скачать книгу бесплатно
Адвокат Прометея. Пьеса
Дмитрий Розенбанд
Мифы похожи на нарисованный очаг, висящий в каморке у папы Карло – красиво, пыльно и не греет. А за холстом прячется дверца, к которой надо подобрать ключ.Так и в каждом мифе скрыто какое-то противоречие. Его надо найти, а потом понять, как связать происходившие в мифе события так, чтобы это противоречие исчезло. И вот уже миф о Прометее объясняет нам, что имели в виду мудрецы, утверждая, что: «Все предопределено, но свобода дана». И почему «человек без любви не более, чем покойник в отпуске».
Адвокат Прометея
Пьеса
Дмитрий Розенбанд
Иллюстратор Алексей Константинович Дмитриев
© Дмитрий Розенбанд, 2023
© Алексей Константинович Дмитриев, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0059-8276-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Адвокат Прометея, пьеса в трех действиях
Все предопределено, но свобода дана.
Рабби Акива, Мишна
Но ведь без любви человек – не более чем покойник в отпуске.
Ремарк, Три товарища
Тварь ли я дрожащая или право имею?
Достоевский, Преступление и Наказание
Действующие лица:
– Кукловод
– Прометей
– Защита
– Афина
– Гефест
– Судья в третьем акте
– Обвинение в третьем акте
– Постаревший Зевс
– Люди / Актеры сценок на авансцене / двое полицейских / тени богов
Первое действие – театр теней
Начало – на пустой авансцене в левом углу стоит стол, на нем проигрыватель, рядом простой стул или табурет. Сцену пересекает вдоль занавес, сделанный так, чтобы актеры, находящиеся за ним, отбрасывали тени, которые видят зрители. Таким образом авансцена занимает примерно две трети площади.
Появляется Защита, это молодой человек, сутулый и немного дерганый. Глаза поднимает редко, руками перебирает много. Одной рукой тащит за собой сундук.
Защита ставит сундук на пол посередине сцены, открывает его и достает книгу «Легенды и мифы Древней Греции» Куна. Садится на табурет, листает книгу, рассматривая картинки, потом читает:
Защита:
– Миф о том, как Прометей был прикован по повелению Зевса к скале, изложен по трагедии Эсхила «Прикованный Прометей»
Защита, декламируя нараспев:
– «Пустынная, дикая местность на самом краю земли, в стране скифов. Суровые скалы уходят за облака своими остроконечными вершинами. Кругом – никакой растительности, не видно ни единой травки, все голо и мрачно. Всюду высятся темные громады камней, оторвавшихся от скал. Море шумит и грохочет, ударяясь своими валами о подножие скал, и высоко взлетают соленые брызги. Сюда-то, на край земли, привели слуги Зевса скованного титана Прометея, чтобы приковать его несокрушимыми цепями к вершине скалы». – Защита закрывает книгу, – Чушь какая-то.
Защита:
– Не понимаю. Чего он ждал столько лет? Он же провидец, то есть он знал, что все равно сдастся, даже знал с точностью до дня, когда именно он сломается и выдаст Зевсу всю информацию. Зачем же тогда он так долго терпел пытку? Мог бы сразу рассказать, и не было бы ни цепей, ни орла, пожирающего каждый день его печень. На фига надо было все это тянуть?
Защита откладывает книгу, роется в сундуке, достает настольную лампу и два свитка. Ставит лампу на сцену перед сундуком, разворачивает один из свитков и кладет его под лампой, становится на четвереньки перед ним, включает лампу. На занавесе появляется проекция картины Рубенса «Прометей прикованный».
– Может быть, как раз из-за этого? Ты точно знаешь тот день, когда ты сдашься, и это заставляет тебя терпеть? Терпеть пытку, как ненавистную работу, на которую ты встаешь каждое утро, и это жрет тебя изнутри, а отпуск будет только через месяц, но уже есть билеты. Надо только дождаться. Может, он тоже так? Ждал отпуска от муки?
Защита сворачивает первую картину и подкладывает под лампу вторую, на занавесе появляется проекция «Прометея» Гюстава Моро.
– Все равно не сходится. Слишком уж у него тут гордый взгляд. И этот дохлый гриф, и перья под левой ногой. Он тут вообще, как на троне сидит, с короной. Как будто все идет по его плану, и он здесь тот, кто решает, что, когда и зачем. Не понимаю. Не понимаю.
Выключает лампу, сворачивает картины в свитки и убирает их в сундук, уходит со сцены, оставив книгу, сундук и лампу.
Уходя, сталкиваясь на выходе с Кукловодом:
Защита:
– Простите
Кукловод:
– Ничего страшного
Кукловод в длинном плаще, шляпе, рубашка, заправленная в бежевого цвета брюки, галстук бабочка на шее. Он одет стильно и немного небрежно. Возможно, он после бессонной ночи, проведенной в кабаке. Садится на стул. Закуривает, ставит диск / пластинку. Музыка, возможно «Баллада о Любви» Высоцкого в исполнении группы «Ключи», возможно Эдит Пиаф. Откладывает сигарету, достает из внутреннего кармана плаща губную гармошку, тихонько подыгрывает музыке.
Ближе к концу песни убирает гармошку в карман и начинает говорить, очень спокойно, грудным голосом, так говорят о чем-то личном, давно ставшем аксиомой.
Кукловод:
– В этом мире есть мало сюжетов, штук семь, восемь, может быть двенадцать, вряд ли больше.
Он передвигает стул к сундуку, открывает его, в нем все необходимое для сбора «театра теней».
Кукловод собирает «театр теней», это коробка с открывающимися створками. Возможно, в идеале, сундук трансформируется в театр теней. Затем берет оставленную Защитой настольную лампу, ставит позади своего театра и включает. В этот момент включается свет сзади сцены. На занавесе проецируются тени, они меняют размер, приближаясь или удаляясь от экрана, объединяются, их тени складываются в фигуры, потом из теней получается дерево, потом какое-то фантастическое животное. При этом занавес подсвечивается пятнами разного цвета, создавая ощущение волшебства.
Кукловод:
– Можно очень долго рассуждать о том, что это за сюжеты, истории о воплощении, перевоплощении, очищении и отречении, расставании и возвращении. – Кукловод делает паузу, потом его тон меняется и становится жестким, свет занавеса тоже меняется, становится белым, тени четкими и контрастными, – Все это дешевая романтика и словесный блуд. По факту же брат убивает брата, сын убивает отца, отец приносит в жертву сына или дочь, любящие убивают себя сами, опоздав на встречу или превращаются в соляной столп, обернувшись не вовремя назад, сильные насилуют слабых, превращая их в чудовищ, верующие теряют родных и близких, не теряя при этом своей веры.
По мере повествования Кукловода на занавесе появляются проекции сценок узнаваемых сюжетов, то ли греческих, то ли библейских, то ли какой-то дикой смеси из них – Каин восстает на Авеля, рядом с ними Посейдон насилует Медузу, и ее волосы превращаются в змей, обращающих все живое в камень. Тут же Галит, Жена Лота, сама превратившаяся в камень от сострадания, видя все эти злодеяния вокруг. Где-то в углу Авраам или Агамемнон приносят в жертву своего ребенка, и тут же Иов, продолжающий славить Бога, который ради спора убил его детей.
Кукловод начинает убирать силуэты кукол в сундук.
Кукловод:
– Смешно, мы всякий раз проживаем эти истории так, как будто бы они случились в этом мире впервые… Нужна перспектива, чтобы понять, долгая долгая жизнь. Или оказаться, – обводит руками вокруг, – с другой стороны экрана.
Сказав это, Кукловод выключает лампочку театра теней, но свет за занавесом и тени на нем остаются. Они повторяют некоторое время те же сюжеты, возможно, с небольшими вариациями, потом разыгрывают сюжет Крысолова с дудочкой, вокруг которого вначале собираются остальные тени, затем они начинают идти за ним, поклоняясь, потом распинают его на кресте.
Кукловод в это время продолжает говорить,
Кукловод:
– Еще есть сюжеты о Ловце Душ, о долгом путь домой, о поиске Чуда и о мучительной смерти на кресте, и все это во имя Любви! Они все во имя Любви! Любовь – это та сила, которая связывает нас вместе, объединяет нас, атомы, в молекулы, из которых возникают нуклеотиды сюжетов, сплетающиеся в длинные нити ДНК какой-то Вселенской Амебы. Мне не хватает воображения, чтобы представить себе ее мир.
В тот момент, когда Кукловод начинает излишне философствовать про молекулы и нуклеотиды, свет за занавесом меркнет и тени исчезают.
Кукловод достает из кармана спичечный коробок, чиркает спичкой и зажигает, чтобы подкурить погасшую во время его повествования сигарету.
Кукловод:
– Один из сюжетов рассказывает о Творце, полюбившем свое Творение. И о Творении, позабывшем Творца.
В этот момент часть занавеса с тенью распятия освещается, как будто бы от света от огня спички. Кукловод задумался о чем-то своем, забыв прикурить он смотрит, как горит спичка, держа ее перед собой. На занавесе в пятне мерцающего слабого света тень распятого Крысолова слезает с распятия и приближается к занавесу вплотную, двигаясь вдоль него.
Спичка сгорает, обжигая Кукловоду пальцы, он трясет рукой, в это время фигура вплотную прижимается к занавесу, и оказывается со стороны Кукловода. Это мужчина лет тридцати, не слишком красивый. Он босой, на нем свободные штаны и футболка. Это Прометей. Когда Прометей оказывается перед занавесом, сзади занавеса вновь появляется свет и движущиеся тени. Их движения обыденны и повседневны – «возьми, передай, принеси, налей».
Оказавшись снаружи, Прометей поочередно то замирает, разглядывая танец теней, то начинает принимать в нем участие, но с другой, с нашей стороны занавеса. Затем он замирает надолго, и Кукловод «оживляет» его, хлопая по плечу. Прометей начинает бездумно участвовать в танце теней, потом останавливается и смотрит на Кукловода. Обходит вокруг, оглядывая:
Прометей:
– Кто ты?
Кукловод улыбается,
Кукловод:
– У меня нет имени, чтобы назвать его тебе, Прометей.
Прометей:
– Ты знаешь мое имя и не знаешь своего. Это странно. Я вижу будущее, но тебя в нем нет, как нет и этой встречи. Я сплю?
Кукловод, убирая театр теней обратно в сундук:
– Скорее это я сплю, и вижу сны.
Прометей, указывая на занавес:
– Все изменилось. Раньше они были рядом, а теперь они превратились в тени. Где мы?
Кукловод, закрывая крышку сундука:
– В театре. Играем свою роль. И в то же время смотрим представленье, – Кукловод показывает на занавес. А кто-то, – Кукловод кивает на зрителей, – смотрит представленье с нами, и так все дальше, дальше. Ты помнишь свою роль?
Прометей:
– Скорее, вижу, но не всю, отрывки, как вспышки в памяти, детально, ярко, резко, и к сожаленью большей частью больно. Предвидеть, это помнить то, что будет. Представь, что завтра будет сложный день, и ты уже устал. Мне хуже.
Кукловод:
– И что ты видишь завтра, мальчик?
Прометей:
– Завтра? Не завтра, нет, сегодня, сегодня, скоро, вот почти сейчас я стану подлецом. Вон, видишь тени – Прометей указывает на тени, называя их, а те по мере упоминания их приближаются к занавесу, пока остальные тени замирают, кланяются, потом возвращаются к их общему движению, – это боги. Вон тот вот, это Зевс. Он негодяй. А это тень его отца, он тоже сволочь, и к сожаленью вместе с тем – мой дядя. Вон мой отец, он верен брату, и вместе с ним они воюют с Зевсом уже лет десять, – на занавесе тени потешно боксируют, по-петушиному наскакивая друг на друга, но не прикасаясь, делая большие перерывы на то, чтобы отдохнуть и попировать, – я предупреждал, я говорил отцу, что им не победить, но он не слушал, а теперь все поздно. Сейчас я положу конец войне, предам отца и Зевс его убьет. Такое не прощают. Я вижу это, и не могу простить себя. Сегодня. Скоро. Я не хочу играть всю эту роль. Но прописан распорядок действий, и неотвратим конец пути.
Кукловод:
– Ого! Ты видишь так далёко? Я знаю продолжение строки: «ты один, все тонет в фарисействе, жизнь прожить, не поле перейти». Я написал это. Давно.
Прометей:
– Что ж, значит нам предстоит встречаться много раз. – Прометей замолкает, потом кивает на занавес, – Мне придется перейти через это поле.
Кукловод:
– У тебя нет выбора. Ты станешь одновременно предателем Иудой и распятым Мессией.
Прометей:
– Немного пафосно, ты не находишь? Я видел то, что будет.
Кукловод:
– Ты видел распятие? Ты знаешь о пытке?
Прометей:
