скачать книгу бесплатно
Вразумление Господне. Историческая и современная проза
Лариса Розена
В книге описывается жизнь сестёр Романовых до и после революции, их дружба. А также жизнь великих угодников Божиих и простых людей, их стойкость и противостояние всем жизненным невзгодам.
Вразумление Господне
Историческая и современная проза
Лариса Розена
Редактор Галина Сергеевна Наумчик
© Лариса Розена, 2022
ISBN 978-5-0055-0738-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Лариса Вениаминовна Розена
Вразумление господне
Посвящается – Б. М.
По благословению
Святейшего Патриарха
Московского и всея Руси
Алексия II
Одобрено Издательским Советом
Московского Патриархата
Председатель Духовного экспертного комитета,
главный редактор Издательства Московской Патриархии,
протоиерей Владимир Силовьев
Рецензент – эксперт, игумен Сергий Данков, сотрудник
экспертного комитета Русской Православной Церкви
Протокол Духовного экспертного комитета Издательского
Совета №93 от 11 сентября 2003г.
Из рецензии на книгу «Вразумление Господне»:
«Книга Л. В. Розеной представляет собой литературно-художественное произведение (сборник рассказов). Ее можно отнести к лучшим произведениям современной православной литературы…»
ЧАСТЬ 1
ВРАЗУМЛЕНИЕ ГОСПОДНЕ
МУЧЕНИЦЫ БЛАГОВЕРНЫЕ КНЯЖНЫ
ОЛЬГА И ТАТЬЯНА РОМАНОВЫ
Священной памяти Августейшей Династии Романовых благоговейно посвящает автор
I. ДРУЖБА
«Отец просит передать всем тем, кто Ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за Него, так как Он всех простил и за всех молится, чтобы не мстили за себя, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но не зло победит зло, а только любовь…»
(Письмо великой княжны Ольги Николаевны из Тобольского заточения)
– Алло, – в телефонной трубке что-то щелкнуло, и незнакомый мужской голос продолжал, – Тамара Александровна, здравствуйте! Ваша двоюродная бабушка, живущая в Санкт-Петербурге, парализована, ухаживать некому, желательно, чтобы кто-то находился при ней, – добавил, как бы упрашивая или упрекая.
– Благодарю, поняла Вас, – расстроенная, положила трубку.
«Вот ведь как разбросала судьба родных и близких людей по разным городам», – подумала с сожалением и горечью.
Тамара Александровна сама болела, жила на скудную пенсию, но ехать необходимо. Маленькая, подвижная, с короткой стрижкой светлых, пушистых волос и веселыми, мечтательными глазами, выглядела бодро. Во всей ее легкой фигурке сквозили своеобразное изящество и хрупкость. Одевалась очень просто, со вкусом.
Сразу же, купив билет на поезд, устремилась в Северную Пальмиру, любимый с детства Санкт-Петербург. Все ее там восхищало. Когда-то в молодости часто гостила у родственницы, ходила в театры, музеи, на выставки. Программа – насыщенная. Днем – Эрмитаж или Русский музей, вечером – театр или зал филармонии…
Позже, с ворохом редких книг по искусству и пластинками классической музыки, возвращалась в свой провинциальный городок. Давно это минуло!.. Ушли молодость, красота, надежды…
На одной из остановок в купе вошел пожилой мужчина, с копной полуседых, вьющихся волос и такого же цвета аккуратной бородкой, маленькими, близорукими глазами. В руках он держал тяжелый кожаный портфель.
Тамара Александровна вежливо пригласила:
– Присаживайтесь, пожалуйста, у Вас верхнее место?
– Да, благодарю за любезность, не премину ей воспользоваться.
– Вам до Санкт-Петербурга?
– Вы проницательны, еду на научный симпозиум.
Представился профессором Заботиным Павлом Степановичем и оказался интересным собеседником.[1 - Заботин П. С. – русский философ (1926—1995)] Сам собой зашел разговор об искусстве – музыке, поэзии, архитектуре, что очень восхитило обоих…
– А живопись любите?
– Да, я иногда и сама рисую.
Павел Степанович наклонился к дорожным вещам и достал красочно оформленную книгу с названием «Шедевры русской живописи». Протягивая ее, добавил:
– Дарю, только что издано с моей аннотацией.
– О, спасибо! Подпишите, пожалуйста, хочу с автографом, – попросила Тамара Александровна, обрадованная неожиданным подарком, рассматривая его.
– Хорошо, если Вам будет приятно.
