скачать книгу бесплатно
– Это не очень умный человек, – вставила мама Елена, – читаю:
«Завораживая, манежа,
Свищет женщина по манежу.
Краги – красные, как клешни,
Губы крашенные грешны».
– О, что-то я начинаю побаиваться, стоит ли знакомиться с такой знаменитой грешницей!
Михаил решил немного поиграть в эту игру: ревную, не ревную, боюсь, не боюсь:
– Подожди, подожди, вот ещё о ней, только не помню, кто написал, но здорово нацарапано, сейчас поищу у себя в дневнике. Тут нет, тут тоже, а вот, вот, это местечко. Ну, правильно я сказал, автора не записал, показалось, когда переписывал, это не столь важно. Читаю:
«Она была богиня, мотогонщица и амазонка. Все ребята с Арбата и из переулков знали её красный с никелем „Индиан – Скаут“, у каждого в душе, как сияющий образ горели неугасимо её нечеловечески красивое лицо и летящая фигурка в мужской ковбойке или в жакетике, прекрасные ноги в бриджах и крагах, нежно сжимающие ревущий звероподобный „Индиан – Скаут“. Она ездила по стене в Парке культуры каждый вечер, заездов по пятнадцать – двадцать… Это было страшно и прекрасно, лицо её бледнело, глаза расширялись, и длинные, длинные рыжеватые локоны её развевались сзади, оставляя за собой золотой след…».
– Да это же писатель Юрий Казаков, – вставила мама Елена, я читала эту его повесть. Давно, но помню.
– Мама, я же объяснил, подзабыл. В спешке переписывал мальчишкой, вот автора и не записал.
– Как интересно! А обо мне, как я исполняю свои концерты, кроме газетных борзописцев, никто не написал…
– О, ты ошибаешься! Когда ты давала у нас в Москве свой первый концерт, помнится, ты исполняла второй концерт Чайковского. Так вот, я сразу же пришла, после встречи с тобой, ты меня и провела. Сидела я в первом ряду. Гляжу, рядом парнишка что-то быстро-быстро заносит в блокнотик, потом мне показывает и спрашивает: «Прочитайте, верно, я охарактеризовал пианистку из Франции? Знаете, я слушал этот концерт в исполнении советской пианистки Татьяны Николаевой, мне очень нравилось, а в исполнении этой француженки, вообще прекрасно!». Читаю, обмерла, понравилось, попросила переписать для тебя и Миши. Слушайте:
«Второй концерт Чайковского трепещет
И бьётся, силой, негой изойдя,
И мощность звуков, громкость страсти хлещут,
Томленье, вызывая у меня.
А сердце вслед то-нежности, то боли
Уходит за положенный раздел,
Как будто молит, всё кого-то молит:
Ведь есть же и страданиям предел!…».
Так что, дочка, пишут уже и о тебе, поклонники твоего таланта!
– Спасибо, спасибо, спасибо Вам за всё, мои милые!
– Мама, а мне нравится, когда Лили исполняет фортепьянные сонаты Моцарта, Бетховена. Я весь куда-то улетаю. И хоть я не пишу стихов, но рисую. Один из твоих концертов (слушал по телевизору), вдохновил меня, и я кое-что нарисовал. Вернее нас с тобой. Сейчас покажу.
Он вышел из комнаты, что-то зашумело, посыпалось на пол, наконец, он вернулся, победоносно неся в руках небольшую картину, оформленную в замысловатую рамку. Он протянул её Лили. Она взяла её из его рук, всмотрелась и пролепетала, стараясь сдерживать слёзы, но они, упрямые, без позволения, текли из её красивых глаз… Там были нарисованы река, лодка, а в ней – он в соломенной шляпе, маячке, белых брюках за вёслами, и она, в шляпке и белом платьице, мечтательно устремлённые вдаль…
– Это тебе на память, чтоб помнила, твоя игра нравится публике и мне, в частности! Когда будешь себя чувствовать неуверенно, сомневаться в себе, смотри на неё, силы и уверенность будут вновь возвращаться к тебе!
– О, спасибо! Но как ты хорошо рисуешь! Чаще занимайся живописью в перерывах между великими открытиями!
