Аккордеон и Скрипка

скачать книгу бесплатно


ДЖАМАЛ. Не поддавайся панике. Помни изречения: «Две руки и два плеча и небо одолеют», «Величие человека в его руках», «На Аллаха надейся, но привязывай своего верблюда», «Лучше один день на этом свете, чем тысяча на том».

Беназир принимает письмо. В это время один из стражников замечает Джамал, пытается стряхнуть с дерева. Билл, чтобы вмешаться, в мощном прыжке перемахивает через забор, вступает в борьбу с охраной. На него набрасывается около десятка мордоворотов, скручивают, одевают наручники. То же делают с опустившейся на землю Джамал. Обоих бросают в темное помещение, запирают дверь на засов.

* * *

Беназир читает письмо. Из соседней комнаты к ней подкрадывается отец, выхватывает его.

ОМАР (гневно). Я признаю одного жениха – Бируни. Ты что, с этим Джоном спала? По предписанию шариата я обязан убить этого христианина, обесчестившего мою дочь. А Саддам – уважаемый человек. Он чтит мусульманские обычаи. Недавно совершил хадж в Мекку.

БЕНАЗИР. Сорок лет грешил, а один день каялся? Кошка хоть в Мекке побывает, мяукать не отучится.

ОМАР. Чем же плох Саддам?

БЕНАЗИР. Нет хуже дьявола, чем тот, что молится. Это о Саддаме сказано: «Пока лиса на дне колодца, она собирается раздать добро нищим». Я привыкла речь человека как бы воспроизводить в нотах. Речь Джона – мелодичная, благозвучная. А речь Саддама – сплошная какафония.

ОМАР. У тебя только «музыкальные» претензии?

БЕНАЗИР. А разве не видишь, что он сердцем к Аллаху, а глазами к дьяволу? Деньгам поклоняется больше, чем Богу. Высокомерен и груб. Не терпит чужого мнения. Я ему нужна не как человек, а как украшение дворца, как бесплатная наложница.

ОМАР. Но он богат. Человек без денег и Аллаху не мил. За деньги и шайтана можно приручить. С деньгами в рай, а без денег – на край.

БЕНАЗИР. Рай там, где нет гнета. Рай на земле – это свобода. Ты забыл изречение: «Нет худшего подлеца, чем подлец благочестивый»? Разве не знаешь, что у Саддама уже есть две жены, а я буду третьей?

ОМАР. Но еще в твои тринадцать лет Бируни заключил со мной соглашение, что по достижении совершеннолетия станешь его супругой. Все эти годы Саддам помогал нашей семье.

БЕНАЗИР. Но я полюбила другого. Мы с Джоном назвали друг друга мужем и женой.

ОМАР (еще больше воспаляясь). Этому никогда не бывать! Он не нашей веры! Разве забыла о страшном суде. Ведь он когда-то настанет. Мост Сират, по которому нам придется проходить над адом, тонкий, как волосок, острый, как меч Азраила. Через этот мост в рай пройдут только праведники. Грешникам это не удастся. Что, хочешь сгореть в адском пламени?!

БЕНАЗИР. Но Аллах благословляет любовь. Он заступится за меня.

ОМАР. Щедростью Саддама уже давно пользуется наша семья. За его деньги ты обучалась в музыкальной школе. Он примерный мусульманин.

БЕНАЗИР. Верующий воспитывает самого себя, справедливый – весь мир. Саддам верующий, но несправедливый. А Джон и верующий, и справедливый. Поэтому мое сердце выбрало его. Любовь – это таинство. Это то, что вошло в нас, но нами непостижимо. Оно, как волшебная стрела, пронзило меня и повелевает мной. Это чувство подвластно только Богу. Это Бог назвал нас с Джоном мужем и женой.

ОМАР. Вступив в близкую связь с христианином, ты предала весь наш род. Ты нарушила все родовые обычаи, все заповеди родоначальника рода Джафара. Кайся! Проси прощения!

БЕНАЗИР. Верни мне письмо. Я дочитаю его – тогда приму решение.

Омар возвращает письмо. Беназир припадает к тексту. По мере чтения напряжение на ее лице снижается. Взгляд становится все более просветленным.

БЕНАЗИР. Джон предпочтет смерть разлуке. Я – тоже. Наша с ним любовь сильнее ваших догм и запретов. Их нет в Коране! Это вы сами из корыстных побуждений их изобрели!

