Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман

Удивляло Варвика то, что в деревне совсем не видно женщин, хотя той ночью, когда самолет сел на острове, их было довольно много. Однажды он спросил Аши, где они, и тот ответил с некоторым удивлением, что они работают. Варвик расхохотался, чем удивил жреца еще больше. Вначале он пытался что-то записывать из своих наблюдений, но вскоре чернила в его ручке иссякли, а на острове он не нашел ничего, что могло бы заменить их, не писать же кровью, в самом деле! Еще несколько дней он развлекался перечитыванием заметок, подобных этой. «… Аши явно отличается от других, внешне – он, конечно, смугловат, но в целом, очень похож на европейца, – и внутренне: кажется, он единственный из всего племени умеет думать, не только чувствовать и наблюдать, но и размышлять. Видимо, он потомок тех людей, которые прилетали на остров и сделали этому дикому культу своеобразную прививку, заложив основу странного гибрида. Я стал учить Аши французскому, – по звучанию язык его племени ближе к французскому, чем к английскому, да и названия самолета, пилота, пропеллера – явно искаженные французские слова – «авьёни», «лёгланпиро», «селестехелис». Он запоминает все очень быстро. Теперь с ним можно почти свободно разговаривать. Я все хотел спросить его, что ему известно о первом появлении богов, да все не знал, как лучше сформулировать этот пикантный вопрос: «А скажи-ка мне, Аши, когда я прилетал к вам в прошлый раз и что я в тот раз делал, а то что-то я запамятовал!» Хм! Бог, страдающий склерозом! Прелестно! Наконец я исхитрился – попросил его рассказать предание о моем первом появлении, якобы, для проверки. Оказалось, это было не так давно, Аши сказал, что в деревне еще остался старик, который в тот раз видел бога своими глазами. Он совсем дряхлый и слепой, это, конечно, мне на руку. Навестив старика, я решил, что ему не больше пятидесяти, когда Боги прилетали, у него уже дети были подростками, значит, произошло это лет двадцать назад. Предание гласило, что бог спустился на землю на своем «авьёни» (самолете) вместе с «лёгланпиро» (великим пилотом). Они дали людям новую веру, учили, что те, кто будет заниматься «пелфикьёнима» (самосовершенствованием), условно, выполнять заповеди, близкие христианским, смогут всегда видеть бога и пилота перед мысленным взором, и обретут благодать и беспечную вечную жизнь. Правда, туземцы не вполне понимают, что христианам все эти блага обещаются не при жизни. Когда прилетевших вопросили, как поклоняться им, они ответили: «Делайте как мы». С тех пор появились новые обряды. Один, например, очень забавный, имитирует бритье лица опасной бритвой. Туземцы начисто лишены щетины, поэтому, наверное, бритье показалось им чем-то таинственным. Каждое утро мужчины собираются вместе, намазывают лица разведенной золой и счищают ее потом тростниковыми палочками. Считается, что это сохраняет их богоподобную красоту. Кстати, поскольку прибывшие на остров были мужчины, то местные мужчины возгордились, и с тех пор практически не работают, только в тех случаях, когда нужно совершить что-то общественно значимое – то, что женщинам не под силу, – они выходят на подвиг, потому что подвиг, это, конечно, прерогатива Бога, а мелкие будничные заботы – нет. Когда они улетели, появился самолет из тростника и взлетная полоса, оказавшаяся небесполезной для нас, надо отдать должное, устроена она как надо. Еще Аши рассказывал, что Бог дымной звездой убил обезьяну темных гор. Что произошло на самом деле, я так и не смог понять. Когда же бог и великий пилот покидали землю, они сказали, что если люди буду верить и бороться со злом внутри себя, то узрят второе пришествие. Веселые люди были эти бог и лёгланпиро! Насчет происхождения Аши – все покрыто мраком. Матери своей он не помнит, а отца никто не знает. Тот, кто был жрецом до него, говорил мальчишке, что он будущий великий пилот, а все великие пилоты, хоть и люди, но все-таки сыновья бога, так что придется, видимо, признать ребеночка».

Еще несколько страниц в таком духе – единственное, что можно было читать. Дальше шли слова, продавленные пером на бумаге, бесцветные, корявые… «Господи, я не создан для жизни робинзона! Сейчас у меня есть все, что необходимо, по их мнению, для безбедной жизни, мне не приходится ничего делать, не нужно защищать свою жизнь от диких животных и агрессивно настроенных людей, но мне настолько не по себе, что я начинаю завидовать погибшему Джойсу. Я мог бы научить их чему-то – но чему? Чем жизнь в нашей развитой цивилизации лучше? Разве только тем, что мы можем сесть в самолет и потерпеть крушение в таком месте, где об этой цивилизации никто не знает. Мы поклоняемся различным богам – кто тщеславию, кто жадности, кто ненасытному разврату, мы затмили себе глаза внешними атрибутами счастливой жизни, но они не помогают нам избавиться ни от болезней, ни от старости, ни от тоски. Мы умеем читать и писать, мы накопили огромный свод знаний, но, по большому счету, идем ли мы вперед, к чему-то светлому и высокому? Напротив, мы раздуваемся вширь, и скоро, кажется, произойдет взрыв, который вернет нас, возможно, к нищенскому состоянию, к первобытности, только для нас это будет гораздо страшнее, мы отравлены нашим прошлым, нам из него не выкарабкаться».

Варвик уже не заботился о том, чтобы пиджак был не мятым, да и вообще предпочитал ходить до пояса голым. Он загорел до черноты, волосы его выгорели, и с каждым днем все больше отрастала борода. Через пару недель с той ночи, когда он попал на остров, он уже не мог видеть ни Аши, ни остальных, ни пейзаж, которым в первые дни так пленился. Он все время просиживал в хижине, много спал, а когда бодрствовал – полулежал на соломе, томясь о скуки. Он даже стал неумело молиться, чтобы Бог, в которого он раньше не верил, вызволил его отсюда или поскорее убил. «Хорош бог, – думал он после внезапного религиозного порыва, – бог, молящийся другому богу. Вот один из образов бесконечности. Бог, которому я молюсь, тоже кому-то молится и так далее. Скоро я сойду с ума». Но страха перед сумасшествием он не испытывал. Всепроникающая ирония и апатия заполнили все его существо.

Однажды во время таких раздумий он заметил, что Аши топчется снаружи, не решаясь войти. Он позвал жреца. Юноша с почтительным поклоном испросил разрешения обратиться к богу с вопросом.

– Ну что там у тебя?

– О, всеблагой! Не откажи нам в милости и ответь, как быть с праздниками, которые мы устраивали раньше по заветам предков?

– А что за праздники?

– Победа над обезьяной темной горы…

– Продолжайте праздновать, – прервал его Варвик.

– Значит, мы может готовиться к завтрашнему торжеству, – заключил юноша и, поблагодарив бога, вышел.

Вскоре вся деревня зашумела, зашевелилась, наполнилась радостным духом. Это продолжалось до темноты. Понемногу суета снаружи утихла, поселок словно вымер, как это всегда бывало по ночам. Варвик слышал, что неподалеку разговаривают Аши и Зыш. «А ведь я до сих пор не понимаю их языка», – подумал он, и снова с горечью осознал, насколько он стал другим. Человек, увлекающийся историей культуры, знающий шесть языков, интересующийся древними религиями, попав в такой уголок земли, который можно назвать раем для исследователя, совершенно забывает о своих прежних пристрастиях. Его не волнует ни культура, никем не исследованная, ни незнакомый очень благозвучный язык, ни диковинный культ. Ему на все это наплевать, он думает только о том, как бы поскорее выбраться отсюда или сдохнуть! Как можно одержать победу над обезьяной темной горы, когда сам превращаешься в примата? Он встал, прошелся взад-вперед по хижине, потом кликнул Зыша. Тот неуклюже заспешил к нему. Подошел и Аши. Действительно, без него было не обойтись.

– Скажи Зышу, чтобы принес мне две палки, одну длинную, – он показал «до уха», – другую немного короче и веревку. Аши удивленно передал другу приказ, Варвик отпустил обоих. «Ну, загадаю вам загадку», – усмехнулся он в отросшую бороду.

____________

Ашы догнал Зыша и вместе с ним отправился за священным тростником. Они выбрали стебли нужного размера и, помолившись срезали их. Вернулись и торжественно преподнесли Богу. Всеблагой отпустил их. Зыш уселся возле хижины. Часто они с Ашы проводили здесь целые ночи за разговорами о том, когда Бог вернется, и о тех переменах, которые он принесет людям. Но сейчас Ашы стоял, о чем-то тяжело раздумывая, а затем отрывисто произнес:

– Зыш! Иди спать!

Зыш в недоумении поднялся и, с упреком взглянув на друга, пошел прочь. Ашы немного посидел, прислушиваясь к тому, что происходит в хижине. Он не мог догадаться, чем занят Бог и не смел отвлекать его. Ашы неслышно зашагал к дальним хижинам. Добравшись до небольшого шалаша, слегка покосившегося и подпертого большой рогатиной, он тихо позвал:

– Нуш!

Внутри зашуршало, и показалась голова Нуш. Девушка, еще сонная, улыбнулась жрецу и взяв его за руку втащила внутрь. Ашы сел рядом с ней на пальмовые листья, служившие ей постелью. Девушка уткнулась лбом в его плечо и вдохнула глубоко и протяжно, как вздыхают, избавившись от чего-то мучительного.

– Нуш! – снова произнес Ашы, прижимая ее к себе. С того самого дня, как Бог спустился на землю, он лишь мельком виделся с девушкой и теперь понял, как его сердце истосковалась по ней. Она не упрекала его, все ее существо светилась таким счастьем, оттого что она вместе со своим Ашы, что юноша ругал себя, что так надолго оставил ее.

– Я не мог приходить к тебе, – сказал он, – но я скучал.

– Я тоже скучала, – ответила она.

Всю ночь они разговаривали, сидя друг напротив друга. За эти дни у них накопилось много того, о чем хотелось поведать. Уже начинало светать, когда Нуш, помолчав немного, произнесла тихо и торжественно:

– Ашы, попросил Бога, чтобы он разрешил тебе жениться на мне! Бог добрый, он разрешит, и мы будем счастливы.

– Нуш, это нарушает обычай… но мы завели теперь столько новых обрядов, что, возможно, изменится и этот. Я попрошу Бога завтра на празднике, – ответил Ашы и привлек девушку к себе. В эту минуту он услышал глас Бога, произнесший его имя. Он вздрогнул – длительные медитации и ночные бдения обострили его реакцию и сделали его нервным и страстным, как все истово верующие люди. Но больше всего этому способствовали те сомнения, что он носил в своем сердце. Он сомневался в Боге – это было для него самой худшей из мук. Однако, как только он оказывался не один, он защищал Величие Божества от любых покушений на него, и поэтому он сказал теперь:

– Бог все видит, даже когда спит, – и поспешно ушел.

Подойдя к хижине Бога, он заглянул внутрь. То, что он увидел, повергло его в изумление и священный трепет. Бог сидел почти голый, в свою одежду он облек связанные наподобие креста стебли священного тростника. Ашы никак не мог уяснить себе, что за обряд выполнял Бог, и хотел было спросить его об этом, но Всеблагой, опередив его, произнес:

– Ашы, принеси-ка мне воды, – и протянул жрецу миску из выдолбленной скорлупы ореха.

__________

Сам праздник Варвик помнил смутно. Еще в самом начале ему подали внушительных размеров плошку со священным напитком, и он махнул рукой на свое стремление выглядеть по-божески. Всеобщий галдеж и мелькающие в ритуальном танце тела уже представлялись ему не более чем бредом или сном. На все обращения к его персоне он отвечал благодушной улыбкой и фамильярный похлопывание по плечу. Теперь утром, лежа на соломе в хижине, он неторопливо разбирал воспоминания вчерашнего дня. «Интересно как я в таком состоянии победил эту несчастную обезьяну», – пробормотал он, поднимаясь на ноги. Он был в своем костюме, который за прошлую ночь успел отвисеться на импровизированной вешалке, а за нынешнюю опять стал похож на тряпку. Варвик снял пиджак и рубашку и вновь развесил их на кресте. Случайно задев щеку, он зашипел от боли – после того, как он умудрился перед праздником побриться без мыла, на коже появилось сильное раздражение. «Как же я теперь покажусь в деревне, – подумал он, – с такой-то рожей?» Он смочил ладони священным напитком, еще остававшемся в кожаном бурдюке, и приложил их к щекам. Защипало так, что он не знал, куда деться. Наконец, вылив на лицо целую миску воды, он успокоился и снова погрузился в размышления. Варвик пытался припомнить, что еще интересного было на празднике, и тут одно видение обожгло его – Нуш! Девушка по имени Нуш! Только ее он помнил пронзительно и ясно. Нет, она не просто понравилась ему – в его сердце, давно чуждом многих переживаний, разгорелась страсть. Ее светлая, почти как у белых людей, кожа, пышное облако волос с медным отливом, ее нежные черты, наивный взгляд – все в ней притягивало человека, уставшего от искусственных женщин, сотворенных цивилизацией. Он должен был немедленно увидеть Нуш.

– Аши! – позвал он, и жрец мгновенно появился возле хижины. – Пусть придет девушка по имени Нуш. Я хочу, чтобы она служила мне, – повелительно сказал Варвик, и Аши не замедлил повиноваться. Варвик нетерпеливо расхаживал по своему жилищу. Через несколько минут оба – жрец и девушка – стояли перед Варвиком. Он напустил на себя величественный вид и пристально посмотрел на них.

– Скажи ей, – обратился он к Аши, – что с этого дня она не будет работать, как все женщины, а будет служить мне.

Аши передал Нуш его слова, и та опустилась на землю перед Варвиком. Он велел ей подняться, девушка в священном трепете взглянула на него.

– Пусть приготовит мне еду, – строго сказал он, Аши передал волю бога, – а ты постарайся как можно быстрее научить ее моему языку.

Аши склонился в почтительном поклоне. Вскоре Нуш принесла завтрак, Варвик жестом велел ей сесть возле него и разделить с ним трапезу. Она смущенно повиновалась. Всякий раз, когда Варвик обращался к ней – объяснялся пока приходилось жестами – она смотрела на него с благоговением и счастьем, и ему казалось, что с ее личика льется в его сердце чистый свет. Весь день он не отпускал девушку от себя, развлекая ее мелкими фокусами, в каких ему была способна помочь цивилизация. Все – огонек зажигалки, открывающийся портсигар, к сожалению пустой, бритвенный станок – вызывало у нее восторг. После полудня они вместе отправились гулять, а когда вернулись, он вспомнил, что в его распоряжении целая гора сокровищ. Он нарядил Нуш в эти безделушки, чем она осталась очень довольна. Пока она была рядом, он то невзначай касался ее плеча, то брал за локоть, а когда надевал ей браслеты на руки и ожерелья на шею, его пальцы ласково проводили по нежной коже девушки, и волнение, оставленное где-то в далеком времени его первой любви, вновь воскресало и томило его.

Совсем стемнело, Нуш принесла ужин, и они вместе полакомились фруктами и зажаренным на костре мясом козленка. Варвик растянулся на соломе и глядел на девушку, раздумывая, оставить ее у себя или отпустить. Он слышал, как возле хижины ждет Аши. Весь день Варвика преследовало ощущение, что жрец следит за ними.

– Аши! – крикнул он, и когда тот вошел, сказал. – Девушка может идти. Пусть приходит завтра. «А тебя я куда-нибудь отошлю», – решил он, глядя, как они удаляются.

На следующее утро Варвик подозвал Аши и, осведомившись, как продвигается самосовершенствование жреца, сказал:

– Ты должен отправиться сегодня на дальний мыс, где мы недавно были с тобой, и там предаться созерцанию небесного пропеллера. Когда солнечный диск коснется краем моря, тебе будет явлено знамение. Ступай!

__________

Солнце стало красным и опустилось в море, но никакого знамения Ашы не было. Следуя странному приказу бога провести день за созерцанием небесного пропеллера, – а ведь он виден только ночью, – Ашы до позднего вечера просидел на гладком камне дальнего мыса. Теперь он встал и пошел обратно в поселок.

Какое-то предчувствие угнетало его, это началось еще вчера, когда Нуш вечером уходила из хижины Бога.

– Ашы! – воскликнула она. – Если я буду служить Богу, я смогу быть равной тебе. Мне бы только выучить его язык. Всю ночь Ашы обучал девушку словам этого языка, но в груди его уже поселились сомнения страшнее тех, что одолевали его раньше.

Размышляя обо всем, Ашы добрел до поселка и направился к жилищу Нуш у края леса. Возле него он увидел Зыша, который укреплял шалаш, чтобы тот не клонился набок. Нуш сидела на земле и болтала с ним, но голосок ее, прежде звонкий и беззаботный, звучал сейчас неуверенно, глухо. Ашы подошел и, присев рядом с девушкой, обнял ее. Нуш отстранилась, глянув на него испуганно и виновато.

– Нельзя трогать меня!

Молодой жрец резко поднялся и скрылся в лесу, когда густые заросли сомкнулись у него за спиной, Ашы бросился на землю и стал бешенстве кататься по ней. Внезапно до слуха его долетел уже ставший привычным голос: «Ашы!» Бог звал его, но Ашы по-прежнему лежал на земле. Зов повторился, юноша не двинулся с места.

Последние предрассветные часы Ашы посвятил медитации и утром, представ пред очи Всеблагого, вновь почувствовал, как благоговейная радость разливается в его сердце. Услышав тот же нелепый приказ, что и день назад, Ашы вновь отправился на мыс, убеждая себя, что будь он совершенен, он смог бы, как сказал Бог, узреть небесный пропеллер и днём. Однако тщетно он искал его на небосклоне. Солнце зашло, и Аши снова побрел в деревню.

«Моя любимая стала женой Бога, – повторял он про себя, – я должен быть счастливым, ведь она стала женой Бога…» И тут он первый произнес вслух самое страшное: «…если только это Бог!»

Прошло несколько дней, во время которых Аши не видел ни Бога, ни Нуш. Они почти не выходили из хижины, когда-то принадлежавшей жрецу. Юноше казалось, что вся деревня замерла в ожидании чего-то. Особенно это было заметно по женщинам: они перестали работать, наряжались в яркие одежды и дни напролет сидели возле своих хижин, негромко переговариваясь. В один из таких дней поселок огласили горестные вопли. Ашы поспешил туда, откуда они раздавались. Протиснувшись сквозь стену из спин, он увидел окровавленное тельце ребенка и плачущую над ним мать. Оказалось, мальчик упал с одной из прибрежных скал вниз на камни. Люди обратились к Ашы, требуя чтобы тот привел Бога, и жрец со всех ног побежал к его хижине. Он вошел, забыв даже испросить разрешения, и не замечая сидевшей на полу Нуш, крикнул, что народ призывает Всеблагого, чтобы он спас ребенка.

Бог вышел, и они вместе побежали – побежали, а не перенеслись! – туда, где лежал несчастный малыш, тот самый, которого Бог взял на руки в первый день пришествия. Люди поспешно расступились, пропуская их. Бог нагнулся к ребенку, и лица многих осветились надеждой, но Всеблагой лишь стоял, сжав руками виски.

– Это ужасно, Ашы, – пробормотал он. – Бедный мальчик!

– Сделай же что-нибудь! Верни ему жизнь! Ты, Бог! – закричал Ашы сквозь душившие его слезы.

Бог вздрогнул и отвернулся, затем, оттолкнув кого-то из женщин, ушел прочь. Ребенок испустил последний вздох, люди стояли вокруг него, подавленные смертью благословенного Богом дитяти и немилостью Всеблагого. Потом они разошлись, оставив мать оплакивать сына. Вечером Ашы помог женщине похоронить мальчика.

Ночь, спустившаяся на деревню, была на редкость черной. Ашы зажег давно уже забытые сигнальные костры вдоль взлетной полосы, затем подошел к Самолету и стал нагружать его вяленым мясом, фруктами, бурдюками с водой. Когда все было готово, он отправился в хижину Бога. Еще от входа он почувствовал сладкий запах священного напитка и услышал сонное дыхание Всеблагого. Ашы неслышно проник внутрь и, наклонясь над спящим, пронзил ему грудь тем самым ножом, которым убил когда-то испугавшую Бога змею.

____________

Варвик дернулся, хриплый крик вырвался из его горла, он хотел что-то сказать, но глаза его, едва открывшись, закатились, и на губах повис только глухой стон. Ашы вышел и направился к самолету, там он облачился в костюм великого пилота и уже забрался на крыло, но затем опять спустился на землю и вернулся к своей бывшей хижине, где оставил того, кого так долго считал богом. Осторожно, чтобы не шуршали пальмовые ветви, закрывавшие вход, он выволок бесчувственное тело и потащил его на взлетную площадку. Возле самолета Ашы присел передохнуть, он вгляделся в лицо, сведенное болью, и понял, что Варвик жив – он открыл глаза. Юноша как раз приподнял его, чтобы втащить самолет, и это, видимо, вызвало у раненого острую боль. Он застонал, но Ашы, не отвлекаясь на это, усадил своего полуживого пассажира. Потом великий пилот занял свое место и, в последний раз оглядев деревню, завел мотор. Озарение нашло на Ашы, он без труда разобрался в приборах и четко знал, каковы должны быть его действия, чтобы самолет поднялся в воздух. Развернув машину, он повел ее между сигнальных костров, и когда взлетная полоса оборвалась в море, Аши понял, что они летят. Он взял курс прямо на небесный пропеллер. Сзади неожиданно раздался голос:

– Как ты это сделал? Откуда… как ты узнал?

Но Ашы оставил эти вопросы без ответа, он прибавил скорости, мотор ответил ровным здоровым тарахтением.

В небе посветлело. Утро наступало совершенно безоблачное. Ашы сразу заметил, когда океан под ними сменился сушей. Он начал снижаться. Раненый пассажир немного пришел себя и тоже глянул вниз. Сначала Земля была сплошь дымчато-желтой и пустой, потом стали появляться небольшие кусочки зелени, а прямо под самолетом виднелась извилистая лента реки. Спустя некоторое время промелькнули небольшие группы строений, их сменили другие, более внушительные.

– Это же Египет! – воскликнул Варвик, – это пирамиды!

Действительно, это были пирамиды из светлого камня, и на вершине каждой из них Ашы разглядел самолет, сделанный из тростника и пальмовых листьев. Промелькнуло море, и вновь потянулась земля, сплошь зеленая, взрезанная кое-где зубцами гор. Вот показалось белое строение, имеющее форму круга, со бегающими внутрь ступеньками. В самом центре его, на полукруглой светлой площадке красовался собранный из сухих веток самолет. Вскоре земли стало почти не видно – она вся была покрыта домами, их крыши образовывали пестрый ковер, иногда в нем встречались проплешины, покрытые серым камнем. Одна странная постройка привлекла внимание пилота. Это был как бы скелет башни, он поднимался высоко в небо, а ноги у него были широко расставлены. На верхушке виден был уже знакомый самолет из веток. Варвик в ужасе оглянулся на оставшуюся позади Эйфелеву башню, увенчанную этим диким украшением. Холодные когти абсурда впились в его мозг, и он не мог вымолвить ни слова.

Снова потянулся океан, но вот показался небольшой остров, за ним другой, шире и длиннее. В отличие от первого второй был почти всюду покрыт ледяной коркой. На одной из скал Ашы заметил самолет, вероятно, он был из костей и обтянут кожей животных. Возле него – люди в одежде из меха, двумя ровными полосами горели огни. Ашы начал снижаться.

– Еще не время! – крикнул Варвик. – Летим дальше – в Америку!

– Нет! – твердо ответил Ашы. – Мы должны приземлиться. Ведь они ждут нашего возвращения!

В самой древней части

– Дориан! – послышался голос Мерля.

Книга была закрыта, между ее чешуйчатых страниц, переложенных кое-где листками из блокнота, была помещена в качестве закладки широкая черная лента, странный фолиант был поспешно убран в стол.

– Как ты себя чувствуешь?

– Получше, Мерль. Спасибо.

– Тогда пойдем ко мне. Я уже несколько дней жду, чтобы рассказать тебе…

– Что?

– Сейчас услышишь.

Мерль перевез брата в свой кабинет.

– В начале той недели мне позвонил странный тип. В конце недели я получил письмо. Ты болел, и я решил подождать… Сейчас я включу тебе запись разговора.

– До сих пор записываешь телефонные разговоры?

– Знаешь, иногда в них столько можно нарыть. Вот, послушай.

«– Алло.

– Мерль?

– Кто говорит?

– Ты меня не знаешь, но у меня есть для тебя что-то интересное. Это касается твоей сестры.

– Откуда ты говоришь сейчас?

– Из-под земли.

– Что это значит?

– Все просто – я нахожусь в подвале.

– В каком подвале?

– В необитаемом. Цоллерн же пока не все заброшенные здания в городе купил.

– Кто тебя сейчас слышит?

– Бог.

– Спасибо за комплимент!

– Тебе удалось заполучить мое расположение!

– Что за информация?

– О причинах убийства твоей сестры.

– Может, мы встретимся?

– Так сразу? Думаешь, я не изучил твои повадки, прежде чем звонить тебе? Нет, пока у нас будет секс по телефону.

– Ты боишься?

– Боишься ты, Мерль, поэтому и хочешь сцапать меня, чтобы попытаться выжать все, что можно. Но такой способ решить задачу тебе на пользу не пойдет – я умею молчать, когда хочу. И поэтому, чтобы не портить наши с тобой амуры, я не буду искушать тебя возможностью меня поймать.

– Что ты рассчитываешь получить?

– Процент, конечно?

– Какой и от чего?

– Ты задаешь так много ненужных вопросов, что не успеваешь слушать.

– Я слушаю.

– Твоя сестра была случайной свидетельницей того, как в старой-старой могиле нашли предмет огромной ценности, реликвию, принадлежавшую вашему роду. С этого момента твоя сестра стала очень мешать тому, кто хотел продать реликвию, чтобы поправить свое финансовое положение. Это ему сделать удалось.