УБАНГА МБОНГО. Рассказы о детях, стихи

Сама же Бланка почему-то никогда так не говорила.

Впрочем, нет… было. При мне. Правда, один раз всего, но точно было. На детской площадке.

Какой-то круг деревянный на деревянном домике, вроде циферблата, но без стрелок, сам крутится – рукой нужно крутить его. Бланка залезла по лесенке в домик, крутит круг и спрашивает меня, тихонько так, вкрадчиво:

– (Лена, знаешь, что это?) Lena ¿sabes qué es?

И, не дожидаясь моего ответа (я, конечно же, «не знаю», что это, но уже собралась что-то такое «умное» придумать), Бланка, наивно и лукаво одновременно (мол, ты не знаешь – а я знаю!) победно, но всё-таки недоверчиво-проверяюще спросила-ответила:

– ¿Una mierda?

«Дерьмо», то есть. («На палочке» или «собачье» – как вам больше нравится. Для литературности перевода.)

– Никогда больше так не говори. Поняла?

Молча кивает: поняла.

Не думаю, чтобы она знала тогда, что означает это слово… Хотя, про «говнулю» знала же… Или просто по контексту (конситуации) поняла? Догадалась? Что это что-то нехорошее, потенциально обидное для мамы.

Но, пожалуй, самое примечательное случилось, когда девочка подросла. Было ей лет двенадцать, и в разговоре с матерью (говорили, опять-таки, по-испански: русские дети в Испании в большинстве своём и по-русски-то не говорят, а если и говорят, то очень мало, бедно) Бланка вдруг распахнула на мать фиалковые свои глаза, внимательно так посмотрела и не то вопросительно, не то утвердительно изрекла:

– (Пердунья – это ведь цветок такой… Правда, мама?) Pero perdunia es una flor… ¿Verdad, mamа?

Видимо, по аналогии с петунией, по-испански очень похоже звучит: petunia…

Вот уж, воистину, цветок! Незамутнённое, не омрачённое никем и ничем сознание…

Да и создание – «чистейшей прелести чистейший образец». Бланка. Как есть Бланка. 6

Такие вот цветочки – дочки-матери. А мамы, конечно, «всякие важны». Никто и не спорит. 7

Простая истина

Былинка, ангел – истиной простою

Ошеломил средь этой синевы:

Я твоего мизинчика не стою,

Ни волоска с кудрявой головы.

Колёсико

Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

Русская пословица

Весенний день сиял солнечной улыбкой и голубоглазым небом, дышал запахами цветущих вишни и барбариса, грезил окончанием последней четверти, близким летом, теплом и всем тем хорошим, что только может произойти весенним днём и близким летом, а также в жизни как таковой, особенно когда четверть (последняя!) скоро (скоро-скоро, вот уже совсем скоро!) закончится, а тебе одиннадцать лет, и на дворе весна, и вся жизнь впереди, и всё лето. И жизнь, как лето – такая же тёплая и солнечная, а лето, как жизнь – такое же бесконечное и…

И вообще!

И вообще – когда ты недавно нашёл колесико! – необыкновенное! Замечательное совершенно колёсико: металлическое – золотисто-золотое, как солнце, и такое же… такое же круглое-бесконечное! Хотя это и так понятно – ведь колёсико же! – а колёсикам и положено быть круглыми. И бесконечными. Потому что никто ведь не знает, где у круга начало, а где конец.

По краям необыкновенного колёсика красовались, такие же, как у солнышка, малюсенькие «лучики» – зубчики, а из центра по обе стороны торчал металлический стерженёк, но уже не золотой-золотистый, а тёмный.

«Наверное, это от каких-нибудь часов колёсико. Точно, от часов… – думал Гоша, идя по бульвару. – Кто-то потерял… вот дурак! А я нашёл».

Гоша представил себе кого-то, кто чинил, например, часы… разобрал их… потом собирать стал… и все детали правильно собрал, а колёсико – одно, но самое главное – самое-пресамое! – забыл! – вот разиня. И оно укатилось. И покатилось-покатилось… покатилось… И вот… катилось оно, катилось… катилось-катилось… И докатилось аж до помойки. Где навален мусор всякий – всё вперемешку: и луковая шелуха, и картофельные очистки, и тряпки грязные, и гнутые гвозди… и ещё бог знает что… и воняет ужасно.

И вот колёсико валялось… валялось-валялось… Валялось оно, валялось… Вокруг воняло, а колёсико валялось себе… – необыкновенное! абсолютно замечательное колёсико! И вдруг оно сверкнуло на солнце – неожиданно! – совершенно нежданно-негаданно сверкнуло! Но в то же время и так, будто всю жизнь лежало здесь и Гошу ждало: загадочно, призывно блеснуло! – маняще… Или это Гоша его, колёсико, ждал?.. Да-да, наверное, так всё и было… И вот теперь наконец оба они нашлись.

Зажав нос двумя пальцами левой руки, Гоша подошёл к мусорным контейнерам и, двумя пальцами правой бережно взяв колёсико за металлический стерженёк, поднял его, отошёл поскорее от помойки (ужасного этого места), чтобы искупать свою находку в сверкающей луже, оставшейся на дороге после моечной машины, проехавшей тем утром перед Гошиным домом.

Аккуратно держа колёсико за стерженёк, вымыл его, отёр полой курточки, а затем рукавом клетчатой рубашки и быстро спрятал в карман.

А то вдруг, не дай бог, хозяин («дурачина ты, простофиля!») опомнится да и прибежит на помойку – спасать своё сокровище! Нет уж. Теперь это будет Гошино колёсико. Теперь это будет… это будет… 8

Это будет его талисман!

А может, и наоборот – может, он из него чего-нибудь сделает… Чего-нибудь такого-эдакого… Ну, например, часы солнечные… И Гоше вспомнилось загадочное слово «гномон»… Он не знает толком, что оно значит, но что-то такое от солнечных часов точно. И немножечко на «гнома» похоже. Из сказки. Сказок, правда, Гоша уже не читает – что он, маленький, что ли, сказки читать? Это малышня пусть сказки читает! В детском саду. А он уж в пятый класс перешёл. Переходит. А солнечные часы – они и сами по себе как будто сказочные. Солнечные часы – это такая вещь бесконечная… как вечный двигатель. Для них ничего ведь не нужно: только круг и стерженёк какой-нибудь… ну или стрелочка там… – тень отбрасывать. И солнце нужно. И погода хорошая. А так – больше ничего. Ни тебе батареек, ни тебе розетки электрической, ни тебе вилки… Лежи себе на солнышке да и наблюдай за часиками… А хочешь – так и не наблюдай вовсе, а спи-отдыхай… ну или мечтай… А часы сами идут – вечные-бесконечное… солнечные…

Только нужно, чтобы лето было – желательно всегда. А то зимой и осенью погода плохая. Да и снегом их засыплет – часы-то. И не будешь знать, который час. «Счастливые часов не наблюдают», – любит говорить Гошина бабушка. 9

«Только какое же это счастье, – думал Гоша, – когда зима, и холодно, и в школу надо ходить, а ты даже не можешь взглянуть на часы, когда тебе так важно знать, сколько же осталось до конца урока, до перемены! Потому что часы твои – солнечные! – снегом занесло-завалило. Нет, это не счастье, это – горе! Несправедливость какая-то! Так никуда не годится! Когда ты не можешь наблюдать своих часов!»

Гоше вспомнилось, как учительница Валентина Филипповна отобрала у него часы. часы. А что такого?! Он просто смотрел! Ведь имеет же он право! Имеет же он право знать, который час! И Толику сказать надо было. И Димону. Они ведь тоже имеют право знать! Как же он может им не сказать? Что ему – жалко, что ли? И Оленьке Малаховой он сказал. Хоть она и не в их ряду сидит, а в соседнем. Ну и что?! А Валентина Филипповна взяла и отобрала у Гоши часы. Снимай, говорит, Овсепян, и клади мне на стол! Ишь какая… Чуть что – сразу «Овсепян!» Овсепян-Овсепян… А Алтынбаев – смеялся! Тоже друг, называется! А ведь Гоша и ему говорил, сколько до перемены! Да не один раз! Нет! – нет в жизни (а особенно в школе!) ни счастья, ни справедливости. Его

И всё-таки жизнь прекрасна! Несмотря на то, что часы теперь Гоше в школу носить строго-настрого запретили – ну да это ничего: он себе новые сделает, солнечные, карманные. Ещё ни у кого не было солнечных – карманных! – часов. Главное – это незаметно и правильно (а для этого надо будет их с компасом объединить) установить конструкцию на подоконнике… между горшков с цветами (у Валентины Филипповны их завались, цветов этих, просто дикие джунгли!) – никто и не заметит.

Правда, сидит Гоша не у окна… и видеть их, часов своих солнечных карманных переносных, он не сможет… Ну да ничего! – он Санька попросит следить за временем. И регулярно говорить, сколько осталось до конца. И Валентина Филипповна ничего не поймёт! А даже если и заметит: начнёт проверять у Санька часы – а их – опа! – и нету. Часов-то. Обыкновенных, конечно, часов. А про солнечные она в жизни не догадается. Ну или того же Алтынбаева можно попросить покараулить часы – он тоже у окна сидит… Всё-таки друг ему Алтын или нет? Вот пусть и поможет по-дружески. А Гоша, так и быть, его простит, чего уж…

Да, всё-таки жизнь прекрасна! Несмотря даже на то, что в четверти (да и в году) Валентина Филипповна вывела Гоше… Вернее, ещё не вывела, а только грозилась… Значит, может быть, ещё и не выведет – ведь правда же?

Жизнь Гошина прекрасна, несмотря даже на то, что его пуделиха Луша записала паркет в прихожей, и теперь он вздулся пузырём, и мама расстроилась, и Гошу ругала и кричала ему: «А вот если я тебя на улицу выпускать не буду?!..» Но ведь выпускает же.

А ещё потому жизнь прекрасна, что Гоша отважился наконец пригласить Оленьку Малахову, которая так давно ему нравится – вот прямо с самого детского сада (но только, чур, об этом никому! – они ведь уже большие и переходят в пятый класс) – отважился пригласить погулять. Отважился. Вчера. Пригласил. Подошёл к ней на перемене вчера – и пригласил. Погулять сегодня. «Пойдёшь?» – спросил. Так прямо и сказал. Пойдём, говорит, в субботу гулять.

И самое главное и удивительное, что она, Оленька, согласилась. Согласилась! Он даже и не ожидал. Он опешил. Он… растерялся! Когда Оленька посмотрела на него своими ясными голубыми глазами и сказала – еле-еле слышно сказала: «Да, пойду…» И, кажется, даже улыбнулась. «Кажется» – потому что от смущения она тут же опустила глаза и даже голову опустила, так что Гоша увидел прямой пробор, на который были разделены светло-русые Оленькины волосы (всё-таки она была немного выше него). И даже, кажется, покраснела. «Кажется» – потому что и сам Гоша, кажется, тоже покраснел: ему вдруг стало жарко и всё немного качнулось куда-то и, кажется, даже поплыло… И он быстро сказал Оленьке что-то такое взросло-мужское… ну вроде «замётано» или «идёт!» и быстро отошёл. А то ещё вообразит себе невесть что.

И вот теперь он шёл к ней на встречу. Вернее, встречаться с ней. Чтобы гулять вместе. Подумать только!

Он представил себе Оленькины голубые глаза, нежно-пшеничный пробор…

Представил…

И снова всё покачнулось… и даже немного закружилось… словно кто-то невидимый крутанул весь этот золотисто-солнечный мир, точно золотое колёсико со стерженьком… Мир накренился, плавно поехал и закружился… и заплясали в Гошиных глазах золотые лучики-блики и гномоны-гномы…

«Жизнь прекрасна…» – блаженно подумал Гоша и улыбнулся своим мыслям. Только об этом, чур, никому!

И о гномах тоже.

Ведь самое главное, конечно, это то, что он колёсико нашёл.

Ведь он же мужчина. А для мужчины – для настоящего! – что самое главное? Правильно: для настоящего мужчины самое главное – это дело. Дело его жизни. А для Гоши делом его жизни было всякое разное изобретательство и конструкторство. А вдруг он действительно что-нибудь такое изобретёт?! Или сконструирует. Или сначала изобретёт, а потом сконструирует. Или начнёт конструировать… и вдруг неожиданно для себя изобретёт! Или не сам он изобретёт, а кто-нибудь другой. Да ту же самую машину времени! Ну к примеру. И всё с ней будет в порядке, с машиной этой, но работать она не будет. Ну почему-то. По непонятной совершенно причине. А тут приходит Гоша со своим колёсиком. Случайно совершенно приходит. И вдруг оказывается, что в машине не хватает одной детали. Одной всего! Но очень важной. И деталь эта – не что иное, как… Правильно, Гошино колёсико! И вот… колёсико устанавливают в машину… и она… Она начинает работать! И – всё! Всё! В школу больше ходить не надо! Понятно, почему! Потому что можно уехать на этой самой машине в любое совершенно время, где ни тебе школы, ни тебе Валентины Филипповны… Где одни только каникулы или выходные. А хочешь – можно вечное лето себе устроить – вечное-бесконечное, золотистое-золотое, голубое-небесное… Красота! Хочешь, в будущее махни, хочешь – в прошлое… А что? – может, гномы эти самые и правда существовали… и по сей день там водятся… В прошлом, разумеется. Гоша замечтался, представив себе, как он сядет в машину времени – он ведь будет иметь право! Кто же, как не он? – ведь у него же есть волшебное колёсико! Только теперь, оно, конечно, не его, а в машине времени установлено, а посему принадлежит всему человечеству – ведь Гоша бы его, конечно же, подарил! Человечеству. Совершенно безвозмездно. Ведь он же мужчина! А мужчина должен быть щедрым. И благородным. И вот за это, за то, что он его, своё колёсико, так благородно и безвозмездно подарил, Гоша получил бы право бесплатных поездок по всему времени, по всей его бесконечной ленте взад-вперёд – сколько, куда и когда хочет! (Ну или просто «сколько и когда», ведь «куда» во времени – это то же самое, что и «когда», это одно и то же.) А что? Имеет право – ведь без него, без Гошиного необыкновенного колёсика, ничего бы не работало. Поэтому-то он и будет первым, кто уедет в иное, более лучшее, чем сейчас, время. Взяв с собой, конечно, Лушу, родителей, бабушку… ну и Оленьку. Оленьку тоже он, быть может, возьмёт с собой… он ещё подумает. А она согласится, конечно же. Ведь гулять – согласилась же.

Так что теперь это не просто колёсико – это теперь Гошин талисман. Счастливый. Вот. Кто знает, на что ещё оно способно? На что оно способно! А вдруг у него ещё масса никому неизвестных и совершенно неожиданных применений, и Гоша будет первым и единственным, кто их откроет?.. вообще

Дорога к Оленькиному дому шла через бульвар и старую школу. Через школьный двор и стадион. Бульвар был залит солнцем и шелестел зелёными берёзовыми косами… По краям стадиона колосились и зацветали луговые травы, над которыми порхали бабочки… Возле здания школы цвели вишни, в их ветвях чирикали-пели птицы, белые круглые лепестки время от времени нежно опадали на землю, отчего асфальт под вишнями стал как будто в горошек и теперь походил на ситец, из которого сшит бабушкин летний халат… А бабушку свою Гоша любит, очень! – и летом он поедет к ней в деревню, и уж там-то он обязательно наизобретает себе всего – всего-всего, о чём только мечтается!.. От этих мыслей и от солнечных лучей, от птичьих песен и нежно-белого на асфальте «горошка» на душе у Гоши сделалось как-то совсем легко и беззаботно – он шёл, крутя в руках колёсико и весело насвистывая.

К Оленькиному подъезду он подошёл даже раньше назначенного им самим времени: «Это девочкам можно опаздывать, а настоящий мужчина должен всегда приходить вовремя», – подумал удовлетворённо.

Оленька ещё не вышла, конечно – ведь ещё очень рано! – и Гоша стоял у её подъезда абсолютно счастливый и совершенно довольный, покручивая замечательное солнечное колёсико и мечтая о том о сём. Он играл колёсиком, колёсико играло на солнце… Было так приятно чувствовать его в руках: тонкий и вместе с тем какой-то такой «тяжёленький», «весомый» металл, думал Гоша, «колюченькие» зубчики-«лучики», прочный стерженёк…

Вот уже стрелка Гошиных часов (на прогулку родители часы ему выдавали, прогулка – не школа) подошла к заветной цифре: скоро, скоро должна выйти Оленька…

Гоша даже заволновался немного!

И вдруг колёсико, наверное, почувствовав это Гошино волнение – ведь это было колёсико! – выскользнуло из его рук и упало в кусты барбариса, в обилии росшего вокруг Оленькиного подъезда. необыкновенное

Ну да это не беда – Гоша вмиг его отыщет! Ему ли не отыскать?! Уж если он его в помойке углядел! Из мусора спас!

И он полез в кусты. Ринулся смело, не раздумывая и не разбирая дороги, как и подобает настоящему мужчине. Вот сейчас – сейчас-сейчас! – он найдёт своё колёсико. Ему ли не…

Из кустов, сплошь усыпанных душистыми золотисто-жёлтыми крестообразными цветочками, с недовольным мявом «вывалился» потревоженный Гошей серо-тигровый кот.

И вот уже Гоша в кустах. Ищет своё колёсико. Ищет. Ищет, ищет…

Ищет-ищет…

Не находится!

Да вот же оно! То есть не «вот же оно», а «вот только что оно было здесь!» И на тебе!

Нету! Как сквозь землю провалилось!.. Вот только что поблёскивало оно загадочным тусклым золотом в Гошиных руках…

Только что, описав в воздухе дугу, сверкнули его зубчики-«лучики»… И пожалуйста!

Да как же так?! Ведь не могло оно далеко укатиться! Ведь тут же трава везде и ветки – ведь за что-то же должно было оно зацепиться-притормозить?.. А скоро Оленька должна выйти! А Гоша тут – на коленках ползает! Гоша опомнился, поднялся с коленок и продолжил свои поиски, передвигаясь уже на корточках. А колёсико всё не находилось. Необыкновенное и очень нужное Гоше колёсико.

Наконец… – ведь когда-нибудь это должно было произойти! – хлопнула дверь Оленькиного подъезда. И Оленька – с небесно-лучистыми глазами в окаймлении длинных ресниц, с приветной улыбкой на милом лице в обрамлении светло-русых, нежно-пшеничных, волос – показалась на пороге.

Она стояла на самой верхней ступеньке, вдыхая сладкий весенний (да почти уже летний!) воздух и щурясь на солнышко.

А Гоша в кустах цветущего барбариса искал необыкновенное и очень нужное ему колёсико.

Оленька постояла так – вдыхая и щурясь – некоторое время, а затем, всё так же улыбаясь, стала медленно, будто нехотя, будто играя, спускаться по ступенькам.

А Гоша продолжал искать своё замечательное и очень важное для него колёсико.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Песня группы «Весёлые ребята» на музыку В. Г. Добрынина.

2

Que sueñes con los angelitos (исп.) – Сладких снов (букв. – Пусть тебе приснятся ангелочки).

3

«За спичками» – комедия Л. И. Гайдая, экранизация повести М. Лассила в переводе М. М. Зощенко.

4

Особенности испанского произношения слова Aquaman (англ.).

5

Una paloma blanca… (исп.) – (Одна) белая голубка…

6

Исполнились мои желания. Творец / Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона, / Чистейшей прелести чистейший образец. (А. С. Пушкин «Мадона»)

7

Мамы разные нужны. / Мамы всякие важны. (С. В. Михалков «А что у вас?»)

8

Дурачина ты, простофиля! (А. С. Пушкин «Сказка о рыбаке и рыбке»)

9

Счастливые часов не наблюдают. (А. С. Грибоедов «Горе от ума»)