Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Даша решила успокоиться и подождать.

Он пришёл поздно вечером, когда она уже извелась. Сотню раз проверяла телефон, подбегала к компу на каждое «ква». Звук сделала на всю громкость, чтобы не пропустить. У родителей сидела как на иголках, ушла рано.

– Ну, как отпраздновала Новый год? – cпросил. Ни привета, ничего.

– Хорошо, а ты?

– Нормально.

– И я нормально.

– Ага, судя по фото.

«Видел», – Даша похолодела.

– Это не то, что ты думаешь, – все-таки не выдержала она.

– Да я не думаю ничего.

– Нет, ну, правда… не ревнуй, – сквозь слёзы написала Дашка, надеясь перевести в шутку. – Я же тебя не ревную, вот правда-правда, ни капельки не ревную… наверное… ты ж тоже, наверное, веселился… как встретил?

– Даша, мы свободные люди и ничего друг другу не должны.

– Не должны, – эхом повторила Даша. – Тёмка…

– Что?

Холодное, пустое «что».

– Я люблю тебя.

Никогда не говорила, а тут не выдержала.

– Не надо, Даш, а? – и, помолчав, добавил: – Ты очень хорошая.

Значит, все слова…

«Тогда что это было – разговоры, признания, рассказы друг другу обо всём, любовь, ласки?» – хотелось кричать. Вовремя спохватилась.

– Слова.

И поставила кучу скобочек.

– Именно. Просто слова.

Она практически видела, как он пожимает плечами.

Зажала рот руками, чтобы не закричать. Зажмурилась. Открыла глаза, несколько раз вздохнула-выдохнула. Спокойно… Ради бога, спокойно…

– Чего ты хочешь на Рождество? Загадал желание?

На этот Новый год она загадала желание увидеть его. И, хоть не сильно верила…

– Я хочу снег.

Даша снова закрыла глаза и мысленно взвыла:

«Я хочу, чтобы у него пошёл снег! Пусть у него пойдёт этот чёртов снег, и больше ни-че-го!»

И вышла из сети.

Нет, невозможно, невыносимо. Как тесно! Лететь хочется, к нему, укрыть крыльями от холода в душе, вылечить, беды отвести, а крыльев-то и нет, ну почему же у неё нет крыльев – она бы понеслась, полетела к нему. Или просто – куда-нибудь. Тут невозможно, душно, всё давит, всё…

Даша набросила шарф на голову, сунула руки в рукава шубки и выскользнула за дверь.

Возле подъезда подняла лицо вверх.

Холодно. Даша, поёживаясь, прошла через дворы, вышла на проспект.

Ведь ещё можно загадывать? До Крещения, говорят, можно загадывать… Желание свелось к мягким хлопьям, щедро сыплющимся с небес над Дашей. Ей не надо!

«Пусть снег пойдёт у него, ну сколько ж можно… Если есть в мире то, что даёт чудесам свершаться, если на что-то способна душа, ну пусть исполнится! Пусть у него будет снег», – сглатывая слёзы, думала она.

В голове что-то щёлкнуло, и фонарь, который находился в двух шагах от Даши возле остановки, стал двоиться.

…Даша выбивала перину.

Смеясь, лупила, взбивала, как тесто. Ай, весело, хорошо! Пеной вылетали не перья, а хлопья снега и сыпались на землю внизу, на город… на Дашин город.

Старая женщина с добрым лицом медленно-медленно мела пол. Недалеко с клубочком игрался чернющий котёнок. Иногда он махал кожистыми крыльями и поднимался на метр над полом, выпускал добычу и тут же с урчанием кидался за ней.

Старушка выпрямилась, поглядела на смеющуюся Дашу.

– И дался тебе этот снег, а? – спросила. А в глазах понимание, свет и чуточку грусти. – Конечно, ты можешь остаться, если хочешь. Тут спокойно.

