– Я думаю, не тронулась, но к Травникам я бы с таким не пошла, упечь не упекут, но на очередное освидетельствование отправят, – задумчиво сказала Илона. – Ты и так в Первом круге на испытательном сроке из-за возраста. Они, конечно, пусть пропадом пропадут, эти круги, но зачем лишние проблемы? Начнут еще Артура таскать с объяснительными, отправят на внеочередные Испытания. Может, бурьяна попить успокоительного?
– У меня бурьяна этого – целая полка в кухонном шкафу, – Ксана горько усмехнулась. – Не берет ничего. Только лягу, глаза закрою – и снова этот голос. И из ничего в пустоте вдруг появляется люк деревянный с кольцом, прямо как в нашем подвале, что в сарае с инструментами.
– Слушай, так клин клином вышибают. Давай внутрь глянем?
– Да ну его. Что там делать? Туда оборудование старое с института сгрузили, которое под запретом. Благо, оно нерабочее, а то получили бы мы за хранение, мало не показалось. Я хотела выкинуть, но Артур сказал, металл хороший, в хозяйстве пригодится.
– Вот именно! Спустимся, посмотришь на ржавый металл и успокоишься. И в следующий раз так и будешь этому голосу во сне отвечать: «Нечего в подвале делать, я там уже была, идите вон», – и Илона встала. – Мы с тобой пойдем, даже если доски под нами обвалятся, втроем все равно вылезем.
– Девки, вы ненормальные! – жалобно сказала Ксана. – Я боюсь!
– Да пошли посмотрим, пока решились, потом страшнее будет, – махнула рукой Июлия.
Они обулись и вышли во двор. Погожий денек был в самом разгаре, стрижи – предвестники дождя – реяли высоко в небе. Сарай стоял под ивой, которая раскинулась так широко, что практически укутала его ветвями. На двери висел ржавый замок. Ксана дернула его вниз – и дужка с хрустом отвалилась.
– Тут все равно воровать нечего, нормальный замок жалко вешать, его в итоге и сопрут, – сказала она и толкнула дверь.
Девушки напряглись, ожидая, что старое полотно с оторванной доской просто рухнет с петель внутрь. Нет, оно просто заскрипело, как модный реквизит для замка призраков в театре, и отошло в сторону.
Внутри было на удивление чисто и сухо. Пахло сеном и хорошим каменным маслом – видимо, Артур следил за инструментами. В одном углу стояли грабли, две старые лопаты, две тяпки и цинковое ведро, в другом на гвозде висели такие же старые цепи. Очень колоритные, подобными злой Кощей Бессмертный из ныне запрещенных сказок мог запросто приковывать к стене плененного Ивана-царевича.
А посреди сарая был тот самый вход в подвал. Железное кольцо, прикрученное к добротной крышке из толстых досок, будто подмигнуло свежесмазанным бочком.
– Девчата, вы точно уверены? – шепнула Ксана. – Мне что-то тревожно.
– Давайте хотя бы откроем и заглянем, – предложила Июлия.
– Конечно, раз уж пришли! Обидно будет уйти просто так, – и Илона потянула за кольцо.
Крышка внезапно оказалась тяжелой, и с места они сдвинули ее лишь втроем. Внутри в подполе была непроглядная тьма. Они присели на корточки и склонились над провалом, казавшимся бездонным.
– Полезем?
– Да ну его к черту. Жаль, фонарик с собой не взяли, так бы посмотрели, что внутри. Наощупь неохота, вдруг там крысы?
– Крыс Артур вывел еще в прошлом году, не бойтесь… Блин. Что-то тут не так. Запах чуете?
Они вместе потянули носами – и учуяли. Сквозь запахи сена и солидола отчетливо пробивались ароматы нагретых на солнце камней, раскаленной земли и костра. Казалось, что, если помолчать секунд десять, услышишь и потрескивание дров.
А через секунду задрожал пол, на стене зазвенели цепи, а ведро с грохотом упало на бок. Все трое не удержали равновесия и с визгом ухнули сначала вперед головой, а потом – вниз. Крышка подвала грохнула следом, прикрывая дыру, куда канула вся троица. Дребезжащее ведро еще несколько секунд катилось по полу, затем стукнулось о стену с цепями и остановилось.
И стало тихо-тихо.
Глава 3
Алиса вприпрыжку бежала по тропинке, ведущей со школы к автобусной остановке. Рюкзак с учебниками при каждом шаге больно бил по плечам. Или это от обиды казалось, что мир вокруг уныл и плох, потому и спину тянет, как у старой бабки? Наставница Анна Тимофеевна говорит, что девицам злиться и гневаться нельзя, негативные эмоции для женского здоровья очень вредны. Потом они вырастут, замуж выйдут, а дети нормальными не родятся. Но Алисе через полтора месяца стукнет только четырнадцать, и о детях думать совершенно не хотелось. Они вообще где-то в далеком будущем, может, и не появятся еще. А дуры из десятого «В» – вот они, на совмещенном факультативе.
В субботу у школьников младшего и среднего звена обычно выходной. Но с появлением обязательных факультативов приходилось являться на занятия. Спасибо, что длились они от силы пару часов, и то, если Аннушку опять понесет разглагольствовать на любимую тему: «Какой должна быть настоящая женщина». Если верить ее словам, то красивой, скромной; ходить плавно и мягко, опустив глаза, носить длинные платья, что накапливают созидательную энергию, готовить вкусно, слушать мужа и помогать ему во всем. А работать настоящей женщине должно быть стыдно, и делать это нужно только от безысходности, потому что муж ее должен кормить, красиво одевать и всячески содержать.
Алиса однажды спросила, почему в таком случае сама Анна Тимофеевна работает в школе и учит детей, ведь ее муж служит у Великих в канцелярии, неужели он ее плохо кормит? За что тут же схлопотала «пару» по поведению в дневник и часовую беседу о том, какой настоящая женщина быть не_должна. Если верить всему сказанному в тот час, то Алиса Каменева была со всех сторон ненастоящей.
Но маму Илону в школу на беседу не вызвали. С мамой связываться было себе дороже – она в Первом круге, а по итогам некоторых тестов была достойна и Высшего. Понятно, что этот рубеж ей никогда не преодолеть, мама считалась по современным стандартам красоты разве что очень милой и обаятельной. Красивой же она могла быть лет десять и килограмм двадцать тому назад. И то нашли бы, к чему прицепиться.
Но даже осознание того, что мама достойна быть среди Избранных, грело душу. А еще она могла расстроиться и на ежемесячной исповеди в районном храме рассказать жрецу обо всем, что ее гложет, и тогда у наставницы Алисы были бы проблемы. Потому что с маминым Служением, которое она почему-то упорно называла работой, нельзя волноваться и испытывать плохие чувства. Иначе бабушки и дедушки, которым она помогает, сами опечалятся и будут страдать. А это законом запрещено.
А сегодня Алиса вдобавок поругалась вдрызг со старшими девчонками. Ходить на «Основы женского счастья» приходилось большой толпой, так как этот предмет выбрали ученики практически всех средних и старших классов. Остальные факультативы были еще хуже, например, «Мешок поучений и премудростей для самых маленьких» или «Молитвы и медитации для хорошей учебы». Кому они нужны, эти поучения, да еще и мешками?! Будто на обычных уроках их не хватает! На медитации же ходили только лентяи – там можно было поспать всласть, главное, чтобы наставник Федор Сергеевич не заметил. Ужасно неприятно просыпаться от удара линейкой по затылку.
Сегодня десятиклассницы на перемене всерьез обсуждали вероятность существования плоской Земли. Потому что, раз люди с нее не падают – значит, она точно не шар, иначе давно бы уже все улетели в космос. Проходящая мимо Алиса не смогла промолчать и напомнила им, что параграф о планете Земля был в четвертом классе в учебнике по «Окружающему миру», который писали ученые, и там она круглая со всех сторон, как не крути. На что девчонки начали обидно смеяться, говорить, что женщине читать заумные книжки стыдно, а учебники и вовсе читают только дуры или малявки из восьмого, и пусть она со своими учеными-копчеными идет подальше отсюда. Алиса вспылила и сказала, что им в таком случае нужно обязательно выйти замуж за кого-нибудь башковитого. Потому что сами они даже чек в магазине прочитать не смогут, купят сахар, а продавец пробьет водку, в ней ведь тоже пять букв, а стоит она дороже.
Назревала драка, после которой маму все же вызвали бы в школу. Но на всеобщее счастье Аннушка материализовалась за спинами у учеников в ту секунду, как обстановка стала накаляться. Она быстро шепнула, что в школу вот-вот прибудет комиссия из Великих, и отправила десятые классы украшать актовый зал, а всех остальных – домой, чтобы под ногами не путались.
И теперь Алиса торопилась отбежать от школы подальше, пока злые девчонки не смылись с мероприятия, не догнали ее и не навешали подзатыльников за длинный язык. Нет, после такого мама пришла бы уже в школу сама, безо всякого вызова. И тогда проблемы были бы не только у наставницы. Но Алиса знала, как мама переживает и плачет, когда она ссорится и дерется. Потому что, будь мамина воля, она бы не только защитила дочку, но и вообще всех из школы повыгоняла, кто математику не знает и думает, что Земля – плоская. Но при нынешнем времени так делать нельзя, потому она и плакала.
