Прах человеческий

– Я тут все думал… с тех пор, как меня разморозили, да и до этого тоже. Бледные совершили серьезную ошибку, – заявил он.

Не ожидая такого поворота беседы, я вздернул брови, безмолвно приглашая бывшего офицера-тактика продолжать.

– Зачем они отправили меня с посланием? – сказал Лориан. – Раздавили бы нас всех, и дело с концом. Тогда бы в Империи не узнали о предательстве лотрианцев. Лотрианцы вломились бы в Пояс Расана и ударили нам в тыл, пока основные силы заняты на другом краю галактики. А теперь нас в клещи не возьмешь, мы к этому готовы.

– Думаешь, это банальное высокомерие? – спросил я. – Или тут кроется какой-то хитрый замысел?

– На Беренике точно было высокомерие. Дораяика грозен, но чересчур самоуверен.

– Самоуверен, – согласился я.

На Беренике Дораяика переоценил свои возможности, позволил мне тянуть время, чтобы наша флотилия успела вернуться. Мог ли Пророк повторить ошибку?

– С другой стороны, – прибавил я, – он хотел бы намеренно напугать нас лотрианским вторжением, чтобы мы разделили силы.

– То есть, думаете, это уловка? – наклонившись вперед, спросил Лориан и подпер голову ладонями.

– Сьельсины наверняка понимают, что даже их объединенные силы серьезно уступают в численности легионам, – сказал я, регулируя положение спинки кресла и не глядя на Аристида. – Дораяика знает, что до сих пор главной слабостью сьельсинов была их разрозненность. Теперь эта проблема решена, и можно попробовать поставить нас в такое же положение.

– Разделяй и властвуй, – кивнул интус.

– Вот зачем ему император.

– Что?

Болезненная улыбка рассекла мое лицо, и я непременно дотронулся бы до шрама за ухом, будь моя правая рука не подвязана.

– Сьельсины знают маршрут императорского турне, – сказал я, борясь с воспоминаниями о ямах Дхаран-Туна.

– Откуда? – мгновенно помрачнел Лориан.

Его лицо вновь напомнило мне череп, обернутый тонкой пленкой кожи. Я представил, будто вижу, как в его голове крутятся шестеренки догадок.

Разделить силы Империи и отсечь ей голову.

Я разжал кулаки и поморщился, когда движение болезненно отозвалось в восстановленном плече.

– Не важно.

Мой взгляд скользнул на фрагмент лепнины, откуда за нашим разговором наверняка следили люди Оливы. Что это там мерцает в радужном сиянии проникших сквозь окно лучей? Просто пыль или микроскопические камеры?

Лориан поджал губы, из-за чего они стали почти невидимыми. Я не признался в своих грехах ни людям Венанциана, ни инквизитору Мариусу, ни Дорру. Маршрут императора был известен Сириани Дораяике еще до того, как он выбил его из меня, полностью сломив мою волю. Я понимал, что не должен терзаться виной, но до сих пор терзаюсь. Даже здесь, спустя сотни лет.

– Император знает? – прошептал Лориан ключевой вопрос.

Я напомнил себе, что интуса наверняка не посвящали в подробности событий, случившихся после его возвращения на Несс. Разведывательная служба легионов выбила у него все, что он мог рассказать, и отправила в фугу, пока мое возвращение не послужило поводом для разморозки. Он был важной картой в игре и знал очень много обо мне и имперских тайнах, чтобы просто сослать его на какой-нибудь захолустный корабль.

– Давно тебя разморозили? – спросил я.

Лориан посчитал на пальцах.

– Пять недель назад. До начальника местной разведки дошло, что мне больше нечего добавить к вашим с Валкой показаниям, и теперь Карцинель грозится снова меня заморозить.

– Кто это?

– Карцинель? – Лориан по-заговорщицки нахмурил лоб. – Комендант форта Горн. Крутой сукин сын. Я ему не по нраву. – Он спародировал имперский салют. – Даже Беллер был лучше.

Беллер был первым командиром Лориана, у которого я увел юного интуса, когда стал рыцарем.

– Они с Венанцианом толком не знают, как со мной поступить. Перед тем как заморозить, они поговаривали о том, чтобы отправить меня на Форум. Теперь, видно, передумали.

– Почему именно на Форум?

Лориан надул щеки и вскинул руки.

