скачать книгу бесплатно
Бабушка недоверчиво хмыкает.
– Торгашка всегда и была – говорит она папе.
– Мать, помолчи! – папа поднимает взгляд от борща. Бабушка фыркает и отворачивается к кастрюлям. Подбородок у неё чуть трясётся – так бывает, когда она возмущена.
– Чем тебя там кормят, Леночка? – вновь ласково спрашивает она.
– Да всем кормят – я решаю не жаловаться на щи и кабачки – баба Аня разное делает.
– «Баба Аня» – кривится бабушка, в прошлом учительница русского языка – Из тебя тоже деревенщину делают.
Я жую вареник и не отвечаю. Мне очень не хочется быть деревенщиной.
На следующий день мы идём с папой в Макдональдс. Мне кажется, что всё здесь очень «по-американски», как в кино – бумажные коричневые пакетики для еды, большие белые стаканы с жёлтой буквой.
Папа покупает картошку-фри, молочный коктейль и жалуется мне – цены сильно выросли, бабушка болеет и денег со сдачи квартиры теперь еле хватает на жизнь. Поэтому он не приезжает в Тверь. Поэтому они не хотят продавать квартиру.
– Пап, ну мама же работает – я пробую горячую палочку картошки. Вкусно.
– Не хочу я на рынок идти, как мама – папа пожимает плечами – Я попробовал. Это позор, Лен. У меня высшее образование, МГУ.
Я молчу. Мне нравится на рынке. Мне нравится, как выглядит красивая теперь мама. Папа выглядит не так – отёкшее лицо, а глаза налиты красным. Лысина на его голове стала ещё больше. Мне почему-то стыдно слушать про его МГУ.
– Мне, пап, кажется, будто мама поднимается по ступеням вверх, а ты спускаешься вниз – я смотрю на упавшую крошку, чтобы не смотреть на папу.
Вместо того, чтобы разозлиться, он улыбается:
– Ты, Ленка, настоящая поэтесса! – говорит он.
Почему-то это меня расстраивает.
Вечером мы смотрим новости – бабушка и папа громко обсуждают какие-то фамилии и вновь ругаются на телевизор. Я тискаю покрупневшего Кузю. В Твери мы почти никогда не смотрим новости, и мне скучно.
На следующий день мы гуляем в сквере у дома, а вечером папа уходит по делам, оставив меня бабушке. Мне хочется похвастаться ей своими успехами – я быстро читаю, легко решаю примеры по математике.
– Бабушка, а ещё слушай, что я придумала. Рассказ!
Я на память начинаю читать рассказ, который придумала сама и которым я ужасно горжусь.
«Живет на свете Ветерок. Увидеть его никак нельзя, но зато можно почувствовать.
Это он легко колышет занавески, когда открыто окно.
Это он освежает лицо в жаркий летний денёк.
Это он приносит ароматы с далёких лугов и морей.
Решил однажды Ветерок отправиться в путешествие.
Полетел за моря, за океаны,
И встретил там своих собратьев – Шторм и Ураган.
Начали Шторм и Ураган смеяться над Ветерком:
–Какой же ты слабенький! – говорит Шторм.
– Совсем- совсем хиленький! – вторит ему Ураган.
–Я могу легко перевернуть целый корабль! – похвастался Шторм.
–А я могу вырвать с корнем толстое дерево! – подбоченился Ураган.
Задумался Ветерок…Оглядел себя: вроде и правда он слабенький, и правда хиленький…
Но не хочется ему переворачивать корабли!
Не хочется ему ломать деревья!
Нравится Ветерку собой быть!
Нравится ему играть с шёлковыми детскими волосами.
Нравится ему гонять по воздуху пёрышко.
Нравится ему ловить вкусные запахи и разносить их вокруг.
Показал Ветерок Шторму и Урагану язык,
И улетел дальше путешествовать.
«Хорошо, что я такой, какой есть!» – думал Ветерок
Быть собой – это и есть настоящее счастье!»
Я победно смотрю на бабушку, она одобрительно кивает. В духовке почти готово вкусное песочное печенье. Мне очень здорово – в Твери я почти всегда играю одна, и никто не печёт печенья. Я благодарна бабушке за этот вечер и почти люблю её снова.
– Лена, вот ты так хорошо считала примеры! – хвалит меня бабушка – можешь посчитать кое-что для меня?
– Конечно – я готовлюсь показать лучший результат.
– Вот смотри – бабушка хитро смотрит на меня – Папа и мама поженились в апреле, а день рождения у тебя в сентябре. Ребёнка в животике женщина носит девять месяцев. Значит сколько месяцев ты была в животике, когда мама и папа поженились?
Я считаю. Четыре месяца.
– Бабуль, это же совсем легко. Я была у мамы в животике четыре месяца. Давай посложнее – улыбаюсь я.
– Правильно – кивает бабушка – А ты знаешь, что приличные девушки не беременеют до свадьбы?
Откуда это ощущение? Будто мне подсунули горькую конфету в красочном фантике. Мне больше не хочется показывать свои успехи. И зачем только я читала ей свой рассказ, говорила ей о своей жизни…Я очень давно хочу спросить бабушку кое о чём.