Тут, и правда, было хорошо. Светло и спокойно, а внизу – как на ладони! – вся Земля поворачивается, словно кто-то вращает её, или это они летят – высоко-высоко, красиво! В старушкину подзорную трубу видно, чем люди занимаются, а в другую трубочку – которую к уху приставляют – слышны разговоры и желания.

– Ой, я бы осталась, правда! – засмеялась Даша. – Так хорошо у тебя!

– Ну, давай, решай. Пора тебе оставаться или ещё рано?

Даша задумалась. Что-то оставалось незаконченным. Чьё-то невыполненное желание… Девушка нахмурилась.

«Я хочу снега».

Знакомый голос… она его слышала всего пару раз и почти забыла, как звучит, но это точно он. Как же!..

– Матушка, мне пора! – взмолилась Даша. – Я не могу у тебя остаться.

– И то верно, – улыбнулась старушка. – Не время. Я никого раньше положенного не забираю, удивилась, когда ты тут оказалась. Молодец, что решила. Ну, лети. Лети!

Она летит.

Летит над полями, над лесами, над городами – как на картинах Шагала, только никто не держит её за руку. Не боялась, знала – прилетит – а там он возьмет за руку и не даст улететь. А пока – полёт и удивительное чувство, когда тела не ощущаешь, а ощущаешь… белизну. Именно – белоснежность твоего существа, нет, ты не облако – вполне материальна, вот руки, ноги, они белые, как первый выпавший снег, и руками не машешь – просто движешься по небу плавно, будто это самое естественное на свете занятие.

«Держи меня за руку, как за нитку воздушный шарик», – Дашка вспомнила чьи-то хорошие стихи и заулыбалась. Легко и хорошо.

А вот и его дом. Никогда не видела, но узнала. Тёмка там! Сердце забилось в клетке из рёбер, как птица… впрочем, она сама – большая белая птица.

Опустилась на ветку. Почему-то захотелось быть совой, и Дашка представила, что она – большая белая сова. Устроилась, уцепилась когтистыми лапами, повела головой – засмеялась, заухала. С ветки посыпался снег. Взмыла вверх – закружилась, замахала руками-крыльями – снег падал с крыльев. Взлетела выше – снегом окутало крыши домов, улицы, кварталы – весь город! Она смеялась, смеялась, снег падал, и летел, и сыпал, и вот его уже столько, что в невысокие сапожки набрать можно. Мягкий, пушистый – искрит, алмазами переливается. Снег, снег! Больше снега! И солнце светит одновременно, слепит. Потому что не облака, не тучи над городом – огромная птица-снéга, белая сова смеётся и рассыпает хрустящие холодные звёздочки из бездонных крыльев своих.

«А вот и он! Наконец-то! Сейчас, сейчас… он увидит, узнает… Я узнаю его! Конечно, узнаю, сердцем чувствую, разве можно не узнать… поймёт, что это я принесла снег. Обрадуется…»

Тёмка показался на крыльце. В простой тёмной куртке, джинсах, отросшие волосы выбились из-под шапки. Обыкновенный – и не понять, почему при виде него у Даши чуть слёзы не потекли? Разве совы плачут? Вот и Даша не должна бы, а как увидела – узнала, чуть с ветки не свалилась, даром что птица. Чуть сознание от счастья не потеряла. Крылом попыталась слезинку смахнуть, вспомнила, что птица, заухала, заохала, засмеялась, снова снегом сыпанула. Тёмка… он старше на добрый десяток лет, если не больше, ну и что…

Мужчина остановился. Засмеялся, повернулся, подставил лицо снегу. Ещё!

«Но что это, Господи… нет…»

Из подъезда вышли двое детишек, мальчик и девочка. Мальчик постарше, суровый и сосредоточенный, девочка помладше, лет четырёх. Смешная, в яркой курточке и в шапочке с огромным помпоном. Споткнулась, чуть не растянулась на крыльце, Тёмка подхватил. Следом из подъезда показалась очень худая женщина. И в куртке видно, насколько худая. Тёмка смотрел на неё внимательно и с такой любовью!..

