скачать книгу бесплатно
Фани – мадемуазель из Удмуртии. Часть вторая
Алла Ромашова
На этот раз казанский сыщик, статский советник Лагунов отправляется в Ижевск, где опять встречается с очаровательной француженкой Фани Дюрбах, которая поступила на службу в дом генерала-губернатора Нератова. Статскому советнику предстоит найти похитителя секретных бумаг и раскрыть убийство. А Фани, как обычно, помогает сыщику в поисках, сама попадая в опасные ситуации. Между ними вспыхивают чувства, но что это – любовь или случайная связь? Писательница ЭКСМО Анастасия Туманова о главное герое и книге: "Очень интересен образ казанского следователя Лагунова, следя за расследованием которого, читатель может вспомнить и комиссара Мегрэ, и Эркюля Пуаро (а возможно, даже мисс Марпл). Линия расследования умело сочетается с любовной и исторической линиями, находясь с ними в полной гармонии и не позволяя читателю заскучать ни на миг".
Алла Ромашова
Фани – мадемуазель из Удмуртии. Часть вторая
Глава 1. Кража
– Беги-и-и…
Вода под Мишкиными ногами хлынула через земляную насыпь, и мощный поток ударил, ворочая и снося со своего пути ветки и бревна, старую телегу, мешки с песком – все, что накидали солдаты. Мишка успел вскарабкаться на вал. Сапоги, которые он бережно поставил на верхней кромке насыпи, чтобы не попортить, в мгновение ока исчезли в промоине. Рядом орудовали лопатами мужики, швыряя в быстрое течение комья земли и песок. Но ничего не помогало: вода стремительно рвалась вперед, ломая деревянную плотину. Еще немного – и нижняя улица города будет затоплена.
– Мужики, кидай, что под руку попадется! Хватай, что можно унести!
Рабочие и солдаты побежали по дворам, сгребая все, что попадалось. Взгромождали на себя мешки с мукой и зерном, короба с углем, тянули сундуки с утварью, ломали заборы. Бабы выли и падали грудью на добро, не выпуская. Мужики орали на жен: "Дуры, все одно под водой погибнет!" и сами тащили к промоине и сбрасывали вниз емкое имущество. Вода бурлила, поглощая скарб. Старший смотритель завода, обрусевший немец по имени Федор, командовал:
– Держись, братцы, подводы рядом!
Среди криков, воя людей и грохота взбеленившейся воды едва слышался тонкий старческий голос: старый удмурт с белыми длинными волосами и желтыми слезящимися глазами тряс посохом, стоя на валуне рядом с разрушенной плотиной, и кричал:
– Сазьт?ськи, окаянной! Азьпалзэ тодытыса веран быдэсмытэк – музъем усьт?ськиз. Шаман убиенный кыскиз ас понна – ваньмыз быремын[1 - Очнитесь, окаянные! Сбылось пророчество – разверзлась земля. Убиенный шаман тянет за собой – все погибнем!]. Гоните чужаков с земли удмуртской, если хотите остаться живыми!
Смотритель завода, перекрикивая шум воды, скомандовал:
– Убрать смутьяна!
К старику кинулись солдаты, подхватили его под руки и стащили вниз. Ноги «смутьяна» безвольно скользили по грязи, а рот все еще разевался, но криков уже не было слышно – старику двинули «под дых».
В конце улицы загромыхали долгожданные подводы с лесом. Мишка вздохнул с облегчением. Груженые телеги останавливались у края промоины, лошади испуганно били копытами и ржали. Их крепко держали за поводья по двое и по трое солдат, пока остальные скидывали в водоворот лес.
Вскоре все телеги опустели. Вода, наконец, отступила. Тонкие ручьи еще пробивались сквозь груду деревьев, мешков и скарба, но уже не грозили затопить город. Люди смогли вздохнуть спокойно.