– Если бы мама и папа не забеременели… – я опускаю голову вниз. Мне очень обидно спрашивать такое и будто вся кровь из тела переносится на моё лицо – Если бы мама и папа не забеременели, то не было бы меня. Бабушка, ты что, хотела бы, чтобы меня не было?
В ответ я слышу лишь тишину и тиканье часов. Бабушка не смотрит на меня. Несколько секунд я молча наблюдаю за ней.
– Не говори глупости – наконец отвечает она – Пойдём, печенье готово.
Бабушка встаёт с дивана, идёт на кухню. Я иду за ней, смотрю на подол её разноцветного халата – цветочки на нём чуть плывут от собравшихся в глазах слёз. Мы едим печенье. Оно не такое вкусное, как могло быть, потому что мы едим его с плохим настроением.
Когда в квартире уже темно и бабушка с Кузей спят в своей комнате, приходит папа. Я просыпаюсь от того, что он долго шумит в коридоре. Потом он вдруг заходит в большую комнату – я сплю тут, на разложенном кресле-кровати, и включает свет.
– Пап! – возмущаюсь я – Я сплю!
– Ленка…– папа садится на край кресла-кровати – Ленка моя…
От папы сильно пахнет алкоголем, глаза его покраснели и смотрят на меня как-то глупо. Я не люблю, когда у папы такие глаза.
– Ленка, я так тебя люблю! Так скучаю по тебе – говорит папа и гладит меня по голове. Мне неприятен его запах. Мне неприятно, что он сидит на постельном белье в уличных брюках.
– Пап, иди спать! – я убираю голову из-под его руки – Ты пьяный!
– Ленка, доча…– папа продолжает бессвязно бормотать – такая ты умная, поэтесса…
В горле у него что-то булькает и по комнате расстилается неприятный аромат отрыжки.
– Пап, отстань! – уже почти кричу я – Иди спать!
– Ленка, доча…– папа пытается обнять меня. Вдруг я чувствую ужасную ярость. Волна злобы поднимается от самого живота к горлу. Кажется, что грудь мою рвут на части тысячи маленьких чертят. К глазам подступают горячие слёзы.
– Ненавижу тебя! – кричу я и бью папу подушкой – Если ты меня любишь, почему не приезжаешь? Почему работать не идёшь? Зачем пьёшь водку?
Я толкаю папу со всех своих детских сил, он падает на пол. Несколько секунд он бессмысленно смотрит вокруг себя, а потом кладёт щёку на сложенные ладони, как ребёнок, и закрывает глаза. С ужасом я вижу, что его брюки начинают темнеть в паху. По комнате вновь расстилается неприятный запах, на этот раз мужской мочи.
Слышатся бойкие бабушкины шаги – видимо, она проснулась от шума. Зайдя в комнату, бабушка замирает на несколько секунд в дверном проёме.
– Иуда! – шипит она сквозь зубы – опять нажрался, скотина!
Бабушка переводит взгляд на меня. Губы у меня трясутся, я закрываю ладонями лицо, чтобы не смотреть на папины штаны.
– Это всё мать твоя проклятая! – бабушка шипит уже мне – не был он таким раньше, не был! А теперь она его еще и обобрать хочет, квартиру эту я им выбила! Надеялась, что она честная, а она блядь тверская. Так и передай ей – проклинаю я её!
– Да пошла ты! – кричу неожиданно я. Голос у меня тонкий, детский. Я чувствую, как ужасно звучат такие слова моим голосом, но не останавливаюсь – Не смей про маму говорить! Это я тебя проклинаю!
На бабушкиных глазах собираются слёзы, а я ухожу на кухню. Там я сажусь на табуретку. Со странным сладострастием я вспоминаю все обидные моменты из своей восьмилетней жизни. Папа не приехал на 1 сентября. А вот мама кричит на меня, чтобы я не мешала ей отдыхать после работы. Московская бабушка говорит все эти слова, а тверская не моет руки и может пальцем задавить таракана. Девочки в классе не очень-то дружат со мной, а Эдик, дебильный Эдик пинает мой портфель, и мне не у кого просить защиты. Нормальный папа защитил бы меня. Но мой папа вот такой. От всех этих мыслей мне нестерпимо жалко себя – так, что в горле становится больно, будто я проглотила всухую большую таблетку. В комнате через стенку суетится бабушка: раздевает папу и моет с хлоркой пол. Я слышу, как она при этом рыдает и всхлипывает, но её мне вовсе не жаль. От осознания того, что ей больно от моих слов, я чувствую удовлетворение.
Утром я не по-детски настойчива – мне надо уехать к маме. Бабушка звонит тёте Кате, а я мотаю головой на расспросы папы, который даже не помнит вчерашнего вечера. Уже на следующий день папа и мама снова встречаются на Ленинградском вокзале, на этот раз чтобы передать меня обратно.
– Что там было? – спрашивает мама, когда мы оставляем грустную папину фигуру далеко позади – Чего ты уехала-то?
