Сто лет одного мифа

В 1989 году Готфрид увлекся взрывоопасной для его семьи темой «Вагнер и Гитлер» и весной выступил с соответствующими докладами в Норвегии, Исландии, Дании и Швеции, сопровождая свои выступления демонстрацией все того же клипа. В Байройте он познакомился с прошлогодней постановкой Кольца Купфера/Баренбойма, которая ему не понравилась: «Уже абсурдное начало с группами людей, которые еще до того, как зазвучала музыка Золота Рейна, расхаживали в тумане у подножия огромной фигуры, изображавшей, как мне объяснили знатоки, Вотана, убедило меня в том, что Байройтский фестиваль больше не имеет для меня никакого значения. Концепция Кольца выглядела как история взаимного надувательства двух господ – Вотана и Альбериха – между двумя фиктивными атомными мировыми войнами. Финал этой абсурдной постановки соответствовал общему уровню ее концепции». Тут Готфрид противоречит сам себе: ведь «взаимное надувательство двух господ» вполне соответствовало главной идее сценария клипа, созданного им для Оранжа.

Премьерой того сезона стал в Байройте Парсифаль в постановке Вольфганга, которым на протяжении пяти сезонов блестяще дирижировал Джеймс Ливайн, а потом еще на пяти фестивалях – итальянский дирижер Джузеппе Синополи. Эта работа стала еще одним (после Мейстерзингеров 1981 года) несомненным успехом Вольфганга на байройтской сцене, о чем можно судить по сделанной в 1999 году видеозаписи, однако на углубившегося в социологию и политику Готфрида она не произвела никакого впечатления. Тем не менее, не желая обострять и без того скверные отношения с отцом, Готфрид в разговоре с журналистами был достаточно осторожен и только высказал ужаснувшую Вольфганга мысль, что «непонятная демократизация привела к тому, что в Граале не было никакой личной ответственности, а только коллективная ответственность рыцарей», поскольку вопреки указаниям Вагнера Парсифаль под конец исчезал в толпе рыцарей. Не совсем понятно, чем ему не угодила эта «непонятная демократизация»: к тому времени постановщики уже не обращали почти никакого внимания на авторские ремарки. Так или иначе, в сделанной десять лет спустя записи Парсифаль никуда не исчезал и оставался на сцене до самого конца. По-видимому, Вольфганг все же правильно воспринял критику своего сына.

Вскоре после фестиваля случилось то, что должно было произойти уже давно: Готфридом заинтересовались в Израиле. В августе 1989 года он встретился в Цюрихе с профессором-музыковедом Герцлем Шмуэли, который предложил ему прочесть в начале 1990 года несколько лекций в его стране. Родившийся в 1920 году профессор был страстным поклонником немецкого искусства и изучал историю музыки в Цюрихе, поскольку, как он объяснил своему собеседнику, при всей любви к немецкой культуре после Гитлера он не мог учиться в Германии. Осенью Готфрид посетил музыкальный фестиваль в Монреале, где выступил с докладом для представителей средств массовой информации на тему «Фауст – Гёте – Вагнер – Лист. Поэзия и музыка». Там же он сошелся поближе со своей ровесницей-кузиной, дочерью Верены и Бодо Лафференцев, которую прежде почти не знал, поскольку отец не считал нужным поддерживать семейные связи со своей младшей сестрой и ее мужем. Теперь же выяснилось, что взгляды Винни-младшей (ее назвали в честь бабушки Винифред) во многом совпадают с его собственными: «Винни, как и я, страдала из-за нацистского прошлого нашей семьи. Она шла своим путем, выбрав профессию художника. Мы оба рассматривали критическое отношение к семейным традициям и самоопределение на основе художественной деятельности в качестве хорошей альтернативы и возможности для диалога между нами». Через три года они снова встретились в Монреале, где Готфрид выступил с докладом в местной синагоге Тиферет Бет Давид Ершалаим.

Для своих выступлений в Тель-Авивском университете Готфрид предложил четыре темы. Первая была связана с его рекламным клипом, снискавшим успех в США, Канаде и Японии. Он собирался также прочесть лекции о Вайле и Брехте, о Вагнере и Ницше и, наконец, на тему «Вагнер, как я его понимаю – знакомство с личностью и творчеством Вагнера». При этом он поинтересовался у организаторов, не будет ли бестактной демонстрация отрывков из произведений Вагнера во время лекций. Те заверили его, что в этом нет ничего страшного, хотя и не гарантировали, что отдельные слушатели не выскажут недовольства. Первый же доклад, связанный с видеоклипом, вызвал огромный интерес, и вместо запланированных восьмидесяти слушателей на него пришло несколько сотен. Полиция предприняла дополнительные меры предосторожности, а докладчику предложили надеть бронежилет, от чего он, впрочем, отказался. Увлечение Готфрида творчеством Вайля и Брехта большинство пришедших сочло курьезным и восприняло его доклад в качестве реабилитирующего вступления, призванного убедить аудиторию в том, что докладчик – либерал левого толка и ни в коем случае не антисемит. Доклады же о Вагнере и последовавшие за ними дискуссии стали для него «боевым крещением»: «<Я осознал, что> Вагнера нельзя разделить на гениального композитора и авторитетного идеолога, поскольку его мировоззрение неотделимо от его творчества и его жизни. Беседы о Рихарде Вагнере неожиданно перешли в дискуссии о моем жизненном опыте и моей ответственности: в Израиле мне стало ясно, что, обсуждая проблемы еврейско-немецкой культуры, я уже не могу лишь вскользь упоминать о своих политических и моральных взглядах. Время пребывания в леволиберальной башне из слоновой кости кончилось». Связанные с посещением Израиля переживания Готфрид стал рассматривать «в качестве главного элемента своей жизненной мозаики». У него появилась настоятельная потребность увязать воедино свой жизненный опыт оппозиционера с историей Германии и историей его семьи. Это было ему необходимо, чтобы привлечь своих земляков к начатому им немецко-еврейскому диалогу.

По возвращении из Израиля Готфрида, выступавшего там от имени Общества Рихарда Вагнера, ожидало неприятное известие. От председателя Общества он узнал, что в его отсутствие Вольфганг, ссылаясь на свои права руководителя фестиваля, потребовал от Общества отозвать как уже посланные Готфриду приглашения, так и предстоящие; если же это не будет сделано, Вольфганг официально дистанцируется от Общества, обосновав это высказываниями сына для прессы. Сын, естественно, потребовал от отца объяснений, и через два дня пришел ответ. Отец сообщил, что не желает нести ответственность за совершенно неприемлемые взгляды сына на развитие и художественный уровень Байройтских фестивалей. Вновь дадим слово Готфриду: «В числе прочего он ссылался на статью от 11 января 1990 года в газете Die Welt, где я писал, что после смерти Виланда Байройтские фестивали стали чем-то средним между инвестиционной биржей и рынком старья. Кроме того, я подчеркнул, что в Байройте доминируют политические и коммерческие элементы в ущерб музыке, драме и поэзии. Отец, разумеется, хотел, чтобы его угрозу отказа от посещения мероприятий Общества Рихарда Вагнера рассматривали не в качестве „указания“, на что, собственно говоря, не было никаких правовых оснований, а только как его „личную позицию“. Он писал также о том, что все это никак не связано с поездкой сына с докладами в Израиль». В том же письме Вольфганг объяснил сыну, что разрывает с ним все отношения, поскольку на карту поставлена репутация фестивалей.

Готфрид еще пробовал воздействовать на отца через своего адвоката, пославшего руководителю фестивалей письмо с предупреждением: «…если Вы не прекратите вмешиваться в профессиональную деятельность моего доверителя, живущего в значительной мере на гонорары за лекции, он не замедлит воспользоваться для защиты источников своего существования любыми правовыми средствами, включая обращение в суд». Ответа не последовало, но Готфрид прекрасно знал, что у его отца и без того имеется в запасе множество средств, чтобы ему навредить. К тому же Вольфганг уже готовил для защиты престижа фестивалей и своей собственной репутации более тяжелую артиллерию, которую вскоре пустил в ход, опубликовав в 1994 году книгу Акты жизни. Он назвал ее «автобиографией», но читатель, надеющийся проследить по ней последовательность событий жизни автора, окажется в затруднительном положении, поскольку книга направлена в большей мере на обоснование создавшегося в Байройте положения, когда руководитель фестиваля утвердился на Зеленом холме со своей новой женой и малолетней дочерью, а многочисленный клан Вагнеров оказался изгнанным оттуда и рассеянным по всей Германии и другим странам. Труд Вольфганга содержит множество интересных сведений из жизни обитателей Ванфрида и Зеленого холма, но в нем нет даже каркаса, по которому можно было бы представить историю фестивалей – ее приходится восстанавливать с помощью множества других источников. В аннотации к книге Вольфганг, в частности, писал: «Моя биография должна стать… свидетельством как пережитого величия, так и перенесенного позора – разумеется, субъективным и, разумеется, строго документированным и подтвержденным материалами, большей частью публикуемыми впервые. Все, что в ней есть необычного, неслыханного, даже сенсационного, является не плодом моей фантазии, а вполне достоверными фактами». По мнению же Готфрида, ставшего его самым страстным оппонентом, «…биографическую книгу отца следует назвать даже не субъективной, а роковым образом произвольной интерпретацией его собственной жизни». И он в значительной степени прав.

В то время уже активно обсуждался вопрос о преемнике руководителя байройтского предприятия. Все в открытую говорили о том, что Вольфганг избавляется от ближайших родственников, чтобы расчистить путь к будущему руководству жене и подрастающей дочери от второго брака. Желая положить конец этим разговорам, – ведь он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы не упускать из рук власть, которую он сохранял на протяжении последних трех десятков лет, – руководитель фестивалей согласился дать интервью известному телеведущему Тильману Йенсу. Тот сразу перехватил инициативу и не давал Вольфгангу уйти от ответа на интересовавший зрителей вопрос о сыне, дочери и племяннике. После того как его собеседник признался, что не может использовать руководимое им предприятие в качестве «учебного заведения для правнуков Вагнера» и не собирается «делать из Байройтских фестивалей что-то вроде игры», как это делают они, ведущий поставил вопрос ребром: «Значит ли это, что вы являетесь кем-то вроде последнего представителя большой семьи Вагнер?» Вольфгангу снова пришлось выкручиваться. Когда же речь зашла о его взаимоотношениях с сыном, он высказался вполне откровенно: «Выступая во время своих странствий, мой сын в своих негативных высказываниях о современном состоянии фестиваля доходит до того, что заявляет, будто евреев берут в штат в качестве алиби, и в этом он видит проявление моих националистических тенденций. Это чрезвычайно самоуверенный и чудовищно лживый упрек, унижающий также этих сотрудников. Подобное совершенно невозможно». Зрителю должно было стать ясно, что в ближайшее время Вольфганг не только не собирается подавать в отставку, но сделает все возможное, чтобы остаться у штурвала как можно дольше. Что касается будущего руководителя, то ведущий передачи сделал под конец заявление, которое оказалось пророческим: «Своего преемника патриарх определит после обсуждения с компетентными людьми. Можно сделать вывод, что среди своих детей и племянников он не видит подходящей кандидатуры. Так что семье приходит конец. Разве эта история Вагнеров не типична? Пятнадцать лет назад Вольфганг Вагнер женился вторично. Теперь у него есть жена Гудрун и дочь Катарина, которой уже недолго до совершеннолетия и которая могла бы стать не первой правительницей Байройта. Все остается по-старому. Радуйтесь! Вагнеры без конца!»

После этого интервью всем стало ясно, за что руководитель фестивалей был на самом деле обижен на сына – за его упрек в том, что отец приглашает на фестиваль таких известных евреев, как Баренбойм и Ливайн, только в качестве «алиби»! Однако у Готфрида появились и другие заботы. После государственного переворота в Румынии новое правительство, стремясь продемонстрировать свой либерализм и открытость миру, разрешило иностранцам усыновлять сирот из детских домов. Уже немолодые супруги (им было по сорок три года) решили взять на воспитание румынского сироту и летом 1990 года отправились в Бухарест. С пятилетним малышом Эудженио, который не знал ни немецкого, ни итальянского языка, никогда не жил в семье и не имел представления о поведении в цивилизованном обществе, было много хлопот, и впоследствии Готфрид признался: «Поскольку учителя не знали, как помочь Эудженио обрести личную мотивацию, чтобы стать активным ребенком, первые пять школьных лет были для нас испытаниями на разрыв». Разумеется, Готфрид не мог усидеть в Италии и работать исключительно над книгой. Он посетил Аушвиц, где участвовал в исключительно бестолковой конференции, на которой «представители конфликтующих групп» выступали кто во что горазд. По его собственному признанию, никто из них, «…страстно споривших представителей 33 национальностей, не пытался найти главного виновника. Речь скорее шла о том, чтобы именно в Аушвице достичь высшей степени восприимчивости к страданиям других людей». В этом был весь Готфрид – дискуссии и споры были для него важнее конечного результата. Он ездил с лекциями по разным странам, а свою общественно-политическую деятельность существенно расширил, создав вместе с общественными деятелями из США Эйбрахамом Пеком и Стивеном Джейкобсом (реформационным раввином) движение «Диалог после холокоста», которое должны были поддержать как жертвы, так и потомки палачей. Они участвовали во многих мероприятиях по всему миру, но о конкретных результатах их деятельности ничего не известно. Кульминация же диалога Готфрида с отцом была отмечена публикацией упомянутой не очень внятной автобиографии Вольфганга и изданием три года спустя книги Готфрида Кто не воет по-волчьи об истории его взаимоотношений с семьей. После этого о возвращении при жизни отца в Байройт нечего было и думать.

От борьбы за байройтский трон отказался и его двоюродный брат Вольф Зигфрид. Вумми не обладал талантом не только своего отца, но даже дяди; тем не менее он осуществил больше десятка оперных постановок в Европе и Соединенных Штатах, приобрел сценический опыт, которого у старшего поколения сразу после войны еще не было, и мог бы претендовать на руководство фестивальным предприятием, которое в силу инерционности общественного мышления все еще рассматривалось как семейное. Когда в 1984 году в очередной раз заговорили об уходе Вольфганга на покой в связи с достижением им пенсионного возраста (шестьдесят пять лет), Вумми заявил в одном из своих интервью о готовности побороться за право руководить фестивалями, однако уже через несколько лет посчитал неразумным тратить силы на борьбу за власть, которую крепко держал в руках его дядя. Вместе со своей многолетней подругой, получившей известность в качестве архитектора по интерьеру Марией Элеонорой (Ноной), дочерью казненного за участие в покушении на Гитлера в июле 1944 года графа Генриха фон Лендорф-Штайнорта, он купил дом с обширным участком земли на Майорке и занялся там строительством вилл и торговлей недвижимостью – этот бизнес, несомненно, приносил ему более солидный доход, чем деятельность оперного режиссера.

В преддверии своего восьмидесятилетия Вольфганг предпринял в 1999 году отчаянную попытку возвести на байройтский престол свою пятидесятичетырехлетнюю жену – в случае его смерти она, по крайней мере, могла бы исполнять обязанности регента их дочери. Если бы его план удался, он мог бы уйти на покой и потихоньку передавать им свой опыт, не связывая себя никакими обязательствами. Других кандидатур он фонду не предложил, но они, что вполне естественно, возникли сами по себе. Ими стали дочь Виланда Нике и дочь Вольфганга от первого брака Ева, получившая солидный опыт менеджера по кадрам фестиваля в Экс-ан-Провансе. У Евы было также то преимущество, что в молодости она уже сотрудничала с отцом в Байройте. Но поскольку у Гудрун за спиной стоял муж, который пользовался непререкаемым авторитетом среди членов фонда, соперницам пришлось представить в качестве своих партнеров опытных менеджеров, готовых оказать им поддержку в деле управления предприятием. Нике взяла себе в напарники менеджера Берлинского филармонического оркестра Эльмара Вайнгартена, а Ева – младшего сына Верены Виланда Лафференца: в отличие от «человека со стороны» Вайнгартена, пятидесятидвухлетний руководитель знаменитого зальцбургского Моцартеума был членом семьи. В конечном счете мнение членов фонда склонилось в пользу Евы, и от Вольфганга потребовали, чтобы после фестиваля 2002 года он подал в отставку. Чтобы спасти ускользающую из рук власть, ему пришлось пойти наперекор воле фонда, и он остался руководить – бессрочный договор аренды давал ему на это право. С другой стороны, он понял необходимость заключения стратегического союза со своей дочерью, которая, пока суть да дело, вернулась к исполнению своих обязанностей в Экс-ан-Провансе. Нике возглавила основанный еще прапрадедом Листом достаточно скромный, но стабильно функционировавший фестиваль в Веймаре «Паломничество – музыкальный праздник Веймара», предлагавший своим гостям довольно интересную и разнообразную программу.