– Что касается твоего вопроса, – вновь направил я разговор в прежнее русло. – Император наверняка знает. Твой доклад сразу передали на его корабль и оставили распоряжение, чтобы меня в случае возвращения сразу же привезли сюда. Тебе не говорили?

– Мне вообще ни о чем не рассказывают, – буркнул Лориан, снова подпирая голову ладонями.

– Как только доктор даст добро, мы с Валкой вылетим навстречу императору на Картею. Мне приказали лично доложить ему обо всем.

Коммандер опустил руки и выпрямился:

– Думаете, у лотрианцев хватит мощи, чтобы нам угрожать?

– Думаю, они колосс на глиняных ногах.

Все, что я видел на Падмураке, свидетельствовало об упадке и безнадежности их государства.

– Они, по сути, ферма. Их конклав массово отправляет людей генералам Дораяики. Видел бы ты Ведатхарад. Почти пустой город. Готов поспорить, что в Содружестве так ничего и не изменится, пока они не заселят все новыми людьми.

Новые люди. Новоюк, как их называли в Содружестве. Не мужчины и не женщины. Я полагал, что конклав нашел-таки способ избавиться от старой природы – старых тел. Этот негласный геноцид вызывал у меня отвращение.

Лориан окончательно помрачнел и сказал:

– Даже на глиняных ногах колосс все равно опасен. Чтобы разделить наши силы, им не нужно представлять серьезную угрозу. Достаточно разорить пару колоний и промчаться по Поясу Расана, чтобы посеять панику. – Он хрипло втянул воздух. – На их месте я одновременно напал бы на Пояс и флотилию императора. Внес бы в наши ряды сумятицу и заставил обороняться.

– Возможно, это они и замышляют, – ответил я. – Тем более нужно как можно скорее встретиться с кесарем. Заставить его вернуться на Форум.

– Согласен, – кивнул Лориан и снова посмотрел на полотно с изображением любовницы лорда Маддало. – Ладно хотя бы джаддианцы за нас.

– Джаддианцы? – изумился я. – Джаддианцы!

Я и забыл об их армаде. На помощь нам шли двадцать тысяч кораблей из Внешнего рукава Персея. Двести миллионов клонов-мамлюков под командованием самого Аль Бадроскуро, Темного Полумесяца, князя Каима дю Отранто.

– Они уже прибыли?

– Пока нет, – отведя взгляд от картины, сказал Лориан и скорчил кислую мину. – Думаю, ждать еще лет десять-двенадцать.

– До Картеи отсюда тоже примерно столько, – заметил я.

На этом разговор перестал клеиться. Мы надолго замолчали. В гостиной стало сумрачно, и лишь тени деревьев, проскользнувшие внутрь сквозь мозаичные окна, слабо колыхались.

– Лориан, я рад, что ты цел, – сказал я наконец. – Экстрасоларианцы… ничего с тобой не сделали?

Всю жизнь я слышал истории об ужасах, которые экстрасоларианцы вытворяли с пленными нобилями. Для провинциальных князьков с античных времен обычным делом было присылать обратно отрубленные головы послов и требовать выкуп за еще живых наследников своих оппонентов. В одной особенно жестокой легенде говорилось о том, как воинственный барон, желавший пойти войной на варваров, получил от них золотую шкатулку с еще бившимся сердцем своего сына.

– Меня просто заморозили, – ответил Лориан. – Инквизиторы осмотрели меня с головы до пят, но один из малочисленных плюсов моего состояния – это то, что мне ничего не вживишь без риска для жизни. Я – точно я.

Он потянул за рубашку, намекая на свое тщедушное тело, и воздержался от дальнейших пояснений, повесив голову. С остриженными волосами интус казался еще меньше. Как будто скукожился.

Аристид вдруг резко вдохнул и уставился на меня. Я увидел, что его глазам вернулся былой блеск.

– Возьмите меня с собой на Картею, – попросил он.

Сначала я удивился.

– Только если пообещаешь больше меня не бить, – ответил я машинально, сдержав смех.

Должно быть, Лориан почувствовал это, потому что едва заметно улыбнулся тонкими губами.

– Надо будет, ударю.

– А тебя отпустят? – спросил я. – Карцинель не будет возражать?

– Да он ухватится за любую возможность от меня избавиться, даже не сомневайтесь.

Я хотел ответить, но не смог. Почему-то был настолько тронут, что потерял дар речи.

– Ты… просишь вернуться ко мне на службу? – смущенно произнес я, не зная, что еще сказать.

