Неупокоенная Cлобода

Удар тот по заратским меркам был очень заметным и очень медленным, и чемпион мгновенно ответил встречным кроссом. Попал в челюсть, только не ровно в подбородок, а чуть вскользь, в результате чего бугай поплыл, попятился, но не рухнул. Хэй и сам чуть не утратил равновесие: драться в цирлевых кроссовках и на неровной почве было неловко.

– Паша, держись! – закричал позади Хэя невысокий дикарь и со всей силы огрел заратца дубинкой.

Деревяшка ударила по спине и, не выдержав напряжения, обломилась. Защитные ленты, что скрывалась под майкой заратца, не сработали.

Резкая боль вновь пронзила тело чемпиона, однако ярости и мышечной тренированности хватило, чтобы вновь проигнорировать ее. Хэй вмиг повернулся, сделал прыжок вперед, чтобы настичь обидчика, но тот, бросив пришедшее в негодность оружие, пустился бежать.

– Лядь, он монстр какой-то! – закричал дикарь.

– Эй, ты, дрючело! – окрикнул заратца неуверенно мнущийся на одном месте здоровяк. – Ко мне иди. Я еще здесь.

Хэй вновь развернулся, намереваясь сначала быстро разобраться с верзилой, а затем с остальными двумя, еще не вступившими в схватку. Эти двое топтались от здоровяка слева, держа в руках длинную веревочную сеть. Если б Хэй знал, для чего предназначены сети, он мог бы принять меры предосторожности. Но он не знал и посему не увидел в двух дикарях со странной тряпкой особой угрозы.

– Кидай, – распорядился Рон, когда заратец оказался достаточно близко.

Хэй не успел отреагировать и оказался накрыт толстой сетью с головой. Он попытался сорвать ее, но шустрые дикари уже забегали ему за спину, закручивая свое нехитрое приспособление вокруг тела.

– Роняй, – продолжал руководить командир.

Дикари дернули сетку за верхний край. Хэй, дабы сохранить равновесие, отвел ногу назад, но двое усилили давление и таки повалили его наземь. Оказавшись на траве, заратец крутнулся в сторону и тем лишь сильнее увяз в ячеях сети. Он попытался разорвать прочные веревки, напряг могучие мышцы – тщетно.

– Бабай, успокой, – совсем без эмоций, словно дело уже сделано, отдал приказ Рон.

Хэй все еще барахтался, судорожно пытаясь освободиться. В безуспешной борьбе с веревками ярость его быстро угасла, а страх и отчаяние, наоборот, набросились на него с новой силой. Сердце заратца, казалось, вот-вот выскочит наружу.

Здоровяк, к тому моменту уже оправившись от нокдауна, взгромоздился на скованную в движениях жертву и, словно кувалду, опустил тяжелый кулак на лицо Хэя.

– Это тебе за Волынку.

4. Пленник

Очнулся Хэй спустя три часа.

Вокруг оранжевые, из кирпича стены с небрежной кладкой, исчерканные черной краской. По правой стене – узкие, под потолком окна. Свет из них видимыми глазу лучиками освещает висящую в воздухе пыль. Навозная муха, жужжа, курсирует по большому полуподвальному помещению, временами залетая и в закуток с пленником. Воняет чесноком, потом, табаком и пылью. Сырой пылью.

Руки и ноги Хэя четырьмя не длинными, но мощными цепями прикованы к противоположным стенам. Пленник посажен на широкий выступ, спиной прислонен к стенке, неровности которой больно впиваются в и без того израненную плоть.

Во рту ощущается вкус крови, горло пересохло. Ноет не только спина. Побаливают сбитые на кулаках костяшки, подрагивает опухшая скула. Урчит, требуя пищи, желудок.

Первые секунды Хэй был не в силах осознать происходящее: память о недавних событиях отшибло, а унылый интерьер не напомнил ему ничего из ранее виденного. Возвращение в реальность происходило постепенно.