В этот период неопределенности нашелся человек, сумевший поддержать престарелого руководителя и на время примирить враждующие партии. Им стал страстный поклонник Байройтских фестивалей Клаус Шульц; последующие пять лет он был ближайшим советником Вольфганга, занимая при этом внештатную должность «сотрудника дирекции фестивалей». В 2007 году серьезную заявку на руководство фестивалями сделала Катарина Вагнер. Имея за плечами опыт нескольких оперных постановок, двадцатидевятилетняя претендентка на байройтский престол представила на фестивале того года Мейстерзингеров, и эта ее работа вызвала неоднозначную реакцию как прессы, так и публики. Возможно, эта неоднозначность, наряду с поддержкой доживавшего последние годы отца, стала основной причиной ее последующего успеха: возвышение Катарины было связано с давно ожидаемым отходом от байройтской традиции. В ноябре того же года на заседании фонда снова рассматривали вопрос о преемнике Вольфганга, и заручившаяся поддержкой родителей Катарина взяла себе в напарники дирижера Кристиана Тилемана. Через двадцать два дня после безрезультатно завершившегося очередного заседания случилось еще одно судьбоносное для Байройта событие: после операции неожиданно умерла в возрасте шестидесяти трех лет Гудрун. Чтобы безболезненно передать власть дочери, оставшейся без поддержки матери, Вольфгангу пришлось пойти на отчаянный шаг и предложить фонду кандидатуры обеих дочерей в качестве соруководительниц фестивального предприятия. Со своей стороны он обещал добровольно уйти в отставку, и 1 сентября 2008 года члены фонда двадцатью двумя голосами против двух воздержавшихся утвердили назначение сестер. Это было почти соломоново решение. Вольфганг Вагнер умер в 2010 году в возрасте девяноста лет, после того как пробыл руководителем фестивалей почти шестьдесят лет – столько же, сколько его бабка Козима, отец и мать, вместе взятые. С его уходом завершилась целая эпоха в истории не только Байройтских фестивалей, но европейского оперного театра вообще.

* * *

В заключении еще две цитаты. Вот как Оливер Хилмс в предисловии к биографии Козимы Вагнер (Хозяйка холма) описывает происходившее на открытии фестиваля в 2006 году: «Байройт в разгаре лета: седовласый господин Вольфганг Вагнер стоит рядом со своей женой Гудрун и дочерью Катариной перед Домом торжественных представлений, на балконе музыканты-духовики исполняют темы из опер Вагнера, Зеленый холм заполнили дамы в вечерних туалетах и мужчины в смокингах. Тут же собрались представители прессы, музыкальные критики со всего света передают на родину свежие сообщения, а телевизионщики готовят трансляцию постановки. Повсюду слышны перешептывания: „Вы слушали в прошлом году Парсифаля?“, „Что вы скажете о режиссуре Кристофа Шлингензифа?“ Затем начинается шествие важных персон. Черные и серебристые лимузины подъезжают и останавливаются в конце длинного красного ковра, ведущего непосредственно к Дому торжественных представлений. Расположившиеся на почтительном расстоянии за барьерами прочие гости наблюдают за канцлером Ангелой Меркель с супругом, министром-президентом Баварии Эдмундом Штойбером с женой Карин, за Клаудией Рот, Гвидо Вестервелле, министрами Уллой Шмидт и Урсулой фон дер Ляйен, экс-президентами Вальтером Шеелем и Романом Герцогом, послами Италии, Японии и Франции, а также всякого рода политиками местного значения… Так было в 2006 году, и это, собственно говоря, происходит ежегодно». Внешне это в самом деле похоже на то, что происходило на протяжении предыдущих ста с лишним лет, однако контекст происходящего существенно изменился. Собравшиеся уже не охвачены почти религиозным восторгом, как это было во времена Козимы Вагнер и ее сына. Их воодушевление не призвано продемонстрировать приверженность государственной идеологии, как это было в эпоху правления Винифред. И собравшиеся уже не пытаются расшифровать архетипы в фестивальных постановках, как это было в эпоху Виланда Вагнера – то, что представляли с переменным успехом на сцене Дома торжественных представлений на протяжении полувека после его смерти, окончательно лишило фестивали их былого мифического флера. Современный гость интересуется не столько смыслом мифа, который пытался ему внушить композитор, сколько идеями, которые пытаются до него донести работающие в самых разнообразных стилях современные постановщики, а также – как и в любом оперном театре – дирижерской интерпретацией и вокалом. Вместе с тем на всех постановках лежит отпечаток неповторимого байройтского своеобразия. И по этому поводу – вторая цитата, на этот раз из книги необычайно проницательной Нике Вагнер: «Реальный Байройт по-прежнему связан со своим контекстом и с условиями, которые он предлагает или диктует. Это часть общественно-политической истории, исторической действительности и конкретного процесса культурного развития нации. В случае Вагнера и Байройта этот процесс трактуется как яркое выражение и утверждение немецкого начала, что не всегда находит внятное обоснование в операх и литературных трудах композитора, но полностью соответствует его представлению о самом себе: Вагнер рассматривал свою театральную революцию как прообраз переворота в немецком национальном сознании и как стимул к созданию подлинно национального искусства».

Список литературы

1. Вагнер Р. Моя жизнь. В 2 томах. М.: Астрель, 2003.

2. Вальтер Б. Тема с вариациями. Воспоминания и размышления. Серия «Исполнительское искусство зарубежных стран». М.: Музыка, 1969.

3. Гек М. Рихард Вагнер. М.: Культурная революция, 2017.

4. Залесская М. Вагнер. М.: Молодая гвардия, 2011.

5. Залесская М. Рихард Вагнер. М.: Вече, 2014.

6. Лиштанберже А. Рихард Вагнер как поэт и мыслитель. М.: Алгоритм, 1997.

7. Марек Дж. Рихард Штраус. Последний романтик. М.: Центрополиграф, 2002.

8. Раку М. Вагнер. М.: Классика-XXI, 2007.

9. Раку М. Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2014.

10. Хаман Б. Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности. М.: Ad Marginem Press, 2016.

11. Цвейг С. Вчерашний мир. Воспоминания европейца. М.: Вагриус, 2004.

12. Aufenanger J. Richard Wagner und Mathilde Wesendonk. Patmos, 2007.

13. Beci V. Musiker und Mächtige. Artemis&Winkler, 2001.

14. Borchmeyer D. Nietzsche, Cosima, Wagner. Insel, 2008.

15. Brinkmann R. Wagners Aktualität für den Nationalsozialismus. Fragmente einer Bestandsaufnahme. In: Richard Wagner im Dritten Reich. Ein Schloss Elmau-Symposium. Verlag C. H.Beck, 2000.

16. Carr J. Der Wagner-Clan. Hoffman und Campe, 2009.

17. Closel A. du. Erstickte Stimmen. «Entartete Musik» im Dritten Reich. Böhlau-Verlag, 2010.

18. Das Dritte Reich und und die Musik. Herausgeben von der Stiftung Schloss Neuhardenberg in Verbindung mit der Cité de la Musique. P.: Nikolai, 2006.

19. Decker K. Nietzsche und Wagner. List Taschenbuch, 2014.

20. Die Bayreuther Festspiele und die «Juden» 1876 bis 1945. Metropol, 2016.

21. Drüner U., Günter G. Musik und «Drittes Reich». Böhlau, 2012.

22. Drüner U. Richard Wagner. Die Inszenierung eines Lebens. Blessing, 2016.

23. Eger M. Richard und Cosima Wagner. Hans Schneider, 2010.

24. Eger M. Auf dem Weg nach Wahnfried. Ellwanger Druck&Verlag GmbH, 2011.

25. Fischer J. M. Wagner-Interpretationen im Dritten Reich. Musik und Szene zwischen Politisierung und Kunstanspruch. In: Richard Wagner im Dritten Reich. Ein Schloss Elmau-Symposium. Verlag C. H.Beck, 2000.