скачать книгу бесплатно
– Тысячу лет здесь не был, пойдемте к воде спустимся.
– Пойдем.
Мы спускаемся по пологому косогору, зеленеющему свежей травой; кое-где из ее зеленых косм пробиваются желтые цветки мать-и-мачехи. Садимся у воды прямо на известняковые плиты, что острыми клыками торчат из земли, гладкими белыми ступенями спускаются к воде.
Река неспешно несет свои воды в известняковой расселине, на середине образуются завитки водоворотов, у берегов качаются пряди осоки, течением тащит коряги и прочий сор. Изредка плескает серебристая рыбка, бросая на солнце слепящий блик. Река была здесь всегда, за тысячи лет до нас, она продолжит течь и после нас. Эти воды не запомнят всех людей, что когда-то бросали свои отражения на их мутную гладь. Люди уйдут, река останется.
– Как в армии-то было? – спрашивает Петр, он в армии не служил.
– Да по-разному там было, ничего особенно интересного.
– А в каких войсках служил? – это уже Артем, он, в отличие от Петра, армию прошел.
– В инженерных.
– Сплав науки и отваги?
– Вроде того.
– Я тоже в инженерных. Сначала в десант, в Псков, взяли, да быстро выгнали. Сослали в инженерные под Оренбург. У вас какая строевая песня была?
– Сплав науки и отваги и была.
– Начало помнишь?
– Всегда мы помним о былом…
– Как шли отцы дорогой славы… – продолжает за меня Артем и мы затягиваем куплет строевой песни солдат-инженеров.
Мимо проходит рыбак – старичок в выцветшей телогрейке, с удочкой-телескопичкой и ведром, в котором плещется улов.
– Как клюет? – обрывает песню Артем, обращаясь к рыбаку.
– Клюет, – коротко отвечает старичок и идет дальше.
Артем тут же забывает о нем и подхватывает припев песни. В две глотки мы доводим ее до конца.
Петр в это время швыряет камни-гладыши по поверхности реки. Гладыши проворно скользят по воде и долетают почти до противоположного берега. Закончив с песней, я тоже беру с земли гладыш и с размаху запускаю его. Камешек делает три неуклюжих прыжка и с брызгами плюхается в воду метрах в трех от берега. До Петра мне далеко. Я бросаю эту затею.
– А куда на работу планируешь устраиваться? – спрашивает меня Артем.
Я раздумываю над его вопросом. И вправду – куда? Зачем и почему? Эти мелочи способны свести с ума, но именно из них и сплетается паутина, которую мы принимаем за действительность.
– Не знаю еще, не решил. Куда возьмут, в конце концов. Менеджером каким-нибудь пойду, в офис сидеть. Менеджеры сейчас везде требуются, главная профессия века или вроде того.
– В ментовку не хочешь? У тебя же вроде батя – мент…
– Вот поэтому и не хочу. Диалектическое отторжение на генетическом уровне, если можно так сказать. Хватит уже ментов в семействе.
– А по мне так – нормальная работа, платят ничего и полное государственное обеспечение…
– Ну, это как посмотреть. По-моему, крайне бесполезная и бессмысленная работа. Люди должны уметь самостоятельно решать свои проблемы, обходясь без полиции, судов и прочих бюрократических институтов, навязываемых нам государством. Общественный договор это называется.
– Что-то плохо они без них обходятся, – смеется Артем. – Ерунда какая-то обычно получается, фигней называется.
В общем-то, он прав. К сожалению, человек так и не научился жить самостоятельно. С темных первобытных времен и до наших светлых дней мы нуждаемся в ком-то или чем-то, на кого можно было бы переложить свою ответственность, транспонировать свои страхи перед неизвестностью. Этот паразит – государство – не отомрет, пока он необходим нам как кислород.
– Все равно работа неблагодарная. Грязь и тоска. И государственное обеспечение, я тебе скажу, благо сомнительное, в особенности, если учесть, как наше государство любит его предоставлять, да и вообще что-то предоставлять.
– А я бы пошел… – вздыхает Артем.
– Ты? В менты? – вмешивается Петр, – Не смеши.
– А что такого? – Артем переводит взгляд на него.