Дети устроили возню – снег-то уже по колено!..

– Мама, мам! – закричала девочка. – Смотри, как я!

И бухнулась ручками вперед, носиком ткнулась в искрящийся холод. Женщина улыбнулась. Тёмка – её Тёмка! – стоял в стороне и смотрел то на женщину, то на детишек.

А на дереве плакала огромная белая птица. Из глаз текли настоящие слёзы. Она нахохлилась, совсем по-человечьи закрыла голову крыльями. Вздрогнула и стала уменьшаться в размерах. Вот она уже совсем маленькая, дрожит пичужка, холодно…

– Папа, папа! – закричал мальчик, птица на ветке распластала крылья, хотела взлететь и… исчезла.

Далеко-далеко в другом городе, где тоже шёл снег, в больнице очнулась Даша. Ей снился странный сон – снова. Только… Она на самом деле принесла ему снег, и она видела… видела…

Она не видела, что из-за угла дома показался мужчина. Мальчик кинулся к нему, обхватил колено и застыл, рыдая, а девочка поковыляла следом, упала в снег и тоже заревела. Тёмка подхватил её, поднял, отряхнул курточку, что-то прошептал на ухо и подтолкнул к застывшим мужчине и ребёнку.

Метнулся к женщине:

– Ну иди же, иди.

– Не пойду, – прошептала и помотала головой женщина. – Что я ему скажу, что он скажет… не хочу, не надо…

– Надо, – твёрдо сказал Тема. – Всё можно изменить, пока люди живы. Непоправима только смерть.

Он смотрел, как женщина медленно, неуверенно идёт к мужчине. Тот не мог двинуться навстречу – держали дети. Когда она подошла, сгрёб в объятия, держал крепко и всё что-то говорил, говорил, и дети вцепились обоим в одежду. Она обняла его, и все четверо замерли под снегопадом.

Тёмка вытащил телефон и отстучал, едва попадая по буквам:

«Дашка, Дашулькин-игрулькин! У меня снег пошел! Радость кругом!»

Подумал, что за последние полгода слёз, истерик и скандалов он, может быть, наконец, сможет выдохнуть. И с Дашкой поговорит. А может, бросить всё и поехать к ней? Чем чёрт не шутит? Хотя лучше она к нему – у него теперь тоже снег.

Спрятав телефон в карман, стоял и смотрел, как возятся в снегу детишки, как, смеясь, обсыпает их снегом отец, валит в сугроб, и как украдкой вытирает слёзы мать – его, Тёмкина, родная сестра.

Далеко-далеко, в белоснежной палате, Даше сняли капельницу. Повернувшись на бок, она закрыла глаза. Черно. Открыла. Бело. Нет, черно лучше. «Не могу видеть белое», – подумала Даша. Но сначала…

– Мам, подай телефон, пожалуйста.

Дежурящая рядом мать протянула Даше телефон.

Батарея была почти разряжена.

Даша увидела сообщение, открыла, прочитала, и телефон отключился. Новый провод она так и не купила. В любом случае, не собиралась отвечать.

…У него пошёл снег. Она рада. Правда. Но радость какая-то… мёртвая. Чувства словно вырезали из сознания. Радоваться – это как? Пусть у него всё будет хорошо. У неё тоже все… будет.

Всё так просто. Словно и не ссорились. Как ничего и не было. А и не ссорились же.

И ничего не было.

***

«Надо Дашке написать», – подумал Артём.

Скоро Рождество. Он видел, что Даша заходила в сеть и не ответила. Ну… и ладно. После Нового года закрутило так, что ужас просто, день за месяц! Да и не ладилось у них. Но всё-таки… Надо спросить, как она и что, нехорошо они поговорили в последний раз. Он был зол, и не очень трезв, и… У него есть повод! Снег лежит и не тает с самого Нового года!