А однажды с горечью сказала, что зря они вырастили с папой свою девочку умной и любопытной, ибо в новом мире не котируется ни то, ни другое. Алиса тогда ответила, что ей нравится много читать и знать. А девчонки все равно дуры, и дружить она с ними не хочет, даже если их много, а умных – мало. И мама снова плакала, говорила, что от счастья. А вредная соседка, которая все время их подслушивает, потом сказала бабулькам во дворе, что у «этой припадочной из пятидесятой квартиры» с головой не все в порядке и ей лечиться надо, раз она постоянно рыдает. И что раньше врачи были жуликами и никого не лечили, а теперь и целители такие же. И надо их всех сжечь на «позорной» площади и на удобрения для картофельных полей пустить, а на их место набрать новых, нормальных.
«Вот такие тетки и вырастут из твоих не желающих читать девчонок», – сказала ей в итоге мама, и Алиса успокоилась окончательно.
Хотя, сейчас ей было немного завидно. Она бы тоже осталась в актовом зале и послушала, что скажут Великие. Они такие красивые, умереть от восторга можно! Старшеклассницы после их редких приходов сразу начинали перекрашивать волосы в светлые оттенки. Ни у одной так и не получилось добиться подобного цвета, все уходили в желтизну. «Происхождением не вышли. В смысле, рылом», – сказал однажды Петров из параллельного, и девчонки тут же его побили. Мама его была не из Первого круга, поэтому ее никто не боялся.
Алиса на Великих походить не хотела, но волосы у нее и без того были красивые: светло-русые, с легкой волной. Вот только глаза обычные, серо-зеленые, как у мамы. И платья девочка ненавидела, в длинных она путалась и падала, короткие так и норовили задраться в самый неподходящий момент. Поэтому в школу Алиса ходила в синих брюках и рубашках, а сегодня вообще заявилась в спортивной толстовке. Униформу «настоящей женщины» она надевала только в раздевалке: ужасно неудобную хламиду, в которой только на метле летать над почтенными горожанами и злобно хохотать, как ведьма из запрещенных сказок. На ее худенькой фигурке она висела мешком, даже если подпоясаться. Но правила нарушать нельзя, по мнению наставников, лишь длинные платья из натуральных материалов могли впитывать позитивную энергию из окружающего мира и передавать ее владелице. У Алисы они впитывали только грязь с пола, еще больше примиряя с мыслями о том, что она и вправду какая-то ненастоящая женщина.
Но все-таки хорошо, когда родители на твоей стороне! И не боятся рассказывать и про физику, и про математику, и про географию, пусть даже тайком. Папа хорошо помнил старый мир и многое рассказывал – о дальних странах, о самолетах, которые летают, как птицы, за счет подъемной силы крыла. Эх, вот бы посмотреть разочек или самой полетать! Жаль, Алиса не успела, самолеты запретили, когда ей едва исполнилось четыре года. Как объясняли в школе – небо принадлежит Великим, а люди, пока не эволюционируют и не превратятся в им подобных, должны оставаться внизу.
Со всеми этими переполняющими голову мыслями Алиса добежала до дороги. Если миновать рощу за тем столбом, можно сократить путь и попасть на остановку уже через пять минут. Вдруг получится успеть на автобус и не ждать следующие полчаса?
И тут в зарослях мятлика под ногами кто-то отчаянно забился. Алиса ойкнула и отскочила. Из травы вылетел воробей и, припадая на левое крыло, зигзагами рванул прямо на проезжую часть.
– Маленький, ты что, машина раздавит, нельзя! – завизжала девочка и, ни секунды не думая, кинулась следом. Прыжок – и она упала на старый асфальт, больно ударившись коленками. Воробушек очутился у нее под ладонями. Справа вспыхнули огни, из-за поворота вылетела белоснежная воздушная повозка и замерла буквально в десяти сантиметрах от Алискиной головы.
Дверца открылась, из нее выплыла фигура в белом.
– Дитя, ты не ушиблось? Что же ты так неаккуратно, ведь можно попасть под обычный автобус, а он так быстро не остановится, – раздался мужской голос. Мягкий и тягучий, он будто проникал в самую голову, заставляя слушать только его обладателя.
Но Алиса была очень напугала, и магическое обаяние высокого гостя на нее не подействовало. Зато сама она замечательно умела при необходимости выглядеть наивной и трепетной девчушкой, которые так нравились взрослым. И грех было этим не воспользоваться.
– Дяденька Великий, простите, пожалуйста, я воробушка спасала, он крылышко повредил, на дорогу рванул, я за ним, его бы машина раздавила, жалко махонького, – всхлипывая, залепетала она тоненьким голоском. – Нас в школе на уроках учат, что природу надо любить и беречь, и животных защищать, если они мучаются, а он мучается, у него крылышко болит! И, наверное, сильно болит, раз умереть хотел!
Узкие, красивые ладони обхватили ее за талию и поставили на ноги. Воробей, зажатый в пальцах, жалобно пискнул.
Из повозки вышла женщина, тоже в белом. Высокая, ослепительно прекрасная. Длинные, молочного цвета волосы струились по плечам, опускаясь почти до земли.
– Что случилось, Гавриил? – нежным голосом спросила она. – Почему задерживаемся?
– Дитя человеческое спасает покалеченную птицу, подвергая опасности себя. Я говорил, Вифания, не настолько они безнадежны, эти сыны и дочери Земли, у них есть шанс.
– Какой мужественный и правильный поступок, – женщина подошла ближе, взяла Алису за подбородок прохладными пальцами. – Посмотри на меня, дитя!
Алиса подняла голову и замерла. На нее смотрели голубые, как небо, глаза. Длинные ресницы, разлет бровей, тонкий нос, губы нежно-розового цвета, сложенные в полуулыбку, будто Вифания знала что-то смешное, но не хотела никому рассказывать.
– И вправду очаровательный детеныш, – сказала Великая, поворачивая голову девочки туда-сюда. – Я думаю, у нее есть шанс очиститься и возвыситься. Заберем с собой? Родителям дадим компенсацию, они только рады будут.
Все внутри у Алисы похолодело от ужаса.
– Не стоит, дорогая, посмотри на эмблему на ее сумке, девочка из семьи Первого круга. Достойное воспитание, правильные жизненные ценности, пусть там и остается пока.
– Но мне она так нравится, в первый раз вижу столь храбрую и решительную малышку. Она нам пригодится в самом ближайшем времени!
И Алиса не выдержала. По-прежнему боясь пошевелиться, она тихо заплакала, захлюпав носом.
– Вифания, нет! – вдруг жестко и властно сказал Великий Гавриил. – Дитя еще слишком мало, ты же видишь. Для наших целей подойдут недоросли, которых мы используем сейчас. А малышка пусть бежит домой и заботится о воробушке. Сейчас ей самой это будет интереснее, ведь так, моя хорошая?
Он взглянул на девочку, и выражение красивого лица смягчилось.
Интереснее всего в данный момент Алисе было бы в принципе бежать отсюда подальше, не разбирая дороги. Но она нашла в себе силы кивнуть, хотя Вифания по-прежнему удерживала ее за подбородок.
И в это время зашевелился воробей в ладонях. Решение пришло мгновенно.
– Ой, смотрите, воробушек обкакался, его надо лопушком вытереть, отпустите меня, пожалуйста! – и она сунула ладони с птицей под нос обоим Великим. Те синхронно шарахнулись в сторону, на лице женщины – уму непостижимо! – промелькнуло отвращение. Зато пальцы она, наконец, разжала.
– Да-да, лопушком, – сказал Гавриил, пятясь к машине. – Беги домой, малышка, и заботься о нем хорошенечко! Вифания, скорее, мы опаздываем в школу.
Они сели в повозку, которая не прекращала парить над дорогой, тронулись с места и скрылись за деревьями.
Алиса вытерла глаза и нос. Глянула на руку – вся в грязных разводах. М-да, наверняка со стороны она выглядела, как замарашка. Пустят ли ее такую в автобус?
Воробей высунул голову из кулачка и возмущенно пискнул, косясь черным, округлым глазом.
– Ну, извини, – буркнула она в ответ. – Я знаю, что врать не хорошо, а вдруг бы они нас иначе не выпустили? И поехали бы мы куда-нибудь подальше от мамы с папой.
Маленький птах снова посмотрел на нее и вдруг кивнул, будто понимая, что она говорит.
– Таааак. Я головой вроде не билась, что со мной птицы общаются, – озадаченно пробормотала Алиса. – Надо домой ехать. Мама вечером придет, но папа сегодня вроде никуда не уходил, он тебе крылышко полечит. Согласен?
Судя по всему, воробей не возражал. Алиса сунула его в карман толстовки на животе и побежала к автобусной остановке.
Глава 4
Падать было страшно. В непроглядной тьме вокруг отсутствовали любые звуки. Последнее, что услышала Илона – упавшую крышку люка над головой. Она судорожно крутила головой, пытаясь разглядеть девчонок. Бесполезно. Пустота, беззвучие и тьма.
А дальше она будто вылетела из разноцветной трубы в аквапарке из недавно просмотренного старого кино. Только вместо воды внизу был пол. Илона с визгом упала лицом в пушистый ковер с очень густым ворсом. Он смягчил удар, который оказался скорее неприятным, чем болезненным.