Лориан поднялся настолько уверенно, насколько позволяли его непослушные конечности, и подошел ко мне. К моему изумлению, он преклонил колено на красно-золотом ковре и взял меня за левую руку.

– Милорд, я ее и не покидал.

Глава 11

В новом теле – старый дух

Прошло несколько месяцев, и мы наконец получили известие, что император вылетел на Картею с Ибарниса, или где там он был. Казалось, дни стали короче, хотя астрономический год на Нессе был настолько длинным, что мы даже не дождались зимы. Дни были теплыми, ясными и долгими – такими, о которых, наверное, мечтали люди в суровые земные зимы. Время текло и как будто спешило. Мы не могли остаться, да я и не хотел. Когда-то поместье Маддало стало для нас домом, хотя должно было стать тюрьмой, но по возвращении мы, как ни старались, так и не смогли вернуть ему былой уют. За нами постоянно следили люди Оливы, а повара и горничные, нанятые лордом Венанцианом, не шли ни в какое сравнение со старушкой Анжу и прежней прислугой.

Позолота на клетке облупилась за годы нашего отсутствия, обнажив голую сталь. Но даже среди удушливых прутьев мое тело – которое, по мнению сьельсинов, само по себе являлось тюрьмой – вновь расцвело. С благословения Элькана я избавился от кресла и начал ходить самостоятельно, а вскоре перестал носить перевязь. Наши с хирургом встречи стали все реже; вместо него начала приходить молодая женщина. Вероятно, ученица, патрицианка с добрым взглядом, опекавшая меня с усердием, которому позавидовал бы даже старый сэр Феликс. Под ее чутким руководством я выполнял множество упражнений, сначала проверяя на прочность, а затем укрепляя новые мышцы плеча, руки и спины.

Боль покинула меня, уступив место детской слабости, которая была мне знакома по временам, когда я в течение долгих месяцев тренировал левую руку, заменившую ту, что я потерял в схватке с Аранатой Отиоло. Помню, как стоял перед зеркалом в ванной, разглядывая свежую бледную, как мрамор, кожу, что как влитая села поверх новых мышц между уродливыми шрамами от кнута, которыми была покрыта моя спина. Мне вспомнилась старая кукла, найденная на трамвайной станции под Дейрой: тряпичный солдатик, брошенный какой-то семьей в ходе бегства от сьельсинов. Его доспех состоял из кусочков крашеного дерева и клочков ткани.

Я стал как тот солдатик; грязный и ободранный.

– Поднимите руку, – попросил доктор Элькан, глядя поверх очков. – Хорошо, хорошо. Теперь опишите ею широкий круг.

Я подчинился, проверил полноту движений. Боли не было, мышцы не ныли, кости не хрустели.

– Закиньте правую руку за голову и наклонитесь влево. Отлично! Теперь потянитесь за спину и нащупайте позвоночник, – кружил он возле меня, щупая влажными пальцами ключицу, чтобы ощутить движение. – Превосходно! Великолепно! Лорд Марло, вы полностью восстановились. Замечательно! Хотел бы я сказать, что это целиком моя заслуга, но, по правде говоря, многие пациенты, в отличие от вас, увиливают от выполнения врачебных предписаний.

– Мне хотелось получить назад свою руку, – просто ответил я.

– Вы ее получили! – воскликнул Элькан и в подтверждение слов легонько хлопнул меня по плечу.

– Буду ли я готов к перелету в конце месяца?

– Да хоть сейчас, милорд. Вот только с фугой я бы еще месяц повременил. Предпосылок к образованию тромбов нет, но лучше перестраховаться.

Элькан снова обошел вокруг меня и с удовлетворением окинул взглядом кабинет.

– В первый год новая ткань сильнее подвержена криоожогам. Еще не все капилляры открыты. – Он проиллюстрировал их работу движением пальцев. – Упражнения, конечно, помогут, но все равно соблюдайте осторожность. Мышцы выращены из вашей собственной ткани, поэтому риск отторжения нулевой, но, будучи мягкими тканями, они нуждаются в регулярном укреплении.

Он сжал кулаки и потряс ими для пущего эффекта.

Улыбнувшись пожилому лекарю, я напряг бицепс и пощупал его другой рукой.

– Спасибо вам, доктор, – сказал я, выпрямляясь.

– И вам, милорд, – улыбнулся в ответ доктор Элькан. – Знаете ли, мой внук восхищен вашими подвигами. Да и сам я в детстве тоже.

