Когда нам будет 40 лет

– Они такие милые, – Мария чуть приблизила фотографию на планшете. – И как их зовут?

–тот, что в золотом, – кивнула дочь и чуть двигаясь ближе к матери, освобождая место для проекции Хезер. – Кин, родился первым. В зеленом Сен.

– Такие односложные имена. – заметила Хезер. – Аки, Кин, Сен, Нобу, Гай, Од. Будто считалочка на каком-то неизвестном языке.

– Да, – протянула Анна, улыбаясь своей подруге и наставнице, напоминая о том, как зовут ее младшего внука. – Это тебе не Максимилиан Бенедикт.

– А мне нравился Бенедикт, – протянула Мария. – И он сам и имя хорошее.

Вошедшая Кейти тихо зашла и забрала с собой поднос с лекарствами. Бывшая княгиня же, улыбаясь погрузилась в чтение письма. В их жизни наконец-то случились новые события и это невероятно радовало, ибо повседневная дрема все больше старила ее. Даже религиозные войны в княжестве сошли на нет, спустя годы наконец-то осознав свою бесперспективность или более жестокую руку правления Киарда. За границей, точнее за океаном, благополучно считали, что ее сын изменил демократию, которую пошатнула она. Но была ли демократия до них? И какое права другие страны имеют влезать в совершенно не их интересны? Впрочем, это волновало Анну всегда и может быть, поэтому она ни разу за время своего правления не влезала в международные военные конфликты, укрывшись за роскранскими ПВО. Да, было время она с завистью смотрела на Израиль и его оборонительную мощь.

– Может, съездим в ноябре в Кинск? – неожиданно спросила Мария. Она давно уже собиралась это сделать, но ехать одной не хотелось, боялась воспоминания и прошлой жизни, хоть там ее уже никто не ждет. Дочь внимательно посмотрела на нее, а затем, дернув плечом, снова уставилась в письмо.

– Думаю, это неплохая идея, – четко произнесла она не моргая. – Ностальгия вещь сильная.

31.10.2043

С Днем рождения!

К.

06.11.2043

С Днем Рождения!

A.P.

25.12.2043

С Рождеством!

Императорский дом

31.12.2043

С Новым годом!

Полиньяк

– Можешь мне объяснить, зачем ты помог перевороту в Африке? – скрестив ногу на ногу, совершенно неподобающе, сидела Сакура, только вчера вернувшаяся со дня рождения Од Моро. На самом деле она ездила туда просто погостить и побыть в обществе любимых и не очень людей. Вернувшись, домой она почувствовала себя отдохнувшей и менее одинокой, ведь ее выросшие дети, так и не вернулись в родную страну, решив самостоятельно устраивать свою жизнь. И Сакура была… Горда за них. Зато, что они не держались за дворец, за призрачную надежду на трон и прочие привилегии. Они не она. Они – будущее. Лучше и сильнее ее. Сакура совместно с Сорой стала продвигать «бред» Анеко на национальном уровне. У нее, конечно, было еще куча дел, в том числе и довольно прочные отношения с мужчиной, за которого она уже не думала выйти замуж, а просто находиться рядом. Хватит с нее официальных бумаг. Обожглась один раз и даже признала, что они оба были виноваты. Сакура смотрела в прошлое через маленькое окошко и постоянно отталкивала тех, кто хотел закрыть его ставни.

– Мне стало скучно, – неспешно ответил ее брат, рассматривая в зеркале свою залысину. Она его нервировала, но убирать ее он не хотел, фыркая, как и Анна на современную медицину и технологии. Они устали следовать за прогрессом, всем сердцем скучая по двухтысячным и пейджерам.

– А на самом деле? – подняла брови Сакура. Когда же они повзрослеют?

– На самом деле это государственное дело, – вздохнув император, посмотрел на нее. – Это политика, милая моя. Бесчувственная и расчетливая.

– И показывающая силу, – добавила та. Кажется, их отец так говорил.

– Да, – кивнул Куроки. – Мы обсуждали это с Такэо и сообща пришли к этому решению.

– Ты решил научить сына устраивать в тихую госперевороты? – искренне возмутилась Сакура и подалась вперед. Господи, их отец тоже самое науськивал в свое время?