«Есть хочется, – думал он. – И пить тоже… очень хочется. Спина болит, сильно болит. – Он покряхтел и чуть повернул туловище, чтоб не касаться ушибленным местом кирпичной кладки. – Воняет чем-то. Сильно воняет».

Наконец он ощутил и холод на своих запястьях:

«Что это?»

Пленник приподнял правую руку, на которой был закреплен железный зажим кандалов.

Хэй потянулся к браслету левой, чтоб снять его, но обнаружил, что правая рука тоже прикована к стене и достать до зажима он не может. Мужчина разозлился, потянул сильнее – безуспешно. Страх на мгновенье вернулся к нему, и Хэй тотчас же вспомнил о случившемся:

«Марафон, дикарь на дороге, драка… поражение».

Заратец отчетливо ощутил унижение. Он уступил – сначала новенькой на турнире, а затем в полях – слабым никчемным дикарям. Горечь поражения была такой сильной, что Хэя затошнило, и он чуть не срыгнул в сторону. Сплюнул, вытер пересохшие губы.

«Ленты! – молнией пронеслось у него в голове. – Почему не защитили мне спину?»

Восстановив в памяти печальные для него события, мужчина огляделся: обстановка незнакомая, причудливая мебель и стены. Очень грязно и душно. С улицы доносится какой-то шум, похожий на шелест деревьев под порывами ветра.

В голове Хэя не было ни единой мысли, ни единого решения, как ему действовать. Он понимал лишь то, что ему надо вернуться домой. Вот только с железными путами на руках и ногах сделать это было нереально.

От этой неопределенности в нем вновь начала закипать злоба. Прерывисто дыша, узник встал на ноги, натянул железную цепь.

– Р-р-р-а-а-а! – выплеснул он накопившийся гнев и с силой дернул рукой в сторону.

Зажим впился в предплечье, причинив ему сильную боль. Страдание, как нередко бывает, погасило ярость и выдавило на его щеки соленые капли.

«Слезы?!» – искренне удивился Хэй.

Ему казалось, дотоле он никогда не плакал от боли, только от сильной радости.

В темноте слева заскрипел диван, мелькнул незнакомый силуэт. Вставший мужчина хмыкнул, прочистил горло, откашлялся. Подошел к заратцу, убедился, что тот в сознании, и направился к выходу.

Судя по одеждам, это был тоже дикарь, но не из тех, что встретились Хэю ранее. Новый.

Спустя несколько томительных минут, по истечении которых ощущение бессилия и паника заглушили все прочие чувства, дверь отворилась. Этого дикаря Хэй уже знал: худой, с большим носом и тяжелым, исподлобья взглядом – прочие нападавшие называли его Роном.

Тот вошел неспешно, зацепил на ходу спинку стула и, так что деревянные ножки оного противно заскребли по полу, потащил его за собой. Он остановился примерно в метре от пленника. Вынул из кармана брюк портсигар, достал сигарету, постучал ею о тыльную сторону ладони.

Когда загорелась спичка, глаза Хэя округлились: он ранее не видел настоящего огня, а единственное, что было на него похожим, – это пламя в сопле миниатюрной ракеты, которую выпустил в тот день его робот-спутник. Как завороженный наблюдал он за превращением деревянной палочки в уголек.

Рон молча закурил и выпустил сизую струю в направлении пленника. Тот закашлялся.

Затянувшись вновь, дикарь откинулся на спинку стула, балансируя на двух его задних ножках. Хэй отметил, что лоб мужчины густо изрезан морщинами, на правой щеке шрам, зубы неровные и желтые, одежда мятая.

С появлением чужака паника отступила, а едкий дым, выпущенный Хэю в лицо, вновь нагнал на него раздражение. Челюсти его сжались, руки собрались в кулаки и натянули цепи.

– Имя… есть? – после долгой паузы молвил дикарь и выпустил в пленника еще одну струю дыма.

Гнев вновь овладел Хэем, и он, позабыв, о цепях, сделал полшага вперед, готовый выбросить кулак в направлении обидчика. Цепь натянулась и не позволила чемпиону начать удар, который бы наверняка травмировал ему руку. В неконтролируемом раздражении он зарычал.

– Звереныш, – скривил губы Рон.

Хэй и сам не узнавал себя. Злоба, раздражительность, обостренные чувства.

«Что со мной?! – восклицал про себя он. – Что они сделали со мной?!»

Дикарь поднялся, почти вплотную подошел к пленнику. Затянувшись, он надолго задержал дым во рту, как будто о чем-то задумавшись. Взгляды мужчин встретились, и тогда, чуть подождав еще, Рон выпустил дым наружу.

Хэй кашлянул и на шаг отступил.

– Говорить-то вообще… – начал было дикарь, но дверь распахнулась и громко ударилась о стену.

– Капитан, там это… – замялся прибывший.

– Что «это»? – не оборачиваясь, сурово прохрипел Рон.

– Ну, это… – совсем оробел второй. – Голова прибыл… И Годенко – тож с ним.

– Иду.

Мужчина бросил окурок на пол и аккуратно растоптал ботинком.

– Да они как бы… тут уже.

– Лядь… – стиснул зубы Рон и только тогда повернулся к посланцу.

По скрипучей деревянной лестнице в полуподвальное помещение уже спускались двое, громко меж собой что-то обсуждая и весело посмеиваясь. Вскоре они показались: один в пиджаке, с огромным, растягивающим сорочку животом, второй – плотный, невысокий, седой, со старческими пигментными пятнами и обвисшей на шее кожей.

Вид обоих показался Хэю настолько ненормальным, что он с отвращением сморщился и отвел глаза.

– Ну, здравствуй, Иваныч, – во весь рот улыбался толстяк, протягивая правую руку, а левую отводя для объятий. – Поймал, грят, птичку?

– Здравствуй, Сергеич, – начал серьезно капитан дикарей, – даже двух, – закончил с улыбкой он.

– А-ха-ха-ха-а-а! – расхохотался Сергеич и дружески похлопал капитана по спине. – Ну, показывай, показывай! Не томи уже!

– Голова. – Рон чуть склонил голову перед лощеным стариком, зашедшим за толстым вслед.

– Здравствуй, Рон! – протянул ему жилистую властную руку глава. – Сработал, значит, брукобой ваш?

– Ум-ф, – не раскрывая рта, кивнул капитан. – Изумительно сработал, – сиял он.

–Ха-ха! – засиял и старик. – Рон, я уж и забыл тебя улыбающегося.

Дикарь враз стал серьезным, словно спохватившись, что позволил себе лишнего, а глава взял его под локоть и повел к пленнику.

– Хм-м… – щурясь, глядел старик на Хэя. – Крепкий лючок нам попался.

– Это что у него на животе такое?! – тыча в фактурные мышцы пресса, скорчил гримасу Годенко. – А, Иваныч?

Он раскрыл инкрустированный цветным стеклом портсигар, молча протянул голове, а затем капитану. Рон вытащил сигаретку, но вместо того, чтобы тут же закурить, заложил себе за ухо.

– Благодарю, – буркнул он.

– Что говорит? – кивнул старик на пленника, а тот, пораженный явственными следами его старости, вновь отвернулся.

– Пока ничего.

– Иваныч, это ж разве можно?! – прикуривая, изумился Сергеич. – У тебя же все говорят! Рано или поздно, но говорят. Так ведь?

– Так.

Словно играя с ребенком, толстый дикарь выставил два пухлых пальца «козой» и направил на молчаливого узника:

– У-тю-тю.

Хэй насилу удержался, чтобы не цапнуть обидчика за пальцы. Если б они не воняли табаком, он бы, вероятно, так и сделал. Заратец кипел изнутри, в голове проносились образы эффективных ударов, сокрушающих его врагов, кулаки инстинктивно сжимались.

Годенко, видимо найдя это издевательство недостаточным, попытался щелкнуть узника по носу. Хэй и сам не понял, как дернулся вперед и, громко клацнув челюстями, чуть не зацепил палец дикаря.

– Вот, лядь, псина какая дикая! – не на шутку испугался толстяк. – Сейчас я тебе!.. – начал закатывать он рукав.

– Нет, не сейчас, – уверенной рукой Рон преградил ему путь к жертве и ею же увлек обиженного в дальний угол. – Сюда посмотри.

Сергеич продолжал пыхтеть ровно до тех пор, пока не увидел трофейного робота.

– Фа-а! Какая штучка диковинная! – натужно наклонился он над устройством. – Жница?

– Нет, мушка, – холодно отвечал капитан. – Жница крупнее.

– Внутрь лазил?

– Колька полезет. Может жахнуть.

– Может, – авторитетно согласился глава.

Тот разговор Хэй практически не понимал, да он его почти и не слушал. Его раздражало и бесило все: ситуация, дикари, их разговоры, выдыхаемый ими едкий дым, оковы на руках, его собственное поведение. Даже само раздражение – и то раздражало.

Заратец ухватил цепи руками. Дернул влево, затем вправо. Потом, рванув уже всем телом, снова влево. Ему показалось, что стены, к которым крепились цепи, начали трескаться, и он удвоил усилия.

Среагировав на лязг, трое вернули свое внимание пленнику.

– Смотри-ка, кирпич аж крошится! – весело пробасил Годенко. – Не боишься?

– Нет, – капитан презрительно глянул на узника и легонько постучал по набедренной кобуре.

– Быстрее устанет – быстрее заговорит, – деловито заключил глава, отворачиваясь. – Молодец, Рон! – С силой, которую нельзя было ждать от старика, он хлопнул того по плечам. – Большой успех и большая надежда! Не зря я тебя выбрал!

– Надо в производство пускать, – не улыбнулся похвале капитан.

– Одобряю. Пускай, – кивнул голова.

– Сколько людей и ресурсов, скажу позже, – задумался вдруг Рон. – Как этого допрошу.

– Ресурсы, Рон, теперь, я думаю, не проблема, – довольно ухмыльнулся старик. – Эта твоя мушка все меняет. Слышь, Мишка, теперь конкуренты у тебя появятся!

– Да это ж и прекрасно, Павел Алексеевич! – захохотал толстяк. – Не одному мне тележку теперь тянуть!

– Иваныч, собирать у тебя надо, – серьезно продолжал капитан. – И людей в основном твоих, они в электричестве смыслят.

– Ну вот, конкуренты, называется! – театрально возмутился Годенко. – У Быстрова тоже смыслят, да и поленовские сумеют.

– Быстрова нельзя, – сердито отрезал голова.

– Павел Алексеевич, да полно тебе на него дуться! – аккуратно приобнял толстяк старика. – Ну сглупил человек разок, ну с кем не бывает? Все мы, бывает…

– Рон! Рон!.. Рон! – кричал кто-то с лестницы. – Рон!..

В тюремное помещение вбежал лет тридцати мужчина – гладко выбритый, в зауженных книзу штанах и серой навыпуск рубахе. Из всех дикарей лишь он показался Хэю относительно нормальным. Он был бы совсем нормальным, если б не его хлипкое телосложение и девичий по заратским меркам рост.

– Рон! – с сияющими от слез глазами тот бросился к суровому капитану с объятьями. – Получилось, Рон! У нас получилось!

Глядя на них, Хэй решил, что все-таки поторопился с выводами.

– Да, Коля, получилось, – слегка улыбнулся дикарь, дважды хлопнул вбежавшего по спине и аккуратно от себя отстранил.

– Каков нахаленок, а! Или не видишь, что тут твой начальник стоит?

– Михал Сергеевич, виноват! – спешно и не слишком искренне начал кланяться Николай. – Голова, Павел Алексеевич, виноват!

– Ха! – ничуть не рассердился боевой старик. – Хорош паясничать! Вон, погляди!

– О-о-о-о! – руки Николая затряслись, и он рухнул перед роботом на колени. – Родименький мой! Ненаглядненький!

Руки его задрожали сильнее.

– Не здесь, – строго остановил его капитан.

– Да, – поддержал его Годенко, – а то ведь и жахнуть может.

– Может, – протянул Николай, поглаживая корпус робота. – Но не станет ведь, да? Такой красавец!

– Его бы изучить нам, – украдкой шепнул Рон голове.

– Сегодня покажем его, и пусть забирает, – глядя на завороженного роботом инженера, улыбался старик. – Слышь, Колька? Сегодня забрать его сможешь.

– Правда?! – вскочив, воскликнул тот. – Павел Алексеевич, вы не шутите?!

– Два дня тебе поиграться, – не разделял его эйфории капитан. – Дел невпроворот.

– Ум-ф, – согласно мыкнул Николай. – Рон, а как я его забрать смогу? Где, когда, как?!..

– Вечером у меня заберешь, – вмешался голова. – Часикам к девяти будь.

– Принял, Павел Алексеевич! – светилось лицо инженера. – Рон, ну я пошел тогда?.. А то ж вы сами сказали, невпроворот их.

– Стой! – окрикнул его капитан. – С этого дня ходишь с охраной. Особенно с этим.

– С охраной?! – выпучил глаза Николай. – Я?!

– Идем, распоряжусь.

Вскоре ушли все четверо. К тому моменту Хэй уже осознал бесполезность усилий по выдергиванию цепей: конструкция была слишком крепкой. На время он успокоился и попытался вслушаться в разговор дикарей, из которого понял лишь то, что они были очень рады заполучить дрон, пусть и деактивированный.

«Дикари, – заключил про себя Хэй. – Какой толк с отключенного робота?»

Мужчина пребывал в одиночестве недолго. Не прошло и минуты, как в комнате появился Заур – уже знакомый заратцу дикарь, которого он отправил в нокаут вслед за его гнедой. В руках бородатого брюнета, ростом недотягивающего даже до Мальвы, был небольшой, наполненный тлеющими углями мангал.

– Время отдать должок, дрючок, – устраивая жаровню у стены, приговаривал он.

Хэй сморщился, совсем не представляя, что и зачем тот собирается отдать. Он с интересом наблюдал, как дикарь надевает рукавицу, как достает из принесенной «коробки» железный прут, как завораживающе сияет его красно-оранжевый кончик.

«У дикарей столько интересных вещей!» – не ощущая угрозы, подумал заратец.

Заур поднес раскаленный конец прута к телу жертвы и сам, казалось, поразился совершенному спокойствию со стороны пленника.

– Сказочная тупица, – подивился дикарь и прижал раскаленный кончик к правому боку.

Хэй завопил: никакая боль из ранее им испытанных не шла в сравнение с этой. От крика его, казалось, зазвенели оконные стекла. Заратец отпрянул. Отступил, ошарашенный, и сам мучитель.

– Дрючок, ты чего? Я ж только начал, – быстро пришел в себя Заур и двинулся с раскаленным прутом на пленника.

Теперь Хэй уже хорошо представлял, чем грозит ему новое соприкосновение с «интересной вещью». Лицо его исказилось от ужаса, невольно потекли слезы. Словно беспомощный зверь, он забился как можно дальше в свой закуток.

Бородач медленно приближал свое оружие к телу пленника, будто упивался страхом, что овладел Хэем.

– Заур, лядь! – неожиданно прогремел знакомый голос.

– Капитан… – от испуга дикарь обронил железяку, чуть не угодив ею по ступне Хэя.

– Вон! – зло процедил командир.

– Капитан, я… – потерял задор истязатель.

– Вон! – заорал на него Рон, и тот, опустив глаза, поспешил удалиться.

Хотя чуть ранее Хэй мечтал сокрушить дикарского командира, в ту минуту он был ему безмерно благодарен. Непослушные слезы все еще лились по щекам, дрожь колотила его, зубы постукивали. Бок нестерпимо жгло.

Рон неспешно поднял железный прут, отошел к стене и погрузил его обратно в жаровню. Вернувшись, он занял свое прежнее место на стуле.

– Имя у тебя есть? – без толики сочувствия медленно вопросил он.

Пленник с готовностью закивал.

– Хэй, – дрожащим голосом произнес он.

– Так больно? – словно удивленный реакции заратца, поморщился капитан.

– Д-да… – жмурясь от дикой боли, выдавил Хэй.

– Понятно. – Рон встал. – Сейчас я тебя подлечу, и ты мне все расскажешь. Договорились?

Узник не возражал, хотя и не до конца представлял, что значит «подлечу».

– Совместим тогда.

Капитан отошел к дальней стенке, поворошил в шкафу, звякнуло стекло. Вернулся с наполненным до середины стаканом.

– Пей, – поднес он сосуд к губам пленника. – Это ослабит боль.

Хэй с готовностью выпил все содержимое, однако облегчения не почувствовал.

– Горькая, – понемногу успокаивался он.

– Кому как, – принюхался к стакану дикарь. – По мне так просто мерзкая. Так вот, – продолжал он, вновь отходя к шкафчику, – город, в котором ты жил… Как называется?

– Город? – все еще дрожал Хэй. – Про город не знаю, я жил в Зарате.

– Ясно. – Мужчина вернулся с бинтами, тряпкой и еще одной склянкой. – Сейчас потерпи, не дергайся. Гипохлорит, – поболтал он бутылкой.

Рон сложил тряпку вчетверо, обильно полил ее из бутылки и приложил прямо на ожог. Хэй вздрогнул, ощутив сначала облегчение от касания холодной жидкости, а затем жгучую боль – уже от касания плоти тряпкой. Заратец настроил себя, что это как последнее силовое повторение, которое всегда дается через боль.

– Подержи тут, – отпустил тряпку Рон. – Скажи мне, Хэй, – он стал наматывать бинт на торс пленника, – сколько вас там вообще, в Зарате?

5. Без угля

Произошло это за семь дней до пленения Хэя.

В южном округе Слободы патруль милиции задержал хулигана. Молодой человек в богатых одеждах избил на улице девушку. Избил в кровь, прямо на глазах ошалевших прохожих. Сначала задержанного конвоировали в южное отделение, а уже оттуда – в центральное, к капитану слобожанской милиции.

Дело по всем признакам было пустяшное, и окружной начальник мог вынести приговор сам. Но он побоялся, поосторожничал.

– Кого убил? – скосился на задержанного и его конвоиров капитан, когда те заявились в его душный, прокуренный кабинет.

– Да никого! – задергался связанный по рукам юноша. – Шлюху проучил только.

– Молчи, – нахмурил брови начальник и потянулся за сигаретой.

– Молчать?! – возмутился задержанный. – Я молчать не стану!

– Бабай, успокой, – кивнул капитан здоровенному подручному, караулящему у двери.

– Эй, эй!.. – закудахтал молодой человек, да было уже поздно.

Огромный охранник всадил свой здоровенный кулак в живот преступника, и тот, не в силах вздохнуть, опустился на колени.

– Докладывай, – взор капитана остановился на старшем конвойном.

– Родион Иванович… – немало растерялся тот, – девку избил в Кулагинском… Шлюху. Повязали, в отделение привели… А Рузанкин к вам приказал.

– А сам что? – смотрел на того исподлобья начальник.

– Так ведь это… из Песковых он, – перейдя на шепот, поведал конвоир. – Младшенький.

– Лядь, и что с того?! – вскипел Родион Иванович.

Прибывшие, не понаслышке зная о суровом нраве капитана, непроизвольно попятились. Родион Брагин уже семь лет руководил слобожанской милицией и имел репутацию жесткого, порой до лютости строгого, но честного и справедливого начальника.

– Обратно везти, что ль? – нашел капельку смелости второй патрульный.

– Нет, – перестал гневаться начальник. – Свидетелей сколько?

– Человек пять.

– А побои?

– Не тяжелые и не легкие. Средненькие.

– На два дня в темницу, сто гривен девке и двадцать штрафа. Оль, зафиксируй, – не глядя в сторону молчаливой секретарши, приказал капитан. – А Рузанкину скажите, что если он ссыкло… Нет, передайте, чтоб завтра к полудню тут был. Сам скажу.

Мужчина уже махнул рукой, дабы посетители убирались, как вдруг молодой человек снова подал голос.

– Родион Иванович, – застонал, поднимаясь, он, – вы с отцом обсудили бы. Чтоб без темницы… Всегда ведь уговориться можно.

– Вот же дрючело, – нервно выдохнул капитан. – Еще тридцать штрафа за попытку подкупа. Оля!

– Уже пишу, Родион Иванович, – отозвалась кроткая, некрасивая лицом блондинка.

– Все, валите уже. И Пескову сообщите.

– Сука ты дрючная! – обозлившись, оскалился Песков-младший. – За сестренку свою не боишься? Нет?! А зря! – зло рассмеялся юноша, когда Бабай уже вел того к двери.

Здоровяк отреагировал незамедлительно, с силой вмазав голову паренька в полотно двери.

– Ты что, оступился? – нагнулся он к упавшему и, приподняв того, с силой приложил лицом о деревянный пол. – Осторожнее, дурачок! Поранишься же.

– С Устиновым посади, – с трудом сдерживая ярость, крикнул им вслед капитан.

Не было ничего столь для него раздражающего, как угрозы в сторону младшей, по большому счету совершенно беззащитной сестры. Подчиненные, что давно с Родионом работали, хорошо о том знали, потому Бабай и не побоялся приложить юноше.

Преступника увели, а в кабинет проскользнул лысоватый, в грязном пиджаке мужчина – один из следователей, работавших под началом капитана. Обосновавшись у начальничьего стола, он битый час излагал результаты своего расследования, однако Брагин, задав по ходу доклада несколько уточняющих вопросов, остался недовольным.

– Марат, ты тупица, – затушив очередную сигарету, заключил капитан.

– Э-э… Тупица? – чесал крючковатый нос подчиненный. – Нет, совсем нет.

– Это был не вопрос.

Родион Иванович встал и, сунув руки в карманы, пошел кругом по кабинету.

– Доказательств нормальных не собрал… а парней троих обвинил, жизнь им готов загубить… И у меня почти час отнял. Для чего, лядь?! – процедил он в конце.

– Так ведь все указывает… – не успел закончить следователь, как над столом начальника загорелся красный фонарь.

Это означало, что слобожанский голова срочно вызывает капитана милиции к себе.

– Завтра к утру, Марат, – недовольно вздохнул Родион, подходя к вешалке с пиджаком. – Или у тебя появятся доказательства, или пойдешь тюремщиком. Все, вали.

Через пять минут он уже сидел в милицейской бричке. Он мог бы взять и автомобиль – их было в отделении два и так получилось бы чуть быстрее – но капитан не любил трескотню мотора и вонь от выхлопов. К тому же кони, в отличие от машин, не ломались.

«Неужели из-за Пескова?» – раздраженно гадал Брагин.

Несколько раз на его памяти подобные казусы, когда голова выгораживал какого-нибудь отпрыска из богатой семьи, случались. Капитан был от того не в восторге, но принимал такие решения легко: окончательный вердикт по любому делу, если оно обжаловано обвиняемым, оставался по закону за головой.

«Каждый день то же самое, – на минуту забыв о делах, задумался он. – Несчетное число сумасшедших дней вроде этого. Зачем бы оно мне надо? – уже не в первый раз задавал себе этот вопрос Родион. – И если не это, то что взамен? Куда приложиться мне? – Тоже не в первый раз не найдя ответа, он грустно вздохнул. – Нет, просто надо выспаться».