Заметив ее необычайное оживление и просветленность, доверительно открылся:
– Динамика линий и музыка красок заставляют иногда петь мое сердце… если это настоящее…
– И мне кажется – искусство вне времени и пространства, когда одна душа поверяет другой боль, радость, надежды, помогая сопереживать, совершенствоваться, становиться мягче…
– Наверное, Вы правы… Представляете, из каких-то источников почерпнул, что последний император Николай II тоже любил живопись. Вы что-нибудь читали об этом?
– Нет, но я чрезвычайно взволнована последними публикациями о Царской Семье. И очень хотелось бы что-то написать на эту тему…
Наконец-то прибыли в Санкт-Петербург. Выйдя на вокзал, Тамара Александровна заспешила к больной.
Когда ей открыли дверь, прошла в прихожую и, увидев в комнате лежащую без движения родственницу, свидетельницу былого счастья, надежд и разочарований, заплакала. Слезы, как ни старалась, удержать не смогла.
Покормив дорогого человека и даже усыпив разговором, принялась искать рецепты, выписанные врачом. В маленькой, захламленной вещами, комнате задача найти что-либо затруднялась. Заглянув в старый шкаф, увидела заветную шкатулку, которую раньше от нее скрывали. Взяла в руки, долго рассматривала, наконец, открыла. Чего там только не было! Поломанные старинные украшения, какие-то древние письма со стертыми, выцветшими страницами, старыми фотографиями и, наконец, увесистый, объемный дневник в шагреневом переплете. Она вспомнила – больная была когда-то в молодости при Дворе Его Императорского Величества Николая II. В родне о таком факте тщательно умалчивали в советское время, и только недавно узнала об этом. Стала пытаться вникнуть в непонятные письмена, напоминавшие египетские иероглифы. Как же хоть что-то понять? Просматривая листы, догадалась: кое-что прочитать можно. В некоторых местах отчетливо видны буквы и понятен текст:
«…в конце завтрака поданы сыр, фрукты, клубника. К столу подошел маленький веселый шалунишка – цесаревич. Ему неполных 4 года. Quell delicieux enfant![2 - Какое прелестное дитя! (фр.)] Со светлыми, вьющимися волосами, выразительными серо-голубыми глазами, длинными ресницами, пухленькими щечками. Улыбаясь, обратился к Императрице: «Ma’chere.[3 - Моя дорогая. (фр.)] Не вредно ли есть много клубники?»
Пока удивленные родители пытались что-то ему объяснить, он незаметно пробрался под большой старинный стол с массивными резными ножками, никто ничего не подозревал. Запыхавшись, выбрался назад, улыбаясь и показывая маленькую туфельку, снятую с ноги одной из фрейлин. Ребенок счастлив, наивен, чист, словно Ангел, и считает, что веселая шутка удалась. Всем хотелось расцеловать его и рассмеяться, с трудом сдерживались.
Но Его Величество Николай II сделал сыну строгий выговор. У него от неожиданности брызнули слезки. Великая княжна Ольга Николаевна, премиленькая девочка-подросток, пыталась заступиться за брата, и сама получила…»
Далее неразборчиво. Тамара Александровна вздрогнула: «Это – жизнеописание Царской Семьи…» Судорожно, наспех стала перелистывать страницы. Буквы снова исчезали перед глазами. Утомленная, не могла вникнуть в смысл.
Проснулась страдалица. Напоила ее чаем. Найдя злополучные рецепты, направилась в аптеку. Вернувшись, увидела – родственница спит. Любопытство взяло верх над вопросом чести и, увлеченная, принялась за дневник. Торопливо перемещая листы, нарушила хронологию. Вот еще запись, которую можно прочитать:
«…Царское Село. Снег упруго скрипит под ногами. Мягким, пушистым ковром укрыто окружающее, будто заботливой, хозяйской рукой. И от этого яркого счастья хочется все погладить, всему улыбнуться, ходить без конца взад-вперед по дорожкам аллей и впитывать в себя свежесть прекрасного доброго утра. Сегодня…»
Это не относилось к тому, что интересовало неутомимую искательницу. Мягко улыбаясь, прошептала: «Так вот в кого у меня наследственное – писать!.. Ну что же там о членах Августейшей Фамилии?» Увидев ясную запись, остановилась:
«…августа 1902 года. Царская Семья со свитой присутствует на маневрах войск. Живем в поезде, который разъезжает в направлении учебных действий. На ночь возвращаемся на станцию Рошково. Внутри очень мило: мягкие диванчики, обитые бархатом, шелковые портьеры, зеркала, цветы.
Встаем довольно рано. Совершаем дальние прогулки. Восхищает прозрачный, трепетный воздух, напоенный запахами меда, клевера, лесных трав. Небо, наполовину сонное и голубое, наполовину бодрое и красное, разбуженное восходящим солнцем, сияет. Тишь и покой. Трава, влажная от росы, блестит и переливается сочной свежестью. Ощущение такое, будто природа поет. Ей начинает вторить сердце, и все сливается в дивную гармонию…
Девочки затихают и впитывают эту непритязательную, русскую красоту…
С нами находится великая княгиня Ольга Александровна – сестра Царя. Все приглашены ею на веселые забавы для детей и взрослых. Игра состоит в катании с высокой земляной насыпи, где находится состав. Развлечение оригинальное. Обрисую происходившее.
Великая княжна Ольга – шестилетняя девочка, подвижная, с веселым характером, круглым, смеющимся личиком, развевающимися белокурыми кудряшками – восхитительна! Она, не робея, съезжала с так называемой «горки» на серебряном подносе, прозванном «салазками». За ней, почти такого же роста, но младше на два года, катилась великая княжна Татьяна, удивительная девочка, напоминавшая дорогую куколку севрского фарфора.[4 - Севрский фарфор – старинный французский фарфор.] Всем весело. Но Ольга Александровна в особенно приподнятом настроении. Она сегодня хороша, как никогда. Волосы, уложенные в строгую прическу, растрепались и делали ее моложе. Посвежела, на лице появился яркий румянец. Глаза сияли задором и весельем. Заразительно смеясь, обещала, что тоже скоро поедет с «горки». Дети, съехав вниз, взяли подносы и с трудом потянулись наверх. Младшая прищемила пальчик, на глазах появились слезки. Старшая подбежала к сестре, перекрестила больное местечко, взяла ношу и вместе со своей поместила себе на спинку. Звонко шепча: «А мне не тяжело, а мне легко», – стала медленно заползать на насыпь. Что за чудо эти дети!..»
Продолжение отсутствует. Тамара Александровна задумалась. С некоторыми фактами приходилось встречаться в книге воспоминаний генерала А.А.Мосолова.[5 - Мосолов А. А. При дворе последнего Императора. Санкт-Петербург, Наука, 1992.] Но здесь все так живо и к сердцу ложится…
Рядом новый прочитываемый кусочек:
«В Зимнем дворце – событие. Двое старичков – муж и жена приехали из Сибири и привезли в подарок Императору маленького ручного соболя. Распорядились привести их со зверьком к детям. Все обрадовались. Это внесло большое оживление в устоявшийся, размеренный ритм жизни. Малышки развеселились: глаза заблестели озорным огоньком, щечки порозовели. Каждая старалась погладить маленького дикаря. Он, то смирно сидел на руках у старичка, то быстро перебегал с места на место. Дети спешили его поймать. Слышались смех, шутки, уговоры. Его оставили во дворце на ночь. Но за это время были разбиты некоторые фарфоровые безделушки, ободраны ножки, обивка диванов, внесена сумятица и неразбериха.
На следующий день вечером повторилась та же игра в присутствии Его Императорского Величества, Императрицы и старичков. Но хитрый зверек был уже более спокойным. Веселье прервалось в самом разгаре. Объявили – наступило время обеда. Взрослые объяснили детям, что сибиряки заберут соболя с собой и уедут, здесь не оставят.
Смятение охватило малышек. Татьяна нахмурилась, закрыла лицо руками, растеряно встала посреди комнаты. Казалось, она вот-вот зарыдает. Ольга тоже была недовольна. Но, заметив состояние сестры, наклонилась над ее ушком и жарко зашептала:
– My dear friend![6 - Мой дорогой друг! (англ.)] Пожалуйста, не плачь! Я отдам тебе все свои игрушки, только успокойся, хорошо?
– All right.[7 - Хорошо. (англ.)]
Неожиданно на глаза самой успокаивающей набежали слезы…»
А вот следующий абзац:
«Жаркое лето. Юг. Ливадия. Большой красивый дворец. Сегодня здесь бал в честь тех же двух девочек. Нет, это для меня они остаются детьми. В действительности они уже почти взрослые девушки. Старшей – Ольге Николаевне – 16 лет. Очень приятная. Стройная, с белой чистой кожей, тонким румянцем, выразительными, добрыми глазами, по-детски ясными, дышала непередаваемым чистосердечием. Светлые шелковистые волосы изящно уложены и перевиты цветами. На хрупкой шейке – бриллиантовое ожерелье. Белое бальное платье с нежно розовым отливом кажется и скромным, и несколько кокетливым. Сама нежность вызревала бутоном цветка и раскрывалась, словно цветок…
Тут и там много других юных красавиц. Присутствовали молодые моряки со «Штандарта», весельчаки-офицеры крымского конного дивизиона и придворные кавалеры. Дамы, разряженные в разноцветные платья из всевозможных материй с большими декольте, восхищали взор. Их волосы представляли собой феерию: головки девушек украшены цветами, дам – изумрудами, рубинами, сапфирами, жемчугами, соответствующими цвету одежды.
Все переливалось от обилия дорогих украшений. Блеск и сияние ослепляли.
Великая княжна Ольга Николаевна направилась к выходу из зала. К сестре устремилась Татьяна.
Одета почти также, но ростом несколько выше. Она мне кажется очень красивой. Правильные черты лица, теплый тон кожи, прекрасно сложена. Взгляд приветливый, открытый. Во всем облике – гармоничность и аристократизм. Наклонившись к сестре, зашептала мягким, бархатным голосом о том, что ей нравится офицер с чудесным, юношеским лицом и указала на него глазами.
Старшая побледнела, смутилась. Было понятно, что ей он тоже по душе. Задумалась, помолчала. Успокоившись, уверенно произнесла:
– Don’t worry![8 - Будьте спокойны! (англ.)] Постараюсь с ним больше не танцевать»
– Thank you.[9 - Благодарю. (англ.)]
Глубоко вздохнув и прикусив нижнюю губку, Ольга направилась в другую сторону. Таня не поняла жертвы, была подростком. Догнала сестру, пожала ей руку.
Легкая дымка очарования, мечтательности, удивительной свежести плыла над залом. Оркестр наигрывал вальс, мелькали наряды, глаза, улыбки, завитые и напомаженные волосы. Юность царила здесь, словно властная королева, увлекая сердца к далеким берегам романтики. Татьяна, побледневшая, смущенная, о чем-то оживленно разговаривала со своим «пажом», так она в шутку его называла. Глаза, то глубокие серые, то светло-карие, переливались, словно прохладная ранняя роса под утренним солнцем. Слепили, вдохновляли. А юный кавалер что-то щебетал, щебетал, щебетал. Море цветов, музыки, поэзии. И все это на заре их жизни, неразлучных Ольги и Татьяны».
Тамара Александровна перевела взгляд на милую бабушку, забывшуюся сном. Одеяло, укрывавшее ее, почти сползло на пол. Простыни сбились. Подошла к постели, укрыла, приглушила свет и вновь принялась за рукопись:
«Сегодня после чтения Евангелия Татьяна Николаевна удалилась на продолжительное время. Я забеспокоилась.
Случайно взглянув в один из дальних покоев дворца, изумилась неожиданной интимности комнаты. Против обыкновения, в изысканных тонких серебряных подсвечниках горели восковые свечи. Их мягкий, мерцающий свет был неровным. То падал ярким пятном на тяжелые голубые портьеры, то перелетал на стены, обитые кретоном и шпалерами, может, с картонов работы самого Ватто[10 - Ватто – французский художник (1684—1721)], то перебирался на лепные украшения карнизов и плафонов. И вновь озорно освещал изящные стулья из нежной карельской березы и небольшой диванчик, крытый синим бархатом.
Я вздрогнула от неожиданности. На нем разглядела сидящую в глубокой задумчивости Татьяну, одетую в строгую белую блузку и черную шелковую юбку. В руках она держала объемную книгу. В приглушенном свете глаза выглядели заплаканными, покрасневшими, а лицо – осунувшимся. Чувствовалось, ее тревожат глубокие переживания. И казалось, они усиливались от нежных, печальных звуков арфы, доносившихся откуда-то издалека…
Я совершенно упала духом, понимая, что не имею права узнавать причину грусти. Но непередаваемые жалость и тревога за девушку пересилили чувство деликатности. И тихо, дрогнувшим голосом, попросила объяснить, что произошло. Она пыталась промолчать, увидев же мое неподдельное волнение и живое участие любящего человека, открылась:
– Я доверюсь Вам. Вчера я имела беседу с духовником:
– Как быть, часто согрешаю, не умею противостоять искушению?…
