скачать книгу бесплатно
– Человек, ты меня не слышишь! – пророкотал он.
– Я слышу! – возражает глава деревни. – Но как м…
– Сильвия гуляла, так ты сказал. После прогулки слегла с недугом. Она гуляла сама. Вы недоглядели, – растолковывает Темный. – Если бы следили за ней, то не позволили бы отходить далеко от деревни, и она не подхватила бы болезнь.
Барнелу нечего было возразить. Его жена вместе с другими женщинами собирала последний урожай, а сам он занимался делами деревни, которых было немало. Сильвия играла с другими ребятами под присмотром нескольких старушек, но, когда детей много, трудно уследить за каждым. Да и болезнь на первый взгляд не показалась опасной.
– Единственное, что я приму в качестве благодарности, если ты проведешь меня к выходу из деревни.
– Да-да, пойдемте, – он засеменил к выходу.
Барнел был безмерно удивлен, но не словами Темного об их беспечности, а именно отказом. Впервые кто-то отказался от благодарности за оказанную услугу. Это не совпадало с мировоззрением человека. У них с давних времен повелось, что нужно благодарить, иначе говоря, платить за любую помощь. Даже родственники не помогают просто так друг другу. А тут… Совершенно незнакомому человеку, наверняка потратив какие-то лекарства… И ничего! Просто проводить!
«Какие-то эти Темные недалекие, – поражается мужчина. – Он мог многое купить на те деньги, что я предлагал».
Глава 3. Последствия
Желаемая когда-то работа постепенно теряла свою привлекательность. Сначала все ожидаемо было прекрасно. Он стал значимой фигурой, и все с ним считались, без его ведома нельзя ничего было построить или расширить, и он гордился этим. Гордился своей нужностью для всех, важностью, но постепенно… охладел к своим обязанностям. Все приелось. Не возникало ничего нового и серьезного, теперь работа стала надоедливой ношей, но он не хотел ее бросать. Как можно доверить такое дело кому-то? Никто ведь не справится.
В один прекрасный момент то, что казалось нудным, внезапно стало необходимым, тем единственным, что способно удержать его на ногах. Когда малышка Сильвия заболела, Барнелу казалось, что его мир рушится. Жена постоянно нервничала и беспокоилась, в их доме с самого утра и до позднего вечера топтались лекари, пытающиеся выяснить природу болезни и способы справиться с ней, но ничего не получалось. Соседи тяжело вздыхали и смотрели с жалостью. Было тошно от их скорбного вида… Было тошно слушать их соболезнования. От этого не становилось легче, они только еще больше угнетали, вводили в отчаяние, погружая все глубже в пучину необъятного горя. Алисия, его милая супруга, которая и раньше не могла похвастаться отменным здоровьем, стала увядать на глазах. Она могла часами просиживать возле кроватки дочери без сна и отдыха, забывая даже поесть. Она жадно всматривалась в ее бледное лицо, будто стараясь запомнить. Ласково гладила по волосам, перебирая каштановые пряди, вспоминая, как заплетала ей косы или вплетала в волосы цветочки. Часто говорила обо всем и ни о чем конкретно. На ночь пела колыбельную или просто разговаривала, уставив пустой взгляд куда-то вдаль. Приходилось прилагать огромные усилия, чтобы отрываться от дочери и выполнять домашние дела, но даже так она мысленно была в комнате рядом со своим ребенком, а тело само перемещалось по дому и выполняло привычные обязанности.
Барнелу тяжело было видеть все это, и он полностью погрузился в работу. Каждое утро поднимался еще до рассвета, чтобы совершить обход деревни и заодно проветрить тяжелую голову. В это время супруги уже не было в постели. Она оставляла еду на столе, а сама сидела в комнате дочери. Возвращаясь домой поздним вечером, он вновь окунается в холод и пустоту когда-то теплого и приветливого дома. То же творится и внутри тела, которому с каждым днем становится все труднее функционировать.
Завершает тяжелый день не менее тяжелый вечер, потому как его не встречает своей прекрасной улыбкой любящая супруга и маленькая дочка не бежит радостно, протягивая ручки, чтобы отец ее поднял и покружил. Теперь его ждут мертвая тишина и остывший ужин на деревянном столе, в то время как возлюбленная все так же продолжает сидеть в комнате на втором этаже и молча страдать.
Каждый следующий день похож на предыдущий, словно он попал в мертвую петлю своего самого кошмарного дня. Одно и то же, одно и то же изо дня в день…
Каждый вечер, возвращаясь домой, первым делом он приступает к еде, совсем не чувствуя ее вкуса. Потом моет тарелку. Несколько минут проходит, прежде чем он собирается с силами и идет наверх. Он останавливается еще на минуту возле их супружеской спальни, держа руку на ручке двери. Тяжело вздохнув, мужчина открывает дверь. Он прекрасно знает, что вновь увидит пустую постель, но все же надеется, что любимая в этот раз легла спать. Но кровать пуста, она всегда остается в том же виде, в каком ее оставляют с самого раннего утра. Пройдя дальше по коридору, он открывает дверь детской и видит сгорбленную спину. Как же они оба устали от этого. Барнел осторожно подходит к супруге и берет ее за руку, но ничего не происходит, на него совершенно не обращают внимания. Тогда он берет другую руку, которой Алисия гладит волосы дочки. Только теперь на него поднимают взгляд заплаканных глаз.
– Пойдем спать. Ты устала, – шепчет мужчина.
– Но Сильвия… – беспомощный взгляд в сторону кроватки.
– Она уже спит, но я посижу с ней. Пойдем.
С трудом стоя на ногах от слабости, женщина поднимается и при помощи мужа идет в спальню. Он помогает ей переодеться и лечь, а потом укрывает одеялом.
– Сильвия…
– Я уже иду к ней. Отдыхай, – целует в лоб и, когда супруга закрывает глаза, выходит.
Он знал, что каждый день к ним наведывались соседи, стараясь оказать посильную помощь, кто словом, а кто делом. Именно поэтому его супруга не потеряла себя от горя, а на их столе всегда была еда, которую она готовила вместе с другими женщинами. Так же, как работа отвлекала Барнела, домашние обязанности немного помогали Алисии. Исключением был сад, которого супруга не позволяла касаться соседкам. Сама следила за ним и каждый день поливала. Это Сильвия попросила разбить перед домом сад, чтобы она могла любоваться прекрасными цветами, когда будет просыпаться и смотреть в окно или гулять во дворе. Это она выбирала цветы, которые вместе с матерью и сажала, а потом заботливо за ними ухаживала.
Действия позволяли им ощущать себя живыми, будь то готовка, разбор документов или просто ласковое поглаживание по голове их маленького солнышка, которое с каждым днем только угасало и рисковало больше никогда не взойти.
Это продолжалось долгие десять дней, пока он не принял решение обратиться к Теням. Деревенские лекари выбились из сил и разводили руками, извиняясь. Но к чему ему эти извинения?! Они не помогут! Пустое сотрясание воздуха! Оставался лишь один шанс, к которому он не хотел прибегать, но иного пути не было, и… ему пришлось. Пришлось поступиться всеми своими принципами. Пришлось унять бурю чувств. Пришлось скрыть отвращение ради призрачной надежды.
И теперь впервые за столько дней у его семьи выдался спокойный вечер. Больше нет ощущения безнадежности, не гложет чувство полной беспомощности. Можно с облегчением вздохнуть, освободившись от страшного ожидания беды. Отчаявшаяся супруга все никак не могла поверить в это счастье. Она порхала, окрыленная этой новостью.
– Дорогой, это действительно так? – она постоянно задавала этот вопрос.
– Да, родная, это правда, – повторял он, улыбаясь и крепко ее обнимая.
– Хвала всем Богам! Они услышали наши молитвы и послали спасение! – она смеялась и плакала одновременно. Слезы чертили дорожки по ее бледным осунувшимся щекам, а в глазах бушевало море невысказанного счастья. Оно переполняло ее настолько, что она не знала, как его выразить, и то само стало выплескиваться слезами.
– Завтра, как только малышка проснется, я пойду в Храм и воздам хвалу Богам за их щедрость, – уверенность в каждом слове. – Нужно обязательно их отблагодарить. Как же хорошо, что они указали тебе путь.
На радостях она даже не стала сопротивляться предложению мужа поужинать вместе с ним. Но из-за долгого пребывания в стрессе, а также отсутствия аппетита вследствие этого он не решается дать ей ничего более существенного, чем булочка и стакан молока.
Алисия продолжала говорить, строя большие планы на далекое и ближайшее будущее. Барнел внимательно слушал и кивал в знак одобрения. Ему приятно видеть оживление супруги, ее суету, улыбку, сияние глаз. Как же сильно он любит ее.
Они просидели до самого вечера, теперь уже держась за руки и смотря друг другу в глаза. Говорили, говорили, говорили… Впитывали в себя эти покой и тепло, которыми вновь стал наполняться дом. Болезнь будто убивала все вокруг: их драгоценного ребенка, их самих, семью, дом. Ее губительное воздействие витало в воздухе, но теперь рассеялось. В легкие поступала не тяжелая удушливая субстанция, оседавшая тягучей склизкой мерзостью на языке и в глотке, а чистый воздух с запахом свежей еды, ароматов трав и цветов, теперь дольше блиставших свежими, а не увядшими бутонами. Все преобразилось, переменилось, стало ярче и краше. Или это он стал воспринимать все иначе, после того как чуть не потерял самое ценное? Возможно, изменился не мир, а он сам?
Супруга начала чаще зевать, дольше задумывалась над ответом, а иногда соскальзывала с мысли. Все переживания, давившие на нее и вытягивавшие силы, схлынули. Радость, на которой она держалась, тоже поутихла. Осталась одна пустая оболочка, но эта пустота успокаивала. Просто ей стоило немного отдохнуть, чтобы набраться сил для заполнения себя приятными и счастливыми эмоциями и воспоминаниями. Можно сказать, начать жить с чистого листа.
Барнел отводит жену в комнату, та самостоятельно переодевается и, как только ложится, сразу засыпает с улыбкой на лице. Она действительно устала. Можно надеяться на крепкий сон без кошмаров, в которых она хоронит свою дочь. Говорят, смерть во сне означает долгую жизнь наяву. Как бы ей хотелось в это верить. Впервые за эти десять бесконечных ночей наступает та, что сможет пройти незаметно и быстро.
Хозяин дома спать пока не хочет. Он решает провести немного времени рядом с дочкой. Присаживаясь в ее комнате на стул, на котором так часто сидела его супруга в течение всей болезни, он все никак не может наглядеться на маленькое чудо, которое сейчас так безмятежно спит. Лицо расслабленное, его не искажают невыносимые страдания. Грудь мерно вздымается в такт дыханию, а не судорожно и через силу. Вены приобрели синеватый оттенок и почти не просматриваются, а кожа в скором времени избавится от шелухи и разгладится. Теперь это вполне здоровый ребенок. Мужчина дает себе слово, что будет больше времени уделять дочке.
Только сейчас, когда он чуть не потерял ее… Только в этот момент… Он осознал, что ему ничтожно мало тех мгновений, что они проводили вместе. Слишком много времени он тратил не на то, что действительно важно. Слишком много сил потрачено впустую.
«Кажется, она еще прошлым летом просила сделать качели, – вспоминает мужчина. – А еще хотела научиться плавать…»
В его памяти начинают всплывать просьбы, которые дочка повторяла постоянно, но он не находил времени на их исполнение. Хотя, что может быть проще? Он столько раз обижал ее своим отказом или несдержанным словом, но она все прощала и каждый раз, улыбаясь, давала еще один шанс. А после него еще… и еще… Продолжала верить ему и любить.
– Ладно, нужно все же поспать, – шепчет мужчина, потирая слипающиеся глаза ладонями. – У нас с тобой впереди еще много времени.
Он осторожно наклоняется к лицу дочери, чтобы не разбудить, и легонько целует в лобик. Барнел замечает, что кожа Сильвии немного влажная.
«Кажется, ей жарко».
– Я вернусь завтра, золотко, – говорит он едва слышно. – Отдыхай.
Прежде чем выйти, мужчина останавливается у окна и слегка приоткрывает створку, впуская свежий ночной воздух, который, несмотря на глубокую осень, по-летнему теплый. В комнате действительно душно от испарений многочисленных отваров и скопившегося затхлого воздуха.
«Да и запах болезни нужно вывести».
Еще раз бросив взгляд на дочку, мужчина выходит, тихо притворяя дверь. Он не мог заметить, да и почувствовать, что в комнате есть кто-то третий. Кто-то неосязаемый, неслышимый, но очень могущественный. Этот кто-то слышал все, что мужчина говорил. Слышал все, что тот не смог высказать. Что шептали чувства… Что отстукивало сердце… Что напевал разум…
Она уходила, но вернулась. Многое ее манило в этот дом… в эту комнату. Темный прогнал ее, но человеческая ошибка, еще до того, как была совершена, привела ее обратно. Желание лучшего очень часто способно привести к худшему. Не стоит забывать слова, пусть даже они сказаны тем, кто вам ненавистен. Истина не выбирает форму.
Многоликая пожирала своим жаждущим взглядом все действия мужчины, не упускала ничего. Она говорила, что возьмет свое, и она пришла. Как бы Черный Лекарь ни старался, он не способен исцелить человеческую глупость.
Человек так и не замечает самого главного.
____________
Сегодня все вместе они выбрались на природу. Сильвия очень любила прогулки, а особенно сильно она любила своих родителей, и провести время с ними обоими было для нее самым лучшим подарком. Мама собрала небольшую корзинку, наполнив ее хлебом, ломтиками вяленого мяса, зеленью, овощами и фруктами. В корзинке был еще плед, в который родители завернули глиняный чайничек с чаем. У него была специальная пробочка на носике, чтобы чай случайно не пролился, а крышка закреплялась веревочками, не давая той открыться. Благодаря пледу чай останется горячим к тому моменту, как они дойдут до полянки. Полная корзина была тяжелой, поэтому ее нес сам папа, чтобы мама не устала.
Погода стояла волшебная. Птицы порхали в небе, прыгая по веткам деревьев, и чирикали наперебой. Их песни были разными, но одинаково красивыми. Мелкие животные трусливо перебегали с места на место, боясь показаться на глаза, но люди все равно слышали их суету в шуршании кустов и травы. Ветерок, который успел наполниться прохладой от озера, расположенного немногим дальше, поднимал с земли листья и разноцветные лепестки цветов, что так неосторожно были зацеплены животными и сброшены на землю.
Малышка радовалась всему. Кажется, она позабыла о тех страшных днях, когда и мать, и отец терялись в тревожных чувствах, когда не видели будущего, утрачивая смысл существования, который медленно угасал в маленькой комнатке на втором этаже. Угасал в страшных муках, и их никто не мог прекратить.
– Папочка, а где мамочка? – спрашивает маленький ангел своим звонким голоском.
Бабочка, за которой она с таким энтузиазмом гонялась, чтобы словить и показать родителям, все-таки улетела, оставляя надувшего от негодования губки ребенка ни с чем. Но это солнечное создание не умело долго обижаться, поэтому легко переключило внимание на божью коровку, севшую на лепесток ромашки. Ткнув в нее пальчиком, чтобы подтолкнуть букашку к центру цветочка, где находится, по словам мамы, вкусная пыльца, девочка хотела таким образом помочь. Но крохотное существо не оценило этого и улетело. Пораженно уставившись на такое вопиющее безобразие, малышка проводит кончиком указательного пальца по сердцевине цветка, собрав несколько крупинок пыльцы, и кладет его в рот, но мгновенно кривится и, высунув язык, начинает его тереть, чтобы убрать этот горький привкус, но ничего не получается. Тогда она подбегает к папе, чтобы взять из корзинки, которую он разгружает, пару ягодок малины.
– Пыльца этого цветочка невкусная! – возмущается девочка. – Теперь ясно, почему жучок улетел.
Она задавала вопрос, когда гонялась за бабочкой, но папа не отвечал ей, ожидая, когда она будет готова его слушать.
– Мама собирает цветы, чтобы сплести тебе венок. Ты же любишь венки?
Барнел несказанно счастлив, наблюдая за суетой своего полностью здорового ребенка. Ее непоседливость, неспособность долго обижаться и дуться, умение радоваться даже самому простому восхищают его.
– А где она? – малышка оглядывается по сторонам.
– Вот здесь, – отец указывает вправо.
– Папочка, там никого нет.
– Значит, цветочки закончились, и она отошла в другую сторону, где их много, – легко объясняет он.
Теперь ему нравилось пояснять такие мелочи, учить своего ребенка. Как жаль, что раньше подобное он всегда оставлял на жену, ссылаясь на усталость.
– Папочка, но ее нигде нет.
– Надо посмотреть повнимательнее, – с улыбкой пожурил он.
Поставив чайничек на покрывало, мужчина начинает оглядываться. Но дочка оказывается абсолютно права, супруги нигде нет. – Не может… Я же только что ее видел…
Он озирается по сторонам, стараясь не паниковать, чтобы не напугать малышку. Лес негустой, поэтому заметить тонкую фигуру в ярком синем сарафане не составило бы труда, но нигде вокруг никого не было.
– Алисия! – зовет мужчина. – Не волнуйся, золотко, мама сейчас найдется, – не оборачиваясь к ребенку, говорит он. – Она просто решила поиграть с нами в прятки. Алисия! – позвал еще громче. – Милая, ты где?
Внезапно раздается истошный крик, полный боли и отчаяния. Барнел сразу его узнает и уже хочет помчаться на выручку, но оставлять дочь одну нельзя. Обернувшись к ней, он с ужасом видит, как тело малышки покрывается трещинами, словно сделанное из стекла. Сквозь эти трещины тут же начинает просачиваться кровь. Сначала это были небольшие дорожки, словно легкие порезы, но постепенно… от тела откалываются крошечные кусочки, тут же рассыпаясь прямо в воздухе и исчезая, а из черных дыр потоком хлынула кровь, которой с каждым разом становится все больше. Она устремляется по телу вниз, к земле и стремительно растекается в стороны.
Сейчас, прямо на его глазах, происходит что-то немыслимое. Жена продолжает кричать где-то вдалеке, а он и пошевелиться не может. Страх держит и не дает уйти, но позволяет сделать шаг назад. Барнел тут же спотыкается о тот самый чайник. Он смог бы устоять на ногах, но поскальзывается на луже крови, что успевает до него добраться. Пытается подняться, но руки скользят. Скользят в крови его собственного ребенка. Любимой и единственной дочери, которую подарил ему Создатель.
Трещины все длиннее и глубже. Дыры все шире. Крови все больше. Он не может этого вынести. Ему плохо. Слезы не дают нормально видеть, а крик режет слух. Сам он не в силах ничего предпринять. Ни стереть влагу, ни заткнуть уши. Сердце рвется на части.
Сильвия начинает двигаться. Она делает шаг навстречу любимому отцу. Это выглядит неестественно, словно тело не ее, а чужое. Появляются новые трещины и дыры, кровь ускоряет свое течение, но она этого не замечает. Идет все дальше, с каждым шагом приближаясь к родителю. Барнел не отшатывается от нее, ни единым движением, ни единой эмоцией не показывает, что ему противно, когда она прикасается к его лицу потрескавшимися руками, перепачканными в крови. Как ему может быть противно, если это его Сильвия? Его маленькая доченька. Его маленький ангелок. Маленькое солнышко. Его чудо.
Она берет его лицо в свои крохотные ладошки и вытирает пальчиками слезы. Мужчина видит, что она грустно улыбается ему и тоже плачет. В ее красивых глазках столько слез, которые она не успела еще выплакать. В них столько нежности к нему, которую она не успела еще подарить. Столько любви и ласки, которую не успела истратить. Она целует отца в щеку, оставляя кровавые разводы, но он этого не чувствует. Для него это не имеет значения. Все, что важно, сейчас перед ним, стоит на коленках и медленно истаивает, исчезает. Он хочет обнять ее, прекратить этот кошмар.
– Я люблю тебя, папочка, – шепчет малышка. – Очень люблю…
Все вокруг трескается и осыпается осколками, оставляя лишь черноту. Он не успевает ее обнять. Руки хватают лишь пустоту…
Резко просыпаясь, Барнел никак не может отдышаться. Холодный пот катится градом по спине и лицу. Ему кажется, что он еще не до конца пришел в себя, раз продолжает слышать крик. Однако внезапно понимает, что кричат вовсе не во сне, а совсем рядом. Подскочив с постели, он опрометью бросается в коридор, сшибая все на своем пути. Его сознание все еще мутное после кошмара, тот ужас никак не хочет отпускать из своего леденящего кровь плена.
Барнел быстро понимает, куда приводит его крик, но до последнего надеется, что все совсем не так, как ему нашептывает разум. Все совсем не так… И душа холодеет не от этого. И сердце отбивает бешеный ритм не от этого. И тело дрожит не от этого. И страшно ему не от этого. Это кошмар! Он не может забыть ночной кошмар, а не потому, что совсем рядом случилось нечто невозможное. Невозможное в своем невыносимом ужасе. Но стоит только добраться до комнаты… Стоит лишь повернуть ручку и распахнуть дверь…
Все рушится.
Словно в кошмаре, но с той лишь разницей, что трескается и осыпается не мир вокруг, а он сам.
Он еще не видит самого главного, того, из-за кого все это происходит. В первую очередь перед его взором предстает смертельно бледная супруга, обернувшаяся к нему, когда он входит. Ее покрасневшие глаза и нездоровый румянец особенно сильно выделяются своей неестественностью на белом лице. Губы дрожат, а нижняя немного кровит из-за того, что ее слишком сильно прикусили, поранив. Лицо залито слезами, а левая рука прижата к телу, будто старается удержать в груди сердце, в то время как правая комкает простынь на постели.
– Милый, – еле шепчет женщина. – Сильвия… Наша малышка… Она… Она не дышит…
Это случилось… То, чего они чудом смогли избежать, вновь вернулось и забрало их сокровище. Барнелу казалось, что его сердце, которое только что билось с невыносимой скоростью, вдруг остановилось. Он был готов кричать, как совсем недавно кричала его любимая, но не мог издать и звука. Жестокий сон превратился в жестокую реальность, от которой не скроешься пробуждением.
Мужчина медленно переводит взгляд на постель и видит свою малышку… их малышку. Казалось, он должен видеть закрытые глаза, бледную кожу и безмятежное выражение лица, но перед его взором предстают печальные зеленые глаза и потрескавшееся, истекающее кровью лицо. А в ушах звучат последние слова: «Я люблю тебя, папочка. Очень люблю…»
Как же трудно поверить в это. Ведь буквально вчера все было хорошо. Он сидел рядом. Слушал спокойное дыхание. Думал о будущем. Думал о том, что у них все наладится. Что они вновь будут прекрасной семьей. Он же столько хотел сделать! Столько всего! Так почему же? Почему ее ни стало? Почему ее отняли?
– Барнел! Ты же сказал, что все будет хорошо! – женщину трясет, но она находит в себе силы подняться и подойти к супругу. – Ты сказал, что нам помогут! Сказал, что беспокоиться не о чем! Сказал, что опасность миновала и все наладится!
Она бьет его кулачками в грудь, желая донести всю ту боль, что сейчас испытывает. Бросает гневные слова, обвиняя во лжи. Хочет утопить в горе, чтобы и ему, стоящему без движения, стало плохо. Но хуже становится лишь ей. Она больше не в силах стоять, поэтому падает на колени, громко рыдая.
– Почему?! Почему-почему-почему?! – повторяет она, словно в бреду. – Сильвия! За что? – завывания матери, потерявшей свое дитя, становятся только сильнее.
Барнел растерянно смотрит на возлюбленную, которая сидит в его ногах. Хочет сказать хоть… хоть что-то… но слова не идут. Никакие слова не смогут вернуть утраченного. Он присаживается рядом и хочет обнять, но замирает, так как Алисия резко вскидывает голову, переставая рыдать. Ее слезы в одно мгновение высыхают.
– Я знаю, что делать! – ее глаза – глаза безумца, а широкая улыбка искажает красивые черты лица. – Милый, нашей девочке еще можно помочь! – говоря это, она на четвереньках подползает к постели.
– Какая же я глупая! Еще ведь не поздно! Да! – она посмеивается после каждой фразы. – Нужно помочь ей задышать. Просто заставить сделать вдох! Детка, – обращается она к ребенку. – Я знаю, ты еще здесь… с нами, – Алисия хватает девочку за воротник белой ночной рубашки и встряхивает, но ничего не происходит.
На миг в глазах обезумевшей женщины появляется непонимание. Как же так? Почему ничего не получается? Но эти мысли, полные искренней озадаченности, быстро сменяются злобой.
– Сильвия! – вдруг кричит женщина. – Как ты себя ведешь! Почему не слушаешься маму?! Разве я тебя этому учила? Живо просыпайся! – она бьет ребенка по лицу, но снова ничего. – Я сказала: просыпайся! Что ты себе позволяешь! – удары следуют один за другим, казалось, им не будет конца.
Но внезапно женщину оттаскивают от постели, перехватывая за пояс.
– Нет! Пусти! – кричит она, вырываясь. – Я добьюсь, чтобы меня слушали! Она почти подчинилась! ПОЧТИ! Немедленно отпусти! – Барнел с трудом удерживает брыкающуюся супругу.
– Алисия, остановись! Тебе нельзя так волноваться! Ты еще не восстановилась от недавнего стресса.
– Я верну дочь! Она будет с нами! БУДЕТ! – женщина не слышит, истошно выкрикивая слова, словно заклинает. – Не позволю отобрать! НИКОГДА! Нет…
Следующий резкий рывок – и все заканчивается. Крики обрываются, будто кто-то нажал кнопку, отключившую звук. Женщина перестает двигаться, как если бы обрезали все ниточки, заставлявшие тело шевелиться. Наступила оглушающая тишина. Слишком громкая в такой ситуации. Как неожиданно все это началось, так же неожиданно и закончилось. Просто вдруг Алисия обмякла в его руках.
– Милая? – зовет он, но не получает ответа. – Милая?
Еще один фрагмент кошмара, но тогда он ее искал, а сейчас держит в своих руках, но все также не способен дозваться. Это не может повториться еще раз. Он не может потерять в один день все!
– Родная! Не молчи…