Он нагнулся за своим чемоданчиком и поклонился:

– Берегите себя. Для полного исцеления нужно еще время.

Булава черного рыцаря ударила меня в подбородок, и голова откинулась. Я припал на колено, резко выдохнув через нос. Голова звенела, будто колокол.

«Берегите себя», – вспомнил я, глядя на нависшую надо мной черную стальную фигуру в блестящем рогатом шлеме, нарисованном проектором на манекене. Ноги в латных сапогах беззвучно ступали по гладкому полу фехтовального зала. Бронированный рыцарь двумя руками занес оружие для решающего удара. Будь булава настоящей – железной палкой с шипасто-когтистым набалдашником, – я был бы уже мертв. Но палка была пластмассовой, обитой ватой. Ее удары были ощутимы, но не более того.

– Стоп! – тихо рыкнул я, надеясь, что механизм, сконструированный еще древними сид-артурианскими монахами, услышит команду.

Голограмма черного рыцаря исчезла, булава опустилась. Передо мной остался лишь манекен в сером ватнике, стальные руки которого сжимали тренировочную палку. Лица у манекена не было, как и доспехов. Не было даже ног ниже колен. К спине автоматона крепилась составная эмалированная рука, протянутая от одного из четырех концентрических рельсов на потолке. Она управляла манекеном, как кукольник марионеткой.

Я потер подбородок, пока тот не перестал саднить. В месте удара наверняка осталась ярко-алая ссадина. Опершись на тренировочный меч, как на трость, я поднялся на ноги и повернулся спиной к механизму. Шлепая босыми ногами по гладкому полу, я пересек зал, чтобы налить немного воды из графина.

За большими круглыми окнами стояла темная тихая ночь. По железным рамам, выполненным в виде переплетенных ветвей, тихо постукивал дождь. Лило весь день, и конца этому не было видно.

Плеснув себе воды, я вновь потер ушибленную челюсть. Новые мышцы в плече горели, но то был приятный зуд тканей, еще не привыкших к труду. Из обвитого искусственными ветвями алюмостекла смотрело мое отражение, не совсем похожее на меня. Когда-то я мог одновременно сражаться со всеми четырьмя автоматонами и не пропустить ни единого удара. А тут не справился даже с одним.

«Достаточно! – в ответ на удар тренировочного меча по дереву прозвучал в моей голове возглас. – Давайте еще раз».

Растопырив ноздри, я залпом осушил стакан и поудобнее взял меч.

По крайней мере, на дворе была ночь. Кто-нибудь из подручных Оливы наверняка следил за мной из комнаты прислуги, которую они переоборудовали под свой кабинет, но меня хотя бы не тревожили. Я прекрасно обходился без зрителей, а также без суждений Оливы и едких замечаний Лориана.

Тренировки – дело личное.

Взвесив в руке меч, я набрал в легкие воздуха и принял свою любимую стойку «бык». Еще недавно я не смог бы держать меч высоко и горизонтально, направляя острие в лицо противнику, словно указующий перст. Я сделал выпад в сторону неподвижного манекена.

– Защищайся!

Недодеймонические механизмы старой машины повиновались, и железные пальцы автоматона снова взялись за оружие. Включился голографический проектор, придав манекену образ готического рыцаря в латах и ярком желто-красно-черном коротком плаще. На шлеме расцвел алый плюмаж, а обитая ватой палка превратилась в блестящий прямой полутораручный меч.

Механический скелет и голограмма на миг разошлись в движениях, из-за чего показалось, что передо мной четырехрукое существо с двумя мечами. Синхронизация наступила, когда манекен приветственно поднял меч. Он беззвучно двинулся на меня на фантомных ногах; сервоприводы загудели, поднимая клинок для удара.

Царапая гладкий пол мозолистыми ступнями, я ударил первым, метя острием в горло деймона. Фантомный рыцарь отразил удар и двумя руками сделал выпад в направлении моего лица. Я среагировал и резко опустил меч, отбив клинок противника в сторону, затем ударил наотмашь, намереваясь расплющить шлем рыцаря.

Механизм, управляющий марионеткой, изобразил отчаянный отскок. Рыцарь выправился и махнул мечом слева направо, чтобы не позволить мне приблизиться. Я сменил стойку на «крышу»[3] и почувствовал, как плечо заныло от напряжения. Крепко сжав рукоять в левой ладони, чтобы не позволить клинку дрожать, я парировал второй выпад рыцаря и снова ударил наотмашь в сочленение между шеей и плечом.