В дверях комнаты показалась красивая высокая девушка. Она подняла холёную руку, коснулась шеи, второй уперлась в бок и повела плечом. С круглого плечика соскользнула ткань халатика.

– Тё-ё-ём, я тебя жду! – капризно протянула и пальчиком поманила.

– Сейчас, минутку.

– Кому ты опять пишешь?

– Никому, – ответил Тёмка и вышел из сети.

– Идём, я кое-что… хочу… ты знаешь, я люблю твою сестру, и племяшек твоих, но теперь, когда мы только вдвоём…

Утром сонный Артём с удивлением обнаружил, что Соня собирает вещи. Яростно швыряет всё как попало, зубную щётку – прямо в развёрстую пропасть сумки, туда же бельё, платья, косметику… Ничего не понимая, Тёмка подошёл и попытался отодвинуть сумку в сторону.

Соня взвилась до потолка:

– Ты свинья, Артём!

– Ну… я говорил, что не создан для семейной жизнь, но на этот раз что?

– Всю. Ночь. Ты. Называл. Меня. Дашей!

Когда за Соней захлопнулась дверь, Тёма сел и написал Даше.

Но она не ответила.

Прошёл год. Даша стала встречаться с мужчиной – во многом стараниями мамы. Человек хороший, надёжный. Она к нему и переехала. Правда же, ничего не потеряно, пока человек жив. Теперь всё одинаково – с закрытыми глазами и с открытыми. Так… в серых тонах.

Всё, конечно, складывалось нормально. Только вот снега ещё не было.

Хотя Новый год на носу.

И работать нужно.

Тихое «ква» ВКонтакта заставило встрепенуться.

– Привет.

Сердце подпрыгнуло, забилось птичкой в клетке из рёбер.

Тёмка.

Даша отшатнулась, как от огня, отшвырнула полочку с клавиатурой. Та с грохотом влетела до упора, компьютерная мышь соскользнула и свалилась на пол. Даша медленно полезла под стол, дрожащими руками вернула мышку на место. Поднялась, села. Руки взметнулись испуганно, замерли над клавиатурой. Ни дать ни взять птицы, распластавшие крылья над пропастью. Клавиши – острые камни, написать – рухнуть-разбиться. Что писать? Подушечками пальцев тронула чёрные кубики. Что писать…

Непослушными пальцами набрала:

– Привет.

В небе, высоко-высоко, кружила огромная птица-снéга и из бездонных крыльев своих сыпала, сыпала, сыпала, сыпала снег…

Над облаками, поверх границ

Ветер прильнет к трубе.

И понесет перелётных птиц

Вдаль от меня к тебе*.

_____________________________________________________________

Эпиграф и стихотворные вставки – «Если в городе твоём – снег…», Андрей Макаревич.

Так же в тексте есть цитата Кафки «…я завидую молодым. Чем старше человек становится…», отсылка к сказке «Госпожа Метелица» братьев Гримм и стихотворению «Не навсегда» Е.Асенчик

Алёна Коновалова

Технарь по складу ума с высшим техническим образованием; работаю проектировщиком. Любительница лис и лошадей, манги и аниме, ценитель культуры Японии и Китая. Почитатель творчества Стивена Кинга и Мьевиля Чайны.

Пишу мрачное фэнтези и фантастику. Нежно люблю стимпанк и киберпанк. Создаю всевозможные миры, которым в рассказах тесно. Своих героев до безумия люблю, оттого они постоянно страдают.

Писать начала совсем недавно; говорят, что выходит неплохо. Известна в сети под ником Alizeskis.

Профиль на Синем сайте https://ficwriter.info/component/comprofiler/userprofile/Alizeskis.html

Проблемы фей

Этелька летела между низким зимним небом и крышами спящих домов. Уличные фонари провожали фею тёплым светом. Под арочными мостиками приветливо журчала речка Гнэшка. Этелька искоркой мелькала в проулках, заглядывала в окна, подсматривала, подслушивала. Такая работа.

