скачать книгу бесплатно
Ковров пристально посмотрел на своего шефа, пытаясь догадаться, о чем тот думает. Однако раскусить его было не так-то легко.
Так и не поднимая взгляда, полковник продолжил:
– А тебе не кажется, Максим, что сегодня вообще творится слишком много необычного и непонятного?
– Вы правы, товарищ полковник, – после секундной паузы сказал Ковров. – Сегодня и правда происходят странные вещи, но больше всего меня удивляет, я бы сказал даже – пугает, ваше поведение, Иван Маркович. По-моему, вы чем-то сильно обеспокоены.
Вообще-то, это было довольно рискованное откровение, но с другой стороны, оно могло принести определенные плоды. Ковров рискнул и, похоже, угадал.
Полковник по достоинству оценил искренность своего подчиненного.
Подсознательная часть его «я» вынесла вердикт – разговору быть.
– Максим, ты вообще веришь в предназначение человека? В то, что судьба обязывает любого из нас сделать в этой жизни нечто определенное, то, ради чего мы вообще появляемся на этот свет?
По мере того, как полковник задавал эти вопросы, его голова медленно поднималась, и к концу своих слов он смотрел прямо в глаза Коврову. Лейтенант немного замешкался с ответом – подобных вопросов от шефа он явно не ожидал – но потом все же негромко сказал:
– Если честно, Иван Маркович, я об этом как-то особо не задумывался. – Он непроизвольно пожал плечами. – Хотя, конечно, иногда всякие мысли в голову лезут.
Полковник усмехнулся. Его немного позабавила последняя несколько по-детски наивная фраза Коврова. Он еще раз усмехнулся, покачал головой и сказал:
– Присядь-ка, Максим, мне бы хотелось с тобой кое о чем поговорить.
Ковров послушно сел на стул. Пока полковник не спеша обходил стол, чтобы занять свое место в кресле, он напряженно думал о том, что бы все это могло значить. Конечно, разговоры с полковником, имевшие некоторую долю личной откровенности, у него бывали и раньше. А последние полгода шеф вообще довольно частенько делился с ним своими мыслями и планами. И всегда в подобных разговорах он по-отечески называл его по имени. Все это льстило самолюбию Коврова и, кроме всего прочего, сулило быстрое продвижение вверх по службе. Что при этом будут говорить за его спиной, ему было абсолютно неинтересно. Главное, он прекрасно понимал, что от него нужно полковнику, никогда не наглел, всегда соблюдал необходимую дистанцию. А полковнику это нравилось. Для него лейтенант являлся образцом идеального подчиненного. Сообразительный, шустрый, всегда понимающий кто начальник – такие люди на дороге не валяются. Таких людей надо беречь и по возможности приближать к себе, что полковник постепенно и делал. Ковров же прекрасно понимал, что нужно шефу и старался соответствовать этим требованиям. Так как у него это получалось хорошо, дела его шли в гору.
– Разговор у нас с тобой, Максим, будет непростой, – сказал, наконец, полковник, усевшись в кресло и следуя многолетней привычке взяв в руки карандаш.
После таких слов шефа, Ковров непроизвольно напрягся.
– Я вас слушаю, Иван Маркович.
– Это хорошо, Максим, очень хорошо, – непонятно к чему сказал полковник. – Я бы хотел поговорить с тобой как с верным товарищем и толковым подчиненным.
Услышав это, Ковров внутренне вздохнул с облегчением и весь превратился во внимание.
– То, что произошло сегодня ночью, я имею в виду переполох среди зверушек, и то, что мы все увидели утром, это все неспроста. Очень возможно, что совсем скоро мы столкнемся с вещами гораздо посерьезнее. Вещами, против которых все наши прежние методы работы окажутся неэффективными. Нам придется придумывать новую форму работы и лучше сделать это сейчас. К неприятностям всегда следует готовиться заранее.
– Да, но откуда у вас такие предположения, Иван Маркович? – совершенно искренне поинтересовался Ковров. Он был удивлен, если не сказать больше – поражен. Речь полковника походила скорее на предсказание ясновидящего. Причем видящего ясно только в мрачных тонах.
– Сердцем чую, Максим, – просто сказал полковник. – Уж поверь мне так оно и будет. Ведь не зря же я пятнадцать лет следователем проработал. На такие вещи у меня интуиция особая.
Ковров понимающе кивнул. Против такого обоснования возразить было нечего.
– Так что же вы предлагаете делать, Иван Маркович? – спросил он. – С чего начинать эту подготовку?
Полковник ненадолго задумался.
