Зона притяжения

–Здесь была вторая рота. Они уехали на работы еще прошлым утром. До сих пор никто не вернулся, – ответил сонным голосом сержант Шапиев.

Освещения в казарме, как и во всем гарнизоне не было. Резервная электростанция то ли не работала, то ли полковник приказал беречь соляру. Поэтому все пользовались свечами и невесть откуда взявшимися керосиновыми лапами. Вначале обитатели казармы проявили ко мне определенный интерес. Первым подошел маленький мальчик и спросил: – Дяденька, а вы не видели моего папу?

–К сожалению, нет, – помотал головой я.

За мальчишкой тут же подбежала молодая женщина, и, подхватив его на руки, сказал:

–Петя, не мешай, дяденькам, они устали.

–Ну, где же папа? Где папа? – не унимался малыш.

–Извините, – сказала женщина и унесла сына.

Потом подошли еще пару человек. Но, не узнав ни от меня, ни от солдат ничего нового, они перестали нас беспокоить. Несмотря на то, что люди располагались в противоположном конце казармы, я сумел подслушать отрывки некоторых разговоров. Надежда еще не покидала их, но голоса оптимистов звучали уже не так уверенно. Все чаще проскакивали словосочетания: «третья мировая», «конец света» и тому подобные. Говорили о том, что в городе хаос и кругом шастают мародеры. Матери боялись за детей, жены за мужей, которые по-прежнему не вернулись в часть. Но все еще ждали и надеялись, что завтра будет ясное утро, подует ветер, который разнесет в клочья проклятый удушливый смог и, в конце концов, все образуется.

Вскоре казарма погрузилась во тьму, и люди забылись в тревожном сне. Я лежал на койке и размышлял о том, что буду делать завтра, когда проснусь. Решение «сдаться» подполковнику Хоменко уже не казалось мне единственно верным. Я мог убежать, но какой-то подспудный импульс заставил меня поступить именно так. Интуиция, черт бы ее побрал! А если интуиция ошибается? Вдруг меня завтра расстреляют, как вражеского диверсанта? Да, ну бред это все!… Никто меня расстреливать не будет. А если даже попытается, то ничего этим не добьется.

–Боже, как я мог забыть об этом! – с ужасом подумал я, едва вспомнив про свою невероятную живучесть.

Пошли уже вторые сутки с тех пор, как со мной произошли странные изменения. Пока это дало только плюсы. Но, кто знает, что будет со мной завтра. Какова расплата за воскрешение?

А вдруг это никакая не мутация?! – неожиданно подумал я, – вполне возможно виной всему тот «укол»! Вдруг какая-нибудь «пиявка» все же проникла в мое тело? И теперь внутри живет чудовище – «нечто», ради существования которого «носителю» временно даются невероятные способности к выживанию. И потом когда плод созреет, мне конец…

Или, черт возьми, я опять напридумывал всякого бреда и сам себя запугиваю!? Но ведь было же! Было! Раны действительно заживают на мне за считанные минуты.

Что дальше? Не знаю. Ничего не знаю. Хотелось бы надеяться, что завтра все проясниться. В этом я ничем не отличался от людей в другом конце казармы. Но они уже спали, а я никак не мог сомкнуть глаз. Меня охватил страх, что это произойдет во сне. Я представил, как чудовище, если они и вправду живет во мне, вспарывает живот, затем вылезает наружу и принимается за остальных…

До самого рассвета мое сознание дрейфовало между сном и бодрствованием, подкинув мне массу нелепых, а подчас пугающих видений. И вот, когда за окнами стало светлеть, я почувствовал сильную режущую боль в животе. Меня стало трясти…

Я в ужасе открыл глаза и увидел над собой испуганное лицо подполковника Хоменко. Оказалось, это он тряс меня за плечи.

–Господи, я думал у вас приступ! Вы расцарапали себе весь живот! – отпустив меня, произнес Хоменко.

Онемев от страха, я был не в силах даже поднять голову и посмотреть расцарапанный живот.

–Да что с вами!? – недоумевал подполковник.

–Я… э, кажется… мне приснился страшный сон, – наконец выдавил я не своим голосом.

Подушка и бесполезное из-за жары одеяло были сброшены на пол, простынь смята, как будто ее только что вынули из задницы. Мой и без того потрепанный комбинезон, который я не решился снять, был окончательно изорван. Видимо во сне я пытался расстегнуть молнию, но вместо этого разорвал ее. Живот был действительно исцарапан до крови. Впрочем, царапины заживали почти на глазах. Я быстро закрыл свое тело от глаз подполковника.