Отец повторно вырывает письмо из рук дочери, впивается в бумагу глазами.

ОМАР. Джон пишет тебе на арабском? Он образованный человек? Почему же хочет взять в жены тебя, бедную мусульманку? Его родители–христиане не примут тебя, будешь житъ в унижении. Запомни: лев косуле не товарищ. Держись подальше от Джона. И вот объясни, что значат его слова: «Выбрось ампулу с ядом!» Ты забыла, что провозглашает Коран: «Не подобает правоверному умирать иначе, как с позволения Аллаха…» Я не уйду отсюда, пока не отдашь мне эту ампулу!.. Стража!

Из соседней комнаты выходят две крепкой комплекции женщины.

ОМАР. Обыщите мою дочь!

Охранницы обыскивают девушку, извлекают из лифчика спрятанную там ампулу, передают отцу.

ОМАР. У меня – твоего отца – есть обязанность. Согласно Корану я обязан выдать тебя замуж за достойного человека. Таким я считаю Саддама Бируни. Завтра в свадебном наряде явишься в мечеть и сочетаешься с ним в браке.

БЕНАЗИР. Я не выполню твою волю!

ОМАР. Значит, силой доставим в мечеть. А письмо Джона тебе возвращаю (передает) – чтобы осознала, что тебе, потомственной мусульманке, не по пути с этим донжуаном.

* * *

Билл и Джамал постепенно осваиваются в темноте. В поисках выхода из заточения натыкаются на стулья. Под руку попадаются бутылка вина, посуда, еда.

БИЛЛ (разливая вино в рюмки). Давай выпьем за то, чтобы не было религиозной вражды на планете Земля! Чтобы нация, раса, верование, идеология не стояли на пути любви и создания семьи!

ДЖАМАЛ. Согласна: любовь, семья, дети – святее всего святого. Я пью за Беназир и Джона! (Платком вытирает солба пот). Здесь жарко!

БИЛЛ (как бы спохватывается). В этой кутерьме мы забыли, что одеты «по-звериному» (смеется).

Оба ставят невыпитые рюмки на стол. Билл помогает девушке расстегнуть «молнии» на спине. Потом Джамал расстегивает ему «молнии». Освободившись от «обезьяньих» шкур, берут со стола рюмки, выпивают… Возникает ситуация, когда в темноте их глаза поблескивают, выявляя прилив влечения друг к другу. Их губы вот-вот сольются в поцелуе. Девушка уже делает шаг к парню. Но он, наконец-то, овладевает собой. Чуть отстранившись нежно приподнимает ее за плечи.

БИЛЛ (с добрым чувством в глазах). Пока Джон и Беназир в беде – мы обязаны забыть о себе. (После паузы) Да и учти: я выходец из Англии, холодная кровь. Это Джон с жарким темпераментом предков–итальянцев. Микеланджело Буонарротти его дальний родственник. А к моему роду вроде бы имеет отношение поэт Роберт Бернс. Но в эту легенду я не совсем верю.

ДЖАМАЛ. Ты тоже пишешь стихи?

БИЛЛ. Немного балуюсь. Джон тоже увлекается этим. Но музыка в нем перевешивает. А особая страсть у него к работе на земле. Его отец – фермер в штате Нью–Йорк… Джону мы сможем помочь, если отсюда выберемся.

ДЖАМАЛ. Я знаю, как это сделать!

Девушка берет в руки стул и с размаха ударяет по зарешоченному, с закрытыми ставнями окну. Стекла с треском рассыпаются. Отлетает часть ставни. Сквозь просвет видна голова стражника.

ДЖАМАЛ (обращается к нему). Вы безбожник?

СТРАЖНИК (гневно). Я правоверный мусульманин!

ДЖАМАЛ (резко). Тогда почему не соблюдаете предписаний Корана? На каком основании меня, женщину, поместили в одном застенке с мужчиной? Немедленно откройте дверь!

Дверь распахивается. У порога стоят несколько охранников во главе с Хусейном. К ним подходит сержант полиции.

СЕРЖАНТ. Вызывали?

ХУСЕЙН. Да. Мы вынуждены передать для допроса хулиганов, которые под покровом ночи проникли в здание нашей фирмы. Когда мы попытались их задержать, они пустили в ход кулаки. Избили дежурного. Вот взгляните, как пострадал человек.

Вперед выступает рослый парень с синяками на лице.

БИЛЛ. Но у меня такие же синяки.

Сержант зыркает то на дежурного, то на задержанного. Сравнивает, не в состоянии сдержать смех.

СЕРЖАНТ (хохочет). И у того, и у другого «фонарь» одинакового размера. Я обязан обеих арестовать.

ХУСЕЙН. А девушку?

СЕРЖАНТ. Разве и она дралась?

ХУСЕЙН. Еще как!

СЕРЖАНТ (смеется). Но на тебе нет синяков. А этот бланш под глазом дежурного по размеру больше ее кулачков.

ДЖАМАЛ. Зато меня избили. Вот рука рассечена (показываетрану на руке).

СЕРЖАНТ (строго). Кто избивал девушку?

ДЕЖУРНЫЙ. Не я.

ХУСЕЙН. Не я.

БИЛЛ. Благороднейший сержант, по вине этих господ я не смог своевременно возвратиться в мою армейскую часть, которая охраняет американское посольство. Если еще и полиция задержит меня, то местным властям придется иметь дело с правительством моей страны.

СЕРЖАНТ. Вы свободны! Девушка тоже! А дежурного прошу пройти со мной в полицейский участок!

* * *

Беназир перечитывает письмо Джона. На глаза наплывают слезы.

БЕНАЗИР (с письмом в руках ходит по комнате). Отец утверждает, что Джон легкомысленный ловелас. Но это не так! Он чист, как родник, светел, как солнце. В каждом слове ощущаю биение любящего сердца. «Ты, – пишет он, – стала смыслом моей жизни. Каждую секунду я думаю о том, как встретиться с тобой и никогда не будем разлучаться. Отринь мысль о самоубийстве! Выбрось ампулу с ядом!.. Хитри, делай уступки родителям и Саддаму. Я найду способ, как избавить тебя от их тирании. Я увольняюсь из армии, скоро ты и я будем вместе. Я все сделаю для того, чтобы у нас была прекрасная семья…»

Верю, Джон, мы создадим хорошую семью. Такого красивого душой и телом, как ты, я не встречала ни в жизни, ни в книгах, ни в кино. Много дней приходила на пляж, чтобы украдкой любоваться твоим лицом. Высокий лоб и кудрявые волосы ты унаследовал от отца-итальянца. Голубые глаза и мягкую улыбку – от матери-англичанки. Ты говорил в шутку, что все народы Европы ваяли твое тело. А душу, это моя мысль, шлифовали все источники мудрости нашей планеты и все звезды. Твои убеждения стали моими убеждениями. Ну разве это счастье, замкнуться в тесном мирке каких-то догм? Ты прав, надо сказать спасибо всем религиям за то, что много веков держали страсти несовершенного человечества в узде, направляли на добро и созидание. Но ныне люди вышли в космос, посылают записки, если можно так сказать, людям соседних галактик. Пора создавать единую для планеты Земля религию – религию утверждения Любви, Справедливости и Равенства. Это понимал еще пять столетий тому твой, Джон, предок – Микеланджело… А я, женщина третьего тысячелетия, не имею права любить мужчину иной веры? Родители хотят замуровать меня во тьму предрассудков и мракобесия? Лишить права выбора, дарованного природой всему живому на Земле?

Останавливается напротив окна. Ее заливают слезы.

БЕНАЗИР (обращается к звездам). Вас, светила небесные, мириады. Услышьте бедную девушку, унесите меня из этого каземата на дальнюю светлую орбиту. Мои родители ограниченные люди. Они считают, что смирение, жизнь с нелюбом, обеспечат мне место в раю.

В комнату Беназир бесшумно, словно тень, пробирается ее мать. Рагад прислушивается к причитаниям дочери, обнимает ее, не удерживается от напутствий.

РАГАД. Разве вечная жизнь в раю не ценнее недолгой жизни на этом свете? Тут разврат, жестокость, угнетение. Здесь ты пребываешь мгновения, а там будешь находиться нескончаемое количество сладких дней и лет. Неужели не видишь выгоды в том, чтобы не нарушать наших семейных устоев?

БЕНАЗИР (продолжает рыдать). А мне хочется и здесь счастья! Джону тоже хочется счастья! И наше стремление к немедленному счастью так велико, что всякие преграды воспринимаем как насилие. Для нас ничего нет ценнее, как это наше бытие, наша любовь! Мой рай – в сиянии глаз Джона! Моя вечность – в его поцелуях, в наших будущих детях!