Шепот ночи

Рудольф Багдасарян

Шепот ночи

Дорогие читатели!

Я, Ваш покорный слуга, писатель, готов представить Вам сборник леденящих душу рассказов, полных мистики, тайн и загадок.

Этот сборник я назвал "Шепот ночи".

В нем Вы найдете истории, от которых будет мурашки бегать по коже – "Зловещие тайны деревушки", "Проклятие старого особняка", "Тень из преисподней".

Вас ждут захватывающие приключения, полные опасностей и неразгаданных загадок прошлого – "Клад кровавой скалы", "Зря мы раскопали могилу", "Тайна заброшенного санатория".

Не обойдется и без мистических, почти сказочных сюжетов – "Зимняя сказка", "Клад старой ведьмы", "Белый шум". А также истории, полные драматизма и человеческих страстей – "Исповедь огненного отряда", "Черный шарф", "Заправка у чертового перекрестка".

Погрузитесь в атмосферу тайн и загадок вместе со мной, дорогие читатели! "Шепот ночи" откроет перед Вами завесу над самыми зловещими тайнами и загадками прошлого.

Ждите новых захватывающих историй!

Часть 1: Сигнал из Бездны

Московский институт экспериментальной физики. Здание-монолит сталинской эпохи, пропитанное запахом пыли, старой проводки и невысказанных тайн. В его чреве, за дверью с выцветшей табличкой «Лаб. №13», бился над невозможным профессор Игорь Демидов.

Воздух гудел от неонового света и постоянного, ровного гудения аппаратуры – белого шума, ставшего саундтреком их отчаянного предприятия.

Демидов, казалось, выточен из того же гранита, что и институт, но с трещинами.

Худощавый, с впалыми щеками и запавшими глазами, в которых горел нездоровый, лихорадочный огонь. Его пальцы, нервные и костлявые, вечно теребили клиновидную бороду, поседевшую за последние десять лет – десять лет, прожитых в тени одной катастрофы.

Смерти жены, Ольги. Ее смех, тепло ее руки, последняя ссора, оставшаяся без прощения – все это превратилось в навязчивую идею, в фикс. Он грезил не о бессмертии души, а о шансе – одном лишь шансе! – услышать ее голос снова. Попросить прощения. Узнать, там ли она.

Команда – аскетичный программист Марк, щуплый биолог Анна, и крепкий, но суеверный техник Вадим – работали вполголоса, будто боялись спугнуть тишину.

Их детище – алгоритм «Феникс».

Гипотеза: сознание не гаснет, а переходит. В другое измерение, слой реальности, доступный лишь через специфический резонанс. Алгоритм брал запись голоса умершего («маяк») – трепетное «Привет, папа» дочери Анны, старую песню в исполнении бабушки Марка – и вплетал ее в самую ткань белого шума. Он модулировал хаос, создавая уникальный звуковой узор, который, по их безумной надежде, могла узнать и откликнуться на него душа.

«День сто тринадцатый. Мощность стабилизирована. Частота маяка – голос Ольги, фрагмент из… из нашего последнего ужина.»

Голос Демидова был хриплым от бессонницы. Он включил запись. Ласковый, чуть насмешливый голос жены: "…Игорь, ну кто так картошку чистит? Весь стол в крошках!" На секунду в лаборатории стало теплее. Потом – включение генератора шума. Монотонное «шшшшшшшшш», поглотившее голос, как море – каплю.

Недели. Месяцы. Эксперименты сливались в серую муть. Результат – нулевой. Только нарастающая усталость, мигрени, да нервные вздрагивания Вадима при каждом щелчке реле. Анна украдкой стирала слезы, глядя на фото дочери на мониторе. Марк молча пил кофе литрами. Отчаяние висело тяжелее свинца.

И вот, в ночь, когда Вадим уже мрачно собирался домой, а Демидов машинально перебирал старые графики, оно случилось.

Звук.

Не просто искажение. Это был срыв. Белый шум взвыл, скрипнул, как рвущийся металл, захлебнулся шепотом десятков голосов, прорезался диким, животным воплем где-то в бесконечной дали. Аппаратура взбесилась, стрелки приборов зашкаливали. И тогда…

Тишина. Глубокая, звенящая.

И из динамиков, сквозь внезапно стихший хаос, пробился голос. Не Ольги. Мужской. Глухой, будто доносящийся со дна колодца, хриплый от неиспользования:

– …Кто… здесь?.. Кто… зовет?..

Вадим вскрикнул, отпрянув от пульта. Анна вцепилась в подлокотники кресла, костяшки пальцев побелели. Марк замер, широко раскрыв глаза, устремленные на Демидова. Сам профессор сидел недвижимо. Сердце колотилось так, что вот-вот разорвет грудную клетку. Радость? Ужас? Оба чувства слились в ледяной ком в горле.

– …Отец?.. – голос дрогнул, стал чуть яснее, узнаваемее. Это был голос отца Марка, умершего пять лет назад. – Это… ты?..

Абсолютная тишина. Даже гул аппаратуры стих. Казалось, сама реальность затаила дыхание.

Голос растворился так же внезапно. Белый шум вернулся – ровный, монотонный, невыносимо обыденный.

Демидов поднялся. Лицо его было пепельно-серым. Рука, тянувшаяся к главному выключателю, дрожала мелкой дрожью. Он щелкнул тумблером. Гул стих. В гробовой тишине лаборатории №13 звенело только эхо того голоса и собственное бешеное сердцебиение Демидова. Он добился. Но в душе вместо триумфа – ледяная пустота и щемящий вопрос: Что именно откликнулось?

Часть 2: Стражи Порога

Весть о прорыве разнеслась по научному миру как ударная волна. Коллеги осаждали Демидова: одни – восторженные, с вопросами о Нобелевке; другие – скептики, требовавшие доказательств; третьи – мрачные, шептавшие о «непознаваемом» и «запретных вратах».

Сам Демидов был глух ко всему, кроме зова Бездны. Предостережения старого друга, профессора-философа Сергея Петрова («Игорь, ты лезешь в пещеру с факелом, не зная, что там спит!») он отмахнулся: «Сергей, мы увидели свет из пещеры!».

Одержимость стала его сутью. Он спал по 3 часа, питался бутербродами у пульта, игнорировал тени под глазами команды. Мощность установки «Феникс» увеличили вдвое.

Алгоритм дорабатывался ежедневно. Сеансы связи стали регулярными. Голоса из шума звучали чаще, отчетливее: обрывки фраз, имена, иногда – целые предложения, полные тоски или недоумения. Анна плакала, слыша смех дочери.

Марк бледнел, узнавая отца. Они записывали все, анализировали спектрограммы, искали закономерности в, казалось бы, случайных словах. Надежда, сладкая и опьяняющая, вытесняла осторожность.

Но Лаборатория №13 начала мстить.

Странности начались мелко: перегоревшие лампочки, спонтанные перезагрузки компьютеров, едва уловимый запах озона после сеансов. Потом сильнее: у Анны начались мигрени, Вадим видел кошмары и вздрагивал от теней, Марк стал раздражительным. Однажды ночью загорелся блок питания – Вадим, к счастью, задержался и потушил огонь огнетушителем. Стены казались холодными даже при включенном отоплении.

«Побочные эффекты неизученных полей,» – бросал Демидов, не отрывая глаз от экранов. Его собственная рука иногда подрагивала, а в глазах поселилась нечеловеческая усталость. Он был как альпинист, видящий лишь вершину, игнорирующий трещины под ногами.

Роковой сеанс был посвящен матери Вадима. «Маяк» – ее любимая колыбельная. Шум гудел, спектрограммы плясали. И вдруг – тишина. Абсолютная, давящая. Воздух стал густым, как сироп. И тогда заговорило Оно.

Голос был не из динамиков. Он звучал внутри черепа каждого. Холодный, без тембра, без эмоций, как скрежет камня по льду. Язык был незнаком, чудовищно сложен, но смысл врезался прямо в сознание:

– Вы нарушаете Границу. Вы вторгаетесь в Запретное. Прекратите. Или будет… хуже.

Вадим рухнул на колени, закрыв уши – бесполезно. Анна вжалась в стену. Марк замер с лицом маски ужаса. Демидов почувствовал, как леденеет кровь.

– Кто ты?! – выдохнул он, голос сорвался в шепот.

– Мы – Стражи. Мы стоим у Врат. Равновесие незыблемо. – Голос звучал отовсюду и ниоткуда.

– Но мы хотим лишь говорить! С нашими близкими! – крикнула Анна, голос срываясь на истерику.

– Мертвые принадлежат Тьме. Живые – Свету. Разделены Вечностью. – Металл в голосе стал острее. – Уйдите. Забудьте. Сотрите память об этом Месте. Иначе… придет Расплата.

Тишина, наступившая после, была громче любого крика. Зловещей. Невыносимой. Стражи ушли, оставив после себя лишь запах мороза и всепоглощающий страх.

Часть 3: Тень Сомнения

Утром Анна принесла заявление об уходе. «Дочь снится… страшно. Простите.» Вадим молча кивнул, собирая вещи: «Я больше не могу. Тут… нечисто.» Марк остался, но тень сомнения легла на его лицо постоянной маской. Он избегал смотреть на установку.

Только Демидов казался непоколебим. Но это была видимость. Он стал тенью – замкнутым, резким, подозрительным.

Часами просиживал в своем кабинете, слушая записи голоса Стражей на повторе, вглядываясь в искаженные спектрограммы, пытаясь найти слабину, ключ.

Его одержимость не угасла – она вывернулась внутрь, стала черной и ядовитой. Страх грыз его изнутри, но он видел в нем лишь слабость, которую нужно преодолеть. Они боятся нас! Значит, мы на правильном пути!

Лаборатория №13, полупустая, стала жить своей жизнью. По ночам в пустых коридорах слышались шаги – тяжелые, размеренные, нечеловечески медленные. Шорохи за дверью кабинета Демидова, когда он знал, что там никого нет. Однажды Марк, задержавшись, увидел в конце коридора тень – высокую, бесформенную, которая растворилась в стене. Аппаратура «Феникса» сходила с ума в отсутствие людей: экраны показывали хаотичные символы, динамики издавали тихий, злобный рык.

Демидов работал поздно. В кабинете пахло пылью, кофе и страхом. Вдруг – скре-е-ежет.

Металл по металлу.

Прямо за дверью.

Сердце ушло в пятки. Он медленно поднялся.

– Кто там? – Голос звучал чужим.

Тишина.

Он взялся за ручку. Холодный металл. Рывок. Коридор пуст. Иллюминаторы окон бросали на пол длинные, искаженные тени. И там, у самой двери в Лабораторию №13, стояла фигура.

Не тень. Плотная, чернее самой тьмы, без лица, без деталей. Просто силуэт человека, но… неправильного.

Он не двигался. Ждал.

– Кто ты?! – крикнул Демидов, голос сорвался. Фигура не ответила. Он сделал шаг вперед. И в тот же миг фигура не исчезла – она растворилась, как дым в ветру, не оставив следа.

Холодный пот струился по спине. Он прислонился к косяку, дрожа. Предупреждение было прямым. Зримым. Они здесь. Они следят. Следующий шаг – конец. Но мысль о том, чтобы остановиться, была невыносимее страха. Ольга… ее голос был так близок!

Часть 4: Зов Бездны

Он переселился в лабораторию. Диван у стены, крошечная кухонька. Мир сузился до экранов, кнопок и гудящего «Феникса». Он игнорировал звонки Петрова, отмахивался от озабоченного взгляда Марка («Игорь Михайлович, вы себя губите!»). Его гнала не просто идея – жажда. Жажда прорвать завесу, вцепиться в тайну бытия после смерти, искупить вину перед Ольгой. Эта жажда выжигала все остальное, превращая его в призрак.

Работа шла безумными темпами. Он нашел способ – не просто улавливать сигналы, а резонировать с самой тканью иного измерения. Теория сумасшедшая. Расчеты на грани фола. Он переделал «Феникс» – добавил новые катушки, странные резонаторы, снял все предохранители. Установка стала похожа на жертвенный алтарь технологий. Его последний эксперимент был одиночным. Марк ушел, подавленный. Демидов, с трясущимися руками и мутным взглядом (он не спал трое суток), запустил протокол. Не для контакта. Для прорыва.

Воздух загустел, стал вязким и тяжелым. Дышать стало трудно. Генератор шума взвыл на новой, пугающей частоте – не гул, а низкочастотный вой, от которого вибрировали кости и звенело в ушах. Свет померк, лампы мигали в судорожном ритме. Демидов уже хотел отключить все, почувствовав, как земля уходит из-под ног, когда увидел.

В центре лаборатории, над сердцем установки, пространство треснуло. Не дыра, а черная, пульсирующая язва на самой реальности. Из нее веяло космическим холодом и древним, нечеловеческим страхом. Но был и зов. Гипнотический, неодолимый. Магнит для души. Демидов встал. Шаг. Еще шаг. Его влекло. Он забыл Ольгу, забыл страх, забыл себя. Он был пустым сосудом, наполняемым притяжением Бездны. Рука потянулась к черной пульсации…

– ИГОРЬ, СТОЙ! – рев распахнутой двери и голос, пробившийся сквозь вой. Сергей Петров, запыхавшийся, с глазами полными ужаса, рванулся вперед. – Это ловушка! Очнись!

Демидов обернулся. На мгновение в его глазах мелькнуло узнавание, потом – безумие. Он улыбнулся. Широко, неестественно.

– Сергей… Ты опоз… – И шагнул вперед, в черную язву.

Петров в отчаянии протянул руку – схватил пустоту. Язва схлопнулась с глухим хлопком, как захлопнувшаяся крышка гроба. Остался лишь едкий запах озона, гул внезапно умолкших приборов и оглушительная, мертвая тишина. Игорь Демидов исчез.

Часть 5: Цена Истины

Петров стоял, как истукан. Воздух выжигал легкие. "Нет. Не может быть. Галлюцинация…" Но холодное пятно на полу, где была язва, и отсутствие Демидова были слишком реальны. Предупреждения Стражей эхом бились в висках. "Прекратите. Иначе будет хуже." Демидов ослеп, оглох, сгорел в своей навязчивой идее. И поплатился. Но куда? Что с ним? Жив ли? И главное – можно ли его вернуть?

Чувство вины и долга сжали сердце стальными тисками. Он не мог уйти. Не мог оставить друга там, в кромешной тьме. Даже если самому придется заглянуть в Бездну.

Петров запер лабораторию.

Он стал призраком института, бродящим по ночам.

Он изучил все записи Демидова – безумные формулы, шифры, спектрограммы.

Он искал ключ в бессвязных обрывках голосов с Той Стороны.

Он рылся в древних трактатах по демонологии, парапсихологии, квантовой механике, консультировался с опальными экстрасенсами.

Он спал урывками, ел когда придется.

Одержимость Демидова нашла нового носителя, но Петров сохранял трезвость. Он искал не контакта, а спасения.

Ответ нашел его сам, в черновике на краю стола Демидова. Небольшая поправка в алгоритме «Феникс», сделанная в последние дни. Демидов не просто использовал записи чужих голосов. Он добавил свой голос. Свой страстный, полный тоски и вины зов к Ольге. Он не просто посылал маяк – он кричал в Бездну свое имя, свою боль, свою душу. И Они услышали. Не Ольгу. Стражей. Или что-то… похуже. Он сам стал маяком. Сам открыл дверь и встал на пороге.

Петров понял: Демидов в ловушке. Его душа, его сознание – пленник у Стражей или того, что за Ними. Вытащить его силой «Феникса» невозможно – это лишь откроет Врата снова. Нужно что-то иное. Ритуал. Не технология, а древняя магия переплетения миров. В одном из самых пыльных фолиантов он нашел его – «Зов у Закрытых Врат». Ритуал не открытия, а контролируемого приоткрытия Завесы. Ритуал чудовищно опасный, требующий невероятной концентрации и… жертвы. Но Петров был готов. За друга.

Он подготовил лабораторию. Вынес лишнюю аппаратуру. Нарисовал мелом на полу сложные, зловещие символы из книги. Поставил свечи (нелепость в научной лаборатории, ставшей храмом безумия). Установил «Феникс» в центр круга – как антенну, как фокус. Сердце колотилось. Над Москвой бушевала гроза. Удары молний освещали символы на полу жутковатым светом. Пора.

Часть 6: Встреча у Врат

Петров начал читать. Слова были чужие, гортанные, полные древней мощи. Каждый слог отдавался болью в висках. Свечи заколебались, хотя сквозняка не было. Воздух снова загустел, стал тягучим. Стены лаборатории задышали – то сжимаясь, то расширяясь в такт его голосу. Генератор «Феникса» завыл, но теперь его вой вплелся в ритм заклинаний. Петров чувствовал, как из него вытягивается энергия, как каждая клетка кричит от напряжения. Но он не останавливался. Глаза горели решимостью.

И вот, в центре круга, над «Фениксом», оно появилось. Не черная язва. Мерцающий, полупрозрачный портал. Как замерзшее пламя или витраж из тумана и звездной пыли. Петров почувствовал тонкую нить связи с ним. Он может открыть. Закрыть. Контролировать. Он сделал шаг к порталу. Холодное сияние омыло лицо. Он шагнул внутрь.

Мир перевернулся. Он стоял в бесконечном, сером Тумане. Под ногами – не земля, а нечто зыбкое, вязкое, словно пепел, смешанный с облаками. Свет был не от солнца – бледный, рассеянный, не отбрасывающий теней. Тишина была абсолютной и давящей. И вдали, неподвижно, стояла фигура. Игорь Демидов. Но не тот. Согбенный, с опущенной головой. Вокруг него клубился черный туман, цепкий и живой, словно пытавшийся задушить.

– Игорь! – крикнул Петров, голос звучал глухо, как под водой. – Я нашел тебя! Идем!

Демидов медленно поднял голову. Лицо – маска изможденного страдания. Кожа землисто-серая, глаза – две угольные ямы, в которых тлел безумный, чужой огонь.

– Сергей… – его голос был скрипом ржавых петель. Ни радости, ни удивления. Только бесконечная усталость и… знание. – Зачем?..

– Чтобы вытащить тебя! – Петров подошел ближе, преодолевая сопротивление тумана. – Это место убивает! Идем, пока можем!

Уголки губ Демидова дрогнули в подобии усмешки.

– Убивает?.. – он слабо махнул рукой. Черный туман вокруг него рассеялся, как занавес.

Петров вскрикнул.

Ад.

Бескрайняя равнина. Не из огня. Из пепла и костей. Небо – багровая, пульсирующая рана, из которой сочился не свет, а тьма. Воздух – вонь гниения и серы, обжигающая легкие. И тени. Мириады. Бесформенные, текучие, издающие беззвучные вопли агонии. Они копошились в пепле, падали с кровавого неба, сливались и разрывались. Некоторые имели подобие лиц – искаженных вечным ужасом. И повсюду – ощущение чужого, враждебного взгляда. Мир безумия и отчаяния.

– Видишь?.. – голос Демидова был ровным, как надгробная плита. – Истина… За Завесой… Хаос… Вечность…

– Но мы… мы не можем… – Петров задыхался, ноги подкашивались. Вид был невыносимым, он рвал разум.

– Поздно… – прошептал Демидов, и в его глазах вспыхнул тот самый чужой огонь. – Врата открыты… Они идут…

Черный туман сгустился мгновенно, превратившись в вихрь из когтей и шипящей тьмы. Невидимые щупальца схватили Петрова за руки, за ноги, потащили к копошащейся массе теней. Он рванулся с диким криком:

– ИГОРЬ! ПОМОГИ!

Демидов смотрел на него. Усмешка застыла на лице. В его глазах не было ничего человеческого. Только холодное, стражничье знание.

– Ты… один из нас теперь… – его голос исказился, стал множественным, эхом из бездны. – Блуждать… Вечно… Искать выход… Которого… нет… Мы…

Вопль Петрова заглушил последние слова. Тени навалились, поглощая, затягивая в ледяную, живую тьму. Петров, собрав последние силы, рванулся назад, к едва виднеющемуся мерцанию портала. Он не видел Демидова. Он видел только путь к спасению. Он должен предупредить! Должен…

Он прыгнул. Чувствуя, как ледяные когти царапают спину. Мерцание портала было прямо перед лицом…

ХЛОПОК.

Портал захлопнулся. Петров упал на холодный линолеум Лаборатории №13. Вокруг – тишина. Только его собственное хриплое дыхание и далекий гром грозы. Он был один. Он выбрался. Но ценой чего? Он оглянулся. Символы на полу стерты. Свечи погасли. «Феникс» стоял мертвым, почерневшим монолитом. Игоря Демидова не было.

Эпилог: Цена Истины

На следующий день охрана нашла Лабораторию №13 пустой и разгромленной. Мониторы разбиты, провода вырваны, бумаги – пепел в металлическом ведре. Ни Демидова, ни Петрова, ни Марка (который, видимо, пришел позже и тоже исчез). Только на полу, в центре комнаты, где когда-то стоял «Феникс», лежала старая аудиокассета.

Ее вставили в уцелевший плеер. Сначала – тишина. Потом – ровный, чистый белый шум. И сквозь него, еле слышно, на грани восприятия, шепот. Не один. Множество голосов, сливающихся в жуткий хор, среди которых угадывался хрип Демидова и отчаянный шепот Петрова:

"…Берегитесь… Они… везде… Слушают… Слушают… СЛУШАЮТ…"

Шепот оборвался. Остался только белый шум. Вечный. Равнодушный. И полный невысказанных ужасов.

Встреча с туманом

Туман клубился вокруг древних сосен Сибирского леса, словно живое существо, укрывая деревья мрачной вуалью, которая медленно поднималась с земли, как если бы лесной дух сам собой встал на защиту своих стволов.

Ветки сосен, разросшиеся на протяжении столетий, казались как бы обвившиtся вокруг стволов, создавая уникальный каркас, подобный рукам природы.

Сергей и его друзья, Алексей и Вадим, возвращались с охоты, уставшие, но довольные результатом усилий.

Добыча была богатой, и запах свежей дичи, который будет готовиться на костре, уже приятно вызывал аппетит и чувство радости.

Они шли молча, каждый свой шаг задумчиво сопровождающийся мыслями о предстоящем обеде и теплом уюте, которое их ожидало в старой мельнице Макса.

Мельница, стоявшая на высоком берегу реки, была местом, где часто останавливались путники, привлекавшим их своей историей и уникальным архитектурным решением.

Здание, построенное еще в XVIII веке, с его толстыми стенами и высокими стОлбами, казалось как бы выросшим из земли, а его мельничный камень, не переставая вращаться, создавал ощущение динамичности и движения.

Сергей и его друзья направились к старой мельнице, оставляя позади себя лесную уединенность, чтобы насладиться уютом и теплом, которые ждали их внутри.

Небо было затянуто туманом, который медленно рассеивался, открывая панораму на лес, как если бы он сам собой раскрыл свои секреты.

Ветер, шепча через реку, создавал уникальный звук, будто старые деревья сами собой разговаривали, создавая чувство таинственности и предчувствия.

Макс, старик с добродушной усмешкой и взглядом, скрывающим мудрость многих лет, встретил их радушно, ведь они были давно знакомы.

Он приветствовал их теплым хлебом и уютным салоном, где пламя каминной печи разогревало воздух и создавало чувство комфортности.

После вкусного и сытного ужина, Макс заварил ароматный лесной чай, который разлил по кружкам.

Вскоре лес наполнился запахом трав, и атмосфера стала еще более уютной и волшебной. Сергей и его друзья чувствовали, что они вошли в другой мир, где время стояло на месте, и мир был полон таинственности и чудес.

В этом мире они чувствовали себя спокойными и защищенными, как если бы они были оберегаемы Максом, который знал все секреты леса и готов был их раскрыть. В это время они могли расслабиться и насладиться уютом и теплом старой мельницы, чувствуя, что они в безопасности и радости.

«Волки в последнее время стали другими», – сказал Макс, и в его голосе звучала нехарактерная серьезность, словно предостережение из мрачной сказки.

«Бегают по округе как бешеные, нападают на скот, а если не повезет, могут и на человека. Я бы на вашем месте держал оружие всегда наготове».

Слова старика заставили охотников насторожиться.

Тишину внезапно прорезал протяжный вой, который эхом отразился от деревьев, усиливая тревогу.

В темноте послышался шорох, и внезапно, как кошмар, оживший среди ночи, Сергей заметил неясную тень на плотине.

Встав от стола, он вышел из дому на крыльцо и шагнул вперед, во двор, а потом пошел дальше за ворота, крепко сжимая ружье, которое теперь оказалось единственным защитником.

Из тьмы вынырнул огромный волк, его глаза светились мрачным огнем.

Он был не просто зверем, а воплощением древнего ужаса, который веками скрывался в лесах. В одно мгновение началась яростная борьба.

Сергей, собрав все силы, пытался удержать зверя, но тот оказался невероятно сильным.

Острые зубы вонзились в его плечо, пронзая кожу и оставляя глубокую рану.

Боль была невыносимой, но вместе с ней Сергей почувствовал, как страх затопил его, словно ледяная вода.

Он понял, что долго ему не выдержать.

Боль от укуса раздирала плечо, а темная кровь струилась по руке.

В голове звучал лишь один призыв:

выжить.

В отчаянной попытке он вытянул левую руку и, несмотря на острую боль, ухватил волка за горло. Зверь зарычал и попытался вырваться, его челюсти щелкали всего в нескольких сантиметрах от лица Сергея.

Но рука охотника сжимала шею волка с все возрастающей силой.

Волк бешенно дергался, царапал воздух, но его движения становились всё более замедленными. Сергей, стиснув зубы, нащупал другой рукой голову зверя и надавил, крепко удерживая пасть закрытой.

В ушах гудело, в глазах темнело, но он продолжал сжимать шею, чувствуя, как под пальцами напрягаются мышцы и сухожилия.

Каждое мгновение казалось вечностью.

Волк захрипел, его дыхание стало прерывистым и отчаянным.

Сергей, уже почти теряя силы, напряг все свои мускулы в финальном рывке.

Его пальцы сомкнулись на горле зверя, перекрывая доступ воздуха. Глаза волка налились кровью, лапы дергались в последние судорожные спазмы.

Сергей почувствовал, как зверь ослабел, его тело дрогнуло и замерло.

Волк сделал последний слабый вдох, и жизнь ушла из его глаз.