–Мне нужно с вами серьезно поговорить, – тихо сказал Хоменко, когда я принял сидячее положение и протер глаза.

–Говорите, – пожал плечами я, пытаясь собраться с мыслями.

–Нет, не здесь. Идемте ко мне.

Пока я надевал ботинки, проснулся сержант Шапиев.

–Спите себе дальше, Шапиев. – Произнес Хоменко, глядя на проснувшегося солдата.

–Никак нет, товарищ подполковник… я только… – вскочив, затараторил сержант.

–Я же сказал – спите! – подполковник посмотрел на сержанта таким взглядом, что тот буквально рухнул обратно на койку

Мы вышли из казармы, и я к своему удивлению обнаружил, что смог пропал. С запада дул теплый ветер, разогнавший дым, на востоке занимался рассвет, а над нами было чистое небо. И очень хотелось надеется на лучшее.

Хоменко был неожиданно вежлив ко мне, обращался на «вы». Впрочем, он и вчера обращался так же, что странно для подобных людей. Он больше походил на особиста, чем на подполковника линейной части. Может быть, его вежливость всего лишь тактический ход, чтобы ослабить мою бдительность, а затем. А что, собственно говоря, затем?

Я мог до бесконечности забивать голову догадками. Вместо этого следовало первым перейти в наступление, однако он опередил меня.

–Прежде всего, я должен извиниться. Но и вы должны понять меня. В такой ситуации приходится быть предельно осторожным, – крайне серьезным тоном произнес Хоменко, озадачив меня.

Я кивнул в ответ, обдумывая верить его словам или нет.

Каждый шаг отдавался болью в животе, но «нечто» рожденное моим возбужденным разумом, тут было вовсе ни причем, просто мне было необходимо посетить туалет.

–Мне бы, э-э-э, по нужде… – сказал я, едва мы приблизились к штабному зданию.

На лице подполковника впервые появилось что-то вроде улыбки.

–Да конечно, – кивнул он.

Несколькими минутами позже я зашел в кабинет Хоменко. Хозяин дремал в кресле, рядом на стуле лежал комплект униформы, на полу стояло две пары ботинок. Не открывая, глаз он сказал:

–Вам лучше сменить одежду. Вот на счет ботинок я сомневался. Сорок третий или сорок четвертый… выбирайте.

–Спасибо, у меня сорок четвертый.

–Если нужно я вызову медика обработать ваши царапины.

–Нет, пустяки… – ответил я, ощутив, как холодок пробежал по спине.

Не хватало еще, чтобы они осматривали меня. Что подумает Хоменко, если узнает, что на мне уже не осталось ни одной царапины?

Я перенес вещи в противоположный конец кабинета и стал переодеваться, повернувшись спиной к подполковнику.

–Только час назад до меня вдруг дошло, – продолжил Хоменко, – что я видел ваше лицо в позапрошлом номере «Российской газеты». Олег Добрынин, правильно?

У меня аж от сердца отлегло. Подполковник удивил меня. Если я и ожидал, что меня, наконец, узнают, то только не Хоменко.

–Да верно. Должен признать, что у вас отличная зрительная память.

–Уже не та, что раньше…

Глава восьмая

На старых электромеханических часах стоявших на столе подполковника было уже четверть первого. Стрелки медленно, словно во сне, отмеряли минуты. Он не отпускал меня уже два часа, прошедших после совещания комсостава. Хоменко представил меня просто специалистом Федерального Космического Агентства, чтобы не вызвать излишнего ажиотажа. На совещании, кроме Хоменко присутствовали еще толстый полковник и два офицера помоложе. Они с интересом отнеслись к моему рассказу. Правда, мне пришлось опустить некоторые подробности, чтобы не выглядеть в их глазах идиотом. Выслушав меня, офицеры еще долго обсуждали план действий. Я не вмешивался, но избежать вопросов не удалось, так как я был, по сути, единственным источником информации. На совещании мне стало известно, что машина, посланная за телами убитых, не вернулась. Я невольно вспомнил о двух несчастных ребятах, которых оставили там сторожить мертвых… Хотя может быть они-то как раз и выжили, а машину расстреляла «птичка».