– Да ничего. Просто смешно.
– Ладно вам горячиться, – я мирно улыбаюсь, – давайте лучше выпьем.
– Давай.
Мы стукаемся бутылочными горлышками и выпиваем пива. Во рту горьковатый солодовый привкус, слегка пощипывает губы.
Солнце медленно опускается по рассеченному белыми шрамами облаков небосклону, начиная плавно закатываться за верхушки деревьев на том берегу, – потихоньку наступает вечер. Хотя, конечно, вечера в мае – учитывая, что на носу вообще сезон белых ночей – светлы и не нагоняют такой тоски на сердце, как, скажем, вечера в октябре или феврале, но все-таки вечер – это вечер, это время зрелости и осмысления, время опыта и утрат, и это наводит на определенные мысли. Я смотрю на реку. Вода рябит под легким натиском ветра, рассеивая красные искры от закатных лучей. Время идет, река течет. А мы сидим на берегу и ничего не ждем. Наслаждаемся.
Выпиваем еще пива. Швыряем на спор камешки-гладыши – у кого дальше полетит. Выигрывает Петр.
По-прежнему сидим на известняковых плитах, разговариваем. Солнце гладит наши лица красноватыми ладошками, что тянутся сквозь нестройные ряды деревьев на противоположном берегу. Изредка налетает порыв ветра, который треплет наши волосы и пытается забраться под одежду.
– Что-то я устал смотреть на эту воду, – говорит Артем, – может, в город вернемся?
– Поддерживаю, – говорю я. – Только по городу пройдемся, на одном месте сидеть надоело.
– Хорошо, без проблем.
Мы возвращаемся в город. Вечер полновластно растекся по улицам, заполнив их прохладной тенью, таинственными загадками и чужими секретами. На душе легко, по телу разливается приятное тепло – выпитый алкоголь сделал свое дело. Хочется женской ласки.
Ах, май! Май-сорванец, май-развратник, что захватил наши души. Хочется наполнять легкие его воздухом до предела, пить его, познавать, овладевать этим вечером как застенчивой юной девушкой. Хочется жить. Радоваться и смеяться. Несмотря на боль грядущих дней. Несмотря ни на что.
Мы покупаем еще пива и идем гулять по городу. Улицы наполнены молодежью, которая прогуливается, как и мы, слушает музыку на автобусных остановках и просто общается. Автомобилей почти не видать. Изредка проезжает патруль ППС. Теплый ветер, немного усилившийся вместе с наступлением вечера, шелестит свежей листвой в кронах деревьев, гоняет мелкую пыль по растрескавшемуся асфальту у нас под ногами.
– Как-то все изменилось, пока я был в армии, – говорю я, – и не изменилось одновременно. Ерунда какая-то.
– Церковь вон построили.
– Вижу.
– А покрасили только фасад, на остальное краски не хватило.
– Батюшка приватизировал.
– Правда? – спрашиваю я.
– А то! Ушлый поп. Он на строительстве этой церкви неплохо наварился. Дом себе отгрохал – как у олигарха…
– Попы – вообще предприимчивый народ. Пользуются верой наивных сограждан в своих корыстных целях.
– А бог есть? – спрашивает меня Петр.
– Откуда мне знать? Если и есть, то он ни при делах. Такой же нищий и горемычный, как и мы. С его всепрощением и любовью к ближнему в наш волчий век не прожить.
– Это печально.
– А ты в бога веришь? – спрашиваю я Петра.
– Не особо.
– Вот и он в тебя не верит, – смеюсь я. – И вообще ни в кого не верит. Бог устал от всех нас.
– Что вы все про бога? – вмешивается Артем, – Вон девчонки какие ходят. Давайте с кем-нибудь познакомимся.
– Дерзай.
Артем пытается знакомиться с идущими навстречу девушками. Получается у него, мягко говоря, неважно. Да и ситуация не особо располагает: большинство – школьницы, те, что постарше, прогуливаются в компании своих молодых людей.
– Бросай ты это дело, – говорим мы ему с Петром, – никому ты не интересен.
– Это я-то? Это вы никому не интересны! – отвечает нам Артем и продолжает пытаться завязать знакомство с утроенным энтузиазмом.
В итоге, надо отдать ему должное, у него получается. Он знакомится с двумя девушками, представившимися Аней и Катей, и дальше мы идем гулять вместе. Девушки не особо красивы, но на безрыбье, как известно…
Артем пытается развлечь их беседой, мы с Петром в основном многозначительно молчим. Проходим так несколько кварталов, Аня с Катей слушают Артема, который рассказывает какие-то анекдоты, перемежающиеся со случаями из его жизни.
Сделав небольшой круг по городу, возвращаемся в аллею, где сидели сегодня днем. Я с Петром иду в магазин за пивом, оставив Артема в компании наших новых знакомых. Берем пиво себе и девушкам. Возвращаемся.
Артем с девушками расположился на скамейке в аллее под кронами лип. Продолжает заливать. Барон Мюнхгаузен прям. При виде пива девушки оживляются, тянут руки за своими бутылками. Простушки из местных. Скорее всего, учатся в техникуме на бухгалтеров. В худшем случае – в лицее на поварих.
– Чем вы занимаетесь по жизни? – спрашиваю я девушек, отхлебывая из бутылки.
– Учимся.
– Все мы чему-нибудь учимся – в меру сил и возможностей, – улыбаюсь я, – вы конкретно на кого?
– Это допрос?
– Вроде того.
– На бухгалтеров.
– В техникуме?
– А где ж еще?
Вообще они правы: их занятия – их личное дело. В конце концов, все мы что-то как-то да делаем по жизни, и не всегда то, что нам нравится. Возможно, им светит стать средней руки специалистами по бухгалтерскому учету и пристроить свои попы в мягкие кресла какой-нибудь замшелой фирмы из местных. Может, и не светит. Кривая судьбы все равно рано или поздно всех нас куда-то выводит.
– А вы чем занимаетесь? – спрашивают в свою очередь девушки.
– Я в милиции работаю, – невозмутимо врет Артем, мы с Петром молчим.
– Правда?
– Чистая.
– Ну и как?
– Отлично!
Больше вопросов нет. Остаются только сальные анекдоты Артема, которых у него в достатке. Пусть рассказывает. Слова – ерунда, слова не важны, когда у нас есть такой вечер. Когда у нас есть этот пульсирующий сгусток времени, вырванный с мясом из утробы безумных эпох.
Мы пьем пиво и иногда перекидываемся короткими репликами. Говорить особо не о чем. Девицы не слишком общительные. Петр говорить вообще не любит. Мне сказать нечего. Ситуацию в меру сил и возможностей спасает Артем, но мне видно, что в определенный момент становится скучно и ему. Наслаждаемся тишиной и теплым покоем майского вечера.
Потом девушки уходят. Одна из них, которая Катя, говорит, что дома у нее маленький ребенок и старая мама.
– А муж?
– Объелся груш, – коротко отвечает она, и я понимаю, что тема исчерпана.
– Ну, пока, – прощается с девушками за всех Артем.
– Пока.
– Еще встретимся?
– Все может быть…
Все может быть… Они уходят. Растворяются в тени от домов и деревьев, в струях налетающего с реки ветерка. Все может быть… Или, быть может, все? Все, что когда-либо произойдет, случится, явится миру – все это уже кончено, свершилось и благополучно забыто?.. Мы идем по кругу, повторяясь, натыкаясь на повторы, расшибаясь об них. И разорвать этот круг не представляется возможным…
– Еще пива, господа? – спрашивает Артем.
– Еще одно и домой, – отвечаю я, – иначе я рискую повторить вчерашнюю ошибку…
– Давай так.
И опять мы пьем пиво. В который раз за сегодня? Опять эти повторы…
Я повторяюсь, потому что повторяется сама жизнь. О, этот заколдованный круг! Новое пришествие мертворожденных идей и людей. Все происходит снова и снова, рутинно и буднично; так, словно иначе и быть не может. Удел человечества – это глупые и скучные повторы, в которых он обречен искать смысл. О каком чистом листе может идти тут речь? Все равно вернешься к тому, на чем кончил. Жизнь невозможно начать с чистого листа в силу природы самой жизни.
– Ты когда уезжаешь в Питер? – спрашивает меня Петр.