Мой удар попал в цель!

Фантомное изображение рыцаря погасло, механизм вернулся в исходное положение, утащив с собой марионетку. В блоке управления – черной стеклянной полусфере внутри концентрических рельс – раздался звонок. Проекторы включились, нарисовав нового рыцаря – в пластинчатом доспехе, длинном красном плаще и с двумя большими черными крыльями за спиной. Вместо полутораручного меча у него была кривая сабля, отдаленно похожая на сьельсинские. С левого плеча свисала леопардовая шкура. Мой противник начал приближаться осторожными шажками, держа саблю одной рукой и с каждым шагом меняя стойку.

С первым выпадом черные крылья опустились; я выставил ногу вперед, парируя удар, и прицелился острием в горло противника. Крылатый рыцарь ушел от удара и разорвал дистанцию, обходя меня слева. Он поднял саблю в той же стойке «крыша», которую я недавно использовал, и встал, дожидаясь моей атаки.

Я махнул мечом. Рыцарь парировал, но я был готов к этому и продолжил атаку, направив второй удар в голову. Крылатый рыцарь отшатнулся и успел парировать. Сервопривод возмущенно загудел, перенося центр тяжести манекена. Предчувствуя колющий выпад, я чуть наклонился, подтянул опорную ногу и, поднырнув под атакующей рукой автоматона, ударил его под мышку левым локтем.

От такого удара человек бы застонал и потерял равновесие, но машина даже не шелохнулась. Плечу не понравилось, что я использовал его для удара по голой стали, но, по крайней мере, я избежал попадания сабли. Обхватив левой ладонью правую руку манекена, я вцепился пальцами в его лицевую пластину, нащупав на месте забрала лишь гладкий металл и стекло. Мне стало не по себе, когда я не почувствовал под броней живого податливого человека.

Если бы мы сражались клинками из высшей материи, такой маневр оказался бы самоубийственным. Высшая материя резала без приложения силы, и моему противнику достаточно было развернуть запястье, чтобы пронзить мне спину, – впрочем, себя бы он тоже порезал. Но мы дрались учебными мечами, и мне удалось нейтрализовать правую руку автоматона, а свободной рукой обнажить ему горло. Я поднял меч и поднес к его шее.

Левый кулак автоматона ударил меня под дых, и внутри все похолодело, когда печень стукнулась о ребра. У меня перехватило дыхание, и я пошатнулся. Слишком поздно я увидел, как кулак наносит второй удар – в лицо.

Я упал как подкошенный на твердый пол и остался лежать, пока крылатый рыцарь обходил меня по кругу. Симуляция дуэли на этом не окончилась, но недодеймонические механизмы были настроены так, что автоматон не атаковал лежачего.

«„Берегите себя“, как же», – подумал я, радуясь как никогда, что на меня никто не смотрит.

В памяти снова раздался удар сэра Феликса мечом по полу. «Давайте еще раз».

Я со стоном поднялся на колени, опершись на меч.

Это было ошибкой. Я забыл отключить фехтовальную программу.

Крылатый рыцарь махнул мечом и остановил его в миллиметре от моей шеи.

– Это фиаско, старик, – раздался голос, который мне меньше всего хотелось услышать.

– Стоп, программа! – рявкнул я, поднимаясь на ноги.

В дверях зала стоял Гектор Олива в черной солдатской форме легиона. В одной руке он держал футляр с луком. Его косичка растрепалась, а одежда промокла от ливня. Я догадался, что он тоже тренировался, упражняясь в стрельбе под дождем среди ночи.

– Вот уж не думал, что вы по ночам тренируетесь, – сказал он.

– Предпочитаю, чтобы посторонние не глазели, – ответил я в надежде, что молодой офицер поймет намек. – Чего вам?

– Услышал шум. Дай, думаю, загляну, – пояснил он, опустив футляр на пол. – Как дела?

Я ответил не сразу. Сначала подошел к скамье под круглым окном и налил в стальной кубок еще воды из графина. В прошлый раз, когда я здесь тренировался, под этим самым окном стоял Бассандер Лин. Тогда, перед моим вылетом на Падмурак, он признался, что его должны назначить ауктором. Еще один старый вояка, разбитый и залатанный после встречи с Бахудде.

– Лучше, – ответил я своему бледному отражению и залпом осушил кубок. – Но до оптимальной формы далеко.