– Да, вот это действительно вопрос непростой. Если бы точно знать чего следует ожидать… Как говорится, знал бы, где упадешь – соломки бы подстелил. Мы же наверняка ничего не знаем. Даже предполагать можем только с малой долей уверенности.
– Так что же все-таки делать? – Ковров был окончательно сбит с толку.
– Особо пока ничего. Будем выжидать, – полковник поднялся из-за стола, Ковров тут же последовал его примеру.
– Выжидать и стелить соломку, где только возможно. Это я опять же образно выражаюсь. Во-первых, необходимо увеличить количество патрулей на улицах. Во-вторых, нужно провести основательную предварительно-подготовительную работу с личным составом, особенно с теми же патрульными. Когда гром грянет – креститься будет поздно. Нужно морально подготовить людей к выполнению любых приказов, даже самых жестких. Безоговорочному выполнению, потому что, сам понимаешь, если вдруг начнется разброд у нас, то сделать мы ничего не сможем.
– Я вас понял, Иван Маркович. Все необходимые документы будут готовы уже к вечеру. Несмотря на то, что очень многое из слов шефа смахивало на откровенный бред, Ковров почему-то поверил полковнику. А даже если бы и не поверил – это ничего бы не изменило. В любой организации, построенной по военному образцу, приказы не обсуждаются, они выполняются.
– Хорошо, Максим, – полковник добродушно похлопал Коврова по плечу. – Я рад, что ты меня понял. И еще раз запомни – мы должны быть готовы к любым неожиданностям.
– Уже запомнил, Иван Маркович, – Ковров улыбнулся.
– Мне можно идти?
– Иди, Максим, только о деталях нашего разговора…
– Что вы, Иван Маркович! – возмутился Ковров.
Полковник усмехнулся.
– Ладно, ступай. Подготовь все документы.
Когда за лейтенантом закрылась дверь, полковник снова подошел к окну. Фиолетовое небо. 3намение… Он потер ладонями виски. Разговор с лейтенантом действительно помог ему. По крайней мере, сумбура мыслей в голове больше не наблюдалось. Все более или менее стало раскладываться по полочкам. Единственное, чего он опасался – это не покажется ли Коврову, что у него внезапно съехала крыша? Впрочем, в исполнительности адъютанта он нисколько не сомневался. И это было главным. «Пусть он думает, что я трижды ненормальный, – подумал полковник. – Лишь бы делал все, как надо. Придет время, а я чувствую, что оно обязательно придет, причем скоро, и он поймет, что я был прав». Эта мысль немного успокоила полковника. Все же выглядеть смешным в глазах приближенного подчиненного, не хотелось.
А ведь есть еще одно дело, которое необходимо сделать как можно быстрее. Желательно прямо сегодня вечером. Да, именно вечером он обязательно поговорит с женой. Нужно убедить ее на некоторое время покинуть город. Пусть съездит в Москву сына проведать. Да и поддержит его заодно – все-таки конец первого курса. 3десь она будет для него лишней обузой. А ему самому придется работать, и работать много. И не получится у него разрываться на части. Ему будет нужна возможность полностью сосредоточиться на одном деле. Так что пусть пока семья будет подальше.
Решив для себя семейный вопрос, полковник вернулся к столу и стал просматривать принесенную Ковровым сводку ночных происшествий. Пятнадцать квартирных краж, два разбойных нападения, одно изнасилование, два убийства… Все как обычно. Чего-то чуть больше, чего-то чуть меньше, чем в другие дни. Общий процент все равно остается неизменным.
Когда он только начинал свою службу в милиции, бывало что его просто приводила в шоковое состояние эта теневая жизнь города, большей частью скрытая от простых обывателей, шли годы, и Гришина временами охватывало отчаяние от осознания того, что его работа практически не приносит никаких видимых результатов. Да, он сам лично гонялся за преступниками, ловил их. И ловил много, все-таки он был хорошим следователем. Потом всех этих преступников судили, давали срок и сажали. Казалось бы, город должен становиться чище, но нет, количество преступлений все время оставалось на одном и том же уровне. Всплески резкого увеличения бывали, и не раз, а вот снижения, медленного постоянного греющего душу снижения, несмотря на все старания, так и не наблюдалось. Впрочем, объясняется все очень просто – на место старых преступников неизменно приходят новые. Это похоже на круговорот жизни и смерти.
Со временем Гришин стал думать, что человеческую природу изменить невозможно. Всегда есть люди добропорядочные и такие, которым все общественные правила и законы до одного места.
А ведь он так страстно хотел навести порядок! Это была не просто мечта, это была главная его цель. Рвение, с которым он работал, помогло ему довольно быстро подняться вверх по служебной лестнице, но и только. Постепенно он привык к тому, что люди постоянно убивают, грабит и насилуют друг друга. Чувства притупились, и стремление хоть что-нибудь изменить в этом мире в лучшую сторону, было похоронено на самом дне души. Полковник думал, что навсегда, но… Оказалось, что это стремление все еще живо, не умерло-таки и теперь, разбуженное непонятной внешней силой, вновь овладевает всем его существом.
Порядок. Спокойствие и порядок в обществе – вот что нужно людям. Он может и должен дать им это. Пусть даже многие из них и не желают того. Все равно придет время, когда все поймут – так было нужно.
«Не сейчас, – подумал полковник. – Еще не сейчас».
Но он был уверен, что это время уже близко.
Глава 3
Громко играла музыка. Да и можно ли такое назвать музыкой? Это больше похоже на рев бензопилы, скребущей металл, вперемешку с грохотом отбойного молотка. Несмотря на то, что музыкальный центр стоял в зале, и все двери были закрыты, ей, здесь на кухне, казалось, что динамики надрываются прямо над ее ухом. "И где он только откопал эту дрянь? " – раздраженно подумала Юля. Включение такой музыки на полную катушку – ни что иное, как один из многих бзиков Бакланова. И когда ему только надоест косить под малолетних подростков? Ведь вроде бы солидный мужик, по крайней мере на вид. Хотя, конечно, не зря есть пословица – у богатых свои причуды.
– Бакланов, да сделай ты хоть чуть-чуть потише эту белиберду! – крикнула Юля безо всякой надежды быть услышанной. Впрочем, если бы он мог ее услышать, она не назвала бы его по фамилии. Он терпеть не мог, когда она так его называла. Хотя иногда она все-таки делала это специально, чтобы позлить его, когда доставал ее вконец. «Господи, когда же он, наконец, соберется и уедет»? – подумала Юля. Ей ужасно хотелось недельку побыть одной. В смысле – без него. Отдохнуть и расслабиться, пообщаться со своими старыми подругами, а не его дружками, «партнерами по бизнесу» – так он любит их называть. Тоже мне бизнесмены, так, мелкие коммерсантишки, недавно вылезшие из навоза и теперь кичащиеся своими деньгами, не такими уж, если на то пошло, и большими. Поначалу все это казалось ей забавным, но теперь, через год их совместной с Баклановым жизни, вызывало только внутреннюю неприязнь, усиливающуюся с каждым днем. Дверь на кухню открылась, из-за чего звук, издаваемый магнитофоном, стал еще громче. В образовавшемся проеме между косяком и дверью появилась самодовольно улыбающаяся физиономия Бакланова.
– Ты меня звала, или мне показалось? – осведомился он.
Юля тяжело вздохнула и сказала:
– Игорь, ты же знаешь, как я не люблю, когда эта штуковина так громко орет, Да и как ты сам можешь что-нибудь расслышать в этом грохоте?
– Подожди, сейчас сделаю потише, а то тебя совсем не слышно, – ответил Бакланов и временно исчез.
Юля снова вздохнула и подошла к окну. «Господи, какой же он, в сущности, ребенок, – подумала она. – Ненаигравшийся переизбалованный ребенок. И все друзья у него точно такие же». Взять хотя бы их постоянное хвастовство друг перед другом новыми машинами и любовницами – разве это серьезно? Юля никак не могла понять: как можно, когда тебе уже за тридцать, вести себя словно лихой, не знающий тормозов, подросток. Тинейджер, как сейчас говорят. По ее глубокому убеждению, в таком возрасте мужчина должен иметь солидным не только внешний вид. Конечно, детство живет и проявляется в каждом человеке в любом возрасте, но не до такой же степени!
Тем временем Бакланов добрался до музыкального центра, сделал звук раза в два тише и вернулся на кухню.
– И что ты вообще спряталась здесь, словно мышь в норе, – сказал он, вновь возникая в дверях.
– Догадайся сам, – Юля пожала плечами.
– Не могу, – сказал Бакланов, после чего добавил:
– Так все-таки, что ты мне хотела сказать? Я теперь тебя очень внимательно слушаю.
– Да уже ничего, – спокойно ответила Юля.
– И это все? Ты хочешь сказать, что ради того, чтобы услышать это, я бросил собирать вещи?
– Не так уж много тебе и собирать, – не выдержав, язвительно заметила Юля.