Дилемма – эвакуировать бригаду из черты города или держать позицию, так и осталась неразрешенной. Командир части был за то, чтобы ждать указаний сверху, но при этом не хотел брать ответственности на себя. И все время уклонялся от конкретного решения. Похоже, его больше интересовало, как бы поскорее похмелиться после вчерашнего. Он нервничал, стараясь побыстрее прекратить весь этот самозваный «совет в Филях». Но очевидно побаивался Хоменко, потому что целиком зависел от него. Ведь порядок в части держался именно на подполковнике. Два майора колебались. Словом, они были как лебедь рак и щука, и ничего конкретного не решили. Но винить их было не за что. Я прекрасно понимал, в каком подвешенном состоянии они находятся. Даже в худшем, чем я. Поскольку на офицерах висела ответственность за других. Я же с момента гибели экипажа станции отвечал только за себя самого. Растерянности не было, пожалуй, только у Хоменко или он удачно скрывал свои чувства.

По ходу совещания я выяснил, что связь с командованием округа просуществовала несколько дольше, чем гражданская или даже эмчээсовская. Военным не поступало приказа об эвакуации, однако пришла директива перевести часть в режим боевой готовности. А затем накрылась и военная связь. Поэтому уже почти двое суток часть была предоставлена сама себе. Не появись вечером того же дня танки, крушившие на своем пути все подряд, вояки вряд ли зачесались бы.

Хоменко в задумчивости стоял у открытого окна и глядел куда-то вдаль.

–Олег, понимаете, мне нужно это знать не из праздного интереса, а по долгу службы, так сказать. В конце концов, это останется только между нами.

–Я рассказал вам все, что мне известно, – снова повторил я.

–Олег, при всем уважении к вам, но врать вы не умеете. Как соотнести спутник связи и слова вашего командира. «Если бы ты это видел» – я цитирую ваши слова.

–Может быть, он увидел что-то на мониторе, – отбивался я.

–Нет, здесь присутствует логическая неувязка.

Черт побери, он загнал меня в угол. Я вообще не обязан ничего рассказывать. Это конечно не государственная тайна, но информация из разряда служебной. Хоменко вытаскивал из меня правду клещами, цепляясь за каждое слово.

–Черт возьми, Сергей Иванович, вы меня тоже простите, но вы работаете явно не по специальности! Как вас сюда занесло? Вам бы в органах служить! Слишком вы умны и воспитаны для такой должности!

Хоменко нервно хмыкнул.

–Не вы первый это замечаете… Что ж, воспитания у меня, наверное, на уровне генов. Четыре поколения моих предков служили родине. А вот где я служил до этого… Неважно, Раз уж судьба меня забросила сюда. Послужу родине и тут. Но вы правы я действительно в своем роде уникум. И вам, Олег, повезло, что вы встретили именно меня. Однако ж и вы далеко непросты. Можно сказать с луны свалились!

Кажется, он пытался шутить.

–Я не прошу от вас невозможного. Например, перевести, что написано на вашем странном приборе, который, по всей видимости, принадлежал японцу. Просто опишите, что сделал ваш спутник.

Слава богу, с японским у него явно туго, облегчено подумал я.

–Хорошо, я скажу вам.

Едва я произнес это, как он закрыл раму и развернулся ко мне.

–Вы слышали про «Энолу Гей»?

Хоменко напрягся.

–Это из военной истории. Хм, так назывался…

–Самолет, с которого сбросили атомную бомбу на Хиросиму. Так вот, летчикам, не объяснили, что несет их бомбардировщик. Им просто сказали, что они сбросят новую мощную бомбу. Понимаете о чем я…

Недовольный подполковник отвернулся назад и вновь открыл окно.

–Вам действительно ничего не сказали!!! Теперь я вижу, что вы не врете.

–Мы знали только что испытаем спутник связи.

–Вы хотя бы осознаете, какой груз ответственности лежит на вас?!!

–И да и нет. Ведь я был пешкой в чужих руках. Но стоит об этом подумать, как становиться не по себе…

В комнате воцарилась гнетущая тишина. И мне действительно стало не по себе. Вначале неприятно защемило в груди. Потом перед мысленным взором закружились лица Цыплакова, Робертсона, Грина, Маккола и Осаки – погибших членов экипажа МКС, затем лицо жены, родителей и многих других. Все они смотрели с укоризной за то, что я разрушил их привычный мир. Нажал маленькую кнопку на дурацком Устройстве, и миру конец…

Я очнулся от прикосновения руки подполковника. Положив ладонь на мое правое плечо, он тихо произнес:

–Мужайтесь, Добрынин, мужайтесь. Нам еще предстоит сообща выбраться из этого…

Хоменко вернулся к столу, достал из ящика маленький карманный приемник и, вставив наушники в уши, стал крутить ручку настройки.

–Только шум, – спустя какое-то время сказал он.

На мгновение мне показалось, что я тоже слышу шум, раздававшийся из приемника Хоменко. Вскоре я услышал отдельные крики, топот тяжелых армейских сапог. Во дворе началось какое-то оживление. Я бросился к отрытому окну и увидел, что люди бегут в разных направлениях. Бросив взгляд на соседние строения, я обнаружил на крышах много солдат и гражданских.

–Да что там случилось?! – наконец опомнился подполковник.

–Кажется, они что-то увидели…

Заметив нас, пробегавший мимо солдат притормозил.

–Товарищ подполковник, там самолеты! – махнув рукой на север, крикнул он и помчался дальше, очевидно на крышу ближайшего дома.

–Бардак! Никакой дисциплины… – буркнул Хоменко и подошел к шкафу. –Идемте, на крышу штаба, я возьму бинокль.

Не прошло и минуты, как мы, поддавшись общей суматохе и позабыв о естественной предосторожности, очутились наверху. Видимость составляла не более трех километров. Налетевший утром ветер так и не сумел полностью развеять проклятый смог. На севере почти на границе видимости мы увидели метавшиеся в небе силуэты самолетов.

Тем временем Хоменко настроил бинокль и с удовлетворением в голосе произнес:

–Действительно самолеты.

–Но вопрос чьи?!

–Похожи на наши «сушки». Но лучше гляньте сами.

Приняв бинокль, я неожиданно заметило, что среди самолетов металась «ласточка». Мелькали огненные шарики ракет, а если прислушаться, то становилось слышно громыхание бортовых орудий.

–Там идет бой, – произнес я, и словно в подтверждение моих слов один самолет неожиданно вспыхнул и, оставляя в небе темный след, резко пошел вниз.

Едва самолет скрылся за крышами домов, как до нас донесся грохот, а к небу взметнулись всполохи пламени, затем повалил черный дым. Со всех сторон посыпались ругательства.

Кроме нас на крыше очутилось немало народу. В том числе двое радистов, зачем-то притащивших полевую рацию.

–Кто приказал? – строго спросил их Хоменко.

–Мы это… – замямлил сержант.

–Понятно, самодеятельностью занимаетесь!

–Прикажете отнести обратно?

–Ладно, черт с вами, разворачивайте!

–Вряд ли у них получиться, – засомневался я, вспомнив, как мы с Робертсоном безуспешно пытались связаться с вертолетом, пролетавшим гораздо ближе, чем эти самолеты.

Бой между тем продолжался. Все заворожено наблюдали за поединком в небе. Но лишь я да Титов со своими солдатами знали, с каким опасным противником имеют дело наши летчики. Поэтому когда прямо в воздухе разлетелся второй самолет, я нисколько этому не удивился. Удивляло другое – что они так долго держались.

–Будет лучше, если мы окажемся под крышей, а не на крыше, когда она добьет самолеты и, не дай бог, пролетит над нами, – с этими словами я вернул бинокль подполковнику.

–Та самая «птичка», которая накрыла отряд Романцева?!

–Да.

Хоменко уже хотел приказать, чтобы все покинули крышу, когда вдруг произошло чудо. На голубой лист небосвода словно кто-то пролил ярко-зеленые чернила. Брызги разлетелись по сторонам и стекли вниз.

Ошалев от неожиданности, я вырвал из рук подполковника бинокль и прильнул к стеклам. «Ласточки» больше не было! Летчики сбили ее!!!

–Сбили!!! Они сбили ее!! – вне себя от счастья, завопил я.

Стоявшие рядом вояки подхватили мой клич, за ними люди на соседних крышах, и вскоре вся часть вопила резанная.

–Сбили!!!

–Ура-а-а-а!!

–Сбили!!!

Те, у кого было оружие, стали палить в воздух.

Самолеты еще немного покружили над местом боя, а затем направились на восток. Радисты вопили что есть мочи, но их естественно никто не слышал.

–Как назло под рукой ни одной сигнальной ракеты! – удручено произнес подполковник, провожая взглядом улетавшие самолеты.

Впрочем, он ошибся. На всю бригаду все же нашлось несколько догадливых, и с территории части в небо поднялись три ракеты. Не прошло и нескольких секунд, как самолет, летевший последним, сделал разворот в нашу сторону.

Все вновь завопили. И раскатистое «ура» незаметно слилось с нарастающим грохотом реактивного двигателя. Штурмовик на бреющем полете пронесся над нами и вновь пошел на разворот. Кто-то из вояк запустил еще одну сигнальную ракету.

–Наш! – стараясь перекричать шум рявкнул Хоменко. –«Сушка».

Самолет тем временем сделал над частью круг, а потом под радостные крики свил над нами восьмерку и, качнув крыльями, ушел на восток.

–Значит, будем ждать вертолета, – услышал я от Хоменко, когда грохот реактивных струй стих.

–Вопрос, долетит ли он…

–Будем надеяться.

–Товарищ подполковник, мы ничего не слышали!… – надрывая связки, доложил радист.

Все еще продолжали по инерции кричать и свистеть вслед улетевшему самолету. Поэтому приходилось говорить громко, чтобы услышать друг друга.

–Да нет! – перебил второй, – кажется, что-то было. «Держитесь» – вот так, кажется, они передали.

Хоменко кивнул.

–Хорошо, свертывайте агрегат.

Мы уже было направились к выходу, когда на крыше появился полковник. Он тяжело дышал, запыхался, кроме того, от него как обычно сильно разило спиртным.

–Иваныч! Ну че тут? Самолет говорят…

–Все нормально, Никита Семеныч, будет помощь, – подхватив качающегося полковника, Хоменко повел его вниз.

Весь остаток дня я бесцельно шатался по территории части. Мне определенно начинало везти. Вокруг ничего не взрывалось, не гибли люди и, самое главное, я наконец-то получил реальную поддержку. Оставалось только дождаться вертолета, если конечно верить сигналу, который дал летчик штурмовика. Люди заметно повеселели. Того уныния и растерянности, которое было вчера, и след простыл. Однако мой оптимизм был куда осторожнее, чем у военных. Ветер стал затихать, и город вновь погружался в объятия смога. А вертолета меж тем все не было. Я понимал, что если он не прибудет в ближайшие полчаса, то просто не обнаружит наше местонахождение. Поэтому в лучшем случае нам следовало ожидать его завтра утром. И то при условии, что завтра ветер хотя бы немного развеет дымовую завесу…

–Летчик, блин! Не узнал! – услыхал я, когда, задумавшись, шел вдоль бетонного забора части.

Я поднял взгляд и обнаружил, что ко мне подходит старшина Парышев. На его лице была пьяная ухмылка, изо рта торчала сигарета.

Парышев вынул из-за пазухи на три четверти початую бутыль и сунул ее мне.

–Давай за радостные вести!

Я понял, что от него просто так не отвертеться и немного хлебнул. Слава богу, что за час до этого я поел вместе с подполковником. И хотя полноценным обедом это было не назвать, желудок я все же набил.

–Как думаешь, вертушка скоро будет? – спросил старшина.

Я поделился с ним своими опасениями.

–Ну завтра то она наверняка будет?!… Жаль мужиков, да и второй батальон не вернулся. Я сегодня к жене Романцова ходил… жалко ее… Хорошая баба….

Парышев залпом допил остатки водки и, облокотившись спиной об забор, сел.

–Знаешь я ведь не только на Кавказе был… Но черт побери, вовсе я не такой я железный, как думает стралей. Когда эту гадость хлебну, так сразу слезу прошибает… жалко людей… большая война это ж не Кавказ… это…

–Парашев, че расселся!

Нас заметил один из патрулей ходивших вдоль периметра части.

–Иди проспись! – сказал какой-то незнакомый мне сержант.

–Сам ты параша!… – старшина пнул ногой своего коллегу и удалился прочь.

–Чума! А вы бы тут не ходили, товарищ Добрынин. Подполковник Хоменко просил вас не уходить далеко, – уже мне сказал сержант.

Я кинул головой и пошел вслед за пьяным старшиной.

Весь день ко мне липли с расспросами, особенно гражданские. Какой-то умник распустил слух, что я, дескать, один летчик успевший катапультироваться с одного из подбитых сегодня днем самолетов. Людям не терпелось узнать, кто на нас напал. Один раз я не вытерпел и сказал, что все сразу. Вопросы не то чтобы раздражали меня, но заставляли вспоминать о произошедшем на орбите. Я никак не мог отделаться от мысли, что мы испытали какое-то страшное оружие, ставшее причиной войны или всепланетной катастрофы.

В итоге я нашел убежище среди солдат Титова, которые, по крайней мере, не задавали мне глупых вопросов. Компания из шести человек закрылась в маленькой комнатушке и втихаря пила стащенную откуда-то водку. Я слышал, что Хоменко искал меня, но решил пока не объявляться.

Парышев уже вырубился и лежал в углу комнаты. Солдаты пили, закусывали и травили разные, как правило, похабные байки, а мой стакан так и остался не тронутым. Я сидел в задумчивости, глядя куда-то в пустоту.

Теперь, когда появилась реальная надежда, что я доберусь до своих, меня вдруг охватила тревога. Я был неуверен в себе и не знал, что буду говорить, когда предстану перед комиссией. Я ведь даже не задумывался над этим. Цель была только выжить.

Фактически я единственный свидетель, на которого неизбежно обрушиться масса вопросов, как только начнутся разбирательства. Возможно, мне дадут несколько дней передышки, а потом начнется… И я еще пожалею, что стал космонавтом. Стоило ли так долго учиться, получать ученую степень, пробиваться в отряд космонавтов, чтобы упасть с небес и пить водку с обычными солдатами. Этот путь можно было пройти гораздо быстрее. Мы все очень умные, черт побери, и вот до чего нас довела эта умность! До мировой катастрофы! Будь мы проще, как эти солдатики, ничего бы такого не случилось.

Я схватил стакан и залпом выпил его содержимое. Водка обожгла горло и пищевод, но в голову совсем не ударила.

–Вот дает, летчик! – сосед похлопал меня по плечу. -На-ка еще.

–А мы думали ты совсем того, трезвенник-язвенник.

Я усмехнулся и выдул второй стакан. И опять никакой реакции. А ведь сейчас как никогда я хотел напиться. Но не помог и третий стакан. Солдаты, заинтересовавшись, этим феноменом налили четвертый. Все молча ждали, когда я наконец не выдержу и рухну рядом со старшиной. Я и сам желал этого, однако четвертый тоже прошел незамеченным. Лишь тогда я сообразил, что причиной этого была «тварь», жившая внутри моего тела. Вероятно, она переваривала водку.

Господи, ну за что мне такое наказание! Ели ты и в самом деле есть, господи…

Из-за этой дряни я на всю жизнь окажусь в изоляции. Если она, конечно, не сожрет меня раньше!

Мне стало страшно. Я желал только одного – заснуть и, проснувшись, обнаружить, что это страшный бредовый сон наконец закончился. К несчастью, это было невозможно. Значит, если я выберусь, меня ожидает судьба подопытного кролика. Тогда может быть и не стоит выбираться…

Я впал в прострацию и потерял счет времени. Очнуться меня заставил солдат, прокричавший мне прямо в ухо:

–Очнись летчик! Тревога!

Вскочив, я побежал вместе со всеми. Мы вылетели в коридор и ринулись выходу. С улицы доносились крики и пальба.

Ну вот, опять началось! – промелькнуло в голове, когда я очутился на крыльце казармы. – Это было всего лишь затишье перед бурей!

Стрельба и крики доносились со стороны ворот, через которые мы вчера попали на территорию части. Солдаты, не долго думая, побежали на подмогу. Я в нерешительности замер на крыльце, потому что у меня не было никакого оружия. И тут в ушах зазвенело. За соседним зданием громыхнул взрыв, выбивший все стекла.

–Воздух! – услышал я, прежде чем человеческий голос исчез в раскате нового взрыва.

Инстинктивно я бросился вниз и, подвернув ногу, прокатился по ступенькам. Из дыма возник темный силуэт, и вновь забарабанил по земле «смертельный град». Я видел, как солдаты бежавшие впереди почти одновременно упали наземь. Затем кто-то рухнул на меня и, конвульсивно дернувшись, замер.

–Летчик… летчик, ты жив, мать твою? – хриплый голос вывел меня из оцепенения.

Скинув в себя убитого солдата, я вдруг обнаружил в дверном проеме перекошенное лицо старшины Парышева. Он был еще пьян, но уже начинал трезветь. Ситуация способствовала.

Выдав порцию отборного мата, он посоветовал мне подобрать автомат убитого и ползти обратно.