Отставив кубок, я повернулся и сел на лакированную скамью рядом с графином.

– А вы все стреляете?

– Да. – Олива бросил взгляд на мокрый кожаный футляр. – У меня сегодня вечерняя смена. Сразу спать не люблю, стараюсь перед сном немного размяться.

Это означало, что вечером он лично управлял системой наблюдения, установленной магнархом в доме Маддало. Это было сделано как для нашей безопасности, так и для слежки. Я как можно холоднее улыбнулся Оливе.

«И дикий волк, и цепной пес в одном лице», – подумал я.

– Даже под дождем?

– Люблю дождь, – признался коммандер. – Милорд, я почти всю жизнь провел на кораблях. Для меня смена обстановки в радость. Даже дождь. Даже ночь, клянусь Землей. В космосе-то ночь не настоящая. Свет не тот.

– Понимаю вас.

– Я здесь впервые, – беззаботно сказал он, обводя рукой тренировочный зал: штанги у дальней стены, мягкие скамьи и стойки с учебными мечами, фонтанчик с водой и прежде всего фехтовальную машину над гладким блестящим полом. – Это все оригинальное?

– Фехтовальная машина – да, – указал я на манекены, повисшие под потолком на сервоприводах, как удивительные фрукты на ветвях невиданных деревьев. – Этим устройством пользовались еще монахи для тренировки новобранцев.

Олива подошел к краю фехтовальной площадки, осматривая устройство.

– Не только новобранцев, – поправил он. – Они и сами тренировались. У них были испытания, ранги – примерно как круги у джаддианских мастеров меча. Когда монах-воин был готов к испытанию, он демонстрировал свои умения в схватке с машиной. – Олива сделал шаг назад, осторожно, почти с благоговением покинув площадку. – Чтобы получить новый ранг, от них требовалось выполнить особую последовательность действий, продемонстрировать особые приемы. Недостаточно было просто победить.

– Вы так хорошо о них осведомлены, – удивленно сказал я.

– Я… хотел стать монахом, – ответил Олива. – Когда был мальчишкой.

«Ты еще мальчишка», – подумал я, но прикусил язык.

– Опасное желание, – сказал я вместо этого.

Сид-артурианцы не были под защитой Империи, как адораторы вроде музейных католиков, живших в горах на моей родине. Монахов изгоняли с территории Империи за отрицание божественности Бога-Императора, но в легионах все равно тысячи лет находились сторонники их веры, целые группы, следовавшие примеру Артура-Будды и его рыцарей – воплощений добродетели. Часто случалось, что эти группы отказывались идти в бой, выполнять приказы, а зачастую и в открытую бунтовали против командиров. Я давно подозревал, что именно поэтому, а не из-за религиозных взглядов Империя и инквизиция преследовали сид-артурианцев, практически не трогая католиков и последователей прочих верований, воспоминания о которых еще сохранились в космосе.

– Просто детская мечта, – ответил Олива. – Мне хотелось посмотреть Вселенную. Спасти Империю от Бледных. Я думал, это будет проще сделать, уйдя в монахи.

Я почувствовал, как он горько улыбнулся, прежде чем повернуться ко мне со словами:

– Но потом я открыл для себя девчонок, понимаете?

Я позволил себе слабо усмехнуться:

– Понимаю.

Поднявшись со скамьи, я попросил:

– Вы не могли бы удалиться? Я хочу провести еще пару раундов перед сном.

Олива кивнул и зашагал к выходу, не сводя глаз со старой машины культистов, но вдруг с неохотой отвел взгляд и посмотрел на меня.

– Вам не нужен спарринг-партнер?

Вместо ответа я положил учебный меч на плечо, как часто делал Криспин и за что его постоянно ругали. Что двигало коммандером? Желание когда-нибудь похвастаться, что однажды скрещивал клинки с самим Адрианом Марло? Желание потешить свое самолюбие победой надо мной? Я тренировался среди ночи не из гордыни, а ради того, чтобы защитить свой публичный образ. Будет плохо, если пойдут слухи, что Адриан Марло – стареющий инвалид, потерявший боевую хватку. Для этого еще рано, ведь я только вернулся к прежней жизни, как мне казалось – в мир людей.

– Давайте. – Даже сейчас не знаю, почему я так ответил. – На мечах? Или на кулаках?

Олива ухмыльнулся:

– По традиции выбирает тот, кому бросили вызов.