Мистер Х

И вот в очередной раз, когда рабочий день был окончен и работники лаборатории уже начали собираться, чтобы отправиться домой, Хананий Витальевич предложил Эдуарду подвезти его до метро. На улице шёл дождь, и Эдуард с удовольствием согласился. Когда Эдуард Константинович переоделся и вышел из здания лаборатории, Хананий Витальевич уже ждал его в заведённом автомобиле. Они поехали по привычному маршруту, первым заговорил Хананий Витальевич. Он вдруг спросил:

– Вы знаете, Эдуард, что наша работа приносит пользу человечеству?

– Конечно, Хананий Витальевич, поэтому я и работаю в лаборатории, зная, что мы с вами создаём нужные человечеству лекарственные препараты, это для меня принципиально важно.

– По этой же причине и я в своё время выбрал эту работу и уверен, что наш труд, как и труд многих других учёных, должен приносить пользу, – своей интонацией Хананий Витальевич как бы дал понять, что чем-то возмущён и хочет о чём-то рассказать. Эдуард это понял и задал наводящий вопрос:

– Что же Вас тревожит?

– Слово тревожит не совсем правильное. Меня возмущает то, с какой неприкрытой наглостью люди, не имеющие отношение к медицине, диктуют нам, учёным, что и как нужно делать! – он глубоко вздохнул и добавил: – Это мне начинает напоминать тоталитарный режим, от которого я в своё время бежал в эту свободную, как мне тогда казалось, страну.

– Я не понимаю, о чём Вы? – пытаясь разобраться, о чём говорит Хананий Витальевич, удивлённо спросил Эдуард.

– Как же Вы не понимаете? Я говорю о тех людях, которые приходят в нашу лабораторию, хотя к медицине не имеют абсолютно никакого отношения. Один из них, который лысый, он из Пентагона, а остальные вроде бы из госдепа. Вот я и спрашиваю, во что превращается наша демократия, где же теперь наши идеалы свободы? Уже и в медицину свои щупальца засовывают.

Эта информация показалась Эдуарду Константиновичу важной, однако такие откровения могли быть и хитроумной проверкой со стороны Ханания Витальевича. Ведь Эдуард совсем недавно пришёл в их коллектив. Поэтому, не зная, как отреагировать в такой ситуации, Эдуард решил не показывать свой интерес к услышанному.

– Не думаю, что эти люди как-то связаны с нашей работой, ведь мы занимаемся разработкой вакцин, возможно, Вы просто излишне взволнованы? Для меня лично важно, чтобы моя работа была результативной и полезной. А эти люди мне абсолютно не мешают!

– Напрасно Вы их недооцениваете, я раньше тоже не обращал на них никакого внимания, однако такая секретность меня просто удивляет. Даже мне, руководителю всей лаборатории, не позволяют входить в помещение, где проводятся опыты с веществами, которые они приносят с собой. Но скажу Вам по секрету, что вся их конспирация и яйца выеденного не стоит. Мне было интересно, и я всё разузнал, – в этот момент глаза Ханания Витальевича блеснули, и он уже готов был поведать, что же ему удалось выяснить. Но тут вдруг в лобовое стекло попал небольшой камень от проезжающей встречной машины, и момент был упущен.

– Вот чёрт, ещё этого не хватало. Вроде обошлось. Эдуард, Вы не видите трещины?

– Нет, не вижу, вроде бы обошлось.

– Ну и хорошо, так о чём я говорил? А, да, про злодеев, которые хотят лишить нас свободы, – тут Хананий Витальевич сделал паузу, а потом продолжил: – Ну да ладно, не будем о грустном. Тем более что мы уже подъезжаем.

Автомобиль плавно свернул направо и остановился напротив станции метро. Дождь шёл, не прекращаясь. Эдуард накинул на голову капюшон, поблагодарил Ханания Витальевича и, попрощавшись с ним, вышел из машины. Всю дорогу до дома он думал о том, что недавно услышал. Анализируя фразы, слетевшие с уст старого еврея, Эдуард пришёл к выводу, что это была не проверка, скорее всего, это была своего рода ответная реакция на недоверие и вытекающее из этого унижение, которое испытывал Хананий Витальевич. Нужно понимать, что он искренне поддерживал и сам пропагандировал американский образ жизни. Всегда стремился подчеркнуть, как важно быть свободным человеком и как эта свобода исключительно положительно сказывается на всём американском обществе, которое, по его глубокому убеждению, является олицетворением передового человечества. А ему, получается, не доверяют.

Можно было по-разному относиться к идеалам этого человека, но не верить в его искренность по отношению к своей стране, куда он эмигрировал из ненавистного ему СССР, было большой ошибкой. Ведь Хананий Витальевич потратил чуть ли не всю свою сознательную жизнь на то, чтобы бороться с несправедливостью и отстаивать демократические идеалы. По этой причине в СССР он был не угоден, его вольнодумие расценивалось как угроза, а научная деятельность всячески притеснялась. И получив возможность сбежать в США, Хананий Витальевич был безмерно счастлив и, не мешкая ни минуты, отправился в путь. С того самого момента, когда он стал гражданином США, и по сегодняшний день Хананий Витальевич ни разу не изменял своим принципам. И тот факт, что кто-то хочет изменить привычное для него общество, с присущими ему нормами морали и человеческими свободами, дарованными конституцией, возмущал его до глубины души. Это всё и явилось причиной его такого, на первый взгляд, подозрительного красноречия.

Что же хотел сказать и не сказал Хананий Витальевич? Этот вопрос не давал покоя Эдуарду Константиновичу. Как же разузнать, что таится за ширмой секретности? Возможно, это просто ущемлённое самолюбие старика, а может, и действительно что-то очень важное.

Эдуард Константинович постарался с максимальной точностью воспроизвести всё, сказанное Хананием Витальевичем, на бумаге, прочёл несколько раз, вспоминая, с каким эмоциональным подтекстом это всё говорилось, но, к сожалению, ничего нового, что могло помочь пролить свет на загадочных посетителей лаборатории, он не нашёл. Однако лист бумаги, на который всё записал, выбрасывать не стал и, сложив его пополам, убрал в ящик письменного стола.

Этот разговор оставил у Эдуарда Константиновича чувство незаконченности, и его пытливый ум вновь и вновь возвращался к вопросам, на которые он старался, но никак не мог найти ответа. Постараться самому пролить свет на причины, по которым люди, не имеющие отношения к медицине, с завидной регулярностью появлялись в лаборатории с секретными поручениями, было опасно, потому как малейшее подозрение со стороны руководства или других учёных привело бы к краху. Его бы обязательно уволили с «волчьим билетом», и неизвестно ещё, какие последствия это могло за собой повлечь, так как при приёме на работу Эдуард Константинович подписывал множество разных документов, запрещающих ему разглашать информацию о своей деятельности и вникать в то, что не входило в круг его обязанностей. Но как же докопаться до истины? Возможно, Хананий Витальевич и в следующий раз разоткровенничается и даст исчерпывающий ответ на всю эту ситуацию? Однако любопытство и чувство необъяснимой секретности уж очень взволновали Эдуарда Константиновича, и ждать удобного шанса поговорить с Хананием Витальевичем у него просто не хватало терпения. Эдуард принял решение во что бы то ни стало приложить максимум усилий и продолжить разговор с Хананием Витальевичем. И в этом порыве, мотивируемом его природным любопытством, сам Бог ему благоволил. События складывались как нельзя лучше.

Не прошло и недели с того дня, как состоялся первый разговор между Эдуардом Константиновичем и Хананием Витальевичем, и вновь в лабораторию пришли люди с секретным чемоданчиком. Всё происходило по обычному сценарию, на входе их встретил руководитель научного коллектива. Он сопроводил их в специальное помещение, где уже были подготовлены необходимые для их деятельности оборудование и инструменты. Однако не всё пошло как обычно. Как только они вошли в специально приготовленное для них помещение и разложили перед собой принесённые в железном чемоданчике миниатюрные пробирки с неизвестным содержимым, свет в лаборатории загадочным образом погас. Внешних окон в лаборатории не было, и в помещении наступила кромешная тьма. Кто-то попытался воспользоваться зажигалкой, чтобы хоть как-то осветить помещение, но его резко одёрнули, так как в лаборатории мог произойти пожар, и всем пришлось ждать несколько минут в полной темноте, пока не заведётся резервный генератор. Кто и что делал в эти несколько минут, можно было только догадываться, прислушиваясь к шорохам, идущим из разных сторон. Нужно также представлять для себя, что все двери в лаборатории были снабжены магнитными замками, и когда электричество было отключено, замки на время перестали работать. Но в тот момент никто не придал этому большого значения, и как только подача электричества была восстановлена, каждый вновь продолжил свою работу. Когда рабочий день уже подходил к концу и часы показывали 17:45, Хананий Витальевич, обычно уходивший с работы чуть ли не последним, начал собираться домой. Эдуард это заметил и подошёл к нему с просьбой.

– Хананий Витальевич, я хотел Вас попросить довести меня до метро, а то на улице опять дождь, а я, по обыкновению, забыл дома зонт, – Эдуард лукавил, зонт у него был, он предусмотрительно взял его с собой, когда утром, выходя из дому, увидел на небе тучи, он специально спрятал его в своём шкафчике для переодевания, так как лучшего аргумента, чтобы не получить отказ, он в тот момент не придумал. Ханания Витальевича не смутила такая просьба, и он согласился подвести Эдуарда. Они вместе вышли из здания и направились к автомобилю Ханания Витальевича, стоящего на прилегающей к зданию парковке. Шёл дождь, и когда владелец автомобиля засунул руку в карман плаща, чтобы достать ключи, то вместе с ключами из кармана выпала маленькая стеклянная пробирка. На удивление она не разбилась, а только лишь издала при падении характерный звук ударившегося об асфальт стекла и покатилась в сторону. Хананий Витальевич перепугался, в этот момент он резко посмотрел на Эдуарда Константиновича и только после этого перевёл взгляд на лежащую под дождём стеклянную пробирку. Ничего не говоря, он поднял её и положил обратно в карман. Эдуард Константинович, возможно, и не придал бы значения этой ситуации, но поведение Ханания Витальевича и его испуганный взгляд сразу же дали понять: здесь что-то не так, он что-то скрывает. Ловким движением машина была открыта, и они быстро сели в неё, подгоняемые проливным дождём. Хананий Витальевич повернул голову в сторону Эдуарда и, сделав глубокий вздох, сказал:

– Ничего не спрашивайте, мой друг, раз уж так случилось, то я сам всё Вам расскажу. Уверен, что Вы меня поймёте. Сегодня суббота, и если Вы не против, то я приглашаю Вас к себе домой, и там в спокойной обстановке мы всё обсудим. Тем более что нас дома ждёт вкусный ужин! – с этими словами Хананий Витальевич завёл машину, и они плавно тронулись с места. Дождь своими каплями стучал по крыше Бьюика, и только радио с небольшой хрипотцой перекрывало своим звучанием эту хаотичную барабанную дробь. Дорога была свободна, и они быстро добрались до небольшого частного дома в пригороде, где жил Хананий Витальевич и его жена Сара. По дороге они не промолвили ни слова, только несколько раз обменявшись взглядами.

Дом семьи Зильберг представлял из себя двухэтажное строение без изысканных архитектурных форм, обрамлённое по периметру невысоким забором из аккуратно остриженных кустов. На первый взгляд, он ничем не отличался от других домов, выстроенных в привычном для Америки стиле, но одна вещь явно выделяла его из общего фона серых однообразных фасадов. Между первым и вторым этажами, прямо над входной дверью гордо реял американский флаг. Это лишний раз подчёркивало отношение Ханания Витальевича к своей стране. К стране, в которой он живёт, и к тем ценностям, которые, по его глубокому убеждению, эта страна олицетворяет в мире.

Несмотря на то что дом внешне казался небольшим, внутри он был довольно просторным. Мебели было немного, но вся она была подобрана со вкусом. Посреди гостиной стоял большой деревянный стол, покрытый ажурной скатертью, вокруг которого были расставлены восемь красивых резных деревянных стульев. Вдоль стены располагался старинный сервант с выставленной в нём фарфоровой посудой и памятными фотографиями. В противоположном от входа углу рядом с журнальным столиком, выполненном в античном стиле, находились два антикварных кресла, с изящными деревянными ножками. Чувствовалось, что хозяева с особым трепетом и любовью относятся к своему дому.

– Проходите и присаживайтесь, Эдуард, сейчас я познакомлю Вас со своей женой, – не успел Хананий Витальевич закончить свою фразу, как в гостиную вошла стройная немолодая женщина в строгом неброском наряде.

– Это моя Сара, – с особой нежностью в голосе произнёс Зильберг.

– Здравствуйте, очень приятно, меня зовут Эдуард.

– Здравствуйте, Эдуард, мне тоже очень приятно. Хананий Витальевич редко приглашает к нам в дом гостей. Присаживайтесь за стол, я сейчас накрою вам ужин, – с этими словами Сара удалилась на кухню, а Хананий Витальевич похлопал Эдуарда Константиновича по плечу и с улыбкой на лице сказал:

– Присаживайтесь, не стесняйтесь. Вы явно ей понравились. Сара – очень искренний и прямолинейный человек. Мы прожили с ней вместе так много лет, что я уже и не помню того времени, когда жил один.

Ужин был скромным, но все приготовленные блюда были на редкость вкусными. После ужина был подан чай, и Сара, как умудрённая опытом женщина, оставила мужчин наедине, тактично откланявшись.

Когда они остались вдвоём, Хананий Витальевич первым прервал молчание. Он сделал глубокий вздох, поставил руки локтями на стол и сложил пальцы между собой, облокотив на них подбородок. После чего перевёл свой взгляд на Эдуарда Константиновича и, убедившись, что собеседник готов внимательно его выслушать, начал свой монолог.

– Эдуард Константинович, сегодня Вы стали невольным соучастником моего тайного расследования. Поверьте, я не хотел Вас в это впутывать, но получилось, как получилось. И теперь я должен понять, что Вы думаете на этот счёт.

– Я на самом деле не совсем понимаю, о чём идёт речь, – ответил Эдуард, пытаясь сделать вид, что не понимает, к чему клонит старик.

– Мой друг, сегодня Вы видели, что выпало из кармана моего плаща. Думаю, что в ближайшие дни те, кто не досчитается пробника, начнут его разыскивать и опрашивать всех, кто работает в лаборатории. Так вот, когда Вас спросят, видели ли вы, чтобы кто-то из персонала выносил стеклянную пробирку, вероятнее всего, Вы вспомните сегодняшнюю ситуацию, произошедшую на парковке. Поэтому, опережая предстоящие события, я должен понять, стоит ли мне вас остерегаться или нет.

Эдуард Константинович понял, что его попытка сделать вид, якобы он не понимает суть разговора, оказалась тщетной и притворяться дальше было бессмысленно и даже глупо. Он несколько секунд молчал, раздумывая, что же ответить Зильбергу, в то время как Хананий Витальевич не сводил с него глаз в ожидании ответной реакции на произнесённые им слова.

– Не буду скрывать и скажу Вам начистоту, – начал говорить Эдуард, – всё, что происходит в нашей лаборатории, у меня так же, как и у Вас, вызывает некоторое недоумение. В прошлый раз, когда Вы подвозили меня до метрополитена, Вы сказали фразу, которая меня заинтриговала, и я до сегодняшнего дня пытался понять, но, к сожалению, так и не смог разобраться, что же Вы имели в виду, произнося фразу «эти люди хотят лишить нас свободы». И сегодня я напросился поехать с Вами, чтобы попытаться поговорить и пролить свет на этот не покидающий мою голову вопрос.

– Почему тогда Вы сразу меня об этом не спросили?

– Честно говоря, я не был уверен, что могу Вам доверять. Но сегодня после всего сказанного Вами я понял, что могу быть с Вами откровенен, и надеюсь получить ответ на интересующий меня вопрос.

– Не всё так просто, как Вам кажется. Вы даже представить себе не можете, что они задумали. Если бы мне кто-то это рассказал, я, наверное, не поверил бы. То, что я забрал из лаборатории сегодня, окончательно расставит все точки над «и». Пойдёмте со мной, я всё Вам расскажу.

Они вышли на задний двор и, пройдя по вымощенной тротуарной плиткой дорожке, подошли к небольшому строению, внешне напоминавшему сарай для хранения садового инвентаря.

– Проходите, – сказал Хананий Витальевич, открывая дверь сарая. – Это моя маленькая лаборатория. Знаете ли, мне всегда нравилось заниматься научной деятельностью, поэтому некоторые свои опыты мне приходилось делать именно здесь. И благодаря такой возможности, я смог докопаться до истины, выяснить причину такого пристального внимания к нашей лаборатории со стороны специалистов, казалось бы, таких далёких от медицины. Я потратил на это уже больше года своей жизни, и сегодняшний мой поступок, вернее сказать, тот материал, который я выкрал из лаборатории, станет подтверждением моей гипотезы, на первый взгляд, кажущейся фантастикой. Но независимо от того, что я буду вам рассказывать, прошу меня не перебивать. И так перейдём к сути. Когда в нашей лаборатории впервые появились представители Пентагона и госдепартамента, я был удивлён, но не придал этому особого значения. Однако через некоторое время в лабораторию закупили новейшее оборудование и не только профильное, но и технику, абсолютно не имеющую отношение к вирусологии или фармацевтике. После всего этого увеличили штат сотрудников и значительно повысили финансирование. Это мне удалось узнать, так как я близко знаком с нашим бухгалтером, когда-то я помог ей устроиться на работу, и она благодарна мне за это. Дальше интереснее, вместо вирусологов, микробиологов и лаборантов в лаборатории появились люди, специализирующиеся в технических областях, но точно не в медицине и не в фармацевтике. Помимо всего в лаборатории ввели особый порядок посещения некоторых помещений, даже мне, человеку, по должности отвечающему за всю лабораторию, запретили входить в некоторые помещения. Сами подумайте с чего бы это? И тут я, безусловно, задался вопросом, что же происходит на самом деле? Я начал анализировать остававшийся после опытов материал, который попадал в мусорные мешки. Несколько раз мне повезло, и в мусорном мешке оказались несколько выброшенных стандартных листов с записями итогов испытаний вакцин, однако вместо описания лечебных свойств вакцин описывались реакции живых существ на разную частоту звуковых и магнитных сигналов. И тогда я опять задался вопросом, как связаны опыты, которые описывались в лабораторных записях, и то, чем официально занимаемся мы? Так вот, ответ на этот вопрос я нашёл чуть позже, получив в своё распоряжение ампулу с вакциной, которую испытывают в нашей лаборатории. Здесь, в своей маленькой лаборатории я смог внимательно изучить содержимое ампулы. И рассмотрев вакцину под микроскопом, я увидел частицы инородных тел, вернее сказать, инородные вкрапления. А когда я увеличил разрешение микроскопа, то рассмотрел микрочастицы, которые вначале мне показались случайно попавшими в вакцину. А потом я смог раздобыть невскрытую ампулу, и в ней тоже были инородные тела. Тогда я решил подвергнуть раствор из пробирки воздействию звуковых волн разной частоты, как было описано в документации, полученной мною в лаборатории, но ничего не происходило. И я уже было сдался, но потом решил изменить частоту звуковых колебаний, и вдруг на частоте от сорока пяти до восьмидесяти герц частицы начали хаотично двигаться. Потом я ввёл часть вакцины лабораторной крысе и воздействовал на неё звуками той же частоты, при которой частицы, находящиеся в вакцине, реагировали. И что бы вы думали, крыса начала вести себя агрессивно, кидаясь на стенки клетки. Потом я немного усилил сигнал, и крыса начала грызть железные прутья клетки с такой силой, что сломала свои зубы. Вы представляете, крыса разорвала о прутья свою пасть, до крови разорвала. Увиденное поразило меня, и я продолжил эксперименты. На разных звуковых частотах эти частицы, находившиеся в организме животного, заставляли его вести себя по-разному. Агрессия, апатия, обострение чувства голода и наоборот. Таким образом, мною был сделан вывод, что при помощи вакцины наши спецслужбы, избегая каких-либо подозрений, вводят гражданам в организм под видом вакцин от гриппа эти наночастицы. При помощи которых, зная необходимые звуковые частоты, могут воздействовать на людей. Вы понимаете, о чём я Вам говорю? Это тотальный контроль! Понимаете?! Все, кто прививались от гриппа, возможно, уже заражены этим новым оружием по-настоящему массового поражения. Другими словами, те, у кого есть нужные данные о частоте звукового сигнала, могут воздействовать на людей, на огромное количество людей. На их эмоциональное и психическое состояние. Практически превращая человека в кибер-зомби, полностью подчиняющегося отданным ему посредством звуковых волн командам. Вы понимаете, что это преступление против человечества. Таким образом, у людей отнимают свободу, право выбора и вообще, превращают человека в раба поневоле. Да, и ещё я выяснил, что эти частицы разнятся между собой, возможно, что они реагируют не только на звуковые сигналы, но и на электромагнитные волны или на что-то другое. В своих опытах я не смог выяснить, чем ещё можно воздействовать на эти «чудесные» маленькие частицы, но уверен, что я выяснил далеко не все характеристики, не побоюсь этого слова, оружия, да, именно оружия, причём самого совершенного.

– У меня просто нет слов, это ужасно! – произнёс ошеломлённый от услышанного Эдуард Константинович. Он представил в своей голове страшную картину возможного развития событий. «Как уязвим человек в современном мире», – подумал он, и в ту же секунду его посетила другая страшная мысль, которая заставила его содрогнуться, как будто бы жало шершня проникло в кожу, причиняя ему боль.

Хананий Витальевич заметил реакцию Эдуарда и спросил:

– О чём Вы сейчас подумали? Вы представили весь ужас происходящего в нашей свободной стране?

– Да, Хананий Витальевич, я попытался представить, что может произойти в США, и ужаснулся, но что ещё более ужасно, – Эдуард сделал паузу и нахмурил брови, – это то, что мы ведь экспортируем эту вакцину во многие страны мира.

– Да, мой друг, Вы правы, это ужасно! Но другие страны меня волнуют меньше всего, я беспокоюсь о нашей стране, о нашей великой и свободной стране. О стране, которая представляет собой оплот торжества свобод! А то, что будет в Африке или Азии и даже в России, меня не беспокоит. Ведь там живут дикари и невежды. Все, кто хоть немного дорожат своей свободой, уже давно перебрались в США. Более того, если бы я был уверен в том, что наша вакцина с этими добавками используется только для экспорта, то счёл бы это важным для нашей страны проектом. Потому как мы это исключительная нация, имеющая право на защиту себя и своего образа жизни от посягательств. Но, к моему великому сожалению, я доподлинно знаю, что этой гадостью заражают наших соотечественников, и этот факт меня беспокоит.

Эдуард Константинович хотел было возразить, но понял, что спорить с Хананием Витальевичем бесполезно и высказанное им мнение может только навредить ему в дальнейшем. Поэтому он перестал высказываться, а решил побольше узнать о том, что известно Хананию Витальевичу.

Они поговорили ещё некоторое время, после чего Хананий Витальевич продемонстрировал Эдуарду несколько опытов с лабораторными крысами, показав на практике, как работает вакцина. Эти опыты произвели на Эдуарда Константиновича неизгладимое впечатление. Он в первый раз за свою жизнь увидел, как крысы по команде, отданной Хананием Витальевичем посредством подачи сигналов на разных звуковых частотах, абсолютно не слышных для человека, то затихали, то становились агрессивными, а в конце опыта погибали, содрогаясь в конвульсиях.

Когда Эдуард Константинович пришёл домой, он, не раздеваясь, сел за письменный стол и начал переносить на лист бумаги всё то, что сегодня услышал и увидел в гостях. Эти записи на следующий день Эдуард Константинович экстренно передал в российское посольство, так как искренне любил свою Родину и никогда не забывал, где он родился и впервые произнёс слово «мама». Нужно отметить, что при отъезде из России с Эдуардом Константиновичем, как и со многими покидающими родину учёными, сотрудниками спецслужб была проведена определённая работа, а в США с ним всегда поддерживал связь человек, являвшийся связным между российским посольством и такими же, как и Эдуард, эмигрантами.

Эта новость в посольстве показалась немного фантастической, и первоначально к этой информации отнеслись скептически, однако, когда через несколько часов поступила информация о том, что в пригороде Вашингтона дотла сгорел дом профессора Зильберга и в пожаре погибли он и его жена, то к переданным Эдуардом Константиновичем данным отнеслись уже более серьёзно. Эдуарду Константиновичу было предложено не возвращаться домой, так как опасность, что его могут устранить, как это было сделано с семьёй Зильберг, была очень велика. А Эдуард Константинович теперь представлял из себя очень важного свидетеля и обладал уникальной информацией, поэтому, когда в Москву по засекреченным каналам связи была передана зловещая информация, решение было принято молниеносно, и для доставки и сопровождения Эдуарда Константиновича в Россию был вызван Х.