Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции, 1874–1920 гг.

скачать книгу бесплатно


Н. Н. Соловцов умер 12 января 1902 г.

Аскольдова могила – часть паркового комплекса в Киеве на склонах правого берега Днепра. По преданию, в 882 г. именно здесь новгородский князь Олег убил киевских князей Аскольда и Дира, причем Аскольд был похоронен на месте гибели. До 1809 г. над Аскольдовой могилой стояла деревянная церковь. В 1810 г. архитектор А. И. Меленский воздвиг на ее месте каменную церковь-ротонду, перестроенную позднее в виде паркового павильона. Вокруг Аскольдовой могилы до 1935 г. находилось кладбище, которое было одним из наиболее привилегированных кладбищ дореволюционного Киева.

Имеется в виду Русское драматическое общество (товарищество) в Киеве.

Подразумевается театральная традиция, существовавшая в Киеве до Театра Соловцова.

Панаевский театр в Петербурге (Адмиралтейская наб., 4) был построен в 1887 г. на участке, принадлежавшем инженеру путей сообщения В. А. Панаеву, под его наблюдением и при участии архитектора В. А. Кенеля. Театр, открытый в 1888 г., помещался внутри пятиэтажного дома, в котором находились также жилые помещения и ресторан. Высокий зал имел 4 яруса лож, галерею на 5-м ярусе и партер и мог вместить до 2500 чел. Названия Панаевский (или Бывший Панаевский) и Театр Панаева сохранялись, несмотря на перемены его владельцев. Одновременно театр носил названия действовавших здесь антреприз. В 1890 г. появилось название Театр Гинтер – по имени новой владелицы. С 1898 г. он назывался Фарс, с 1904 – Буфф, затем – Зимний Буфф, с 1912 – Русский драматический театр. В сентябре 1917 г. здание театра почти полностью сгорело и восстановлено не было.

«Сельская честь» – опера П. Масканьи в одно действие, либретто к которой написали Дж. Тарджони-Тодзетти и Г. Менаши по одноименной новелле и пьесе Дж. Верги. Премьера оперы состоялась 17 мая 1890 г. в Риме в театре «Констанци». В России она была показана впервые в 1891 г. в Москве итальянской труппой. На профессиональной русской сцене «Сельская честь» появилась в сезоне 1892–1893 гг. в Казани благодаря антрепризе В. Петровского.

«Нерон» – опера А. Г. Рубинштейна в 4 действиях (8 картинах) на французское либретто Ж. Барбье. Премьера оперы прошла 1 ноября 1879 г. в Гамбурге. В России «Нерон» был поставлен впервые в Петербурге 29 января 1884 г. силами итальянской труппы, на русской сцене – в Мариинском театре 31 октября 1902 г.

Спарафучиле (Спарафучилле) – один из героев оперы Дж. Верди «Риголетто», созданной в 1850–1851 гг. «Риголетто» – опера в 3 действиях (4 картинах), либретто которой написал Ф. М. Пьяве по драме В. Гюго «Король забавляется». Премьера оперы состоялась 11 марта 1851 г. в Венеции в театре «Ла Фениче». В России «Риголетто» был впервые исполнен артистами Императорской итальянской оперы в Петербурге 31 января 1853 г. Первое исполнение оперы отечественными певцами на итальянском языке состоялось 20 октября 1859 г. в московском Большом театре. На русском языке «Риголетто» прозвучал впервые в Петербурге 6 ноября 1878 г.

«Паяцы» – опера Р. Леонкавалло в 2 действиях с прологом на либретто самого композитора. Премьера оперы прошла 21 мая 1892 г. в Милане в «Театро даль Верме». На русской сцене она была поставлена впервые 11 января 1893 г. в Москве Товариществом И. П. Прянишникова.

«Самсон и Далила» – опера К. Сен-Санса в 3 действиях, либретто которой написал Ф. Лемер. Премьера оперы состоялась 2 декабря 1877 г. в Веймаре. В России ее исполнила впервые в 1893 г. в Петербурге французская труппа. На русской сцене премьера оперы прошла в Мариинском театре 19 ноября 1896 г.

В действительности австрийская императрицы Елизавета, супруга императора Франца-Иосифа I, была смертельно ранена в Женеве 10 сентября 1898 г. итальянским анархистом Л. Лукени. Что касается другого итальянского анархиста, Санте Казерио, то он 24 июня 1894 г. в Лионе смертельно ранил президента Франции М.-Ф. Сади Карно.

«Ревизор» – комедия в 5 действиях Н. В. Гоголя, первоначальную сценическую редакцию которой он написал в 1836 г., а окончательную – в 1842. Первые представления комедии по первоначальной редакции произошли 19 апреля 1836 г. в Александринском театре и 25 мая того же года – в Малом театре. В обоих театрах комедия неоднократно возобновлялась: до 1870 г. в Александринском и до 1882 в Малом – в первоначальной редакции, позднее – по редакции 1842 г.

