скачать книгу бесплатно
Из окна трехэтажного здания бывшей школы, Иванцову была видна окраина леса. До войны эта школа являлась гордостью современного, благоустроенного, большого поселка, который месяц назад превратился в арену жестокой битвы. Многократно переходил из рук в руки, отчего уцелевших домов здесь теперь осталось едва ли не меньше чем почерневших, подбитых танков. Одна из этих сгоревших машин, стояла в заросшем травой огороде, через который вчерашней ночью, вышел к своим, возглавляемый Фроловым отряд. Остов этого танка, вокруг которого суетились местные пацаны, и сейчас был виден старшему лейтенанту.
Фролов, потемневший от бессонных ночей, утративший лоск и выглядевший почти стариком, сидел напротив командира особого эскадрона, с которым успел сдружиться. Оба они разглядывали отобранные у пленного немца трофеи.
– Удивительно, товарищ Иванцов, как ему все-таки удалось выжить, – покачивая головой, говорил Фролов, с интересом рассматривая пистолет системы “Зауэра”, добротный немецкий компас на кожаном ремешке, колоду порнографических карт и странный, напоминающий крупную пуговицу, предмет на шнурке.
– От пилота мокрое место осталось, а этот выжил, – повторил подполковник, и старлей в очередной раз кивнул.
Иванцов смертельно устал. Поиски сбитого самолета, блуждание по болотам, короткая, но крайне ожесточенная схватка с немецкой группой, которая, возможно, бродила в этих лесах с той же целью, что и отряд Фролова – вконец измотали молодого старлея. Немцы атаковали из лесных дебрей, в момент, когда люди Фролова переправлялись вброд через маленькую, спокойную речушку. Попав под плотный ответный огонь кавалеристов, немецкая разведка предпочла отступить. Схватка закончилась быстро и главное – благополучно, если не считать царапины, которую получил сержант Бульба.
Иванцов поморщился, встряхнул головой, избавляясь от чувства тревоги, которое буквально преследовало его последние дни. Единственное, что сейчас хотелось, так это спать. Однако следовало дожидаться группу оперсостава из контрразведки фронта, которая была выделена начальством в помощь подполковнику. Схваченный возле сбитого “Шторьха” ганс упрямо молчал, и Фролов пока не решался отправить его в Москву.
– Зауэр тридцать восьмого года, калибр 7, 65 миллиметров, – со знанием дела сказал Фролов, продолжая крутить в руках пистолет, – хорошая немецкая машинка, между прочим.
– А вот эту пакость, показывать начальству возможно и ни к чему… – Подполковник вытащил наугад из колоды карту, с усмешкой взглянул на грудастую “даму бубен”. – Хотя, если наш немец и в самом деле такая важная птица, то в его арсенале пустяшных вещей быть не может.
– Чертовы капиталисты. Ни стыда, ни совести… – Поддакнул подполковнику Иванцов.
– Компас хороший, – продолжил подполковник, в очередной раз, трогая указательным пальцем трофейный прибор. – А насчет капиталистов – вы правы… Разложение капитализма налицо, так сказать. В гражданскую войну мне случилось воевать против генерала Каппеля. Так вот однажды, под Красноярском, в декабре девятнадцатого года, захватили мы штабную машину. Беляков в ней перебили всех до единого, и стали делить трофеи. Вот значит, наш комроты – беззаветной храбрости и большого ума человек, хотя и малограмотный, подарил мне, для смеха, колоду таких же карт, но изготовленных еще в прошлом веке. У погибшего штабс-капитана эту колоду нашли. Так там дамочки в белье все были… Такого паскудства, как вот у этих, не наблюдалось еще и в помине…
– А это вот, что за штуковина? – не шибко заинтересовавшись эволюцией капиталистического разврата, спросил Иванцов, кивая на четвертый трофейный предмет – ту самую блестящую бляху на шнурке.
– Амулет какой-то… – Подполковник пожал плечами. – Такое впечатление, что здесь изображено какое-то древнее божество. Видите, доспехи еще совсем допотопные. Шлем с крылышками, а ноги босые.