Фея мечтательно улыбалась.

Двенадцатилетний Анджей вместе со щенком, о котором мечтал пару лет и которого вечером подобрал отец, получил ещё и порцию ответственности. Теперь за жизнь бездомного Шустрика, что ночевал с позднего лета в канализационной трубе, не стоило беспокоиться. Желание оранжевого уровня – Этелька могла собой гордиться.

Дальше – интереснее.

В обеденный перерыв пани Маришка встретила пана Алекса, и место в её сердце отозвалось песней соловья. Вмешательством Этельки запах свежей выпечки заманил в уютное кафе молодых людей, чьи желания удивительным образом оказались равноценными. Алекс, скромный юноша с яркими, как зарницы, желаниями, едва ли рассчитывал увидеть пани Маришку за соседним столиком. Любовь, не любовь, а в двух одиноких сердцах определённо поселилась надежда.

Этелька любила такие желания: заветные, те, что меняют судьбы, переворачивают жизни. В Книге желаний они отмечались цветом маковых лепестков – ярким, решительным.

Под горбатым мостом фея попрощалась с речкой и устремилась к небу, низкому и седому. Узкие улочки провожали её мишурой и рождественскими огнями. Днём на площади у ратуши поставили ель. Пышущее жизнью дерево ждало своей очереди, чтобы принарядиться – и подарить горожанам настоящий праздник. Этелька покружила вокруг, потрогала колкие ветки, словно прощалась.

Часы на башне ратуши приглушённо пробили час ночи. И тут окошечко в светящемся циферблате, ровно над цифрой шесть, распахнулось. Угрюмый и неказистый, похожий на медведя, часовщик кряхтя выбрался на узкий балкончик и принялся протирать узорчатый витраж.

Этелька замерла в полёте. Часовщик казался ей лишним в предрождественском мире. Пятно сажи на золоте. И, признаться, пугал одним видом: мохнатыми бровями, серыми, как гранит, глазами и страшным взглядом. Такого взгляда Этелька никогда не видела у людей. В нём не светились знакомыми огоньками озорство, теплота, доброта или забота. От взгляда часовщика замирали мысли, казалось, раз – и обратишься в ледышку или невзрачный камешек. Бр-р-р!

Этелька встряхнула головой, показала язык спине часовщика и метнулась к серому небу.

* * *

В пышных кудряшках цвета вечернего солнца растаяли снежинки. Этелька стряхнула капельки с плеч и приосанилась. В конце-то концов, не она ли тут самая знающая и опытная фея?

В просторном холле звенел смех молоденьких стажёрок из провинции. Новички толпились у доски, которая занимала всю стену Большого зала. Обычно на ней горели разноцветные, от бирюзового до алого, огоньки – желания людей. Одинокая запись с пометкой зелёного цвета погасла на глазах. Феи дружно зааплодировали. Спустя мгновение за Этелькой появилась припозднившаяся Иоланта, встряхнула копной светлых волос, жалуясь на усилившийся снег, что помешал полёту.

– Ты славно поработала, – поздравила подругу Этелька. Иоланта улыбнулась.

Всё. День закончился, все желания исполнились, пусть об исполнении некоторых люди сразу и не узнают.

Этелька устроилась на краешке дивана в приёмной Юстины – старшей над всеми феями. В узком коридоре меж белых стен она чувствовала себя неуютно, как в плену снежной бури – коварной, непредсказуемой, однако отступать не собиралась. Двигаться вперёд необходимо! Фея не будет феей, если не мечтает исполнять больше желаний. А для таких дел в городках типа Кулеша маловато простора. Четыре года назад Этелька подала прошение о переводе в большой город и только сегодня утром получила ответ.

– Пани Юстина, пусть будет день ваш долог, а дела приносят радость.