– Тебе тоже спасибо! Буду помнить твой совет!
Лили всё смотрела на картину, подаренную ей Михаилом и шептала:
– Боже мой, Боже мой! Я взволнована, не могу успокоиться, как всё это тонко, Миша! Я не ошиблась, полюбив тебя! Спасибо Вам, Елена, за то, что воспитали такого чудесного сына! Спасибо, спасибо! Я буду стараться радовать Вас! А сейчас, чтоб не быть Вашей должницей, я Вам тоже прочитаю стихотворение Марины Цветаевой, наш писатель Труайя очень хорошо описал её биографию. И я полюбила её! Кстати, этот писатель, хотя он и француз, также имеет русские корни. Ну, без русских, никуда! Итак, слушайте, стихотворение это несколько шаловливое, но и очень глубокомысленное:
Легкомыслие, милый грех,
Милый друг мой и спутник милый.
Ты в глаза мне вбрызнуло смех
И мазурку вбрызнуло в жилы.
Научив не хранить кольца
С кем бы жизнь меня не венчала,
Начинать, наугад с конца,
И кончать ещё до начала…
Я без акцента читала стихи, Миша?
– Да, ты молодец! Но сама легкомысленной не будь!
– Ты ещё сомневаешься в моей серьёзности? Играю в поддавки. Ещё немного о Марине. Из некоторых источников узнала, Марина Цветаева не убивала себя, её убили те, кто расстрелял её мужа. Когда я прочитала, что она покончила собой, я испугалась держать у себя её стихи, передарила их в другие руки. Но, узнав противоположное, полюбила её беспредельно! Мне кажется, мой мятежный дух сродни её. Когда беру в руки её портрет, чувствую в ней родного человека. Теперь уже очень жалею – лишила себя по глупости её стихов…
– Да, нелёгкая была у нас после революции жизнь. Доносы, расстрелы. Недаром говорят: поэт в России больше чем поэт! Он – трибун! Поэту в России надо иметь мужество, дабы говорить на весь мир, а не испуганно вращать глазами и шептать несуразное, – произнесла с грустью мама Елена.
Стояла чудесная летняя погода. Михаила освободили от колхоза. Он был незанят. Лили тоже решила задержаться. Он надумал показать ей Подмосковье. Съездили в Абрамцево, в музей-усадьбу Кусково, восторгу не было предела. Посещали и Третьяковскую галерею. Он показывал ей картины русских художников и всё объяснял сам. Он поведал ей о несчастливой судьбе Васильева. (Девятнадцатый век). Незаконнорожденный сын дворянина, он стал художником, но очень бедствовал. Порой есть нечего было. Зато всегда выглядел, как денди. В костюме, жёлтых лайковых перчатках, дабы люди не догадывались о его беспросветной нужде и печали. Погиб он из-за своей картины «Оттепель». Решив подсмотреть, как сходит снег, оживает природа, он долгое время проводил на воздухе холодной весной за городом и заболел туберкулёзом…
Михаил рассказал ей о Кипренском. Закончив Академию художеств, он писал легко и смело. Современники говорили о его картинах: «Когда остаёшься наедине с его портретами, слышишь их голоса; его краски сильно действуют на людей, рождая резкие переходы от улыбки к печали…». Он жаждал славы, успеха, забыв, музы не терпят стремления к низкому житейскому успеху. Музы любят, когда творческая личность, забывая обо всём, отрывается от бренной земли с её мелочными заботами, летает в поднебесье, и творит, творит… Вскоре Кипренский покорил Петербург, портреты его кисти были психологичны, краски свежи, мазок смел. Он много работал, стал модным. Для усовершенствования художественного мастерства его премировали поездкой в Италию. Он влюбился в кисть Рафаэля, изучал его картины, но достичь его вершин не смог, стал изменять себе, терять индивидуальность. Мы, русские, не можем жить и творить, вдали от России. Мы, особенные, наше творчество питает только наша русская земля… Он рисовал в Италии, но краски жухли, сюжеты становились неинтересными. Он не понимал Италию она – его. Он пригласил красивую натурщицу для своих этюдов, потом поползли слухи – он её убил. Кипренский отрицал это. Началась травля. Художник уехал в Россию, затем вновь в Италию, женился на дочери погибшей натурщицы. Тосковал, понимал, что он теряет мастерство, стал пить, заболел и умер. И никто на Руси, кроме писателя Нестора Кукольника, не написал о его кончине, не сказал доброго слова о нём!.. Вот и благодарность, и блеск мгновенной славы! А ведь он, в своё время, был бесподобен… Смотри на его ранние полотна!
