Физическое воспитание

Она убирает направление от врача в карман рюкзака. Она помнит, как лежала в больнице, но довольно смутно, потому что тогда была совсем маленькой. Каталина не знает точно, сколько времени там провела. Две недели? Или месяц? Ей приходит в голову: а вдруг она долго лежала в коме, как бывает в кино, и такая высокая потому, что на самом деле она на три года старше, чем думает, и тогда в том, что недавно у нее произошло с отцом Сильвии, нет ничего страшного, ведь считается, что как раз такие волнующие вещи и происходят у взрослых женщин. Вот такая вот мелочь решила бы все ее проблемы. Каталина с радостью продолжила бы эту фантазию, в которой случайно оказывается совершеннолетней, но она знает, что это никак не повлияет на ее нынешнее положение: она потерялась в какой-то глуши и понятия не имеет, как вовремя попасть домой к ужину.

На дороге снова появляются машины – не поток, а так, тоненькая струйка, по одной через каждые пару минут. Каталина вытягивает правую руку почти перпендикулярно телу, выпрямляет ее и решительно поднимает большой палец. Она поедет автостопом. Она желает сама себе удачи, как будто возможность благополучно добраться до дома зависит от случая. В левой руке у нее вырванный из тетради листок – вдруг кто-то захочет отгадать, как в игре в виселицу, те буквы, которые она не смогла дописать из-за ручки. Каталина отвлекается размышлениями о том, почему игру назвали именно так – почему не выбрали распятие, или электрический стул, или просто какой-нибудь обратный отсчет, чтобы отмечать истраченные попытки угадать слово; с каких пор повешение стало развлечением и зачем она в школе научилась этой игре со своими и чужими казнями. Смерть ее не развлекает, Каталина на дух не выносит те фильмы, в которых герой рубит головы налево и направо, но ей впечаталось в память лицо Лоры Палмер в обрамлении полиэтиленовой пленки. Ей не разрешают смотреть этот сериал, зато трейлер она уже выучила наизусть. Каталина никогда не видела по телевизору ничего настолько красивого, и, хотя иногда она думает о том, чтобы умереть (но не раньше, чем выполнит хотя бы несколько пунктов из списка, который тщательно составляет), она уверена, что ее труп не будет выглядеть так красиво, как в «Твин Пиксе». Единственный способ самоубийства, который она для себя видит, – это выброситься из окна. Она живет на четвертом этаже, так что если упадет головой вниз, то лицо будет разбито до неузнаваемости. Придется его восстанавливать с помощью грима. Каталина воображает похороны, на которые придет весь класс, и никто не сможет отличить ее от остальных мертвых девушек из ужастиков, которые она так не выносит. Если бы ей хватило смелости прыгнуть из окна, она оставила бы предсмертную записку. Только не о том, почему это сделала, а о своем последнем желании – чтобы ей лицо оставили как есть. Тогда мама еще больше будет недовольна, она ведь старается вдолбить Каталине, что быть красивой очень важно и что это ее обязанность. У Каталины непримечательное лицо: не то чтобы в нем был какой-то изъян, просто черты в сочетании друг с другом ни о чем не говорят, и поэтому мама настаивает, что ей надо чуточку привести себя в порядок. «У тебя хороший рост, и тебе повезло иметь стройную фигуру, – говорит ей мама. – Если перестанешь горбиться и начнешь следить за собой, сможешь пойти в модели – только надо тебе научиться ходить на каблуках и отрастить длинные волосы».

Волосы – это для мамы самое главное. Прошлой зимой она даже купила Каталине щипцы со специальными насадками, чтобы можно было их и завивать, и выпрямлять. Пару лет назад волосы у Каталины начали меняться, и теперь их не расчешешь – приходится лезть с гребешком в душ и распутывать под тонкой струйкой воды. Мама, у которой волосы такие же, научила Каталину, что надо обернуть голову полотенцем и закрутить его набок, немного подождать, потом закрутить на другую сторону, и так пока они не высохнут. Но у Каталины они даже за два часа не высыхали полностью и только начинали пушиться, так что она обычно делала низкий хвостик, а если собиралась сидеть дома, что бывало нередко, то надевала шерстяную шапку, чтобы прижать самые буйные локоны. Щипцами она пользовалась всего пару раз – они волосы сжигают. Шевелюра у нее с каждым днем делается все более кучерявой и непослушной, но ей, разумеется, не хотелось бы умереть с такой короткой стрижкой, как сейчас: вдруг она вернется с того света, а привидение или зомби выглядит куда страшнее, когда у него длинные спутанные волосы. Наверное, поэтому Каталина в последнее время не так часто фантазирует о собственных похоронах; с такими волосами она скорее вызовет жалость, чем страх. Но все-таки она много думает о смерти и о том, чтобы находить красоту в грязном и низменном. Как раз из-за этого она и упустила последний автобус, на котором могла доехать до города.

По пути к остановке она наткнулась на собаку. Та валялась на боку с закрытыми глазами и раскрытой пастью и не двигалась. Каталине не было ни страшно, ни противно, но и слишком близко подходить она не стала. Только подобрала палочку, чтобы потрогать животное и убедиться, что ничем не может ему помочь. Она села на корточки рядом с собакой, подвинула ее палочкой и увидела, как собачий живот в одном месте сдувается, как будто она худеет на глазах. Каталина вспомнила про трех девочек, которых последние месяцы постоянно показывали по телевизору. Эти девочки помогли ей окончательно понять, что смерть – это ужасающий финал всего, что, умирая, – исчезаешь, перестаешь функционировать, перестаешь быть. Однако тут, глядя на собаку и десятки мух, вьющихся около ее морды, она пришла к другому выводу: да, мы перестаем быть в одном смысле, но в другом – нет (как же повезло ее родному испанскому, что в нем два глагола со значением «быть» – ser и estar!), и что собака мертва, но при этом есть, а исчезнет, только когда разложится. Хотя это просто фигура речи, потому что разложиться не значит исчезнуть: разложиться значит разделиться на части. Тело собаки дает кров и пищу другим существам, оно продолжает функционировать и после смерти, продолжает быть если не в одном, то в другом смысле, и, наверное, два глагола «быть» – все-таки не преимущество, а недостаток.

Заметив собаку, Каталина сразу огляделась в поисках следов, ведь след – это тоже часть тела, хоть и отдельная от него, и она тоже меняется и разлагается. Эта мертвая собака, попавшаяся ей на дороге, еще какое-то время пробудет не только на этом маленьком кусочке пространства, но и во всем, что успела съесть, потрогать, облизать, обнюхать с тех пор, как появилась на свет. Каталина не заметила бы ее, если бы мухи, кружившие около, не жужжали так громко. Ей пришло в голову, что так должна звучать смерть – как рой живых существ, как дребезжание гитары с выкрученными на максимум усилителями, как сотни парней и девушек, отрывающихся под «Smells Like Teen Spirit»[9], и сам подростковый дух, который после уроков физвоспитания отдает луком. Вонь совсем иного рода, чем тут, – вонь жизни. Ощутив запах гниения, Каталина тоже унесла с собой, в носу, частичку мертвой собаки. Как легко, оказывается, умирать вот так, зная, что никто никуда не исчезает, что тела просто рассеиваются вокруг, преобразуются и непрестанно смешиваются друг с другом, что смерть – лишь очередной процесс трансформации тела или самый щедрый этап в цикле нашей жизни. «Мы начинаем умирать с самого момента зачатия», – сказала Каталина мертвой собаке, но философского просветления хватило ненадолго. Снова проведя палочкой по собачьей спине, она вспомнила, как мужские руки гладили ее по коротким волосам, как его пальцы спустились от затылка к шее, как ей хотелось позволить отцу подруги обнять ее, вспомнила, как шепнула ему на одном дыхании: «Я насовсем осталась бы тут жить с вами всеми». Услышав «всеми», он мог бы догадаться, что, возможно, неправильно истолковал все эти знаки – то, как она на него смотрела, когда они посадили семена, или как по-детски смеялась над самыми дурацкими его шутками, или как постоянно приходила к ним в гости делать уроки вместе с Сильвией, – но он не пожелал остановиться, а приблизил лицо к лицу Каталины, прижал губы к губам Каталины, взял своей рукой руку Каталины… Нет, хватит. Первое слово, которое она после всего этого выдавила из себя, не открывая рта, было «предательство», хотя кто ее предал, она и сама не знала. В тот момент ей хотелось исчезнуть, испариться, пропасть. Но мертвая собака вернула ее к реальности, заставила вновь почувствовать себя живой.

Если бы Каталине предложили суперсилу, она выбрала бы умение останавливать время – чтобы никогда не опаздывать домой; она одна могла бы двигаться, а все остальные стояли бы на месте; и ничего, что эта способность сократит ей жизнь, – все равно ведь, если останавливать время, ее последний час настанет раньше, чем у остальных. Мысль о смерти ей не чужда: папа с мамой тыкают ее в это носом с тех пор, как ее впервые выписали из больницы. Тем более что она, как любая девочка-подросток, знает, что ее подстерегает куда больше смертельных опасностей, чем мальчика. Однако, невзирая на все усилия родителей, телевизора и вообще всего мира, где надо следить за каждым своим шагом, Каталина так и не разбирается, что или кто конкретно может ей угрожать. Она привыкла действовать импульсивно и потом сбегать из любой ситуации, как совсем недавно, не способная ни настоять на своем, ни даже повысить голос, ни в целом совладать со своим телом. Ей удалось только убежать прочь после нескольких минут ступора, которые сейчас кажутся бесконечно долгими. Поэтому она теперь оказалась одна в ожидании какого-нибудь шанса, который спасет ее шкуру, как уже бывало столько раз, ведь до этого момента весь ее опыт говорил о том, что она понятия не имеет, как предохранить себя от проблем, но, так или иначе, сумеет из них выкрутиться. Ее особый дар – это удача, та самая, которой она себе желает, чтобы поймать машину на дороге; та самая, что помогла ей, когда она в начале прошлого лета залезла на чужой участок.

Каникулы тогда только-только начались. Она гуляла с четырьмя мальчиками, с которыми познакомилась вне школы. Каталина еще не оказалась в одном классе с Сильвией и Гильермо. Мальчики уговорили ее пойти с ними, сказав, что в том доме живет двоюродный брат одного из них. Дом был огромный, белого цвета, и стоял посреди внушительного участка с бассейном. Увидев его вблизи, она еще подумала, что вряд ли может быть знакома с людьми, которые живут в таком красивом доме. Несколько минут они просто ошивались вокруг участка, и только когда мальчики тихо-тихо полезли через забор за домом, Каталина заподозрила, что никакого брата, пожалуй, и нет. Но все-таки полезла следом. Развалившись на лужайке, они достали из рюкзаков пиво. Она глотнула из литрашки, но только разок: пиво она не любила, тем более оно согрелось и горчило. Поначалу они шепотом напоминали друг другу, что нельзя ничего трогать или подходить к дому, а то сработает сигнализация, но потом двое сняли кроссовки, уселись на бортик бассейна и опустили ноги в воду. Еще один мальчик тоже разулся, но остался сидеть рядом с Каталиной. Он как раз ей нравился больше других; они почти не разговаривали, может, поэтому с ним было легко. Мальчики, мочившие ноги в бассейне, что-то со смехом ему крикнули, но Каталина не стала слушать и немедленно выбросила из лобной доли то, что все-таки уловил ее слух, как будто они говорили на другом языке. Тот, что сидел с ней, поднялся и тоже пошел к бассейну, а ее не позвал. Она так и не решилась снять кеды (тогда еще новые, без единого намека на дырку). Наконец повисла полная тишина, как будто на всех вдруг накатила тоска – как будто все они надеялись, что у них в жизни произойдет что-то более интересное, как будто ждали чего-то другого, когда решили забраться на чужой участок. Последний мальчик, единственный, который не разувался, углядел в траве баскетбольный мяч и пошел с ним ближе к дому, туда, где не было газона. Остальные просто наблюдали, как он бросал мяч об землю, а потом изобразил, будто закидывает его в баскетбольную корзину. Каталина, так и не спросившая ни о мнимом брате, ни о том, что они вообще тут забыли, встала и произнесла свое первое слово с того момента, как оказалась на участке: «Пойдемте». Те трое, что были у бассейна, вытащили ноги из воды и стали их сушить, перед тем как обуться. Прислушиваются к моим желаниям, подумала Каталина и почувствовала себя очень важной, но тут один из ребят спустил штаны и принялся мочиться в бассейн. Еще один последовал его примеру. «Пойдемте», – повторила она громче, чтобы мальчик с мячом тоже услышал. Тот глянул на нее, замахнулся мячом в ее сторону, и она неохотно расставила руки, чтобы его поймать. В последний момент мальчик развернулся и со всей силы запустил мяч в самое большое окно дома. Стекло не разбилось, а грохот удара потонул в визге сигнализации. Так разом было покончено со злосчастной тишиной, которую Каталина безуспешно прерывала своими словами. Теперь ребята вскарабкались на трехметровый забор с куда большей поспешностью, чем по пути сюда. Услышав лай нескольких собак, они заподозрили, что в соседних домах, несмотря на сезон отпусков, кто-то мог быть. Там тоже заорала сигнализация, будто шум передавался подобно вирусу, к ней присоединились крики соседей, грозивших вызвать полицию. Их приняли за воров. Взрослых воров. Четверо мальчишек ловко перемахнули через забор, как будто всю жизнь только этим и занимались. Каталине же, которая бегала медленно, через трехметровые заборы до этого не лазила и вообще могла целый день просидеть, не вставая с места, пришлось приложить небывалые усилия, лишь бы убраться оттуда поскорее, и она чуть не сломала лодыжку, неуклюже спрыгнув с такой высоты. Приземлившись по ту сторону забора, она не сразу смогла пошевелиться и только смотрела, мучаясь от боли, вслед убегающим вниз по улице мальчикам, пока они не скрылись из виду.

В то время она считала их своими друзьями и всюду ходила с ними, как в книжках Энид Блайтон, хотя сама не понимала, кто она – Джордж или песик Тим[10]. Каталина познакомилась с ними за несколько месяцев до этого на дополнительных занятиях для отстающих. Она как-то сразу с ними сошлась и начала впутываться в истории, которые ей на самом деле совсем не нравились, вроде того, чтобы скинуться на универсальный пульт для телевизора и ходить по барам, переключая каналы посреди футбольного матча, или воровать чипсы из бакалеи. Мальчишки постоянно находили новые дурацкие затеи. Каталина видела свое участие в этих безумных приключениях как некий обряд посвящения; она жаждала быть частью чего-то большего, стать единым целым с ними – с парнями из другого района, которые писают в чужие бассейны и ходят друг к другу в гости смотреть фильмы, когда родителей нет дома.

Однажды зимой, вскоре после знакомства, мальчики позвали ее посмотреть кино. Она с радостью согласилась, вообразив тихий вечер, когда они никого не будут донимать, а спокойно посидят перед телевизором, греясь у электрокамина. Она была не единственная девочка, которую пригласили: пришла еще соседка, чуть постарше них. Каталина впервые оказалась в доме у мальчика, и это было историческое событие – раньше она дружила только с девочками, впрочем, как и большинство учениц в женских начальных школах. Ее школа была из тех, где полагается ходить в форме и молиться перед началом урока. Там не было ни одного мальчика, но все наперебой старались им подражать, лишь бы заполучить главные роли в школьном театре, так что одна учительница в конце концов решила переделать все пьесы, чтобы там были только женские роли. «Девочка-с-пальчик», «Храбрая портняжка», «Кошка в сапогах».

В гостях у мальчика Каталина с любопытством оглядывала все вокруг, выискивая сходство с собственным домом. Перед ней была гостиная, увешанная разномастными семейными фотографиями. Все остальное, кроме этих фотографий, было бежевое, только разных оттенков: стены – светло-бежевые, кресла – темно-бежевые, стулья того же цвета, что и кресла, шторы – просто бежевые. Два дивана, тоже бежевые, были составлены под прямым углом друг к другу напротив телевизора, поменьше размером, чем дома у Каталины, а между диванами стоял маленький круглый столик с жаровней для обогрева ног, накрытый бежевой бархатной скатертью. Еще один диван, самый большой, стоял вдоль стены, а дальше был проход в коридор, ведущий к спальням. Над ним висели громадные фотографии первого причастия. Это ее не удивило – дом был очень похож на ее собственный, только с тем отличием, что у них фотографии с первого причастия Паблито занимали больше места на стене, чем Каталинины.

Соседка облюбовала себе кресло в сторонке, двое мальчиков сели на один диван, двое на второй, а Каталина устроилась одна на оставшемся. Ребята стали обсуждать, какой фильм посмотреть; все названия напоминали Каталине те переделанные пьесы с женскими ролями, которые придумывала ее учительница в начальной школе. Наконец мальчики, пересмеиваясь, определились с выбором и поставили кассету. Соседка то и дело возмущалась – что за гадость они смотрят.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Полли говорит, что у нее болит спина / Ей так же скучно, как и мне / Она застала меня врасплох / Меня поражает сила инстинкта (англ.). – Здесь и далее прим. пер.

2

Пер. М. Красовицкой.

3

В Испании август – традиционный сезон отпусков, когда многие организации работают в сокращенном составе или даже закрываются на весь месяц.

4

В Испании распространены католические школы, где общеобразовательная программа дополнена религиозным обучением. В первой половине 1990-х годов в Испании общее обязательное образование составляло восемь классов (с 6 до 14 лет). Далее можно было получать профессиональное образование (аналог наших ПТУ) или идти в среднюю школу, на так называемый бакалавриат, где учились три года; те, кто хотел поступать в высшие учебные заведения, после бакалавриата учились еще один год, в предуниверситетском классе. Каталина окончила восемь классов католической школы и теперь учится во втором классе бакалавриата.

5

Чтобы потушить паяльную лампу (англ.). Здесь и далее в этом абзаце приводятся строки из песни «Polly» (1991).

6

Это не я, вот тебе семя. Дай я подрежу твои грязные крылышки. Дай мне прокатиться, порежь себя (англ.).

7

Помоги-ка мне получить удовольствие (англ.).

8

Альбом рок-группы Red Hot Chili Peppers 1991 года.

9

«Пахнет подростковым духом» (англ.).

10

Персонажи серии детских детективов Энид Блайтон «Великолепная пятерка»: девочка Джорджина (которая любит мальчишеские развлечения, носит короткую стрижку и предпочитает, чтобы ее сокращенно называли Джордж) и ее собака.