– Я вижу, у тебя сегодня паршивенькое настроение, – к огромному Юлиному удивлению совершенно спокойно сказал Бакланов. – Хотя я тебя очень хорошо понимаю —
я и сам сегодня совершенно не выспался. Однако, как мне кажется, это еще не причина, чтобы срывать на мне злость.
«Ну все, завелся, – подумала Юля. – Сейчас будет нудить минут двадцать, а то и все сорок. До самолета еще полтора часа, время у него есть».
– Ну, я хотел бы услышать, что ты мне на это скажешь? – Бакланов в упор посмотрел на нее.
– Я же тебя столько раз просила: не делай так громко музыку. Особенно такую. Я когда-нибудь от нее точно свихнусь.
Бакланов подошел к ней вплотную и, уверенным движением обняв за талию, легонько встряхнул.
– И что ты разворчалась, словно старуха? Тебе сколько лет вообще? Она тебе наоборот нравиться должна.
Не дождавшись ответа, он продолжил:
– Нормальная, между прочим, музыка. После такой сумасшедшей ночи в самый раз настроение поднимать.
– Не знаю, – ответила, наконец, Юля. – Мне она почему-то его не поднимает, а скорее наоборот.
Бакланов резко, она от неожиданности даже пошатнулась, отстранился от нее.
– А у тебя все так. Что нравится мне – тебе почему-то не нравится. Музыка не нравится, хотя для всех остальных она нормальная. То, как я себя веду – не нравится, хотя другим все равно. Друзья – не нравятся. Тебе вообще ничего не нравится. Думаешь, я не вижу? Кстати, я давно хотел у тебя спросить – почему ты живешь со мной? Может, из-за этого? Он широким жестом развел в стороны руки.
Так далеко в своих обвинениях он еще ни разу не заходил. Юлино лицо вспыхнуло румянцем гнева.
– Ты хочешь сказать, что я – проститутка? – спокойным тоном, но с грозными нотками в голосе спросила она.
– Ну почему.., – он на секунду растерялся, но потом внутри него что-то произошло, и он взорвался.
– Ты не проститутка, – тихо начал он, медленно повышая голос. – Ты вовсе не проститутка. Ты гораздо хуже. Я знаю много проституток, да-да, не таращся на меня так, они за полтинник сделают для тебя все и даже больше. А ты живешь на мои деньги и при этом постоянно что-то корчишь из себя. Тоже мне – Белоснежка! Вечно чем-то недовольна. Да ты передо мной на коленях ползать должна за то, что живешь и горя не знаешь! А теперь скажи мне, я тебя спрашиваю: чем ты лучше самой распоследней шлюхи?!
Он уже кричал. Его лицо исказилось от злобы, а изо рта вместе со словами вылетали капельки слюны. «До чего точное выражение – брызгать ядом», – внезапно подумала Юля, и ей, совершенно не к месту, стало смешно. Она изо всех сил пыталась сдержать улыбку, но у нее, по всей видимости, ничего не получилось.
В выражении выпученных глаз Бакланова, смотрящих прямо на нее, что-то изменилось, и он резко замолчал. Впрочем, как оказалось, ненадолго. Просто его легким потребовалась очередная порция воздуха, чтобы выплеснуть новый поток оскорблений в Юлин адрес.
– Ты еще скалишься, сучка?! Да ты знаешь, вообще, что я с тобой сделаю?! Ты что, забыла, кто ты такая, тварь?! Откуда я тебя выкопал?!
Юля стояла напротив беснующегося Бакланова, спокойно глядя ему прямо в глаза. То, что он сейчас говорил, ее нисколько не трогало. «Как же он мне надоел», – с тоской подумала она. Как ни странно, но ненависти к нему она не испытывала. В конце концов, она сама решила связать себя с ним. Он – такой, какой есть. А вот она… Зачем она пошла на это?
– Во-первых, это не ты меня выкопал, это я сама тебя нашла, – сказала она, когда он опять умолк. – Только вот не догадывалась я, что ты можешь оказаться такой сволочью. А во-вторых, еще ничего не поздно изменить. Если ты меня так ненавидишь, я могу уйти. И ты сможешь спокойно наслаждаться тем дерьмом, которое тебя окружает, – она широко развела руками, копируя недавний жест Бакланова.
Его глаза выпучились еще больше, он хватанул ртом воздух и прошипел:
– Я тебя убью…
Он замахнулся, чтобы ударить ее по лицу, но в последний момент, натолкнувшись на ее невозмутимый взгляд, опустил руку.