Лили, слушая Михаила, промолвила:
– Мишутка, как жаль его! Мне всегда хочется встать на колени перед потрясающе гениальными людьми! Я ещё не создала ничего достойного, но чувствую, что уже оторвалась от земли и летаю в просторах вселенной! Где взять мне такие созвучия, чтоб описать, увиденное, дабы это было настоящим?!
– Не переживай. Конечно, прекрасное вдохновляет, и если ты духом уже в поднебесье, то многое создашь!
– Не знаю, создам ли что-то сама, но я поползла бы за талантливым человеком на коленях до самого Северного полюса… сказать ему спасибо за то, что он есть!
– Главное ты поняла – искусство требует большой самоотдачи, не просто вертлявости… И надо быть очень стойким. Ты уже – требовательная к себе личность! Ну, как я могу не любить тебя такую, скажи?!
– Вот и ты у меня гениальный!.. А я ползу за тобой и ползу изо всех сил!.. Очень боюсь отстать!
– Не бойся, я протяну тебе руку при необходимости! Но мы идём вровень!
Вслед за тем они смотрели полотна художника Федотова, его чудесную картину «Вдовушка». Ранее он был военным, но принялся рисовать. Как-то один мазила спросил у Федотова, глядя на эту картину: «Как это у Вас всё так просто и легко получается?». Он ответил: «Когда больше ста раз перепишете своё творение, будет и у Вас выглядеть всё просто и легко».
Лили очень тронул за душу Саврасов с его непередаваемо трогательной картиной «Грачи прилетели». Судьба и у него была незавидная. Спился из-за непонимания и бедности. Его учеником был восхитительный пейзажист Левитан. Но и его жизнь была полна горя и надрывов… Ведь он был бедным изгоем-иудеем. Душевную тоску и неудовлетворённость жизнью, он выплеснул на свои полотна.
Понравился ей и Валентин Серов – ученик Репина. Мать не захотела его воспитывать и отдала Репину на выучку, у него он и жил маленьким. Серов никогда не имел своего дома. Обитал со своей семьёй там, куда приглашали его почитатели и друзья…
Только Репин стоял на ногах более устойчиво. Ему платили немалые деньги за его картины. Картины он не зализывал, как требовали академисты. Брал кисть, окунал её с двух сторон в две разные краски и проводил абрис, смело, красиво. Безусловно, он был художником с мощнейшим талантом! Но, как и все гениальные люди, он имел свои слабости. Был скуповатым. Писал письма друзьям и, чтоб не тратить деньги на марки, сам разносил их адресатам.
Она старательно впитывала слова Михаила. Вдруг он вдохновенно произнёс:
– Счастлив тот, кто доставляет счастье многим людям…
– Вот и я хочу своей игрой и творчеством дарить счастье многим, не очень заботясь о деньгах. Иначе потеряешь себя, ты правильно заметил. Знаешь, что Байрон сказал на этот счёт?
– Нет, не знаю. Что?
– «Только глупцы пытаются устроить благополучие своей жизни», имея в виду – благополучие заключается в другом. Именно в том, дабы дарить себя другим!
– Да, это превосходно, когда человек по-настоящему обретает себя и начинает реализовывать!
– Ты всегда меня понимаешь правильно! – восхитилась она.
Вскоре он сводил её в Пушкинский музей, построенный стараниями отца известной поэтессы Марины Цветаевой. Там Лили с интересом рассматривала импрессионистов. Ей очень понравилась картина Ренуара «Анна».