– Наш отец рассказал мне об этом в десять, – словно против ее мысли, Куроки не стал оправдываться. Впрочем, и в ближайшие пять лет он не собирался отдавать трон Такэо. Может быть Куроки боялся, что после передачи власти он сам останется ни с чем, его жизнь станет бесцельной. О похожем говорила Анна. Но у той то был дар писательства и огромная семья, живущая в одном городе. А он что? Может быть, на самом деле он не мог расстаться с этим пьянящим душу чувством власти. Да, была ответственность, но это ни что с тем, что для большинства он был подобием бога. Он не мог так просто все это отпустить после всех лет и жертв.

– Но как я помню, ты не всегда соглашался с его решениями, – заметила Сакура, чуть скривив губы. Сколько лет прошло, а она до сих пор в обиде на родителей за то, что они не принимали такой как она есть. Благо не сдали в специальную клинику, а ведь могли и никто в то время не воспротивился. В том числе и она. Настолько ли она любила своих родителей или настолько боялась? Боялась чего? Насилия или того уничижающего взгляда, что безмолвно говорил, что она не оправдала надежды. То ли дело Куроки.

Ее брат почал головой и отвел взгляд: он помнил свое недовольство отцом, бунтарство, но со временем становился таким же и внезапно понял, что все поступки его родителей были естественными и разумными. Они как спираль эволюционировали – менялись лишь время и лица, все остальное остается прежним.

– Вообще я думала ты позвал меня, чтобы расспросить об Анне, – Сакура вновь откинулась на спинку кресла. Отчего вспомнился год, кажется двухтысячи второй, когда она примчалась в Грепиль за спасением. Тогда Сакура не понимала княжну, ни ее поступков, ни того, что можно спокойно любить на расстоянии. Хотя нет. Анна утверждала, что это конец и дальше «все будет хорошо». Говорила одно, а делала другое, прямо, как и Сакура.

– Мы с ней только вчера разговаривали, – отмахнулся император, до сих пор чувствуя некое смущение, когда сестра заговаривала с ним об Анне.

– Да и она о тебе почти не спрашивала, – решила уколоть его сестрица. – Все о Соре, Такэо и остальных. Можно подумать…

– Что мы отдалились? – продолжил за Сакуру Куроки, рассматривая обшивку дивана, что стоял около ее кресла. – Возможно это так. Особенно после смерти Виктора. Но… Ведь мы никогда не были особенно близки. Иногда мне казалось, что все чувства, весь наш роман, происходит лишь в наших головах и из – за бунтарства. Но нам обоим это нравилось.

– Главное что нравилось, – подытожила женщина напротив, ощущая, что брат темнит.

– Слишком много изменилось. Может быть, мы повзрослели и осознали ценность того, что находилось рядом, – пожал плечами Куроки, переводя взгляд на книжный шкаф, на бархатные шкоты, цвета шоколада. Сколько им лет? Их покупала Сора, да? Сакура внимательно проследила за его взглядом в надежде наконец-то разгадать своего брата. Но это было невозможно, ведь он и себя полностью не понимал.

– Я все еще люблю ее. Люблю и Сору, – вздохнув, продолжил старый мужчина, спустя тягучие пару секунд молчания. – Но… я жил с Сорой. Рос с ней, изменялся. Рядом, бок обок. А Анна так и осталась в дивном прошлом, на встрече у Уильяма. Я вижу, что она изменилась, но сердце любит ту девушку, что была такой же чужой на том празднике жизни и я не могу стереть это. Забыть.

Мужчина, усмехнувшись, посмотрел на свое обручальное кольцо, немного потускневшего за время. Нужно отдать Соре на чистку.

– Сердце все еще любит и жаждет внимания двадцатилетней       девушки с широко распахнутыми глазами, со странным роск… белкранским акцентом.

– А тебе от этого не бывает страшно? – Сакура протянулась к нему и взяла за руку.

– Конечно, страшно, – слабо улыбнулся тот, разглядывая цветочный орнамент платья сестры и избегая ее взгляда. – Ощущение, что я что-то упускаю.

Вот и ее в это сентябрьское утро мучило чувство утраты. Одевшись, поев и выпив все прописанные витамины, Анна спустилась вниз, кутаясь в связанную Хикари шаль. Прошла сквозь отцветший сад, осторожно открыла калитку, ведущую в пункт назначения, спрятанный за парочкой дубов и сосен, совершенно непригодных для этой местности. Дорожка из гравия привела ее прямо к центральному постаменту с гербом Грепиль – здесь был похоронен отец Альберта, но женщина, не останавливаясь, свернула влево, туда, где ждали ее любимые.

Виктора похоронили рядом с кустом роз, по другую сторону от их ангелочка. Установили маленькую одноместную скамеечку, специально для Анны, что любила разговаривать с мужем. Женщина тяжело опустилась, отметив, что на могилу дочери кто-то положил новые цветы. Скорее всего, Хезер или Жанна.

– Представляешь, – Анна и сама удивилась, как хрипло по – старчески звучал ее голос. – Сегодня нашей Роуз исполнилось тридцать пять.

Женщина закрыла глаза, стараясь успокоить сердце и не смотреть на ту единственную дату на надгробии дочери. Но, прошлое и не думало отпускать, постоянно напоминая о Розе. Женщина видела образ своей дочери в Грейс, в Клеменс и даже Од, в остальных юных девочках, встречавшихся ей на пути. Это было нелегко. Ведь она даже не видела тельца ее малютки – Виктор запретил. Но он был прав, она бы не пережила. Но сердце. То, что она не могла представить какой Роуз была бы в десять лет, в пятнадцать, какого цвета были бы ее волосы – это сдавливало сердце изнутри.

Женщина открыла глаза, силой воли заставляя себя, перевести взгляд на могилу мужа.

– А ты уже старик, – слеза, внезапно появившаяся в глазах, решила, осталась в уголках. – Семьдесят пять. Мама свои восемьдесят пять праздновала с размахом, видел бы ты салют. Клеменс испугалась и спряталась под стол. Давно я так не смеялась. Представляешь у нас два внука, а еще есть Од. И каждый из них похож на тебя. А Гай-то. Мне всегда казалось, что у твоего отца была капля азиатской крови.

Анна медленно встала и подошла к кусту. Все еще единственному кусту роз, растущему на территории дворца. Женщина протянула руку и потрясла его, скидывая вниз пожелтевшие лепестки отцветшего растения. Она ненавидела это увядание.

– Я скучаю по тебе, – кончиками пальцев Анна дотронулась до холодного черного мраморного надгробия. У Роуз оно было белым, а себе женщина выбрала серый – ей показалось это немного забавным.

Женщина осторожно провела по выгравированным буквам, зачарованно следя за своей рукой, что холодела с каждой секундой. Она, правда, скучала и в такие моменты «единения с мужем» чувствовала, как сердце разрывается пополам. Почему люди не вечны?

31.10.2044

С Днем рождения!

К.

06.11.2044

С Днем Рождения!

A.P.

Однажды у всех наступает момент, когда наконец-то начинаешь замечать увядание вокруг: уже не так звонко поют птицы и на деревьях все еще желтые листья, все замедляется, все кроме времени. Она и оглянуться не успела, как княжество отпраздновало ее шестидесятипятилетние, с огромной помпой и признаниями любви; как Виктора нет рядом с ней долгих десять лет, что слились в один год; как ее маленькому ангелу – сыну скоро сорок. Осталось совсем чуть – чуть. В двадцать лет ей казалось, что этот день немыслимо далек, но вот пару мгновений и она со своей восьмидесяти пятилетней матерью с нежностью и очарованием, наблюдают как трехлетняя Клеменс втихаря от старших Гая и Анеко, которую привезли немного погостить, пока у ее младших братьев какая-то инфекция, лезет в банку с печеньем.

– О чем ты задумалась? – спросила Мария, положив руку на колено сидящей рядом дочери. Временами они походили на старых сплетниц, обсуждающих все и всех.

– О молодости, – ответила Анна с улыбкой. – О том, что много времени проводила впустую.

– И что же нужно было? Бросить княжество и уехать в горы? – ехидно поинтересовалась мать, совершенно точно зная, что ее дочь ни при каких обстоятельствах не отдала бы трон. Даже сейчас, она все еще старается плыть в политической горной реке.

– Было бы неплохо, – пожала плечами Анна. – Лет двадцать назад. Теперь поздно, посмотри, мы с тобой две старые вдовы в курортном городе.

– Было бы смешно, если бы это была бы правда, – усмехнулась Мария, разглядывая свое обручальное кольцо. Она, так же как и ее дочь, не сняла его даже после завершения траура. Даже после того, как на нее вновь начали обращать внимание мужчины. Мужчины. Как же ей хотелось откровенно спросить свою собственную дочь, насчет императора Упонии. Если бы тот был свободен: были бы они вместе или снова бы нашли отговорки и противоречия? Первым противоречием были бы наверняка были Хикари и Киард. Знают ли они о той первой любви. Что, кажется до сих пор тлеет? Испугало бы это? Огорчило или они бы посчитали это омерзительным?

– Я все жду от тебя коронную фразу «Все будет хорошо», – подала голос дочь, с улыбкой наблюдая, как Клеменс с недовольным лицом отодвинула подарок, предназначенный не ей. Эту маленькую занозу определенно будет любить общественность. Надо бы сделать пару официальных фотографий «трех принцесс»: Анеко, Клеменс и Од. Неплохая идея.

– Конечно, все будет хорошо, – Мария похлопала Анну по коленку. – Все плохое уже с нами случалось. Сейчас осталось только ждать мой девяностолетний юбилей.

Анна, усмехнувшись, покачала головой, если бы у нее был такой же оптимизм как у матери. Жаль, что он полностью передался брату.

25.12.2044

С Рождеством!

Императорский дом

31.12.2044

С Новым годом!

Полиньяк

Глава 26

Последняя глава

И лист невозвращенья

Прости меня за те слова

И то, что я жестока.

Но милосердие в том,

Что ты живешь во мне.

А счастье мое в том,

Что учишь ты меня.

Она научилась быть открытой, не затаиваться от остальных, наконец-то исполнив свою мечту – больше времени проводить с сыном. Ее умным, красивым, до невозможности сложным, как и она сама, сыном. Они наконец-то научились быть откровенными, без страха ранить в самое сердце, больше не было вопросов без ответов, тем на которые они не говорили. Киард знал о Розе, о писательстве, об «операции охмурить Виктора», которую разработала Хезер, знал и о Куроки. Единственный из всех отпрысков обоих кланов. Он ответил, что другим знать не обязательно, когда его мать поинтересовалась, расскажет ли он хотя бы своей жене.

– Эта информация ни к чему, – Киард опустил чашку с чаем и снисходительно, подобно своем отцу, посмотрел на нее. Знал бы, сколько черт, манер поведения умудрился перенять от Виктора, просто проводя с ним больше времени. – Ты любила папу, и все это прекрасно знают, так что какое всем дело до твоих страданий о первой любви? Мои дети не будут знать об Андре. Если конечно она не заявится с ребенком, что будет похож на меня.

– Ты все еще любишь ее? – тихо спросила Анна, кутаясь в шаль. В последнее время ныли от холода кости. Мама говорила, что это просто возраст.

– Нет, – отмахнулся нынешний князь Грепиль. – Но я до сих пор на нее обижен. Даже не знаю, как-то по – детски, но иногда я радуюсь газетным статьям, что показывают насколько я счастлив. Пусть завидует.

Анна улыбнулась, и сидя в кресле, рассматривала своего, кажется так и не повзрослевшего внутренне, сына, у которого появились морщины, легкая седина на висках, а его черные волосы теперь коротко подстрижены. Он уже давно не тот мальчик, что играл в оранжерее с Луи Моро.

– Прости меня за то, что я была плохой матерью, – внезапно произнесла Анна, чуть подавшись вперед к сыну. Киард закатил глаза, зная от отца об этой бессмысленной игры матери в муки совести. Может это все же ее хобби?

– Ты была и есть хорошей матерью, – мужчина поднялся со своего места, и, встав на колени перед ней, взял ее за руки. – Просто часто ты была далека. Но это такая глупость. Ты участвовала во всех важных событиях моей жизни. Я помню, как ты звонила мне и ждала, когда же я усну. Это просто наша работа. У меня все также и я понимаю, что ты чувствовала. И я не злюсь и никогда не злился на тебя. Наоборот, именно благодаря тебе я хоть как-то появляюсь в жизни своих собственных детей. Беру с тебя пример, учусь на твоих ошибках. Не сижу с заплаканным лицом и не корю себя попусту. Ну, что ты.

Он вытер слезы, что потекли из ее глаз. С возрастом она стала такой сентиментальной.

– Я никогда не был одинок. Рядом всегда был отец, – продолжил Киард улыбаясь. – Рядом с Гайем и Клеменс Хикари. Все повторяется, потому что ничто не может быть идеальным.

– Ты скучаешь по отцу? – Анна размазала последние слезы по лицу и постаралась улыбнуться.

– Безумно, – ответил сын. – Все жду, когда он войдет в дверь и своим задорным голосом начнет снова меня подкалывать или давать советы насчет Хикари. Мне так же не хватает его, как и тебе. Я до сих пор не верю, что прошло целых одиннадцать лет. Максимум год.

Киард приподнялся и обнял мать, давая ей спрятать свое покрасневшее от переживаний лицо.

– У нас все будет хорошо, – пообещал он, свято в это веря.

Она все еще считала, что прошлое невозможно описать одним словом или парой предложений. Хотя иногда все же ставила дефис между «прошлое» – «было». Ее жизнь была подобно сказке, сколько бы она не отнекивалась. Сколько бы боли она не испытала, всегда найдутся люди, что с радостью заняли бы ее место.

Анна отодвинула тюль и посмотрела в окно, за которым заканчивался апрель, цвела привезенная Жанной вишня и грело солнце. По коротко стриженному газону бегали Од с Клеменс, а их матери спокойно играли в карты, сидя в беседке. Обычный день, как и сотни других перед ним. Сейчас к ним спустится Мария, с помощью трости и прихрамывающей Хезер, за ними будет идти Жанна с шалью в руках. Их мужчины на работе, а Гай все еще на уроке верховой езды.

Ее замечательная, любимая семья, ради которой она пошла бы на преступление. Раньше она не осознавала всю ценность этого счастья в полной мере. Была глупая и самонадеянная. Впрочем, как и многие другие. Анна заметила скачущего в приплясу Гая, что еле увернулся от поливочной системы и подбежал к матери сзади, закрыв ей глаза, явно играя в «угадай кто». Анна улыбнулась: Киард в детстве обожал эту игру, подкрадываясь к Виктору и визжа «Угадай кто!» А его отец всегда подыгрывал, специально тянул время, долго отгадывая. Виктор был идеальным родителем. Женщина посмотрела на старшего внука: вчера они гуляли по коридорам дворца, держась за руку и разглядывая портреты. Она, как и Альберт в свое время, рассказывала Гаю о его предках, смешила и вспоминала занятные исторические фаты, которые могли быть интересны десятилетнему мальчику. Она словно снова старалась искупить то, что Киарда в этом возрасте по коридорам водил Виктор, который всегда был рядом со всеми. Вдруг внук отпусти ее руку и, подбежав к портрету, резко остановился и принял позу, то, что и на картине.

– Бабушка! – воскликнул Гай, горделиво взодрав подбородок, подобно Жанне. – Я, правда, похож на дедушку?

Анна подошла чуть ближе и широко улыбнулась. Она уже давно заметила большее сходство Гая с Виктором, нежели с Киардом. Это было чудесно и эгоистично – смотреть на внука и видеть мужа. И мучительно. Мучительно замечать, как мальчик хмурит брови как дед или потирает переносицу, когда недоволен. Мария однажды сказала, что они слишком возвели Виктора в ранг небожителя, но дочь ее осекла, сказав, что так будет лучше – память о Викторе сохранится, и его не забудут, как отца Альберта.

– Очень, – Анна раскинула руки для объятий и внук, не задумываясь, кинулся к ней. Его бабушка была классная и добрая, не то, что строгая и тихая бабушка Сора. Он был еще ребенком и посему не особо разбирался в людях, деля их на плохих и хороших.

Но это одно из самых счастливых воспоминания согревало ее старое сердце и давало повод жить дальше.

Анна вздохнула и обняла себя руками, продолжив наблюдать за своими подопечными в окно. Она благодарила их за то, что они есть, не разбежались по сторонам света. Благодарила бога и судьбу. Женщина усмехнулась: слишком часто, даже для нее, она стала упоминать бога, а ведь когда-то она приняла католичество лишь для «галочки». Но вот чудо, совершенно старым священником, которого уже давно нет – она верит. Он смог пробудить в ней интерес и принес некоторое спокойствие, стоило ей войти в их придворцовую церквушку восемнадцатого века. Хитрый умный лис. Отца Кристофа тоже не хватало.

Бывшая княгиня пожала плечами, словно не соглашаясь сама с собой: может быть, ей не стоило быть такой категоричной в жизни и книгах? Наверное, стоило дать своим персонажам открыть свое сердце не только людям, но и чем-то свыше? А церковь ведь дает хороший стимул жить по правилам, как и государство, просто с верой в нечто большее. Что-то она стала снова подолгу размышлять мудреными фразами, достойными места в ее блокноте.

Надо бы осенью вместе с Хикари и детьми съездить в Упонию, давно ведь собирались начать путешествовать с малышней. Женщина представила лицо Соры, если та заявится к ней без предупреждения с целым нашествием франкоговорящих детей.

Бывшая княгиня чуть нахмурилась и облокотилась о стену у окна: ей стало немного нехорошо, у сердца появилось какой-то тяжелой тягучее чувство. Предчувствием, что появляется вместе с холодным сквозняком. Так уже бывало и ей это очень не нравилось. Женщина ненавидела ожидание.

Анна посмотрела на зеленную траву, что стала немного серее, как и остальной мир вокруг. Она вдруг почувствовала, как погружается в ней вакуум, что давит на грудь и закладывает уши.

Мир стал совсем тусклым. И так до черноты.

Осень в этом году наступила внезапно, окружив старый дворец яркими хрустящими золотыми листьями, которые никто не спешил убирать, зная, как такой пейзаж нравится императору. Очаровательная, теплая красота изменила все вокруг, в том числе и мужчину, что сидел на деревянной скамье в легком пальто, укутав ноги в одеяло и читав книгу. Иногда останавливаясь и пронзительно смотря вдаль, где с вершины холма дворца виднелся город все так же живущий с нескончаемой энергией. Старый немного сгорбленный, мужчина поправлял очки и снова начинал читать. Хмурясь, улыбаясь, не понимая.

Он уже давно перестал плакать, но все еще помнил тот животный страх, когда увидел рыдающую жену, что сидела на полу его кабинета. Помнил, как пытался взять себя в руки, но каждый раз, видя в новостях Анну, что-то неведомое перекрывало кислород, заставляя глотать воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Воспоминания душили, заставляя жалеть об упущенном времени, медленно убивали, погружая весь мир в какую-то невероятную пучину отчаянья.

А потом прошло время. И даже стало немного легче. А ведь она твердила, что исцеляет расстояние. Куроки мог спокойно опровергнуть эту идею. Впервые время ему по – настоящему помогло: смягчились воспоминания, окружили заботы, и дела все это занимало мысли. Ему почудилось, что дышать стало намного легче, даже улыбаться и чуть прихрамывая гулять по парку с Сорой. Жизнь просто возвращалась на круги своя, хоть на их дороге на одну полосу стало меньше. Они это переживут. Так же как и утрату родителей. Станут сильнее. Ведь так считала Сора, что мужественно обнимала его на похоронах?

Наверное, она была права, когда думала что он боится всего, даже самого себя. Когда пути назад не было, Куроки смог зайти в библиотеку, отыскал ту самую книгу и заставил себя начать читать ее, как бы он этого не боялся. Сначала было трудно и тяжело, хотелось захлопнуть ее, словно она была отравлена и больше не открывать. Слишком бы в ней было много личного, пусть и знали об этом немногие.

Мужчину до сих пор мучил вопрос «Зачем?» и ее давний ответ «Чтобы дать нам шанс» его не устраивал. Сора что-то говорила об искуплении, о попытке извиниться. Но перед кем? «S, K и V», которым был посвящен роман? Наверное, он просто чего-то не понимает.

Все еще теплый осенний ветер подул, играя с сухими листьями. Куроки нравилась осень, а вот апрель стал его самым нелюбимым месяцем. Анна, кажется, не любила август, а он так и не знал почему. Значило ли это, то, что он недостаточно ее любил? Или это пустяк, не стоящий внимания, как и то, что Анна наверняка не знала о его любимом цвете?

Они много друг о друге не знали, но это не мешало им тянуться навстречу – вот в чем он был наивно уверен.

Куроки закрыл книгу и посмотрел вдаль. И если когда он начинал читать его, то чувствовал себя на десять лет младше, то сейчас ему стало на двадцать лет больше. Все воспоминания, утраты и поступки, догнали его и дали понять, что никуда не делись. Сидят себе за ширмой «еще не время» и ждут подходящего момента. А еще роман показал ему ту сторону, что видели лишь его близкие, но не он. Нет, он не был чудовищем или чрезмерно эгоистичным принцем, да и добрым и отзывчивым тоже не был. В романе он был самим собой, вплоть до последней строчки. Ожидал ли он иного? Да. Но Куроки никак не мог сформулировать чего именно – слишком много чувств и мыслей. Его интересовало даже то, что думала прочтении Сора, ведь фраза «Хорошая книга. Правда» уж никак не раскрывало ее смысл.