– Просто к тебе захотелось – говорю я.
– Понятно – мама внимательно смотрит на меня.
Мы садимся в электричку и едем в Тверь. У мамы хорошее настроение – она чуть улыбается и провожает глазами быстро мелькающие в окне деревья. Наверняка, она скучала и рада, что я вернулась раньше. Моё настроение тяжёлое, тёмное, непонятное мне восьмилетней. Мне сложно объяснить, даже самой себе, что я чувствую. В восемь я ещё не знаю таких фраз, как разочарование, душевная пустота. Я просто не верю и не хочу понимать. Неужели папа всегда был такой? Где весёлые шутки, запах зелёного одеколона, фигура в синем костюме с галстуком? Почему папа теперь вызывает у меня брезгливость намного большую, чем десять тверских бабушек, давящих руками тараканов? Я ведь так любила его. Пока что, я ещё не знаю – я попытаюсь полюбить мужчину ещё только раз. Только раз, после которого в моём сердце больше ни разу не появится это чувство.
ГЛАВА 4.
Наша с мамой жизнь здорово налаживается. Спустя пару лет судов и разборок, мы наконец-то переезжаем в свою собственную квартиру. С хорошим ремонтом – как я и мечтала. На кухне у нас теперь висят шкафчики из дерева, а в ванной лежит плитка модного зелёного цвета. Я люблю разглядывать её блестящую поверхность. У нас есть туалет, нет тараканов, и у меня даже появилась своя комната – в ней стоит та самая стенка из московской квартиры, только теперь на ней нет семейной фотографии из Одессы. Мне нравится эта стенка. Её древесный запах напоминает мне о времени, когда было хорошо.
Мама добилась раздела квартиры и даже перевезла оттуда мебель. Кажется, при этом они чуть не подрались с московской бабушкой, но я лишь мельком слышу об этом из маминых разговоров с подругами. На деньги от раздела квартиры мама купила нам новое жильё. К тому же, мама, по совету тёти Кати, открыла собственную палатку на рынке – из занятых у кого-то денег.
Мамина палатка популярна – там всегда толпится куча женщин. Мама и правда обладает неплохим вкусом, я люблю разглядывать её новую косметику и примерять вещи, когда её нет дома. Дома мама бывает не часто. Зато теперь она часто привозит мне из поездок за товаром новую одежду.
Мне нравится новая жизнь. К тому же, я перехожу в другую школу и наконец-то раздражающий Эдик, которым я неплохо научилась манипулировать за эти годы, остаётся в прошлом.
В нашу новую квартиру иногда заходит в гости дядя Лёша. Раньше он привозил маму на белой «мазде», но мама никогда не приглашала его в деревенский дом. Мама говорит, что дядя Лёша её друг, но мне кажется, что он немного больше. Мне нравится этот друг или немного больше – он высокий, приносит торт-мороженое, и кажется добрым, несмотря на его чёрную бороду.
Помимо дяди Лёши, к нам иногда приходят в гости мамины подруги – мне так нравятся их золотые украшения и манеры. На нашей новой кухне мама и подруги красиво курят тонкие сигареты и пьют из большой бутылки незнакомое «Мартини». Я всегда сижу где-то между них и внимательно наблюдаю. Они блестящие и вкусно пахнут. Мама и подруги любят учить меня «про мужиков».
– Ленка, ищи себе такого мужика, чтоб ни дня не работать! – говорит моя тёзка, тётя Лена, выпуская изо рта сизую струйку дыма – А то заебёшься батрачить потом!
Я согласно киваю.
– Ага. Я вон уже грыжу заработала, и спина к хуям – вздыхает мама.
Мне слегка режет ухо мамин мат – раньше она говорила так очень редко. Бранные слова мне нравятся. «Заебался» звучит так ярко, лучше, чем банальное «устал»
– Пусть мужики работают! – другая мамина подруга поднимает бокал – Ой, девчонки, а я знаю классный тост!
Мы вопросительно смотрим на неё.
– Пусть плачут те, кому мы не достались. Пусть сдохнут те, кто нас не захотел!
Звучит красиво, мы хохочем. Мне нравится атмосфера веселья на нашей кухне – сигаретный дым, запах мартини. Мама удивительно добрая, когда выпьет. Мне нравится такая мама. Иногда она бывает наоборот.
Например, в тот зимний день, когда она пришла с рынка. Сильно замёрзшая, уставшая.
Я читаю книгу, сидя на диване. По выражению маминого лица, становится ясно – нас ожидает ссора. Мамино лицо обветренное, красное, а губы сжаты – верный признак её плохого настроения.
Едва кивнув мне, мама идёт в ванную. Я откладываю книгу, жду, немного тошнит от волнения. Что будет дальше?
Вот шум воды стихает. Мама идёт на кухню. Помыла ли я посуду? Облегчённо вздыхаю – точно помыла. И даже подмела полы.
– Лена, а что поесть дома ничего нет? – раздаётся мамин голос с кухни.
Я встаю с дивана, шлёпаю к ней.
Мама стоит у холодильника.