Потом они поехали в знаменитый Клин, где творил свои произведения великий композитор Пётр Ильич Чайковский. Лили всё внимательно осматривала, прислушивалась. Затем она показала директору дома музея свои документы, объяснив, она пианистка, даёт здесь концерты и просит у него разрешения сыграть на рояле великого композитора. Ей разрешили, но попросили задержаться на несколько дней – надо собрать заядлых любителей музыки Чайковского из Москвы и местных. Она согласилась. Лили и Михаил остановились на квартире у одной старушки. Она пригласила их пожить, пока всё будет организовано. Маленький чудесный домик тоже вдохновил влюблённых. У старушки в одной из комнат стоял старинный рояль. Лили исполнила на нём кое, какие пьески, старушка была в восторге. Вот оно бывшее московское гостеприимство! Она не знала, чем особенным попотчевать дорогих гостей, чтоб они остались довольны! Вечером она предложила молодым людям чай с бутербродами из красной икры, видно, припрятала доставшуюся чудом заветную баночку. Чуть позже поймала жирную курочку в своём сарайчике, зарубила её, общипала, разделала. Вскоре Лили с Михаилом ели вкусную домашнюю лапшу на настоящем курином бульоне. Неугомонная бабуля напекла пирожков с повидлом, сделала вареники. Ей помогала подруга, такая же древняя, как и она сама. Ребята остались довольны её угощением.
Как-то они решили немного погулять по Клину. Ей хотелось рассмотреть те места, где так долго обитал композитор. Она любила Чайковского, всё, связанное с ним было для неё свято. Проголодались. На пути встретилось открытое кафе. Они уселись за столик, им принесли шампанское, лёгкую закуску. Вместо фужеров перед ними поставили два двести граммовых гранёных стакана. Михаил опешил. Ему стало стыдно, неловко. Они должны пить шампанское из страшной, допотопной посудины! Вот тебе сервис. Конечно, такого во Франции не встретишь. Он виновато извинился. Лили, поняв его смущение, произнесла:
– Ну, что ж, СССР для коммунизма, Франция для любви…
Михаил, улыбнувшись, ответил:
– Ты у меня умница, спасибо! А ведь так ещё интереснее и романтичнее? Долго не забудем!
– Ну, да, Мишутка, всё здорово!
Она уже знала – при произнесении ею волшебного слова «Мишутка», неприятности исчезают из его души. Он радуется, словно ребёнок, коему подарили шоколадку! По дороге, возвращаясь к гостеприимной хозяйке, они долго шутили по этому поводу.
Наконец состоялось представление в доме музее Петра Ильича Чайковского. Люди плакали, вздыхали, потихоньку шмыгали носами, чтоб не мешать пианистке, и вновь и вновь просили исполнить что-нибудь из произведений композитора. Она сыграла ещё «Времена года». Но её не хотели отпускать. Тогда она попросила разрешения исполнить им «Картинки с выставки» Мусоргского, так как пианистка это произведение очень любит. Они согласились. Лили добавила: в России было много хороших композиторов, но более всех она предпочитает Чайковского и Мусоргского. Ей кажется, музыка Мусоргского недооценена исполнителями. В ней мощь, глубина, сила чувств и мыслей. Как мог смертный такое прочувствовать?!
Все слушали её, затаив дыхание, притихшие. После концерта из публики восхищённо воскликнули: «Ваше исполнение напоминает нам игру нашего русского пианиста Софроницкого». На память Михаилу пришли чьи-то стихи, некогда прочитанные им:
И сердце нежное всё в пламени и ранах
Трепещет с полночи до утренней звезды…
В конце концов, Лили, и Михаил распрощались с местной публикой и в, окружении москвичей, направились в Москву, переполненные эмоциями и впечатлениями. Они возвращались на электричке. Не хотелось спешить, сохраняя впечатление от необыкновенного концерта. Повернувшись к Михаилу, она спросила:
– Прости, я не всех ещё знаю Ваших пианистов. Кто такой Софроницкий?
– Это был русский, необыкновенно тонкий, проникновенный музыкант начала двадцатого века. У меня есть пластинки в его исполнении. Кажется, он там исполнял Шопена и Шумана. Подарю тебе их. Сравнение с ним является высшей оценкой исполнительского мастерства…
– Спасибо! – благодарно прошептала она.