– Древнее божество германцев? – уточнил старлей Иванцов.
– Навряд ли, – помотал головой Фролов. – Я хоть и не крупный специалист в истории, но думаю, амулет не имеет к древним германцам никакого отношения. Что-то восточное… Не могу объяснить почему, но мне глядя на это приходят на ум Шумер или Вавилон. Нечто более древнее, чем Германия. Однако не исключено, что перед нами простая безделица, купленная на рынке или отобранная, при грабеже мирных граждан.
– У меня в эскадроне есть парень по фамилии Шорин. До войны в МГУ учился. По-моему, как раз на истфаке. Может ему это стоит показать? – предложил Иванцов. – А то заберут амулет вместе с пленным гансом, и никогда не узнаем, кто это был? Бог войны вавилонцев, или может кто-то еще.
– Ваши люди на отдыхе, – с сомнением пососав губу, вновь пожал плечами Фролов.
– Пока смершевцев нет, товарищ подполковник… – Иванцов умоляюще посмотрел на командира. – Жутко интересно, что скажет бывший студент об амулете.
– Ну, ладно. Сходите к своему Шорину… Хоть и не вижу особого смысла в этих немецких безделушках, но, поинтересоваться можно. – Фролов снова взял в руку “зауэр”. – Удобный пистолет, – сказал он, когда Иванцов уже закрывал за собою дверь.
Выйдя на улицу, с наслаждением вдохнув свежего воздуха, старлей зашагал в направлении поселкового центра, насвистывая бодрую “пионерскую” мелодию. Полусонное состояние требовало дополнительной энергетической подпитки. А, как известно, ничто так не укрепляет боевой дух, как бравая песня, вовремя прибывшая полевая кухня и крепкое “фронтовое” словцо, прозвучавшее своевременно из уст командира.
Поселок, в котором остановился особый эскадрон Иванцова был, видимо, возведен недавно – в тридцатые годы – и носил современное название – Новостройка Социализма. Немцы организовали здесь мощный оборонительный узел и в ходе весеннего наступления, этот населенный пункт был существенно изуродован артиллерийским огнем. Вся центральная часть поселка была сожжена и разрушена, однако окраины в некоторых местах имели нетронутый мирный вид.
Проходя мимо медсанбата, расположившегося в двухэтажном здании, над дверями которого сохранилась табличка с надписью: КУРСЫ МЕХАНИЗАТОРОВ, Иванцов обратил внимание на брошенную немцами штабную машину. Видимо гансы пытались поспешно ретироваться, однако безнадежно застряли в канаве. Мощный немецкий джип фактически уцелел. В тот момент, когда старлей Иванцов поравнялся с ним, его тщетно пытались стронуть с места несколько советских бойцов. Руководил этим действом седой старшина медицинской службы, переругивавшийся с шофером на предмет, выталкивать ли машину передним ходом, или попробовать сдать назад.
– Бог в помощь, славяне, – весело обратился к трудягам старлей. Затем подбежал к бойцам и, ухватившись за запасное колесо, которое инженерный гений арийцев расположил на боку между дверцами, весело матерясь, включился в работу. – А ну вместе, взяли! – покрикивал Иванцов, стараясь расталкивать машину в такт с остальными.
Наконец, покрытый пятнами маскировки монстр выкатился из канавы на ровное место.
– Молодцы, черти, давно бы меня послушать, говорю же, вперед толкать надо, – хлопая по плечу долговязого молодого бойца, сказал старшина. – И вам спасибо, товарищ старший лейтенант. Куда направляетесь? Если случайно, в штаб артиллерии корпуса, могём подвезти… Трофей этот к штабу приказано буксировать. А он, значит, это самое, своим ходом способен… – Старшина почти ласково хлопнул ладонью по запылившемуся капоту трофейного автомобиля.