Этелька тряхнула головой, чтобы прогнать слова, которые как овцы толкались, собирались в нелепые фразы и терялись в памяти. Приветственная речь никак не хотела складываться. Фея похлопала себя по щекам и, не отнимая рук, крепко зажмурилась, но тут же вскинулась. В дверях появилась Юстина и, склонив голову на бок, приветливо улыбнулась.

– П-пани Ю-устина… – начала Этелька, запинаясь. – Я…

– Милая, – улыбнулась старшая фея, – не волнуйтесь. И оставьте человеческие обращения. Мы же с вами выше этого, – и подмигнула: – Прошу, входите.

Кабинет мало чем отличался от коридора: белый стол, кресла, стены. Сама Юстина тоже в белом. Рыжие волосы стекали по плечам, закрывая спину курчавым плащом. Старшая фея указала подопечной на кресло. Этелька села, сложила ладошки на коленях и напряжённо выпрямила спину. На мгновение в светлом кабинете повисла тишина – потом Юстина заговорила:

– Милая, вы наверняка знаете, для чего я вас пригласила.

Этелька кивнула, раскрыла рот, чтобы поблагодарить, но Юстина взмахнула рукой и произнесла:

– Прошение, что вы подавали, рассмотрел Совет старших фей. Моя дорогая, вы замечательно потрудились в городке Кулеш – это отметили все члены Совета.

– О-о-о… – не сдержавшись, протянула Этелька.

– Однако…

– Однако?

– Да, однако, – степенно повторила Юстина, давая понять, что не стоит перебивать. – Есть небольшая проблема.

Она замолчала, с немым вопросом посмотрела на Этельку, которая обратилась в слух и не думала вставлять слово.

– Проблема, моя дорогая. Вы хорошо знаете Кулеш, его жителей? Конечно, вы же так давно здесь работаете и осуществили так много желаний. Но, моя дорогая, все ли желания исполнены?

– Все! – неосторожно выпалила Этелька громче, чем следовало, и покраснела. – Простите.

– М-м-м, вы уверены, но что же нам делать тогда с этим? – Юстина пододвинула папку для бумаг, в которых обычно хранились списки желаний, что исполнял феи.

Этелька приподнялась, взяла папку в руки и раскрыла – внутри оказался один-единственный листок.

– Яцек Иллеш, – прочитала Этелька. – Не понимаю…

Она опустила взгляд на портрет – и обмерла. Нарисованный мастеровитой кистью, на неё смотрел часовщик. Вот – седые брови под копной волос, серые странные и страшные глаза. Он смотрел прямо, угрюмо, хмурясь.

– Не понимаю…– повторила Этелька и перечитала скудную информацию.

– Ну, милая, этот человек – пан Яцек – житель Кулеша. Вы не можете его не знать.

– Да-да, мадам, но…

– Пан Яцек перебрался в город двенадцать лет назад.

– Так давно? – задумчиво произнесла Этелька. – Местечко Червинька. Никогда не слышала. – Она посмотрела на старшую фею, но та покачала головой.

Вновь и вновь Этелька бегло скользила взглядом по строчкам, которых в досье пана Яцека было всего четыре: имя, год и место рождения и нынешнее место жительства – город Кулеш. Часовщик – пан Яцек, пугающий человек, кажется, так и остался чужаком.

Юстина молчала. Младшая фея поняла, что та ждёт умозаключений, выводов… слов. Но что сказать? Если подумать, раньше Этелька не видела его желаний.

Стоп! Желания!

– Вижу, что вы поняли, дорогая, – тут же произнесла Юстина.

– Записи о желаниях. Их нет. – Этелька перевернула лист – проверить.

Юстина кивнула.

– Теперь вы понимаете, милая, что у нас с вами проблема. Совет расстроен не меньше вашего. Прошение одобрят, но после устранения этой неприятности.

– Простите, мадам, при всём уважении, – Этелька закрыла папку и вернула на стол, – часовщик, то есть – пан Яцек, совсем не похож на человека, у которого могли бы появиться желания.

– Ах, милочка, вы так юны! Конечно, этот человек пугает, я понимаю, но пусть вас не обманывает внешность. Желания рождаются в душе, в сердце.

– Конечно. Да, – Этелька стиснула ладони и смиренно опустила глаза.

– И теперь, когда вы поняли важность этого нерядового случая, приложи́те все силы и исправьте ситуацию, чтобы здесь, – Юстина постучала пальцем по белой папке, – появился новый листок. Чистая страница располагает к свободе действий, не так ли?

Этелька с запозданием кивнула.

– Светлой ночи, моя дорогая! – попрощалась с ней Юстина. – Пусть снег не помешает полёту.

* * *

– Не верю! Не верю! Не верю!

Этелька обошла круглый стол, замерла и покосилась на заветную папку – досье с портретом старика-часовщика. Тот ответил неподвижным хмурым взглядом, не намереваясь давать подсказку.

В Большом зале жужжали стажёрки: две дежурные феи наколдовали уютные кресла-качалки и тихо беседовали, изредка посмеиваясь. Этелька взмахнула рукой, отсекая звенящий смех. Наступила благословенная тишина, в которой можно подумать о том, какие слова сказать Юстине, чтобы смягчить наказание за недогляд, или о том, как исполнить желание часовщика.

Бр-р-р!

Этелька передёрнула плечами, словно скидывая пуд снега. Старик – пан Яцек Иллеш, поправила она себя, – пугал сильнее гнева старшей феи. Что же прячется за таким страшным и холодным взглядом? Юстина права – желания должны быть у каждого человека. Хотя бы крошечные, те, что отмечались зелёным цветом: наивные, как весенняя трава, или банальные, вроде сна или пирожных. У каждого! Человек не может ничего не хотеть! А если в своей жизни он хоть раз захотел вкусного чая или вспомнить прошлый день рождения, то и записи должны быть. Ни одна мысль, сформированная человеческим разумом, не оставалась незамеченной. Феи чувствуют эманации мыслей, как ветер или солнечный свет. И, что важнее, знает о них Большая Книга Желаний!

Этелька вздохнула: ну где же ещё искать потерянные желания, как не в древней, как свет, книге? В Большой Книге писались желания – все-все! Человеку стоило подумать, а на странице уже выводились золотыми чернилами буквы, аккуратным почерком, строка к строке…

Подойдя к Книге, Этелька благоговейно задержала дыхание. Не часто она к ней подходила и ещё реже обращалась к шуршащим страницам и убористым строчкам.

Этелька простёрла руки над массивным талмудом и позвала. Образ часовщика возник перед глазами – и по спине пробежал холодок.

Страницы не шелохнулись. Этелька в растерянности уставилась на Книгу. В последней строке значился пан Алекс, желавший прийти в кафе раньше пани Маришки, чтобы подготовить сюрприз. По привычке фея представила, как на мгновение отвлечёт случайного прохожего, что мог бы налететь на Алекса; как подтолкнёт с прилавка цветочницы букет, который упадёт прямо ему в руки; как спрячет столик в кафе, чтобы только пан Алекс его занял…

Этелька встряхнулась – похлопала в ладоши, произнесла призыв и имя часовщика, но не получила ответа.

– Как же так?!

Книга никогда не отказывала феям в помощи. Неужели и правда, желаний в жизни часовщика не случалось? Желал ли он хоть что-нибудь? А мечты?.. Мечта есть у каждого! Не каждый может её сформулировать и понять, а некоторые принимают за мечту желание. У пана Яцека не было ни того, ни другого…

* * *

Первый снег принакрыл город и продолжал валить рыхлыми хлопьями. Свет, словно акварельный, расплывался в черноте поздней ночи, золотился в снежинках. Город спал. Спала река под тонкой корочкой льда. Часы на ратуше коротко пробили половину пятого.