Лили думала о Чайковском. Почему он никого не любил? Хотя знаменитая помещица Фон Мек помогала ему материально, преклонялась перед ним, и, видимо, любила. Он же любил… только свою музыку. Нет, Лили всё-таки расширила круг своих привязанностей. Она любит Бога, музыку и своего Мишеньку! Кого же больше? На первом месте Бог, а на втором они вместе – Мишутка и музыка. Без них она уже не сможет жить!
Следующий вечер у Лили был свободен, и они посвятили его отдыху и знакомству с потрясающей артисткой цирка Натальей Андросовой.
Старая женщина очень обрадовалась знакомству с французской пианисткой. Она оказалась образованной, интересной собеседницей, рассказывала о своих поездках по миру, о встречах со знаменитыми людьми. И даже поведала, как однажды она слетела со стены и покалечилась. Лили внимательно слушала и решила для себя: случай с падением спортсменки является каким-то предзнаменованием и для неё самой, и она неожиданно разрыдалась. Было жалко несчастную актрису, так трудно зарабатывавшую некогда свой хлеб, и жалко себя в предчувствии близкой разлуки с любимым. Хозяйка стала успокаивать Лили и спросила:
– Почему Вы плачете?
– Мне жалко всех, кто нелегко жил на этом свете, страдал. Поэтому, я люблю шестую симфонию Петра Ильича Чайковского. В ней чувствуешь – невозможно счастье на земле!
– Дорогая моя девочка, Вы молоды и у Вас всё получится. Не отчаивайтесь, не принимайте близко к сердцу чужие страдания, не надо. У каждого своих достаточно. Все мы идём по крестному пути… Главное Ваше богатство – Вы любите и любимы. И я это поняла! И потом, Вы дарите людям счастье своей игрой, то есть, не зря живёте на этом свете!
– Спасибо! Приходите на мои концерты. Вот Вам контрамарка!
И они расцеловались перед уходом. Андросова поблагодарила её за приглашение, пообещав познакомить её и Мишу с интересными москвичами.
На следующий день с утра они пошли с Михаилом на толкучку. Так именовались рынки, где продавали спекулянты всё, чего невозможно было достать тогда москвичам в магазинах. Ему хотелось что-то подарить на память своей дорогой Лили. А в магазинах возможностей было мало. Их почти не было…
Спекулянты стояли плотными рядами и предлагали свои вещи покупателям. Все ругались, галдели, толкались.
– Молодые люди, идите ко мне!
– Я тебе дам сейчас «ко мне», они уже сюда подошли, что ты их переманиваешь?
– Ты молчи, спекулянтка, «к тебе подошли», ты же их сейчас обманешь в два счёта, а я честный человек, не вру, хороший товар предлагаю!
– Знаю твой товар, одно гнильё из Турции тащишь!
– Не слушайте их ребята, они всегда ругаются из-за клиентов, ко мне подходите!
– Ребятишки, у меня настоящая фирма «Монтана», выбирайте!
Удивлённая, она задала ему вопрос:
– Зачем ты меня сюда привёл? У нас во Франции всё это продают в фирменных магазинах без всяких очередей!
– Но у нас пока так. Смотри внимательней, что тебе понравится, то и купим. Только здесь могут обмануть. Иногда вместо джинсов продадут незаметно одну штанину, вторую другому. Это у нас запросто! Есть русская пословица: «Не зевай, Фомка, на то и ярмарка!».
– Первый раз слышу о таком. Весело же Вы живёте!
– Ты смотри, смотри. Джинсы тебе не нужны, может, платье?
– Мне сказали, имея доллары, я могу купить всё потребное в валютном магазине. Пошли, я сама тебе что-нибудь куплю там, где не обманут. Где у вас валютный магазин «Берёзка»? А, кстати, купим матрёшку и электрический самовар. Там ведь всё это есть? А тебе – пару новых джинсов. Берём такси, едем! Вместе выберем необходимое тебе и твоей маме. Поспешим. Хорошо, Мишутка?