Эскадрон Иванцова располагался на территории моторно-тракторной станции. Это было, как раз-таки, рядом с указанным старшиной объектом. Правда интересовал Иванцова вовсе не Шорин, а корреспондент фронтовой многотиражки, у которого имелся фотографический аппарат. Мнение студента истфака вряд ли играло здесь важную роль, а вот фото амулета старлею сохранить захотелось. Корреспонденту, писавшему статью о героических буднях военной разведки, очень уж нравились байки сержанта Бульбы, а потому Иванцов надеялся, что искать журналиста следует в расположении особого эскадрона.
– Спасибо, – весело кивнул Иванцов. – Неплохо бы подвезти… Ноги совсем отваливаются, если честно.
Через минуту, немецкий трофейный джип, управляемый чертыхающимся, молодым шофером, выкатился на проселочную дорогу и, медленно объехав воронку, оставленную крупнокалиберной фугасной миной, двинулся вдоль поселковой окраины, мимо одноэтажных кирпичных домов и заброшенных огородов.
– Наши, как раз вот отсюда, со стороны Белой Горки вели наступление, – рассказывал Иванцову, сидевший с ним рядом в трофейной машине, сержант, указывая в сторону леса.
– Стрелковый полк наступал при поддержке танков, – выдержав паузу, продолжал этот сорокалетний, уже поседевший боец, стараясь говорить громче натужного подвывания немецкого двигателя. – Выбили фашистов с окраины, закрепились. А дальше никак… Немцы тут хорошо подготовились к обороне: артиллерии, минометов, танков у них тут было… – Сержант помотал головой. – Вспомнить жутко, товарищ старший лейтенант.
Иванцов поглядел на черные заскорузлые пальцы сержанта, которыми тот вцепился в зажатый между коленками карабин, и молча кивнул.
– Тут нам бы артиллерию подключить, и снарядов нема!.. – С досадой высказался собеседник старлея, махнув кулаком. – Ох, и тяжко тут нам пришлось. Потом, однако, и немцам стало несладко. Когда по ним “илы” ударили с воздуха!
Иванцов все кивал сержанту, однако слушал его вполуха. Историю эту старлей уже слышал от капитана связистов, с которым вчера пил спирт за знакомство. Потом они долго говорили “за жизнь”, покуривая в темноте трофейные сигареты из смятой зеленой пачки. Капитан захмелел, матерился, ругал начальство. Иванцов его слушал, пока не провалился в сладкую, приятную дремоту.
– Фашисту тоже досталось, – продолжал разговорчивый спутник старлея, не замечая, что его больше не слушают. – Как значит “илы” по йим долбанули, оно совсем по-другому все стало… А грохоту было! А дыму! В эфире сплошной русский мат! Огонь вокруг! Гарь!
Стоявшие посреди дороги красноармейцы, возглавляемые старшиной, почему-то встревожили Иванцова. Бойцов было четверо. Ни молодой шофер, ни старлей, ни увлеченный рассказом, сорокалетний сержант, не заметили, как эта команда оказалась у них на пути. “Как из-под земли выросли”, – рассказывал потом смершевцам единственный уцелевший свидетель…
Глава вторая: Тень Апокалипсиса.
"Из протокола секретного совещания в Ставке Гиммлера 12 июля 1943 года”.
"Гиммлер. Фюрер изложил мне свою точку зрения на то, каким образом следует расходовать денежные средства на научно-технические исследования в области создания новых видов оружия. Вам, доктор Крайпе, следует четко усвоить: если ваш проект не принесет ощутимого результата в течение ближайших шести месяцев, вы рискуете лишиться всякого финансирования и оказаться под следствием. Мы не можем сейчас позволить себе тратить силы на бесплодные поиски и футуристические идеи, не сулящие в самой близкой перспективе практического эффекта.
Кальтенбруннер. Лично я убежден, что Ваши исследования, доктор Крайпе, не что иное, как чудовищная профанация! Объясните нам, какую выгоду мы можем получить от Вашего дорогостоящего проекта? Мы, как вы понимаете, это, во-первых, армия, а потом уже гестапо, СС, и СД.
Крайпе. Проект, о котором Вы говорите – это ключи от ворот всей планеты! Завершив работу, мы получим тотальное превосходство над всеми врагами рейха, возьмем их за горло и никогда уже не выпустим.
Гиммлер. Давайте прямо посмотрим правде в глаза. Вы обязаны максимально скоординировать все усилия, на решении вопросов, которые могут непосредственно повлиять на исход войны. Я читал Ваш отчет о новых возможностях, открывшихся нам в ходе Ваших экспериментов. Постарайтесь, как можно больше внимания уделять решению практических задач! Именно в этом направлении мы ждем от Вас скорого результата. Прежде всего, хотелось бы знать о проекте “Меч Немезиды”!
Крайпе. Я понимаю Ваше нетерпение рейхсфюрер. Меч Немезиды скоро будет готов к практическому применению. Я просил Вашей санкции на первое, экспериментальное использование этого всесокрушающего оружия, из арсенала наших всемогущих предков, владевших этим миром тысячи лет назад! Все же позвольте заметить, что мы не должны отказываться от исследований в области фундаментальной науки. Ведь именно пробный запуск установки на объекте Мордкассель, позволил нам вплотную приблизиться к созданию всесокрушающего Меча. Это обычная практика в нашем деле.
Кальтенбруннер. Если Ваш Меч Немезиды, или как Вы там называете свое изобретение, в самом деле, готов к использованию, следует, не откладывая уничтожить наиболее значимые для врагов Германии исторические центры… Мне представляется, если Лондон, Нью-Йорк, Иерусалим и Москва, а также возможно, Санкт-Петербург превратятся в руины, исход войны будет предопределен. Вид ужасающих пепелищ и развалин на месте этих, жизненно важных для противника мегаполисов, устрашит и деморализует наших врагов настолько, что они утратят последнюю волю к борьбе.
Крюгер. Хочу предупредить Вас доктор, что к нам в IV отдел РСХА неоднократно поступали жалобы от преданных рейху лиц, о Вашей крайней неразборчивости в отношении славянского и еврейского вопросов. У Вас в лаборатории, как нам известно, работают люди с весьма сомнительной наследственностью. Хочу предупредить Вас, что на объекте Имперского значения, национальный вопрос может стать решающим! Проведите самую тщательную проверку всех, кто у Вас работает. Или этим займется гестапо!
Гиммлер. Вам следует более гибко смотреть на вещи, Крюгер. Если деятельность лаборатории Мордкассель, приведет в скором времени к уничтожению жизненно важных очагов противника, думаю, мы можем провести Ваше расследование, либо после нашей окончательной победы, либо, в крайнем случае, после завершения акции по уничтожению перечисленных Кальтенбрунером городов. Кстати, Крайпе, Вы ничего не сказали нам, по поводу предложения обергруппенфюрера… Вы просили у меня санкцию на проведение испытаний Меча Немезиды. Что, если, не откладывая, направить удар на указанные им цели?
Крайпе. Рейхсфюрер, я все же просил бы, произвести испытания по более упрощенной схеме. Я уже выбрал два предварительных объекта, для пробного использования Меча. Мои сотрудники готовят для Вас предложение в письменной форме. Среди объектов две малозначительные цели, которые не вызовут в стане врага большого переполоха, и одновременно дадут нам пищу для анализа. Возможно Меч Немезиды еще нуждается в доработке…
Кальтенбруннер. И что это за цели?
Крайпе. Одна из них находится в Бирме, где мы впервые произвели полигонные испытания Меча. Вторую цель, мы планировали выбрать на русском фронте. Там, правда, возникли некоторые сложности случайного характера. В ближайшее время мы будем готовы доложить Вам, что подготовка завершена.
Кальтенбруннер. На кой черт нам сдалась Ваша Бирма, Крайпе? Бирма входит в сферу интересов Японии.
Гиммлер. Бирма дает нам прямую дорогу в Индию, Кальтенбруннер, не думаю, что мы отдадим Индию в руки японцев!
Кальтенбруннер. Индия – это прекрасно!
Крайпе. Кроме того, это идеальное место для испытаний. К сожалению, в настоящий момент, есть некоторые географические ограничения, которые вынуждают нас тщательно изучать район возможного применения нашего сверхоружия.
Гиммлер. Готовьте Ваши предложения, доктор. Думаю, я смогу дать Вам необходимое разрешение.
Крюгер. Хотелось бы ознакомиться более подробно с текстом предложения. Возможно, подготовка к испытаниям потребует нашего прямого участия…"
Глава третья: Блики на булатном клинке.
– А вы, на каком фронте воевали?
Пожилой человек в изношенной, лишенной пуговиц телогрейке, протянул Иванцову дымящийся окурок.
– Вначале на Ленинградском, потом на Волховском, – тихо сказал старлей. – Выполняя особое задание, попал в плен к фашистам. От немцев бежал… Свои отправили в фильтрационный лагерь… Там выяснилось, что в моей биографии есть признаки враждебной деятельности… Потом суд… Формально наказан за проявленную трусость и добровольную сдачу в плен… Но, дело, конечно, было совсем в другом…
– Понятно, – угрюмо ответил собеседник старлея. – Вам повезло, меня забрали из Ленинграда еще до войны…
– Троцкист? – усмехнулся старший лейтенант.
– Почти угадали, – усмехнулся в ответ человек в распахнутой телогрейке. – Участник антисоветского заговора… По профессии инженер – электрик… Работал над созданием динамо-реактивного противотанкового оружия… Знал Тухачевского лично. Теперь, кажется, что все было не со мной и вообще на другой планете.
– А здесь давно оказались? – глядя на серую ленту реки, хорошо видимую с этого места, сам не зная зачем, спросил Иванцов.
– Перевели из Тагиллага, в феврале сорок второго. Скажите мне… Вот вы боевой офицер. Успели повоевать. Как думаете, одолеем мы Гитлера?
– Конечно, – уверенно сказал Иванцов, – они еще пожалеют, что сунулись к нам. Говорил я с немецкими пленными, по-моему, они сами не понимают, зачем их фюрер затеял такую бойню.
– Этот вопрос намного сложнее, чем многим кажется, – задумчиво сказал старлею бывший инженер. – В гитлеровской империи, возникшей на территории Германского государства в тридцатые годы, возобладало весьма необычное мировоззрение. То, что принято называть арийской наукой. Ее основоположником был некий профессор Мюнхенского университета, отрицавший все прежние научные достижения человечества, и предлагавший свою собственную картину мира. Отрицалось существование эволюции, Млечный путь объявлялся иллюзией, искусной подделкой, все происходящее во Вселенной объяснялось вечной борьбой Огня против Льда. Данное учение получило название Теории Ледяного Мира. В своем учении основатель новой науки опирался на древнюю магию. Все тайны Космоса стали легко постижимы, познание их не требовало особенной подготовки. Все что происходит на Небе и на Земле объяснялось доступным для обывателя языком. То же самое, касалось и законов развития человеческого общества. Предлагалась новая история человечества, согласно которой, нынешней цивилизации предшествовала культура гигантов, обитавших там, где ныне располагаются ужасные безводные пустыни, непригодные для жизни. Возникновение пустынь на месте, где некогда существовала великая цивилизация – последствия чудовищной катастрофы, уничтожившей все творения древних исполинов, примерно четыре тысячи лет назад. Возможности древних нам даже трудно представить. Они могли управлять движением небесных светил, влиять на события космического масштаба, их магия позволяла воздействовать на Природу с непостижимой нам силой. Все это ныне утрачено, однако существует возможность достичь былого могущества предков, стоит лишь возродить дух Высших Сущностей – древних хозяев Земли и Вселенной…
– А воевать со всем миром, зачем? – Старлей обжог пальцы, и отшвырнув окурок, негромко поматерился.
– Война со всем миром довольно стройно вписывается в эту теорию, – пожал плечами собеседник бывшего командира особого эскадрона. – Что касается Высших Сущностей, то согласно данной теории, не все гиганты погибли в результате той древней чудовищной катастрофы. Часть их смогла спастись, переместившись на север Европы. Потомки спасшихся гигантов, таким образом, являются наследниками древнего знания, древней магии, древней великой цивилизации, возродить которую, теперь стремится руководство фашистской империи. Не все человечество может претендовать на наследие великих предков. Согласно представлениям тех, кто правит в гитлеровской Германии, человечество весьма разнородно. Помимо потомков гигантов, этих великих сверхчеловеков, которые почти ровнялись богам, на Земле обитают, те, кто произошли от других существ. Потомки карликов, появившихся после катастрофы, когда поверхность Земли представляла собой, местами окутанные вечным мраком болота, местами скованные арктическим холодом, ужасающие пустыни. Естественно, данная часть человечества недостойна наследия великой цивилизации. Удел этих неполноценных жалок и ничтожен… Их предназначение – рабство. Они живут лишь для блага истинных хозяев планеты. Тех, кто произошел от древних богоподобных исполинов.
– А вы-то, товарищ, откуда все это знаете? – немного удивился старлей.
– Из личной переписки с одним отставным корнетом гусарского полка, – улыбнулся собеседник старшего лейтенанта. – Который, после “гражданской” бежал в Германию…
– Переписывались с белогвардейцем значит, – кивнул Иванцов, впрочем, без всяких эмоций.
– Мой приятель не воевал в Белой гвардии, – инженер, со скорбным видом развел руками, – Но это никак не повлияло на мнение следователя, касательно моего мировоззрения.
– Удивительно, – покачал головой старлей, – и немцы верят в такую чушь? – Иванцов вполголоса выругался.
– Немцы законопослушный народ. Им сказано верить в свою исключительность, и они в нее верят. Верят, что их предки создатели великой цивилизации, а, прочие народы, потомки карликов. Для тех, кто не верил, существовали особые способы убеждения, – в ответ покачал головой новый друг Иванцова. – Сначала всем известным немецким ученым предлагалось присягнуть на верность новой арийской науке, под угрозой увольнения с занимаемых научных постов, затем нацисты взялись за прямое насилие… В результате, в Германии возникла принципиально иная, враждебная остальному человечеству цивилизация. Создана необычная наука и новая религия. По меткому замечанию одного моего знакомого французского журналиста, возникла цивилизация, подобная той, которую создали на Земле фантастические марсиане Уэллса. Но те были вампирами, осьминогоподбными чудовищами…
– Новая религия?! – удивился Иванцов. – Я был уверен, что у них победил атеизм. Насколько я успел узнать немцев, они технический, рациональный народ. Что б там не говорили, но техника у них умная… И образованы они в среднем лучше, чем наши. Разве современный человек, у которого за плечами хотя бы средняя школа, может всерьез доверяться поповским сказкам?
– Новая религия фашистов – религия людоедов и варваров, – твердо сказал собеседник старлея. – А вот, про поповские сказки, вы перегнули. Я, например, знаю точно, что мир этот создан богом.
– Вы? – Иванцов уставился на собеседника.
– Я это точно знаю, – сказал инженер, улыбнувшись столь искреннему изумлению старшего лейтенанта. – Этому есть бесспорное доказательство!
– Какое? – скептически скривил губы Иванцов. – Вы про Библию?
– Как вы считаете, почему нельзя совершать предательство?! – тихо спросил бывший инженер у бывшего старлея.
– Что? Вы, о чем? – подозрительно прищурившись, поинтересовался Иванцов, почему-то начиная злиться.
– Быть может, вы скажете, что в нашем мире все относительно? Понятие “предательство” требует отдельного обсуждения? Если смотреть на один и тот же поступок с разных сторон, то его можно по-разному классифицировать. То, что с точки зрения одного будет являться ужасным предательством, с точки зрения другого может выглядеть, как вынужденный поступок отчаянной смелости! Если спросить о предательстве у романтика и у рационалиста, они дадут весьма отличающиеся ответы… – Собеседник старшего лейтенанта задумчиво посмотрел на мрачное свинцовое небо, на лес, покрывавший противоположный берег реки, со странным названием Чусовая.
– Предательство и есть предательство, – пожал плечами старший лейтенант. – Нам скоро на смену. А погода портиться…
– Предательство – есть предательство. Как бы его не маскировали, и под каким бы соусом не пытались подать. – Инженер продолжал говорить, не глядя больше на собеседника. – Совершать его недопустимо, по единственной причине. В нашем мире существует этика. То, что нельзя объяснить никакими рациональными доводами. То, что не поддается научному анализу, командир Иванцов. Существо, совершившее предательство поражается каким-то необъяснимым тленом, который способен отравить все дальнейшее существование предателя. И, в конечном счете, привести его к бесславному и постыдному финалу. Думаю, что существование этики и есть главное доказательство, что наш мир задуман и создан Творцом.
– В таком случае, нам с вами бояться нечего, – поежившись, сказал бывший командир особого эскадрона, ныне, отбывавший наказание в Пермском крае, на берегах одного из притоков Камы. – Этика, существующая в нашем мире, все расставит на свои места и сделает так, что мы с вами вернемся к нормальной жизни… А наши имена будут снова звучать гордо.
– Если переживем ближайшую зиму, – кивнул бывшему офицеру новый знакомый. – Зиму здесь пережить гораздо труднее, чем лето.
– Перезимуем, – кивнул Иванцов товарищу. – Не такое переживали и перезимовывали…
* * *
– Не могу я понять, на кой черт он тебе сдался?! – Полковник Сибиряк, быстрым шагом двигавшийся по длинному коридору, по обеим сторонам которого располагались неотличимые друг от друга двери, остановился напротив одной из них и обернулся на Фролова. – Ты хоть представляешь, каких усилий от меня потребует твоя идея?
– Иванцов честный парень, можно сказать, спас мне жизнь в лесах под Волховом! – не менее сердито прошептал Фролов. – Если он сейчас незаслуженно осужден, надо его немедленно вызволить!
– Вернуть офицерское звание и включить в твой отряд?! – кивнул Сибиряк. – Для работы в тылу у немцев. Интересно, ты в своем уме?
– Зачем ты меня сюда притащил? – успокаиваясь, поинтересовался Фролов.
Вместо ответа, Сибиряк толкнул дверь, и, схватив Фролова за локоть, почти насильно затащил его в кабинет с зарешеченным окном, единственным столом и скамейкой у стены напротив стола.
– Прокопенко, встать! – выкрикнул, сидевший за столом офицер, одновременно вскакивая с места.
Сидевший на скамье, мужчина лет сорока, в потрепанной выцветшей военной форме, со знаками различия сержанта медицинской службы, кряхтя, поднялся, следом за офицером.
– Садитесь товарищи, – махнул рукой Сибиряк. – И ты присаживайся Фролов. Садись вот сюда… Товарищ следователь, вас я попрошу на наших глазах допросить сержанта на предмет событий, имевших место в поселке Новостройка Социализма, связанных с делом Иванцова. Вы понимаете, о чем я?
Колючие глаза полковника СМЕРШа вперились в сорокалетнего сержанта медицинской службы.
– А что ж… Конечно, – так и не севший на скамью сержант ссутулился и развел руками. – В который раз уж… Это самое…
– Прекратите мямлить и сядьте, – немного успокоившись, сказал Сибиряк. – Вам ничего не угрожает, расскажете и вернетесь на место службы, в свой санитарный батальон.
– Садись, и давай, рассказывай, как допустил, что командир Красной Армии на твоих глазах сдался в плен к фашистам, – возвращаясь в сидячее положение, обратился к перепуганному сержанту следователь.
Фролов поморщился и осуждающе поглядел на Сибиряка. Полковник СМЕРШа, закурил и встал у окна.
– Так, рассказывали же уже, – совсем стушевался сержант. – Я почти ничего и не помню… Ранило меня, товарищи командиры. Я ведь как в санитарную службу попал? Войну-то начал в пехоте… А под Бобруйском контузило, потом госпиталь… И в результате – годен к нестроевой…