Мишка огляделся: мужики вокруг чумазые, лиц не видно, половина – босые. «Сапоги жалко!» – подумал он. Когда теперь такие выдадут. На заводе Мишка без году неделя – а уже дослужился до сапог: получил обувку в благодарность за участие в установке на шпиль заводоуправления часов-курантов. Тогда он упросил мастера взять его с собой наверх. По винтовой лестнице добрались до площадки вокруг высоченного шпиля, на котором высился российский герб – двухаршинный золоченый двуглавый орел с тремя коронами, скипетром и державой, и широкими, в косую сажень, раскрытыми крыльями. Солнце отражалось от его блестящей поверхности, слепило рабочих. Мишка уселся, как петух на оградку, на самый край узенькой площадки вокруг башни, зацепившись ногами за ажурную решетку, и озирал окрестности, пока остальные водружали огромные часы, приклепывая их по металлу. В этом весь Мишкин подвиг и состоял. Вот так, ни за что, получил повышение до подмастерья и был награжден сапогами.
Зябко потирая одну босую ногу о другую, Мишка вспоминал, как год назад он вместе с конюхом Василием, получившим вольную от воткинского генерал-губернатора за помощь в поимке убийцы, прибыл из Воткинска на Ижевский завод. Завод поразил парня: пылали жаром доменные печи, лились лафеты, ковалось оружие. Работу начинали спозаранку – в пять. Заканчивали в сумерках. Спали в рубленых домах, на полатях, по шестеро, а в жаркие дни – на полу, на казенных суконных одеялах. Но зато имелись баня, сад и оружейная школа, где таких, как Мишка, мальчишек обучали оружейному делу: гравировке, токарной обработке дерева и металла.
Мишка по бревнам допрыгал до места ниже того, где водоворот утащил его сапоги. Там, в заводи, плавал смытый потоком мусор, промокшие вещи, хворост. Мишка длинной жердью поковырял глину, надеясь нащупать свою пропажу. Уткнулся во что-то податливое. «Никак, нашел!» – и принялся палкой подтягивать пропажу к себе. Когда до находки оставалось меньше аршина, он засунул руку в грязь, ухватился посильнее за что-то липкое и дернул. Сапог, издавая страшные вопли и разбрызгивая вокруг себя хлябь, дергался и вырывался из его руг. Мишка с испугу выпустил находку, плюхнувшись по инерции на землю. «Сапог» перевернулся в воздухе и оказался худым грязным петухом, едва не принявшим смерть в земляной жиже. Птица, вереща, бросилась наутек. А мужики, которые отдыхали на земле рядом, грохнули от смеха так, что даже командир ижевского завода Нератов Иван Александрович, наблюдающий за ликвидацией аварии с террасы генеральского дома, направил в Мишкину сторону лорнет, чтобы рассмотреть, над чем так гогочут рабочие.
Миловидная девушка в скромном, но элегантном платье изумрудного цвета, которое красиво оттеняло ее каштановые, уложенные в строгую прическу волосы, тоже наблюдала за происшествием на плотине из окна генеральского дома. Это была француженка-гувернантка Фани Дюрбах. Увидев Мишкин конфуз, девушка звонко рассмеялась, задёрнула тяжелые шторы и повернулась к своим ученикам. Перед ней за столом сидели мальчик и девочка лет двенадцати. Оба с одинаково светлыми кучерявыми волосами и голубыми глазами. Оба – похожие на ангелочков с миниатюр. Вот только характер у этих божьих созданий был совсем на ангельский. Пока гувернантка выглядывала в окно, Наталья опрокинула чернильницу на тетрадку брата, и огромная клякса залила его записи и стол. Анатолий, недолго думая, схватил листы сестры и бросил их поверх лужи. Когда мадемуазель Дюрбах повернулась к детям, ее ждала картина апокалипсиса: Наталья вцепилась в волосы Анатолию, а школьные тетрадки безнадежно промокли.
–Arr?tez ?a tout de suite, petits vandales ! Sinon, je vais appeler votre papa![i]
Дети враз присмирели и оторвались друг от друга. Фани устало махнула рукой – урок окончен.
Гувернантка взяла из вазы, стоящей на столе, яблоко, надкусила его и вышла из комнаты вместе с детьми, держа в руке ароматный плод. Вместе они начали спускаться по деревянной лестнице на первый этаж.