«Женитьба, или Совершенно невероятное событие в двух действиях» – пьеса Н. В. Гоголя, окончательная редакция которой была впервые показана 9 декабря 1842 г. в Александринском театре.

«Лес» – комедия в 5 действиях А. Н. Островского, написанная им в 1870 г. Премьера комедии состоялась 1 ноября 1871 в Александринском театре.

«Поздняя любовь» («Сцены из жизни захолустья в четырех действиях») – пьеса А. Н. Островского, написанная в 1873 г. и впервые поставленная на сцене Малого театра.

Глава 2. Окончание гимназии. Университет (1893–1897 годы)

Кража экзаменационных тем в гимназии; радость освобождения от нее и сознание своего невежества. Первые впечатления от юридического факультета Киевского университета; профессора Ренненкампф, Пихно, Соколовский и Владимирский-Буданов; критическое отношение к утопиям. Переезд в Петербург; стильная красота столицы; похороны императора Александра III и венчание Николая II; увлечение молодым Царем. Восточный и юридический факультеты; влияние профессора Коркунова. Переход в консервативный лагерь. Недостатки программы и способов преподавания на юридическом факультете; узкоспециальный характер его и отсутствие национальных начал. Столичные театры и искусство. Государственные экзамены; кутежи в Киеве; выбор государственной службы.

Так Днепром и театром была заполнена лучшая часть нашего гимназического времени.

Наше отношение в гимназии к процедуре получения аттестата зрелости как к неизбежному злу ярко проявилось в обстоятельствах окончания нами гимназии, вызвавших по нашему адресу даже резко обличительные статьи в прессе. «Киевлянин»

объявил, что хорошо юношество, которое входит в жизнь ворами.

Дело в том, что главную часть экзамена на аттестат зрелости составляли у нас так называемые письменные испытания по древним языкам, математике и словесности. Тема испытания вырабатывалась в Управлении учебного округа

, для всех гимназий округа одна. Темы в пакетах за печатями округа хранились в окружной канцелярии и затем рассылались во все гимназии. Группа гимназистов нашего класса вошла в переговоры с одним ловким киевским евреем относительно похищения «тем»; сумма вознаграждения была условлена в несколько тысяч рублей и собрана по добровольной подписке; в нашем классе оказался один только юноша, да и тот первый ученик-зубрила, который отказался принять участие в нашем предприятии. Еврею с большим риском удалось остаться в Канцелярии попечителя Киевского округа на ночь под столом, вскрыть ящик стола, вскрыть пакеты, переписать темы и затем запечатать их наново и вообще привести все в порядок.

Таким образом, за несколько дней до экзамена мы знали, о чем потребуется писать, и все заранее подготовились. Один я, абсолютно не интересуясь древними языками, которыми я владел совершенно свободно, впал в какую-то непонятную лень; сочинение на тему «Поэт в произведениях Пушкина» решил написать с экспромта, а задачу по алгебре прослушал невнимательно, слабо усвоил ее разрешение и ограничился тщательным, чисто механическим подчеркиванием в сборнике логарифмов тех цифр, которые относились к задаче. Последнее обстоятельство и спасло класс от передержки всех письменных испытаний: учебник (сборник логарифмов) оказался старым, со многими другими кроме моих отметок; я в них так долго разбирался, что задача к сроку оказалась мною не решенной. По древним же языкам весь класс так одинаково хорошо написал работу, что, в связи с возникшими в городе слухами о краже тем, была назначена переэкзаменовка. Только добряк Григорович никак не мог понять, как могли стать известными ученикам темы, и возмущался назначенной переэкзаменовкой. Я помню, с каким трепетом все экзаменующиеся, застыв в молчании, ждали торжественного объявления тем директором гимназии; этому предшествовал осмотр печатей комиссией учителей; когда пакет подносился к окну и все внимательно осматривали печать, водворялась гробовая тишина; всеми владела мысль, не замечен ли какой-либо дефект в печати; затем ожидание, не надул ли еврей, та ли тема, которая была им нам сообщена. Все это само по себе издергало уже нервы гимназистов, а тут еще вторичное письменное испытание по древним языкам. Учителя поняли настроение экзаменовавшихся и не препятствовали на вторичном экзамене знатокам греческого и латинского языков открыто диктовать перевод; в числе этих знатоков был, конечно, и я; когда мы входили в актовый зал, то за меня держался гуськом целый хвост товарищей, человек в двадцать; за другими тремя-четырьмя классиками-специалистами тянулись такие же группы; рассаживались за столы все группы, имея во главе своего, так сказать, лидера-знатока; я диктовал перевод своему соседу, он писал и одновременно читал следующему и т. д. по определенной линии. Экзамен, конечно, всеми был выдержан блестяще, а я за классические познания получил, как обыкновенно, удовлетворительные отметки и по математике.

Ощущение свободы после окончания выпускных экзаменов с такой захватывающей радостной силой, как весной 1893 года, никогда, вероятно, не повторилось бы в моей жизни, если бы через 25 лет мне не пришлось испытать равносильного счастья при освобождении от большевистского ига

.

Окончившие гимназию узнавались на улицах по их сияющим физиономиям, даже если на них не было свеженьких студенческих фуражек; почти все в день выхода из гимназии закурили только для того, чтобы демонстрировать свое право курить на улице. Моя компания пировала по поводу получения аттестата зрелости где-то за городом, закончив кутеж на Жуковом острове близ Китаева

; не помню, по какой причине, я потерял свою компанию, кажется, потому, что был занят приобретением штатского одеяния, но вспоминаю, какое ужасное впечатление на другой день произвела на меня физиономия Володи Ковалевского, который заснул после пирушки в лесу, положив голову на муравьиную кучу; лицо его стало раза в три больше нормального и все было покрыто красными прыщиками; особенно ужасен был нос; в довершение эффекта щеголял он почему-то в красной турецкой фреске и с громадным мундштуком в зубах.

Кстати о моем собственном костюме: я так хотел поскорее забыть о форменной одежде, что решил приобрести себе не студенческий, а обязательно штатский костюм; с этой целью я отправился в еврейский магазин готового платья – Людмера на Крещатике, где приказчик, вероятно, убедившись в моей полной неопытности в деле мод, посоветовал мне приобрести единственную во всем магазине пиджачную пару чисто розового цвета. «Вам все в Киеве будут завидовать», – убежденно говорил он мне, и костюм был мною приобретен; такого костюма я, действительно, не только в Киеве, но и вообще нигде ни разу в жизни не встречал; я всю жизнь, до революции, берег на память жилет от этого первого моего штатского одеяния, самый же костюм утонул во время моих опытов плавания в одежде. К розовому костюму я не нашел ничего лучше, как приобрести синее пальто, желтую соломенную шляпу по названию «Здравствуйте и прощайте» (с двумя козырьками) и какой-то громадный пестрый зонтик; на глазах было водворено темно-синее пенсне, для большей солидности. Когда в яркий солнечный день я появился в таком наряде на Крещатике, большинство знакомых не отвечало на мои радостные поклоны: меня не узнавали и смотрели на меня с нескрываемым изумлением, а когда со мною встретилась моя тетка Леночка, она могла сказать только «ах», и ее добрые глаза исполнились слезами.

Но меня самого, при тогдашнем стремлении моем к протесту против всего общепринятого, костюм мой более чем удовлетворял; он был эмблемой всего моего настроения, созданного гимназическим формализмом и беспорядочностью моего миросозерцания.

Случайно отбившись в день окончания гимназии от своей компании, я провел вечер в скромном ресторанчике «Север» против оперного театра, один, за бутылкой дешевого вина. Одиночество ли, или реакция на первый бурно-радостный день свободы, но мне вдруг стало грустно; я стал сознавать, что закончена какая-то значительная часть моей жизни, что начинается нечто другое, новое и, быть может, ответственное. Я задумался над тем, как малы мои знания, и мысль о необходимости доучиваться преследовала меня, мешая отдаться непосредственному веселью. Вернулся я домой печальный и вскоре засел за учебники географии, истории и даже алгебры. Так я начал учиться… по окончании гимназии.

Что же в общем представлял я из себя на пороге университета? Довольно хорошее, по моему возрасту, знание литературы, особенно русской и Шекспира, весьма незаурядное знание оперной музыки, сильно развитое, благодаря литературе и музыке, чувство национальной гордости, скептическое отношение к современному общественному и государственному строю, вера в социалистические утопии, атеизм и сознание чувства долга по отношению к людям при одновременном стремлении ко всему экстравагантному, к какому-то «хулиганству» – вот, в общих чертах, как может быть охарактеризовано тогдашнее «я». Всем положительным я был обязан семье и внешкольным, так сказать, влияниям; всем отрицательным – влиянию, сознательному или бессознательному, современной мне системы обучения и воспитания в классических гимназиях.

Будущее мое «я» зависело при таких условиях от многих случайностей, предсказать его с уверенностью, мне кажется, было трудно.

Гимназия наша, в пределах даже выпусков моего и моего брата, дала и ряд абсолютно честных тружеников, полезных России, и несколько типов в стиле героев Максима Горького, и людей без всяких принципов и полезной общественной роли, и, наконец, такого нравственного изувера, как комиссар народного просвещения при большевистском режиме Луначарский

; зародыши будущего были во всех заложены еще гимназическим режимом, но развитие их в ту или иную сторону зависело от последующих влияний и, в частности, от университета.