«А ведь он – слабак, – с непонятной в данной ситуации жалостью и одновременно злорадством подумала Юля. – Если бы я отшатнулась, он бы меня обязательно ударил». Бакланов прочитал этот приговор в ее взгляде и, шипя от бессильной ярости, выскочил из кухни, хлопнув дверью так, что с резной полки свалился хрустальный бокал, со звонким «дзинь» разлетевшись по полу мелкими осколками.
«А еще говорят, что посуда к счастью бьется», – невесело усмехнулась Юля, устало садясь на стул.
День был безнадежно испорчен. Несмотря на то, что через каких-то полчаса она останется одна в тишине и спокойствии. Тишина и спокойствие – это именно та среда, в которой усиленно растут и размножаются мысли. Часто не очень лестные для себя самой. Например, такая: почему я до сих пор от него не ушла, как обещала? 3а последние два месяца они уже не один раз ругались вот так по крупному. И в конце каждой ссоры она обещала себе уйти.
Когда они поругались в первый раз, она была по-настоящему близка к этому. Ее память сохранила до мелочей все обстоятельства той стычки. У них на квартире проходила очередная дружеская попойка. Из женщин присутствовала только хозяйка, то есть она сама. У нас даже не особо пьющие мужики пьют известно как – не часто, но зато до полной кондиции. Глядя на них, Юля не заметила, как и сама здорово набралась. В разгаре веселья кто-то из гостей предложил посмотреть недавно ему привезенную суперкрутую порнуху. Что ж, слово гостя для хозяина – закон. Бакланов включил видак, и они стали смотреть, весело хохоча и отпуская необходимые комментарии к особо интересным сценам. Юля восприняла такой поворот в ходе вечеринки совершенно спокойно. Во-первых, она и сама была под хорошим шафе, во-вторых, мужики – они и есть мужики, что с них взять, а в третьих, как говорится, что естественно – то не безобразно. В принципе, ничего из того, что творилось на экране телевизора, ей было не чуждо. Не девочка все-таки. Скандал разгорелся совершенно по другой причине. Распаленные зрелищем мужики стали, забыв обо всех приличиях, коситься в ее сторону, отпуская полушуточки-полунамеки. Поначалу она не подавала вида, что замечает, но минут через пять ей это здорово надоело. А Бакланов, сволочь такая, сидел молча и только пьяно усмехался, как будто, так и надо. Она тоже молчала, злясь про себя на его тупую непробиваемость до тех пор, пока совершенно случайно не перехватила его быстрый взгляд, направленный на нее. Этот взгляд ее убил наповал. Она сразу поняла смысл этого взгляда. Он был готов не просто «поделиться», он был готов отдать ее им, а сам наблюдать за тем, что будет происходить. Конечно, от пьяного мужика можно ожидать чего угодно, но такого… Она ушла и заперлась в спальне, а наутро устроила ему грандиозный скандал. Он делал вид, что совершенно не понимает – о чем это она, зато Юля поняла в тот раз – для него она не больше, чем красивая игрушка, вещь, которой он хочет владеть безраздельно и распоряжаться по своему усмотрению.
Тогда она была готова уйти от него немедленно. Но не ушла. Сказать всегда проще, чем сделать. Уйти просто так, в никуда, почти после года совместной жизни… Она не смогла. Она уже привыкла жить, уходя от острых ситуаций. К тому же, и это было для нее несколько странно, он не хотел отпускать ее. Когда дело грозило закончиться окончательным разрывом, он приходил к ней сам и просил прощения. Извинялся, умолял, падал на колени. И она прощала и оставалась. Но в душе постепенно накапливались усталость и раздражение такой жизнью.
Юля знала, что так получится и на этот раз. И это было в чем-то даже унизительно знать, что у тебя опять не хватит силы воли изменить свою жизнь…
Бакланов тихо вошел на кухню, прислонился плечом на боковую стенку холодильника и хмуро спросил:
– Ты не имеешь желания проводить меня?
Юля медленно подняла на него взгляд и, хмыкнув, сказала:
– С чего бы это?
Бакланов еще сильнее сдвинул к переносице брови. И совсем уж хмуро поинтересовался:
– Это твое последнее слово?
Юля посмотрела ему прямо в глаза и чуть не расхохоталась. Ну так и есть – перед ней стоит не мужик, а обиженный до зеленых соплей малый ребенок.
– Ну и чего ты молчишь? – поторопил ее с ответом Бакланов.
– А ты еще не понял? – Юля нарисовала на своем лице крайнюю степень удивления. – По-моему, даже и дураку должно быть ясно, что я с тобой никуда не поеду. И еще мне кажется, что ты и до дверей сможешь дойти вполне самостоятельно.