Навстречу гувернантке и её воспитанникам поднимался по ступенькам молодой человек в слегка потертой форме горного инженера, с темными вьющимися волосами, с носом-пуговкой, на котором сидели круглые очки. Все его лицо, манера близоруко щуриться, смотреть несколько в сторону от собеседника, вскидывая вопросительный взгляд, выражало уступчивость характера. А извиняющаяся улыбка на губах – доброту и щепетильность.
– Арсентий Петрович, здравствуйте! – ласково обратилась к нему Фани. Ее воспитанница присела в книксене. Анатолий наклонил голову.
– Здравствуйте, мадемуазель Дюрбах, – широко улыбнулся молодой человек. – Приветствую и вас, Наталья, Анатолий. Ваши занятия окончены? Что сегодня изучали?
Анатолий отвечал вдумчиво и не спеша:
– Сегодня была география, говорили про Америку и Новый свет. Я бы хотел поехать туда и своими глазами увидеть эту великую страну.
– А вы что скажете, мадемуазель Натали?
Наталье не терпелось побыстрее выскочить из дома в залитый солнцем парк. Она ответила скороговоркой, поглядывая в окно и теребя руками фалды на платье:
– Мне больше интересен наш край. И я бы с удовольствием посетила Санкт-Петербург. Когда вырасту, уеду к брату с сестрой, буду блистать на балах.
Анатолий скептически хмыкнул:
– Тебе бы все блистать. Останешься здесь, выйдешь замуж и будешь блистать где-нибудь в Сарапуле.
Наталья притворно засмеялась, словно брат сказал что-то ужасно забавное, показала ему язык и в одно мгновение скатилась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку и крича на бегу:
– Зато я буду с мужем путешествовать по Европе, а ты всю жизнь, как папенька, прослужишь на заводе!
Анатолий, сделал вид, что не слышит сестру, степенно поклонился горному инженеру и начал было спускаться по лестнице, но вскоре не удержался и помчался вслед за сестрой. Раздался крик и девчачий визг.
Фани закатила глаза.
– Тяжело вам с ними? – сочувственно спросил молодой человек.
– Уже легче. Когда я только приехала из Воткинска, они были совсем непослушными. Их учитель, месье Шарль, больше занимался собой и местными горничными, чем детьми. Сейчас, Натали и Анатоль стали гораздо лучше. Думаю, как повзрослеют, их ссоры закончатся. Вы к Алексею Ивановичу? Или к Софье Ивановне? Уверена, они будут рады вас видеть.
Девятнадцатилетняя Софья Ивановна Нератова и ее двадцатилетний брат Алексей несколько дет назад тоже были воспитанниками мадемуазель Дюрбах. Алексей Нератов успел отучиться в Оренбургском Неплюевском военном училище и приехал в отпуск перед началом службы по распределению. А Софья Ивановна изучала французский язык и говорила уже совсем без акцента. Оба сдружились с Арсентием Петровичем Прокопьевым, дворянином из обедневшего, но благородного рода, получившим образование в Петербургском корпусе горных инженеров и переведенным в Ижевск. Начальство ценило талант и изобретательность молодого инженера.
Арсентий Петрович покраснел и пробормотал:
– Да-с, к Алексею. На заводе кавардак, производство из-за потопа остановлено. Пока рабочие убирают воду из цехов, службу инженеров, чтобы под ногами не мешали, распустили. Оставили пару человек – наблюдать за ходом работ. Я смог вырваться.
Фани сделала вид, что не заметила смущения Прокопьева. И хотя она знала, что Алексея нет дома, но говорить об этом не стала и поспешила вниз, на крики детей, которые, впрочем, почти сразу превратились в смех, звенящий на весь дом.
Пока Фани, шурша платьем, спускалась по лестнице, дверь в дом отворилась, и в прихожую вошел немолодой, но приятный круглолицый мужчина в дорожном сюртуке. Он снял фуражку и передал ее старику-швейцару. Под головным убором обнаружилась плешь, которая, однако, даже молодила гостя, делая его облик завершенным и милым глазу. Мужчина подождал, пока старик щеткой сметет пыль с фалд запылившейся в дороге одежды, и, наконец, повернулся лицом к лестнице. Фани радостно вскрикнула, взмахнула руками, словно хотела пролететь оставшееся до прихожей расстояние и поспешила вниз. Яблоко выпало из ее руки, запрыгало по ступеням, докатившись до ног вошедшего. Тот расплылся в улыбке и поклонился, всем своим видом выражая радость встречи.
– Дорогая мадемуазель Дюрбах, здравствуйте! Я очень-очень рад вас видеть! – В голосе вошедшего чувствовалась взволнованность.
– Ах, Сильвестр Васильевич, как чудесно, что вы вернулись! Вас не было тринадцать месяцев! – Глаза Фани светились от счастья. – Слышала, что вас посылали в Пруссию. И еще говорят о вашем повышении!
– Как же приятно, что вы меня не забыли. Меня действительно не было в России. Как раз после нашего с вами совместного расследования случилась служебная командировка, по итогам которой меня повысили. Так что в этом есть и ваша заслуга. Хотя, когда мы расставались, вы, кажется, были сердиты на меня. Позвольте поцеловать вашу ручку! – Советник с улыбкой смотрел на девушку, любуясь ее ладной фигуркой и сияющим лицом.
Фани смутилась, но руку протянула. Мужчина прижал ее к губам.
– Ах, ваши руки пахнут яблоками. Этот запах не давал мне покоя все то время, что я не видел вас. – Сильвестр Васильевич поднял надкушенное яблоко и аккуратно положил его на столик рядом с зеркалом. – Так вы считали месяцы от нашей последней встречи? Могу ли я надеяться, что вы скучали по мне?
Легкий румянец проступил на щеках девушки. Она сделала строгое лицо и уже спокойным голосом ответила:
– Вовсе нет, господин Лагунов. Я скучала по нашим секретам и расследованиям.
– О-о-о! Вот этого я и боялся! – советник притворно схватился за голову, – Из-за это мне даже пришлось уехать в Пруссию!
– Вы все смеетесь! А то, что я здесь, служу в доме у генерала Нератова, вас не удивляет? – спросила суровым голосом гувернантка, но глаза её по-прежнему радостно блестели.
– Дорогая мадемуазель Фани, неужели вы думаете, что я не следил за вашей жизнью? Конечно, я знал, что вы оставили дом полковника, точнее, уже генерала Чайковского. И перебрались в Ижевск, к его превосходительству господину Нератову. Уж не за мной ли вы поехали? Мне было бы приятно! – Сильвестр Васильевич Лагунов подкрутил изящный ус.
Фани отвернулась и принялась рассматривать себя в зеркале, краем глаза поглядывая на советника: видит ли тот, как она хороша?
– Вы, Сильвестр Васильевич, нисколько не изменились. Зарубите себе на носу: я сама себе зарабатываю на жизнь, и сама выбираю, куда мне ехать. И уж точно – не за вами! Поклонников у меня и здесь хватает.
– Ничуть не сомневаюсь! Ну вот, мы опять принялись ссориться, как в старые добрые времена. Я бы с удовольствием продолжил нашу перепалку, но вызван по срочному делу, – мужчина перешел на заговорщический шепот, и Фани, поддавшись этому нехитрому обману, с любопытством уставилась на него. А Лагунов, словно и не замечая её интереса, суховато поинтересовался:
– Не подскажете ли, где генерал Нератов?
– Должно быть, на балконе, наблюдает за происшествием. Вы уже слышали?
– О промоине? Разумеется. Однако не думаю, что это могло послужить причиной моего вызова. Я буду рад поболтать с вами после моего разговора с генералом, а сейчас позвольте откланяться.
Лагунов лихо щелкнул каблуками и наклонил свою красиво седеющую на висках голову.
Фани, понимая, что эта битва ею проиграна, погрозила пальцем:
– Если вас долго не будет – я вас сама найду, и тогда вы не отвертитесь – расскажете, где были и что делали весь прошедший год.
– Жду нашей встречи, милая Фани.
Они разошлись: Лагунов поспешил по лестнице на второй этаж, а гувернантка, улыбаясь своим мыслям, прошла в столовую, где намечалась очередная драка между близнецами.
После повышения Лагунов носил чин статского советника. Его круг обязанностей расширился, и срочный вызов к командиру Ижевского оружейного завода вызывал некоторое беспокойство: значит, стряслось что-то из ряда вон выходящее. О приходе советника генералу доложила прислуга. Сильвестр Васильевич вошел в просторную гостиную с окнами от пола до потолка. Генерал находился на балконе вместе со своим помощником. Лагунов подошел к распахнутым дверям и откашлялся. Иван Александрович тотчас обернулся, и лицо его расцвело: пушистые усы поползли вверх, на мягких щеках образовались симпатичные ямочки, брови сложились домиком, а внимательные голубые глаза засветились весельем.
– А-а-а, рад вас видеть, господин статский советник! Проходите-проходите. Позвольте представить, – Нератов указал на красивого темноволосого человека, стоящего рядом, – поручик Болховский Александр Теодорович, мой помощник, правая рука, так сказать. Вы как раз вовремя – промоину уже заделали. Слава Богу, вовремя: вода едва не размыла низину. Болото[ii], где беднота селится, точно бы залило. Как добрались?
– Дорога была долгая, что и говорить. Думал, что останусь в Казани, но меня направили в Ижевск. И только я заселился в гостиницу – сразу же от вас нарочный! Что за срочность, думаю? Но, признаться, весьма рад нашей встрече: давно вас не видел. Всё вспоминал наш с вами вист. Уж как я соскучился по хорошей игре!
Иван Александрович подошел поближе и обнял гостя.
– Давно-с вас у нас не было! В карты мы с вами поиграем, конечно. И вы еще не видели мою новую фотографическую камеру, недавно выписал из Парижа. Слышали про такую? – генерал, не удержавшись, показал на громоздкий деревянный ящик на высоком штативе, за которым на столике аккуратной стопкой лежали металлические пластины – будущие отпечатки фотографий. – Я вам столько про нее расскажу!
– Да, я вижу. Ещё от дверей приметил! Как вам удалось ее раздобыть? Она же стоит кучу денег! Вы всегда отличались любовью к новшествам. Это изобретение Жозефа Ньепса, позволяющее делать дагерротипы. Я изучал эту технологию, но видел всего один раз. Буду рад познакомиться поближе с этим изобретением. Но ведь вы меня вызвали, Иван Александрович, не для того, чтобы вести беседы о технических новинках?
Губернатор помрачнел.
– К несчастью, не за этим. Я, как узнал, что вы в город присланы, сразу отправил нарочного за вами. Знаю, что у вас свое поручение по службе. Но, прошу вас, выслушайте. Говорить станем вот о чем… – Нератов шумно выдохнул, провел рукой по усам и махнул на кресла: – Присядьте. Разговор долгий. Из шестого отделения исчезли секретные бумаги под литерой «А». Они должны были попасть на стол военного министра. А теперь их нет. Пропали. Надеялся, что найдутся, но все перерыли – как сквозь землю провалились. Черт-те что!
– Вы хотите сказать – бумаги украдены?
– Ну … судя по всему, да! Ума не приложу, как это могло случиться! В секретном шестом отделе работают исключительно проверенные люди.
Нератов кивнул помощнику. Тот вытянулся в струнку и продолжил:
– Опросили всех до единого. Бумаги были зарегистрированы под исходящим номером и готовы для передачи с фельдъегерем. Но последним не получены, ибо исчезли. Секретари клянутся, что никто чужой в отделение не заходил. Да туда и не войдешь просто так. Требуется специальный допуск.
– А что за документы, насколько важны?
Генерал встал и неторопливо подошел к резному столику, на котором стояли графины с напитками. Достал две стопки, разлил прозрачную жидкость и предложил статскому советнику. Но Логунов отрицательно качнул головой.
– Не могу-с, на службе.
– А я выпью. У меня что ни день – происшествия.
Нератов выдохнул, опрокинул рюмку, поправил усы, а глаза прикрыл. Лагунов ждал. Наконец генерал потряс головой и, словно вновь вернувшись в этот мир, продолжил свою речь:
– Документы важные настолько, что Австрия, Бавария, Великобритания и Пруссия выплатили бы значительную сумму за них.
Лагунов не повел и бровью: ему и не с таким приходилось сталкиваться во время службы за рубежом. Помолчав, он поинтересовался:
– Ваше высокопревосходительство, а Вы сообщили о краже в полицию?
Нератов грузно опустился в кресло. Положил руку на сердце и, пожевав пухлыми губами, ответил:
– Нет. Если в течение трех дней мы не найдем документы, я доложу о краже своему начальству и, видимо, буду арестован.
Поручик побледнел, подскочил к генералу и налил ему воды из графина. Нератов уныло посмотрел на воду, которая явно больше была необходима встревоженному поручику, и выпил вторую рюмку водки.
– На вас вся надежда, господин Лагунов. Ваше правило – «Любое преступление можно раскрыть за три дня» – вся губерния знает. Я очень на вас надеюсь.
Лагунов кивнул и уточнил:
–Правило, о котором вы говорите, на самом деле звучит так: "Если думать, как преступник, то любое преступление можно раскрыть в три дня". Этому научил меня старик Архаров, бывший обер-полицмейстер Москвы, с которым я познакомился, когда гостил у приятеля, в рассказовском имении. Многому он меня научил. Талантливейший человек был! А сыщик какой! Однажды, ему пришлось искать вора монет из мясницкой лавки. По горячим следам был задержан молодой человек, который утверждал, что монеты – его. Архаров просто разрешил ситуацию: велел подать крутого кипятку и высыпал в него монеты. По поверхности воды тут же растекся животный жир. А принесенный кипяток так напугал преступника, что тот сам во всем сознался. Однако, – Лагунов взглянул на генерала: его лицо выражало нетерпение, – не время для воспоминаний. Как я понимаю, работать придется… э-э… неофициально?
– Да-с, в частном порядке. На завод вас доставят по вашему первому требованию. Пропуск со всеми уровнями допуска я вам выписал. Найдете документы – отблагодарю, но рапорт вашему начальству, к сожалению, отписать не смогу.
– Ваше высокопревосходительство, мы с вами вместе на благо Российской Империи служим. Но я ничем не смогу быть полезен, ежели не буду знать – что именно содержалось в тех бумагах? Что мы ищем?
– Что ж, я вам скажу.
Нератов приблизился к сыщику и наклонился к его уху.
– На заводе ведутся разработки по изготовлению зажигательных пуль и стволов для них[u1] [АР2]. Слыхали о таких?
– Слыхал-с. Такая пуля не бьет, а взрывается после попадания в цель? Ежели попадет в человека, то у него нет шанса, чтобы выжить. Антигуманно с моей точки зрения, хотя не мне судить. Это ж большая политика, так сказать? Но для нее еще и ствол нужен соответствующий, не так ли? Чтобы не ружье не разорвало в руках.
– Да-с. Все делается для защиты Родины. Упреждающая технология, если хотите. Но раньше все это считалось мечтами, а сейчас есть уже чертежи. Точнее – были, – сокрушенно вздохнул генерал. – А еще точнее – были и пропали чертежи зажигательных пуль. Что касается ствола – он еще в разработке, но есть серьезные подвижки. Эх, – генерал снова шумно втянул носом воздух, – с нашим изобретением мы были бы первыми в мире. Вот поэтому пропавшие бумаги так важны. Надеюсь, дальше Удмуртии они ещё не ушли: все причастные к изобретению – на рабочих местах, чужих в городе нет. Любые отправления почты я временно приостановил. Вы возьметесь за это дело, Сильвестр Васильевич?
Обычно строгий генерал просительно заглядывал в лицо статскому советнику. Лагунов ничего не оставалось, как утвердительно кивнул. Как он мог отказать старому приятелю, который когда-то способствовал его продвижению по службе? О том, что это дело могло быть связано с тем вопросом, ради которого он прибыл в город, советник говорить не стал, а вслух ответил:
